(Тагор Р. Избранное: Стихи. Рассказы. Последняя поэма. Роман. - М., 1987)
Когда в 1912 году вышла на английском языке небольшая книжка стихов Рабиндраната
Тагора «Гитанджали» («Жертвенные песни»), положившая начало всемирной славе
поэта, - уже в 1913 году ему первому среди литераторов Азии была присуждена Нобелевская
премия, - мало кто за пределами Индии знал даже само имя того из ее многочисленных
народов, к которому принадлежал поэт, и его родины - Бенгалии. Огромная Индия
многим представлялась тогда чем-то относящимся лишь к сказочному прошлому человечества,
далекой периферией нынешнего мира. Между тем как раз в это время начиналось
предсказанное еще К. Марксом возрождение «этой великой и интересной страны…
которая является колыбелью наших языков, наших религий» [1].
Это было время, которое В. И. Ленин тогда же, в 1913 году, назвал «пробуждением
Азии», где «сотни миллионов забитого, одичавшего в средневековом застое, населения
проснулись к новой жизни и к борьбе за азбучные права человека, за демократию»
[2].
В Индии это начинавшееся пробуждение вызвало к жизни литературный гений, по
своим масштабам, по многогранности поистине равный титанам европейского Возрождения.
Тагор - прежде всего поэт, но он также крупнейший прозаик и драматург. Он композитор,
чьи песни поют на его родине и по сей день, а две из них стали национальными
гимнами Индии и Бангладеш. Он оригинальный живописец, портретист. Он философ-моралист
и педагог-просветитель. Он страстный политический публицист.
Кабигуру - поэт-учитель - так называли соотечественники Рабиндраната Тагора.
Слитые воедино художественное видение и духовное постижение позволяли ему возрождать
и нести в современный мир - говоря словами М. Горького - «глубочайшие проникновения
человеческого духа», которые Индия дала человечеству на протяжении веков. Древние
начала гуманистической культуры оживали в произведениях Тагора и, преобразуясь,
приобретали высокое значение именно потому, что он вдохновлялся освободительными
стремлениями и идеалами, которые рождала новая эпоха у него на родине и во всем
мире.
Как художник Тагор глубоко интимен, нередко целиком погружен в себя, как мыслитель
он прежде всего гражданствен. «Он не был политическим деятелем, - писал Джавахарлал
Неру о Тагоре, - но он слишком близко принимал к сердцу судьбу индийского народа
и слишком был предан его свободе, чтобы навсегда замкнуться в своей башне из
слоновой кости со своими стихами и песнями… Вопреки обычному ходу развития,
по мере того как он становился старше, он делался более радикальным в своих
взглядах и воззрениях» [3]. В этой яркой особенности
идейной эволюции Тагора отразилось прежде всего само бурное развитие общественной
и духовной жизни Индии. Вместе с нею в напряженных исканиях, многое переоценивая
и открывая для себя новое, он шел вперед.
Творческий путь Тагора (1861-1941) берет свое начало на рубеже 70-80-х годов XIX века, когда Индия еще только выходила из средневековья, а английская колониальная
власть в Индии казалась незыблемой, как незыблемым казался тогда большинству
буржуазный строй в странах Запада. Но какие огромные перемены суждено было увидеть
поэту у себя на родине и в мире в последующие десятилетия! В Индии на его глазах
из малочисленных и верхушечных объединений либерально-просветительского толка,
из стихийных, разрозненных восстаний вырастало организованное, массовое политическое
движение, и поэт-патриот, пробуждавший освободительные стремления, не дожил
всего лишь нескольких лет до освобождения родины. Тагор одним из первых в Индии
приветствовал Советскую Россию. Он радовался достижениям социализма и до конца
дней оставался другом нашей страны, которую он еще в 1918 году назвал «утренней
звездой, возвещающей зарю новой эры». Таковы события и перемены в мире, которые
совершались на протяжении этой долгой жизни и, если говорить словами Неру, обратили
«аристократа-художника в демократа, сочувствующего пролетариату».
Родина Тагора, Бенгалия, с ее главным городом Калькуттой, еще в XIX веке стала
центром начинавшегося пробуждения Индии. А в Бенгалии важную общественную роль
играла семья Тагора. Это были выходцы из древнего аристократического рода, крупные
землевладельцы-заминдары, которые занимались также и коммерцией, особенно дед
поэта Дварканат Тагор, наживший огромное состояние. Они принадлежали к числу
наиболее образованных людей тогдашней Калькутты. Сначала дед, а затем отец поэта
Дебендранат Тагор руководили обществом «Брахмо-самадж» («Общество единого бога
Брахмы»). Основанное в 1828 году зачинателем индийского просвещения и религиозным
реформатором Рам Мохан Раем, оно явилось первой в Индии общественной организацией
нового типа, хотя и носившей еще черты религиозного сообщества. Его участники
стремились реформировать религию индуизма, истолковывая ее в рационалистическом
и моралистическом духе, отвергали средневековые сословно-кастовые деления и
семейно-бытовые обычаи. Дебендранат Тагор, прозванный за свою ученость «махарши»
(«великий мудрец»), настойчиво подчеркивал, вслед за Рам Мохан Раем, культурную
самостоятельность индийцев, стремился противостоять их духовному порабощению,
слепому преклонению перед всем западным. Юный Рабиндранат учился дома, и, возможно,
решающую роль в его судьбе сыграло то, что, по желанию отца, обучение велось
на бенгальском, а не на английском языке, как было принято в образованных семьях.
Большое влияние оказывали на него философские и богословские дискуссии, которые
вел отец с друзьями, литературные и научные занятия старших братьев. Немало
времени мальчик проводил и в одиночестве. Сочинять стихи он стал уже с восьми
лет, и, когда ему исполнилось четырнадцать лет, его стихи и заметки о литературе
стали печататься. Семнадцатилетнему поэту уже принадлежали два сборника лирических
стихов. В 1877 году его послали изучать юриспруденцию в Англию, где он пробыл
два года, занимаясь, однако, главным образом литературой и музыкой. Вернулся
он на родину, так и не завершив юридического образования.
В 80-х годах Тагор становится общепризнанным поэтом Бенгалии. Он живет то
в Калькутте, то в родовых имениях, в деревне. Там ему открывается неповторимая
красота бенгальской земли, налитой изумрудной зеленью рисовых полей и пальмовых
рощ, искрящейся перламутровыми бликами бесчисленных речек и прудов, то ослепительно
сияющей в лучах буйного тропического солнца, которое словно растворяет голубизну
неба, то окутанной бушующей пеленой теплых ливней, когда кажется, что небо и
земля сливаются воедино. Тагор становится певцом Золотой Бенгалии. В деревне
постигает он народную жизнь, тяжкую долю крестьян. Поначалу Тагор видит в них
только несчастных, всеми заброшенных детей, но уже вскоре чувствует их тогда
еще дремавшую, но грозную силу. Он взывает к совести помещиков, но также и предостерегает
их, говоря, что они ходят «с динамитом в кармане». Он стремится как-то помочь
своим крестьянам - основывает кооперативное общество в надежде освободить их
от удушающей хватки ростовщиков. В 1908 году Тагор предложил сугубо утопический
тогда, но заглядывавший далеко в будущее план организации коллективного хозяйства.
Он уже был знаком с социалистическими идеями. Еще раньше, в 1893 году, он в
одной из своих статей популярно рассказал бенгальскому читателю о «социалистическом
идеале», а в частном письме того времени несколько меланхолически замечал: «Я
не знаю, достижим ли социалистический идеал более равномерного распределения
благ. Если нет, то воля провидения поистине жестока, а человек - несчастнейшее
из созданий».
В 1901 году Тагор основал школу и затем колледж в своем имении Шантиникетон.
В 1921 году колледж был преобразован в университет Вишвабхарати. Это свое начинание
Тагор противопоставлял школьной политике английских властей, которая, как он
писал, «насаждала раболепие».
Когда в 1905 году на улицы Калькутты впервые вышли демонстранты, Тагор шел
вместе с ними, и они пели его патриотические песни. В то же время он расходился
во взглядах со многими политическими лидерами национального движения тех лет.
Его не могла удовлетворить политика «петиций и просьб», которой еще с XIX века
следовали умеренно-либеральные деятели, но он не принимал и многих сторон возникавшего
нового направления - радикального национализма, в котором освободительные, по
существу демократические, стремления нередко сочетались с националистической
ограниченностью, возвеличиванием патриархальной старины и попытками превратить
религию, освящавшую пережитки средневековья, в национальное знамя. Он считал,
и не без оснований, что оба эти политических направления не ставят во главу
угла заботу о социальном раскрепощении народных масс. Однако собственная программа
Тагора - программа «созидательной деятельности» - была во многом либерально-утопичной,
а его позиция в отношении межпартийной борьбы, неизбежной во всяком крупном
общественном движении, не была свободна от индивидуализма «аристократа-художника».
Но даже эта сторона выдающейся личности Тагора имела свое особое значение, ибо
он требовал самоотверженности и честности. Недаром Ганди называл его «великим
часовым совести».
В 1930 году Р. Тагор приехал в Советский Союз и написал свои знаменитые «Письма
о России». Эта книга была запрещена британскими властями в Индии, потому что
рассказ Тагора о первой стране социализма звучал призывом к борьбе за свободу
Индии. И как завещание великого индийского гуманиста своим соотечественникам,
как основной общественно-политический вывод, к которому он пришел в итоге своей
долгой жизни, прозвучали в 1938 году его слова: «Будущее наше - в умении объединить
свои силы с теми силами на земле, которые жаждут положить конец эксплуатации
человека человеком и нации нацией».
В поэтическом творчестве Тагора, при всем разнообразии тематики, мотивов и
настроений, легко обнаруживаются две главные и противоборствующие темы. Одна
из них - преобладающая и ведущая - это тема приятия жизни во всей ее полноте
и наслаждения ею, неуемного восхищения красотой мира, высокого и вместе с тем
лиричного прославления счастья любви и добрых человеческих чувств. Уже на склоне
лет поэт говорил:
Я мира лик озаренный созерцал, не смыкая глаз,
Совершенству его дивясь,
Дыханье Лакшми из сада, где Вечная Красота,
Овевало мои уста.
Вселенной радость щедрую и вздохи ее скорбей
Я выразил флейтой моей.
(«Конец года»)
Творчество Тагора было вызвано к жизни, в сущности, таким же общественным
и культурным подъемом, который некогда совершился в Европе, а теперь наступал
в Индии, вопреки ее колониальному подчинению, когда средневековье и его идеология
стали уходить в прошлое. Именно характерный возрожденческий гуманистический
дух составил основу мироощущения Тагора.
Но возрожденческое, можно сказать, собственно тагоровское, утверждение радости
жизни, его оптимистическая вера просветителя в прогресс сталкивались с чудовищно
тяжкой действительностью народной жизни его родины, находившейся под изощренной
в своем эксплуататорстве чужеземной властью и вековым социальным гнетом, все
более сочетавшимся с буржуазным стяжательством общественных верхов, которому
покровительствовала эта власть.
Не удивительно, что наряду с возрожденчески-радостным приятием жизни в творчестве
Тагора сначала глухо и отдаленно, а затем все резче и настойчивее звучит иная
тема - тема демократического, гражданского протеста и сострадания. Порою слышны
ноты пессимизма, а иногда проскальзывает даже стремление уйти от общественной
действительности, которая вновь властно возвращает к себе поэта-гуманиста. Вдохновенный
певец красоты мира и счастья бытия, Тагор мог также сказать о себе, что в его
десне «радость и горе живут переменно». В ходе идейной эволюции Тагора обе эти
основные темы его творчества получали свое развитие, а радикализация гражданской
позиции поэта сопровождалась усугублением реалистического начала в его творчестве.
Одна из наиболее характерных черт поэтического творчества Тагора заключается
в том, что поток его мыслей и чувств как бы следует в русле традиционных представлений
о мире, исстари сложившихся в Индии, особенно в результате религиозно-реформаторских
движений средневековья. Однако на самом деле Тагор вливает новое вино в старые
мехи, и если это сказывается на вкусе вина, то и само оно с течением времени
крепчает.
Даже в период творческой зрелости поэта, особенно в широко известном поэтическом
сборнике «Гитанджали», написанном Тагором в пору его общественного одиночества,
создаваемые им поэтические картины природы и сокровенных человеческих чувствований
подчас словно окутаны дымкой религиозно-мистического настроения. Мир в них реален,
но он существует не сам собою, а как бесконечно разнообразное проявление особого
всепроникающего духовного начала. Это отражение традиционных представлений,
но они уже преобразованы поэтом. Духовное начало представляется в стихах этого
времени не как отдельно существующий верховный правитель и распорядитель - бог
в собственном смысле, а как сама жизнь, которой придается сокровенное божественное
значение. Понятия божества и жизни сливаются, переходят одно в другое, образуя
то, что он называл «джибондебота» или «божество-жизнь». Это давало повод многим
толкователям творчества Тагора, особенно на Западе, усматривать в нем носителя
мистического «света с Востока».
Между тем на деле, в этой своеобразной деистической оболочке - а она в дальнейшем
все более истончалась, - заключалось реалистическое и по существу диалектическое
понимание Тагором бытия, жизни как единого в своем многообразии, бесконечно
развивающегося процесса. Рассказывая о мыслях и ощущениях, которые были исходными
для философской лирики сборника «Журавли» (1916), Тагор писал: «Я был в Аллахабаде…
жил там очень спокойно, а вечера проводил, сидя на террасе. Однажды я вдруг
ощутил какое-то непрестанное биение во всем, что меня окружало. Это было поздним
вечером, и меня неожиданно охватило чувство, что все кругом течет, куда-то стремится
- невидимый поток творения, в котором звезды казались хлопьями пены. Я ощутил
течение темного вечера, озаренного сиянием звезд, и этот поток вечности глубоко
захватил меня. Я почувствовал себя в самой его стремнине. Так я начал писать.
А когда я начал, то одна вещь влекла за собой другую. Это было начало «Журавлей»
- течение невидимого и неощутимого потока…» Поэт словно проникает обостренным
чувством, мысленным взором сквозь кажущуюся неподвижность мира и непосредственно
постигает его вечное движение. Поэт воспевает жизнь прежде всего как великое
благо человека. Это и есть подлинный, а не потусторонний рай.
Ты знаешь, брат, где рай?..
Рай воплощен в моем горячем теле,
В моей печали, в нежности, в веселье,
В моей любви,
В моем стыде, в моем труде, в бушующей крови,
В волнах моих смертей, моих рождений,
В игре всех красок, всех цветов, в оттенках, в свете, в тени,
Он влился в песнь мою.
(«Рай»)
Если жизнь - великое благо человека, то человек - самое главное в жизни. Тагор
настойчиво утверждает самостоятельность и значение человеческой личности, ее
внутреннего мира как источника творческих сил. Человек не песчинка в океане
бытия и не орудие воли провидения. Он сам творец, и если божество - жизнь, природа
создает человека, то человек в своем творчестве идет дальше и его творчество
беспредельно.
Самозабвенное восхищение красотой мироздания природы в чем-то - скорее всего
именно в психологическом настрое - восходит к мотивам растворения личности в
самозабвенной любви к божеству, свойственным средневековой индийской поэзии
(«бхакти»). Но в стихах Тагора это прежде всего глубоко эмоциональное отношение
человека к реальному миру природы, который восхищает поэта своим совершенством,
влечет своими тайнами, рождает ощущение единства в многообразии. В его восприятии
природы - напряженный поиск и счастье открытия, а самое главное - бьющая ключом
радость бытия и щемящее сознание быстротечности жизни. Способность ощутить красоту
мира он называет своим самым большим богатством. Дать другим глубже и полнее
почувствовать красоту - это самый ценный дар, который он несет возлюбленной,
людям.
Богатство мое в зарницах, мерцающих нощно и денно.
Оно возникает мгновенно, исчезает мгновенно.
У него названия нет, но запомни его приметы -
Воздух вдруг запоет, зазвенят на ногах браслеты…
(«Подарок»)
Природа и человек в стихах Тагора предстают в единстве прежде всего благодаря
эмоциональному восприятию природы. С редким поэтическим проникновением Тагор
показывает, как радостные чувства и переживания - душевный подъем любви, буйная
игра жизненных сил юности, счастье познания и творчества - делают зрение человека
более глубоким и острым. Они словно выявляют для него скрытый смысл окружающего
мира и наделяют его красотой - «зажигают звезды».
Любовная лирика Тагора - это совершенно исключительное как по чувству, так
и по мысли вдохновенное славословие любви. Живой и естественный, то взволнованный
и волнующий, то утонченно лиричный, а иногда и совсем простой рассказ поэта
о влюбленности и любовных переживаниях свободно поднимается до высокого философского
обобщения и постижения прекрасного. Поэт показывает любовь как налетающий вихрь
чувств, который увлекает и сливает влюбленных воедино, срывая «покровы души»,
-
и уносит за пределы повседневности.
Буйствуй, стихия! Качни еще раз!
Вновь подруга со мной, не свожу с нее глаз.
Разбудил ее бури неистовый глас…
Налетай, ураган, сокруши, оглуши.
Все одежды сорви, все покровы с души!
Пусть она обнаженной стоит, не стыдясь!
Раскачивай нас!
Я душу обрел, мы сегодня вдвоем,
Без боязни друг друга опять познаем.
В безумных объятиях сплелись мы сейчас.
Раскачивай нас!
(«На качелях»)
Но порою его любовная песнь - сама простота и затейливость деревенской частушки:
Называется деревня наша Кхонджона,
Называется речушка наша Онджона,
Как зовусь я - это здесь известно всем,
А она зовется просто - наша Ронджона.
(«Мы живем в одной деревне…»)
Есть, однако, общее в многообразной лирике Тагора - это сознание бесценного
дара любви, который для поэта всегда нечто большее, чем любовные отношения двух
людей. Он говорит об этом просто и лирично.
Эмоциональный подъем влюбленности обостряет восприятие окружающего мира, и
любовь становится для поэта путем его радостного постижения, а счастливая иллюзия
влюбленных, которым кажется, что время остановилось, переходит в сознание вечности
самой жизни.
Где жизни теченье сливалось
С течением небытия,
Где время для нас обрывалось,
Однажды сошлись ты и я…
Как трепетно и неудержимо
Дыханье летит бытия,
Я понял, когда недвижимо
Сидели вдвоем ты и я.
(«Встреча»)
Высокая человечность любовной лирики Тагора особо проявляется в образе возлюбленной.
Здесь, как и везде, лирика и патетика живут нераздельно. Это «два потока» любви.
Один из них омывает любовная нежность, как омывает дерево «всем знакомая с детства
текущая тихо река», которая колышет в своих волнах «образ женщины самой обычной».
Другой ведет к океану, откуда восходит «величавая женщина - воплощенье моих
созерцаний».
Но есть у поэта и особая задача, прямо обусловленная социальной действительностью
его родины, - это отстаивание человеческого достоинства женщины, которое беспощадно
попиралось вековыми обычаями, а в приниженности женщины проявлялась и приниженность
человеческой личности вообще. Вот почему утверждение элементарных прав женщины
- начиная со школьного обучения девочек и права вдов на вторичное замужество
- еще в XIX веке стало характерной чертой передовой индийской общественной мысли
и литературы. В творчестве Тагора эта тенденция нашла свое продолжение и развитие
уже на новом уровне. Само осуществление тагоровского идеала любви немыслимо
без духовного человеческого равенства женщины с мужчиной. Певец женственности,
он смело называет свой идеал женского характера «мужественным», бросая вызов
традиционным представлениям. В целом творчество Тагора дает редкое по своей
поэтичности и многосторонности раскрытие женского характера. Кротость и духовная
сила («мужественность»), доброта и подвластность настроениям - загадочность,
мечтательность, «опускающая перо в настой печали», и величавая уверенность,
подвижность ума и артистичность - эти переливы и грани женского характера радуют
глаз поэта, словно игра драгоценного камня.
С годами поэт все настойчивее стремился к большей конкретности художественного
изображения, сохраняя, однако, свой лирико-философский подход. Так возникло
новое в создаваемой им поэтической картине мира, которая была скорее обобщенной
и романтически возвышенной, нежели конкретной и повседневной. Уже на склоне
лет Тагор находит связь былого с грядущим не только среди полей и лесов - с
редкой поэтичностью он открывает ее и в городской повседневности.
Стремление к большей конкретности изображения, очевидно, не было только вопросом
техники, как не было оно вызвано только дорогими для старого человека воспоминаниями.
Думается, что это стремление было обусловлено растущим интересом Тагора к повседневной
жизни простых людей, более глубоким осознанием ее значимости, отражало развитие
реалистического начала и гуманистической направленности его творчества.
Порою он, кажется, даже впадает в крайности, отнюдь не чуждые этому исполненному
жизненных сил и острейших переживаний человеку, вряд ли походившему на тот стилизованный
образ отрешенного мудреца, который в свое время получил довольно широкое распространение.
Поэт, прежде восстававший против повседневности как воплощения стяжательской
суеты, теперь видит в повседневности жизнь простых людей и стремится возвеличить
ее.
На протяжении всей жизни Тагор, называвший себя романтиком - «это мир романтик
создал, и реального в нем нет», - искал и находил свой путь в реальный мир народной
жизни, в тот мир, «что оборван, голоден и сир». Тяжкая судьба родины неизменно
и глубоко волновала поэта, он искал причины порабощения своего народа, пути
его освобождения и возрождения. Поначалу гражданская тема лишь отдельными прорывами
вторгалась в поэтическое творчество Тагора, а протест против национального гнета
и социального зла сочетался с просветительскими и либеральными иллюзиями, с
надеждами на силу моралистической проповеди, но впоследствии социально-политическая
проблематика широко переходит из его прозы и публицистики в поэзию и драматургию,
а гражданский протест подчас становится бунтарским.
Но если в те времена, когда индийское освободительное движение делало лишь
первые шаги, стремление поэта к раскрепощению родного народа представало лишь
мечтою, переходившей порою в мольбу, то впоследствии мечта сменяется уверенностью,
а мольба призывом к молодежи: «разбить алтарь рабства». Этот перелом виден уже
в стихах книги «Журавли», вышедшей в годы первой мировой войны. Тагор почувствовал
назревание исторических перемен в мире и у себя на родине. И хотя он еще очень
смутно представлял себе, в чем именно они будут заключаться, он горячо желал
прихода новых светлых сил, которые разрушат старый мир. Он хотел быть с ними,
этими силами.
Сбрось прах веков и ржавь оков!
Мир засевай бессмертья семенами!
В грозовых тучах ярых молний рой,
Зеленым хмелем полон мир земной,
И ты возложишь на меня весной
Гирлянду бокула - то близко время,
Приди, бессмертное земное племя!
(«Юное племя»)
Призывая покончить со старым миром, Тагор часто обращается к образу «игры».
Это один из излюбленных образов тагоровской поэзии вообще.
Не следует, однако, думать, что призыв Тагора к разрушению старого мира, громко
прозвучавший в поздний период его творчества, свидетельствовал о переходе поэта
на последовательные революционные позиции. Жестокая действительность революционной
борьбы подчас пугала и отталкивала его. Тут уже было не до «игры». Призывы крушить
старое (возмущенный гнетом религии и ее традиций, Тагор даже говорил, что был
бы не против разрушения индуистского храма и мусульманской мечети в Индии),
растущее сочувствие социализму сочеталось у него с унаследованным моралистическим
подходом к общественной жизни, включая идеи «насилия». Но главное все же состояло
именно в движении вперед, характерном для идейных исканий великого индийского
поэта. Это проявилось и в его подходе к понятию «свобода». Прежде, отвергая
традиционное религиозное понимание освобождения как аскетической отрешенности
от жизни, он видел утверждение свободы в приятии жизни, в избавлении от обветшалых
порядков и догм, в отказе от алчного своекорыстия, в достижении национальной
самостоятельности. Теперь, уже под конец жизни, Тагор в свое понятие свободы
включает и переустройство общества в интересах трудового народа. Он говорит
именно о борьбе за свободу, возвеличивает ее героев.
Свое естественное продолжение поэзия Тагора находит в его стихотворных пьесах,
среди которых особо выделяется «Колесница времени», произведение на редкость
совершенное по форме. Она лаконична, написана чеканным стихом с россыпью афоризмов
- здесь действительно словам тесно, а мыслям просторно. В этой пьесе Тагор поистине
«демократ, сочувствующий пролетариату». Первоначальный вариант пьесы был написан
в 1923 году, но Тагор переработал его в 1932 году. Это было уже после его поездки
в Советский Союз, и достаточно прочитать его «Письма о России», чтобы понять,
что вдохновило его на создание пьесы «Колесница времени».
В простых и ясных аллегориях Тагор передает и раскрывает весьма сложные общественно-политические
явления и понятия. «Колесница времени» - символ истории. Формальный источник
этого символа - знаменитая колесница храма Джаггернаута (Джаганнатхи) в городе
Пури. В дни религиозного празднества на нее водружается статуя божества, верующие
влекут колесницу по улицам, и, по слухам, бывали случаи, когда люди в исступлении
бросались под ее колеса. Но Тагор отнюдь не стремится представить историю лишь
неким Молохом. Тагор убежден: движение колесницы, олицетворяющей прогресс, необходимо,
а традиционно литературный образ Джаггернаутовой колесницы он использует для
того, чтобы сказать, что историю всегда двигал трудящийся народ, по прежде он
неизменно оказывался под ее колесами, а управляли колесницей истории общественные
верхи: жрецы - брахманы, воины - кшатрии (феодалы), купцы и горожане - вайшьи
(буржуазия). Еще в 90-х годах прошлого века известный индийский мыслитель Свами
Вивекананда, как и Тагор, один из первых в Индии познакомившийся с социалистическими
идеями и называвший себя «социалистом», воспользовался наименованиями сословий
древнего индийского общества, чтобы популярно изложить мысль о последовательной
смене общественно-экономических формаций. Он говорил, что за властью вайшьев
- буржуазии - придет власть шудр - трудящихся, и с редкой прозорливостью предсказывал,
что это прежде всего произойдет в России. Этот же прием употребил Тагор для
раскрытия идеи социальной революции - основной темы его пьесы.
В мире эксплуатации и наживы «колесница времени» остановилась. «Взгляни! Ведь
все богатство - у богатых. А что в нем проку? Словно плод гнилой…».
Пора двинуть «колесницу времени» дальше - вперед, а для этого нужно ликвидировать
общественное неравенство. Верхи не хотят и не могут этого сделать. «Жрецы»,
олицетворяющие прошлое, тянут назад. «Воины»-аристократы и «богачи»-буржуазия
готовы расправиться с «шудрами» - народом, поднимающим голову. Но:
…Не укротят поводья
Бушующую ярость половодья!
Вот почему министр - буржуазный политик - говорит народу:
Мир - это вы.
Он движется, послушен вашей воле.
А то, что правим мы, - обман, не боле…
Впрягайтесь же, беритесь за работу!
А мы продолжим начатое вами.
Предводитель шудр отвечает, что теперь парод сам поведет «колесницу времени»
по новому пути. Устами Поэта Тагор говорит о шудрах - народе:
Они поймут, что могут править сами.
С ликующими криками тогда:
«Да славятся орудия труда!» -
Они вольются в войско к Балараме -
И в опьяненье он всколеблет мир!
Пьесу «Колесница времени» заключает призыв Поэта:
Проснитесь, вы, что спали до сих пор!
Кто спину гнул столетья - распрямитесь!
И здравица мудреца-саньяси:
Да славится великий новый век!
* * *
Тагор - крупнейший прозаик конца XIX - начала XX века. Он создатель жанра
рассказа в индийской литературе и именно в этом жанре достиг наибольшего художественного
совершенства как прозаик. Он также автор романов и повестей, которые поднимали
индийскую прозу на новую ступень как в ее художественном развитии, так и в ее
общественной значимости.
Лучшие рассказы Тагора можно сравнивать с классическими образцами, созданными
такими корифеями мировой литературы, как Чехов и Мопассан, - не лишне напомнить,
что Тагор начинал свой творческий путь, еще будучи их современником. Замечательное
искусство Тагора-рассказчика - тонкий психологизм и поэтичность, сочетание обыденности
и романтики, драматического и комического, мягкого лиризма с иронией и сарказмом
- позволяло ему изображать жизнь объемно, многогранно, в неизменном ее движении
и смене красок, в игре «света и теней». Вот почему рассказы Тагора столь неоспоримо
достоверны даже и тогда, когда речь идет, например, о романтических видениях,
являющихся налоговому чиновнику, который ночует в заброшенном средневековом
дворце («Голодные камни»), или когда сентиментальным рассказчиком становятся
каменные ступени на берегу («О чем рассказал берег Ганги»), а изящная сказка
превращается в обличительную аллегорию кастовой системы («Карточное королевство»).
Многие свои рассказы Тагор написал в конце 80-х и в 90-х годах, когда он подолгу
жил в деревне и близко узнал повседневную жизнь тогдашней провинциальной Бенгалии,
ее «средних слоев».
За редчайшими исключениями жизнь крестьян еще несколько десятилетий оставалась
вне зрения художественной литературы в Индии. Фабулу большинства рассказов Тагора,
как и его романов, составляют семейные отношения. Это имело свою историческую
обусловленность. Бедна, ограниченна общественная жизнь страны. Семья - едва
ли не единственная сфера, где проявляются личные взаимоотношения людей, раскрываются
чувства. Тагор тонко улавливает душевные движения, проникает в их потаенные
глубины, ему удается выявить большой смысл, казалось бы, скромных факторов жизни,
открывать красоту в обыденных проявлениях человечности. Таков, например, один
из лучших его рассказов - «Кабуливала», где непримечательная сама по себе история
дружбы маленькой девочки из бенгальского дома с уличным торговцем-афганцем проникновенно
раскрывает отцовское чувство и становится гимном ему.
Семейно-бытовые отношения становились также и ареной тех личностных коллизий,
в которых проявлялись более широкие общественные конфликты, когда начиналась
ломка патриархального уклада. Эти коллизии и привлекали главное внимание писателя.
Всей мощью своего таланта он вел борьбу против калечивших судьбу человека вековых
установлений и нравов, равно как и против сил чистогана, которые уже претендовали
на господство над этой судьбой. Фактически именно сочетание средневековых нравов
с растущим буржуазным всевластием денег, скрепленное колониальным режимом, закономерно
представляется в произведениях Тагора главным социальным злом, тяготевшим над
его родиной. Он показывает, как феодальный произвол облачается в новые буржуазные
одежды едва ли не так же, как многие помещики - в европейское платье, а стяжательство
прикрывается лицемерным благочестием.
Тагор, по существу, впервые вводит в бенгальскую литературу тему «маленького
человека» из так называемых «средних слоев». И нужно сказать, что подходит к
этой теме он по-своему, с надеждой. Несмотря на все свое одиночество и несчастность,
маленький человек в изображении Тагора отнюдь не только страдает, но уже начинает
протестовать. Пусть в своем протесте он еще представляется власть имущим всего
лишь ничтожным, как муравей, пусть его попытки защитить справедливость и свое
достоинство еще робки, но и в них уже есть признаки национального пробуждения,
назревающей борьбы за азбучные права человека, за демократию. Перед таким человеком
уже может замаячить проблеск личного счастья. Из «маленького» человека вырастает
новый человек, и недаром скромный деревенский священнослужитель, следуя исконному
чувству справедливости, пытается ценою собственного разорения защитить беззащитного,
а молодой учитель мечтает о подвигах Гарибальди, хотя время для них еще не настало.
В рассказах Тагора романтика вырастала из столкновений нового и старого в самой
что ни на есть повседневной жизни, которую художник-реалист видел глазами гуманиста
и демократа.
Как романист Тагор сложился позднее - в первом десятилетии XX века. Здесь
у него были предшественники, которые творили во второй половине XIX века, а
крупнейший из них - Бонкимчондро Чоттопаддхай - впоследствии стал известен и
за пределами Индии. В тогдашней бенгальской прозе преобладали так называемые
социально-бытовые романы и повести, отмеченные просветительской дидактикой.
Речь в них шла о подрыве традиционных семейно-бытовых отношений и уже проявлялся
протест против средневековых обычаев, угнетавших личность. Исторические романы
повествовали в духе романтизма, нередко еще примитивного, о героях средневековья,
а Бонкимчондро Чоттопаддхай уже писал о сопротивлении английским завоевателям
в XVIII веке.
Первые романы Тагора были историческими, но он считал их неудачными и вскоре
обратился к социально-бытовой тематике. Социально-бытовые романы Тагора несравненно
более психологичны и многогранны, чем произведения его предшественников. В них
он выступает с решительным осуждением гнетущих бытовых установлений, жертвой
которых была прежде всего женщина. Писатель стремится вызволить человека из-под
этого гнета и призывает признать за ним хотя бы элементарнейшие права личности.
Однако он не решается вести своих героев к бунту. Отчасти в этом проявилась
правда тогдашней жизни. Бунтарство еще только зарождалось в ней, а за бунтарскую
проповедь в этой именно области писатель скорее бы подвергся общественному остракизму,
нежели те немногие, включая его самого, кто преступал запреты. Дело в том, что
в условиях национального угнетения приверженность традициям нередко отражала
протест против этого угнетения, особенно на начальном этапе пробуждения национального
самосознания. Отсюда стремление передовых людей того времени, в том числе Тагора,
как бы исподволь реформировать унаследованные традиции. В первом своем получившем
широкую известность романе «Песчинка» (1902) Тагор показывает естественность
и благо любви юной вдовы, которая, однако, сама отвергает возлюбленного, ибо
обычай категорически воспрещает ей новый брак. Между тем Тагор устроил брак
собственного сына со вдовою. В романе «Крушение» (1905) он создает исключительную
ситуацию, в которой особенно наглядно проявляется противоестественность традиционных
порядков, когда жених и невеста должны вступать в брак, устраиваемый родителями,
даже не повидав друг друга, а случайное пребывание женщины в доме чужого мужчины
навсегда порочило ее. Только кораблекрушение позволяет героям романа следовать
своим чувствам, и только по незнанию нарушают они обычаи.
Если рассказы и большинство романов Тагора так или иначе отобразили обыденную
жизнь и быт бенгальцев, то два его наиболее известных романа «Гора» (1910) и
«Дом и мир» (1916) открывают перед читателем прежде всего духовную жизнь его
родины конца XIX - начала XX века. В этих романах Тагор по-своему переводит
на язык человеческой нравственности те социально-политические проблемы, которые
ставила поднимавшаяся борьба за национальное освобождение.
Роман Тагора «Последняя поэма» (1929) - произведение многоплановое, в котором
острая постановка социальных, морально-этических, философских вопросов сочетается
с мягким лиризмом и тонким юмором. В центре романа - двое любящих друг друга
молодых людей, Омито и Лабонно. В их судьбе отразились противоречия, порожденные
столкновением индийских социальных и культурных традиций о модернистской культурой
Запада.
Если попытаться обобщенно представить эволюцию общественных воззрений Тагора,
в которой отразились также и некоторые существенные черты развития передовой
общественной мысли его родины, то можно сказать следующее: от просветительских
идеалов и моралистической проповеди Тагор приходил к демократизму, включавшему
критику буржуазного строя, требование глубоких социальных преобразований и стремление
к союзу сил национально-освободительного движения с силами социализма.
Всем своим многообразным творчеством великий поэт-гуманист Индии возвещал
начало ее нового века, а всемирная слава Тагора по-своему свидетельствовала
о том, что, поднимаясь на борьбу за свободу и новую жизнь, эта страна многовековой
культуры вновь обретала важную роль в мировом развитии.
Литература
1. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е,
т. 9, с. 229.
