Следите за нашими новостями!
В. Н. Николаев
ВИКТОР ГЮГО - ВЕЛИКИЙ ФРАНЦУЗСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
(Гюго В. Собрание сочинений в 15 т. - Т. 1. - М., 1953. - С. 5-34)
Имя Виктора Гюго по праву стоит в одном ряду с именами лучших представителей
мировой культуры. Выдающийся писатель и общественный деятель, Гюго заслуженно
пользуется любовью миллионов людей. В своих прославленных романах он отразил
и мечтания утопических социалистов, и революционную бурю эпохи, показал силу
и слабость широкого демократического движения, развернувшегося во Франции в
XIX веке.
С глубоким уважением и любовью относится писатель к народу. Он сравнивает
его с океаном, что
…полон грубых сил и грации могучей.
Он вековой утес в песок громит порою,
Былинку он щадит. И пеною седою
Он хлещет до вершин, как ты, народ державный…
Но не обманет он волною своенравной
Того, кто, с глади вод очей не отрывая,
С надеждою стоит, прилива ожидая.
Гюго верил в этот великий прилив, в счастливое будущее человечества. Он встал
на сторону борющегося народа, воспел его революционный героизм, его высокие
моральные качества, трудолюбие и творческую одаренность.
Виктор Гюго родился 26 февраля 1802 года в городе Безансоне, в восточной части
Франции. Его отец, выходец из среды простого народа, сын столяра из Нанси, был
обязан своим быстрым возвышением французской революции. Участник подавления
контрреволюционного восстания в Вандее, капитан Сижисбер Гюго через несколько
лет стал бригадным генералом и инспектором наполеоновской армии.
Детство Виктора Гюго прошло в постоянных разъездах и странствованиях; Сижисбер
Гюго всюду возил с собой свою семью. Множество ярких впечатлений детства остались
памятными писателю на всю жизнь. Впоследствии в своих одах Гюго писал о "колыбели,
поставленной на барабан", о ночах, когда приходилось засыпать "под
звуки канонады".
Из Безансона семья Гюго попадает на Эльбу, с Эльбы - в Геную и Париж, затем
Рим и Мадрид, где Сижисбер Гюго получает высокий пост губернатора города. В
Мадриде Виктор Гюго учится в коллеже для молодых дворян, в Париже в дворянском
лицее изучает философию и математику. Увлекаясь литературой, он рано начинает
писать и в пятнадцать лет уже получает награду Французской академии за свои
юношеские стихи. Еще в те годы Виктор Гюго приходит к твердому убеждению посвятить
свою жизнь литературе.
Если отец будущего писателя по своим политическим взглядам - противник Бурбонов,
то мать Гюго, из богатой буржуазной семьи, - роялистка, активная сторонница
монархической власти.
Влияние матери на юношу-поэта усиливается модной в светских кругах литературой
реакционного романтизма. Виктор Гюго подражает произведениям Шатобриана, наиболее
видного реакционного романтика того времени, яростного противника революции.
Отвергая материалистическое учение французских просветителей и французскую буржуазную
революцию, Гюго в первом сборнике своих стихотворений "Оды и другие стихотворения"
(1822) воспевает монархические идеи и католицизм.
Два романа Гюго, написанные им в начале двадцатых годов: "Бюг-Жаргаль"
и "Ган Исландец" - первый опыт писателя в создании прозаических произведений.
Острая социальная тема "Бюг-Жаргаля" - восстание негров в Сан-Доминго
в 1791 году - превращается у Гюго в сентиментальную историю безнадежной любви
верного раба к своей госпоже, любви, развертывающейся на фоне кровавых жестокостей
восстания. Множество мелодраматических моментов значительно снижает важную социальную
тему. Однако Гюго оправдывает это восстание, считая его правомерным выражением
протеста черных невольников против их угнетателей-плантаторов. Вместе с тем
в эти годы еще сказывалось в творчестве Гюго его отрицательное отношение к буржуазной
революции конца XVIII века. В послесловии к роману можно видеть искаженное изображение
представителя революционного Конвента.
Во второй половине 20-х годов Гюго порывает с легитимистскими иллюзиями.
Поэт нередко обращается теперь к образу Наполеона. Если в годы увлечения монархией
он резко порицает его, называя тираном и узурпатором, "чей похищенный пурпур
обагрен королевской кровью", то уже в оде "Два острова", написанной
в 1825 году, рядом с изображением хора, проклинающего Наполеона за пролитые
"юной крови реки и реки материнских слез", есть и хвала "владыке
полвселенной", в которой поэт выражает восхищение военным талантом Наполеона.
Отношение Гюго к Наполеону в последующие годы было противоречивым: он часто
противопоставляет Наполеона узости и мелочному меркантилизму июльской монархии,
жалкой трусости и ограниченности буржуазии как выдающуюся яркую личность, как
полководца, высоко поднявшего славу Франции, и в то же время говорит о нем,
как о носителе тирании, деспотизма, которые в конце концов и привели его к гибели.
Причины, обусловившие разрыв писателя с идеями реакционных романтиков, приблизившие
его к народу, коренились в особенностях политической и социальной жизни страны.
Французская буржуазная революция нанесла решительный удар дворянству, но, как
известно, ничему не научила возвратившихся Бурбонов. Своей политикой они стремились
воскресить старую Францию. Недовольство политикой Бурбонов проявляется со стороны
рабочих крупных городов и самых различных слоев крестьян, буржуазии и офицерства.
К середине двадцатых годов среди буржуазной интеллигенции Франции широко развертывается
либеральное движение, появляются новые журналы и газеты, выражающие протест
против реакционной политики Карла X. Замечательные политические памфлеты Поля-Луи
Курье, стихотворения Беранже, завоевавшие огромную популярность, - все это были
веяния нового времени, расшатывающие восстановленный трон Бурбонов.
Общественному оживлению во Франции способствовало нарастающее освободительное
движение в других странах. Борьба народов Греции, Испании за свою независимость,
восстание декабристов в России, движение карбонариев в Италии - все эти факты
свидетельствовали о том, что никакие международные реакционные организации,
подобные "Священному союзу", не в силах остановить дыхание революции.
Возмущение масс реакционной политикой роялистов, свободолюбивые идеи современности
не могли не захватить молодого поэта и драматурга, который к тому же прекрасно
понимал, что с французским дворянством у него не было каких-либо существенных
связей. Он становится на сторону прогрессивного лагеря, борющегося против политических
реакционеров, яростно пытавшихся возродить феодально-монархический строй.
Еще до Июльской революции Гюго приходит к убеждению, что время старого режима
миновало: "сколько бы ни объединялись разные ультраконсерваторы, - классики
и монархисты, - в своем стремлении целиком восстановить старый режим как в обществе,
так и в литературе, - всякий прогресс в стране, каждый успех в развитии умов,
каждый шаг свободы будут опрокидывать все их сооружения" (Предисловие к
"Эрнани").
Результаты французской революции вызывали недовольство не только дворянства,
но и широких слоев народа: "…установленные "победой разума" общественные
и политические учреждения, - писал Энгельс, - оказались злой, вызывающей горькое
разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей" [1].
Реакционная политика Бурбонов приводила к тому, что революция снова "трепетала
в воздухе". Романтический пафос Гюго конца двадцатых годов - проявление
этой приближающейся революции.
Могучая фантазия художника, противопоставляемая сухим, логическим правилам
классической поэзии, сковывающим искусство, связывала писателя с живой современностью.
Гюго борется за новое искусство, приближающееся к реализму. В том и заключается
важная специфическая особенность демократического романтизма в европейских странах
первых десятилетий XIX века, что еще на ранней ступени своего развития он сыграл
большую роль в становлении реализма. Знаменитое предисловие Гюго к пьесе "Кромвель",
впоследствии названное самими же романтиками "скрижалями романтизма",
было не только романтическим манифестом. Оно во многом перекликается с требованиями
реалистического искусства. Написанное с большим вдохновением и страстью, предисловие
содержало свежие и глубокие мысли, приближающие литературу к правдивому изображению
действительности.
Относясь с уважением к выдающимся представителям классицизма - Корнелю и Расину,
гений которых сумел себя проявить, невзирая на сковывающие правила формальной
поэтики, Гюго подвергает резкому осмеянию и уничтожающей критике произведения
эпигонов, жалких подражателей форме и букве классицизма. Разоблачая лишенную
жизни литературу, Гюго тем самым наносил удар и по реакционному романтизму,
который нередко смыкался с эпигонствующим классицизмом не только политически,
но и эстетически. "Мученики" - воинствующее произведение, созданное
Шатобрианом в защиту христианства и монархии, было написано с ориентацией на
поэтику классицизма.
Гюго выдвигает принципы новой романтической литературы. Он требует отказаться
от искусственной гармонии, соразмерности, присущей произведениям классицизма.
В свободном сочетании контрастных явлений жизни Гюго видит могучий источник
развития искусства. Нет низких, недостойных искусства предметов. Шекспир - вершина
поэзии нового времени, драма его изумительна и должна служить примером мастерства
для писателей.
Искусству нужен живой язык жизни. Изысканный язык двора не может удовлетворить
требований новой литературы. Гюго любит и ценит язык как великое творение народа.
Смело и решительно вводит он в свои произведения речь простых людей, для него
нет низких и неблагородных слов: "Нет слов-патрициев и нет плебеев-слов".
В простом и богатом языке народа Гюго видел наилучшее средство приближения литературы
к жизни.
Если французские романтики с первых лет девятнадцатого века утвердились в
области художественной литературы, то в театре до пьес Гюго господствовала классическая
трагедия. Французский театр оставался цитаделью классицизма.
Дидро своей эстетикой и своей драматургией нанес мощный удар аристократическому
театру, но не лишил классическую трагедию того первого места, которое она в
нем занимала. Гюго это сделал. Его предисловие к "Кромвелю" и романтические
пьесы сыграли решающую роль в борьбе с классицизмом.
С чувством человека, освободившегося от пут, молодой драматург ломал и отбрасывал
правила, требующие строгих единств, уничтожал размеренное развитие действия,
вводил в свои пьесы новых героев из народа, сопоставлял честность низов с бесчестностью
двора. Гюго создал новый вид драматургии - романтическую драму. Драма "Эрнани"
начинала бой с классицизмом, она была "первым камнем здания".
Одна за другой появлялись пьесы Гюго, в которых он претворял принципы романтического
искусства. "Король забавляется" (1832), "Лукреция Борджа"
(1833), "Мария Тюдор" (1833), "Анжело" (1835), "Рюи
Блаз" (1838).
Белинский, внимательно следивший за французской литературой, писал: "Никогда
не проявлялось в Европе такого дружного и сильного стремления сбросить с себя
оковы классицизма, схоластицизма, педантизма или глупицизма (то все одно и то
же)… Во Франции явился Виктор Гюго с толпою других мощных талантов…" [2].
А. С. Пушкин также высоко ценил творческий дар молодого Гюго и его пьесу
"Эрнани". "Это одно из произведений современности, - замечает
Пушкин, - которое прочел я с наибольшим удовольствием".
Многие из пьес, поставленных Гюго в тридцатые годы прошлого века, сохраняют
свой интерес и обаяние и для зрителей наших дней. Возвышенные и благородные
человеческие чувства, мораль, близкая своей гуманностью любому простому человеку,
делают их ценными произведениями искусства.
Куртизанка Марион де Лорм бросает великосветское общество и уходит с "незнатным"
Дидье. Не добившись отмены приказа неумолимого Ришелье, она готова погибнуть
с любимым человеком.
Безобразный и жалкий королевский шут Трибуле в пьесе "Король забавляется"
потрясен гибелью своей дочери; мы не можем ему не сочувствовать, проникаясь
отвращением к порокам и разложению королевского двора и самого короля, погубившего
дочь Трибуле.
В пьесах Гюго проявилось большое гражданское мужество художника. Его герои
- люди из народа, отверженные "обществом" - противопоставлены миру
порочных аристократов.
К концу двадцатых и началу тридцатых годов поэтический дар Виктора Гюго значительно
окреп. Резко изменяется идейное содержание его стихотворений, новые темы, богатство
красок появляются в его стихах. Как бы в противовес меланхолическим произведениям
реакционного романтизма в поэзию Гюго врывается жизнь с ее волнующими и бурными
страстями. В колоритных и звучных стихах сборника "Восточные мотивы"
(1829) наличествует художественная игра "цветных великолепий": гаремы
и дворцы, лазурные купола минаретов, цвета моря и неба, кораблей и штандартов.
Но не ради "цветных великолепий" создаются эти стихи. Поэт выражает
в них свое отношение к борьбе греческого народа против турецкого ига, воспевает
мужество людей, отдающих свою жизнь за независимость родины.
Июльская революция 1830 года всколыхнула всю Францию. Восставший народ уничтожил
власть Бурбонов. На смену дворянам-роялистам к власти пришли представители французской
буржуазии.
Гюго с сочувствием отнесся к народному восстанию. Прославляя июльские дни,
поэт создает реквием павшим в борьбе за революцию, публикует восторженную оду
"Молодой Франции".
Несомненно, предреволюционным подъемом и самой революцией 1830 года можно
объяснить появление крупнейшего из всех произведений Гюго, написанных до пятидесятых
годов, - романа "Собор Парижской богоматери" (1831).
Сюжет, да и все повествование романа типично романтические: здесь и необыкновенные
герои, действующие в необыкновенной среде, и случайные встречи и узнавания,
и преувеличения, доходящие до гротеска.
Блестящий мастер искусно претворяет в своем творчестве выдвинутые им требования
колорита места и времени, рисуя старый Париж времен царствования Людовика XI.
Перед читателем - море крыш: шиферных, черепичных; купола и ажурные шпили,
вонзающиеся в небо; густая сеть причудливо перепутанных улиц, площадей, мостов;
улицы - узкие, страшные по ночам; площади: Правосудия, где судят преступников,
и Гревская, где их казнят. В разных планах, с разных сторон, даже с высоты птичьего
полета встает перед нами живописный средневековый город.
Пламенное воодушевление писателя распространяется не только на изображение
архитектуры Парижа: его зданий, соборов, мостов. Гюго показывает жизнь людей,
обычаи и нравы этого города, когда "не проходило недели, чтобы не сварили
фальшивомонетчика, не повесили ведьму или не сожгли бы еретика на каком-либо
из бесчисленных лобных мест Парижа".
Роман захватывает читателя сразу живым изображением шумного торжества в день
крещения. Картины, полные драматизма, следуют одна за другой. Над бурной, кричащей
жизнью царит Собор Парижской богоматери.
Писатель воссоздает этот непревзойденный памятник национального искусства
Франции с таким высоким творческим воодушевлением, что страницы его романа становятся
величественным гимном творческому гению французского народа.
Собор - сердце средневекового Парижа, сюда стянуты все нити романтического
сюжета. Гюго искусно пользуется приемами совпадения, случайных встреч, связывая
в один драматический узел судьбы столь различных людей. В неожиданных драматических
ситуациях романа много надуманного и искусственного, и тем не менее он захватывает.
Останавливает внимание богатое идейное содержание романа, и прежде всего -
демократизм писателя, в творчестве которого крупным планом выступает народ.
С сочувствием изображает Гюго мир отверженных. Простые люди выгодно отличаются
от мира знати. Образы капитана-аристократа Феба де Шатопер или Флер де Лис -
прямое олицетворение пошлости и эгоизма светского общества. Они "изящны
и бесчеловечны".
Бездомные обитатели Двора чудес способны на героизм: выступая в защиту Эсмеральды,
они мужественно идут на штурм Собора.
В картине восстания против духовенства и королевского суда, нарисованной Гюго
с большим темпераментом, живой кистью художника, увлеченного грозным народным
бунтом, ощущалось дыхание современности. Произведение Гюго приковывало читателя
своей социальной злободневностью.
"Собор Парижской богоматери" - произведение, типичное для Гюго и
по своей идее. В нем выражено характерное для Гюго мировоззрение, которое складывается
у писателя под влиянием учений утопического социализма. Любовь, добро, милосердие
представлялись Гюго этическим началом, способным преобразовать буржуазное общество.
Подобно последователям утопического социализма, исходившим из основных положений
французских просветителей, Гюго считает, что "каждый человек рождается
добрым, чистым, справедливым и честным… Если сердце его стало холодным, то потому,
что люди потушили его пламя; если крылья его надломлены и ум поражен, то потому,
что люди стеснили его в узкой клетке. Если он изуродован и ужасен, то потому,
что его бросили в такую форму, из которой он вышел преступным и страшным".
Гюго старается убедить читателя: спасти человека могут только любовь, добро,
милосердие; любовь всемогуща, чудотворна ее преобразующая сила.
В "Соборе Парижской богоматери" идея всемогущества любви и милосердия
одна из основных идей романа. Несмотря на трагическую развязку произведения,
в нем торжествуют добро и любовь.
Капля воды превращает прикованного к позорному столбу умирающего от жажды
Квазимодо в беззаветно преданного, способного на любые жертвы человека: "За
эту каплю воды, за эту каплю жалости я могу заплатить лишь всей моей жизнью",
- говорит он сжалившейся над ним Эсмеральде. Милосердие поднимает Квазимодо
до восторженной любви, из жестокого и озлобленного человека преображает его
в бесстрашного, гуманного героя, противостоящего огромной вооруженной толпе.
Уже здесь, в первом большом романтическом произведении Гюго, можно видеть
характеры, нарисованные пером настоящего реалиста. Мы имеем в виду образы фламандского
купца Жака Коппеноля и короля Людовика XI. Король Людовик XI, одетый в простую
и дешевую одежду горожанина, в старой засаленной шляпе "из самого скверного
черного сукна", окаймленной свинцовыми фигурками, настойчиво и последовательно
прибирающий к рукам французских феодалов, в изображении Гюго приобретает изумительную
живость и реалистическую многогранность.
Жестокая расправа с чернью дает полное основание философствующему по всякому
поводу поэту Гренгуару характеризовать Людовика XI с меткой иронией как благочестивого
тихоню, превосходно справляющегося со своим делом: одной рукой грабит, другой
- вешает. "У знатных отнимают сан, а бедняков без конца обременяют новыми
налогами".
Справедливым размышлениям Гренгуара вполне соответствуют взгляды Жака Коппеноля,
чулочника Гента, уверенного в том, что народ еще будет торжествовать, его час
не пробил, но он пробьет. Указывая Людовику XI на Бастилию, Коппеноль рисует
перед ним картину будущей революции: "Когда с вышины понесутся звуки набата,
когда загрохочут пушки, когда с адским гулом рухнет башня, когда солдаты и горожане
с рычанием бросятся друг на друга в смертельной схватке, вот тогда-то и пробьет
этот час".
Тридцатые годы для Франции были годами, когда ее простой люд, ее рабочие и
ремесленники все решительнее выступали в политической и социальной жизни страны.
Достаточно указать на знаменитое восстание лионских ткачей в 1831 году, выступления
парижских пролетариев в 1832 году, их баррикадные бои против июльской монархии
Луи-Филиппа.
Гюго явился одним из первых французских писателей, который поднял в те годы
острую тему социальной несправедливости, тяжелого положения эксплуатируемых
классов капиталистического общества.
В новых поэтических сборниках, изданных в тридцатые годы, "Осенние листья"
и "Песни сумерек", имеются стихотворения глубокого социального содержания.
В стихотворении "Размышления прохожего о королях" Гюго говорит о
всемогущем народе, твердо убежденном в своей силе.
Пируют короли. Меж тем под их ногами,
Как зыбкий океан под легкими судами,
Волнуется, бурлит, подобен бездне вод,
Непроницаемый для королей народ.
Поэт предупреждает королей, говоря об их незавидной участи:
Попробуйте понять, что вас в грядущем ждет:
Вы видите, народ час от часу растет…
Народ идет. Настал его прилива час.
Смывая прошлое, навек он смоет вас!
В сборнике "Песни сумерек" Гюго, озабоченный тяжелым положением
народа, требует внимания к трудящимся людям, голодным и нуждающимся.
Правители страны! Не лучше ль нам скорей
Заняться ранами и нуждами людей,
Воздвигнуть лестницу, чтоб нас вела к вершине,
Работу дать цехам и отдых гильотине,
Дать детям-сиротам и пищу и приют,
Дать обездоленным и веру в жизнь и труд,
Чем разбросать цветы по залам озаренным
И тешить праздный сброд весельем пустозвонным!
Две небольшие повести - "Последний день приговоренного к смерти"
(1829) и "Клод Ге" (1834) - свидетельствовали об искренних симпатиях
Гюго к простым людям Франции.
В предисловии к новому изданию повести "Последний день приговоренного
к смерти", появившемуся в 1832 году, Гюго выступает противником социального
неравенства. Высказываясь против смертной казни, он клеймит лицемерие собственников,
готовых лить слезы, если опасность угрожает людям их класса. Он иронизирует
над палатой, устроившей слезливые дебаты по поводу отмены смертной казни, угрожавшей
четырем министрам. Палата не хотела вязать веревками министров и везти их в
телеге на Гревскую площадь. Но было бы лучше, замечает Гюго, если бы палата
подумала о народе и предложила уничтожение казни не ради четырех министров,
а ради милосердия к народу, к людям без различия их социального положения. Гильотина,
по мнению Гюго, должна быть заменена добром и милосердием.
В повести "Клод Ге" писатель ставит одну из основных социальных
проблем - проблему положения рабочего класса. История Клода Ге - это подлинная
история рабочего, осужденного на казнь в 1832 году. Гюго пытался предотвратить
казнь, хлопотал о смягчении наказания, но все его попытки были безрезультатны.
На примере Клода Ге писатель показывает, как буржуазное общество губит человека.
Речь Клода Ге, произнесенная на суде, - великолепный авторский монолог, в
котором писатель выступает против жестокого отношения буржуазного общества к
простым людям. Правительство и палата выносят и обсуждают законы, судьи приговаривают
к тюрьме и смертной казни, но они не знают народной нужды.
Осуждая капиталистическое общество, негодуя против бесчеловечного отношения
к рабочим, Гюго и здесь наивно полагал, что милосердие и гуманность могут облегчить
положение трудящихся.
Мелкобуржуазное мировоззрение Гюго не могло не сказаться на общественной и
творческой деятельности писателя. Уже в сборниках стихотворений, относящихся
к концу тридцатых годов, - "Внутренние голоса" (1837) и "Лучи
и тени" (1840), - можно видеть, как сокращается количество стихотворений,
написанных поэтом на социальную тему. В сборниках преобладают стихи созерцательного
характера, лирическое изображение природы, поэт обращается к воспоминаниям детства,
призывает нести людям любовь и добро.
В начале сороковых годов, когда революционные восстания были подавлены, ограниченность
мировоззрения писателя проявилась с особенной силой. В 1841 году, при избрании
во Французскую академию, Гюго произносит речь в защиту устоев конституционной
монархии. В 1845 году королевским декретом Гюго возводится в графское достоинство
и получает титул пэра. Консервативные взгляды писателя отразились и на его творчестве.
Именно к этому времени относится книга путевых заметок "Рейн" (1842)
и пьеса "Бургграфы" (1842), получившая заслуженно резкую оценку в
русской революционно-демократической критике. Чудовищное нагромождение разного
рода случайностей, необычайных ситуаций, обилие мистики в этой драме, рисующей
жизнь владетельных князей средневековой Германии, свидетельствовало об отходе
писателя от позиций демократического романтизма. Белинский справедливо подверг
резкой критике эту пьесу Гюго, убедительно показав, что подобная фантастическая
драма - пример падения таланта писателя, пошедшего по ложному пути.
Решающую роль в дальнейшем развитии жизни и творчества писателя сыграли 1848
-1851 годы.
В эти годы Гюго принимает активное участие в политической жизни страны. В
1848 году он был избран членом Учредительного собрания, в 1849 году, как депутат
Парижа, Гюго участвовал в работе Законодательного собрания.
Грандиозный размах борьбы, развернувшейся в дни февральской революции и особенно
в июньские дни 1848 года, показал все великое значение пролетариата. Четыре
дня ожесточенных июньских боев народа с контрреволюционным правительством буржуазии
явились знаменательным событием. Впервые в истории Франции рабочий, класс играл
столь большую роль в революции, был ее движущей силой, настоял на провозглашении
республики.
Гюго не понял значения июньских дней, но они были для него днями "священной
ярости труда, взывающего о своих правах", днями, ознаменовавшимися событиями,
невиданными до той поры в истории народов.
Июньское рабочее восстание 1848 года - "первая великая гражданская война
между пролетариатом и буржуазией" [3],
- как характеризовал его Ленин, оказалось тем историческим рубежом, когда буржуазия,
испуганная революционным движением пролетариата, резко повернула вправо. Ее
защитники и апологеты, выступающие в философии и литературе, открыто переходят
в лагерь контрреволюции.
Но именно с этого времени, когда все антидемократические силы объединяются
в борьбе против народа, Гюго решительно становится на его сторону. Несмотря
на ожесточенные нападки, на злобу и клевету реакционеров, отныне он на всю жизнь
сторонник народа.
Поводом, послужившим к резкому разрыву Гюго с контрреволюционной буржуазией,
явился монархический переворот, совершенный Луи Бонапартом в декабре 1851 года.
Писатель был вынужден покинуть Францию. Девятнадцать лет находился Гюго в эмиграции,
не желая возвратиться в страну, захваченную узурпатором. Все эти годы он не
прекращал борьбы с империей Наполеона III. В 1852 году он публикует книгу "Наполеон
Малый", в этом же году заканчивает вторую свою книгу против Наполеона,
напечатанную лишь в 1877 году, "История одного преступления". Произведения
эти - настоящий обвинительный акт против декабрьского переворота Луи Бонапарта.
Герцен верно оценивает Гюго, когда говорит, что до своего изгнания "Гюго
никогда не был в настоящем смысле политическим деятелем. Он слишком поэт, слишком
под влиянием своей фантазии, чтобы быть им". И лишь "2 декабря 1851
года он стал во весь рост…"
Сборник "Возмездия", появившийся в 1853 году, - шедевр политической
лирики поэта.
Владимир Ильич Ленин, - вспоминает Н. К. Крупская, - находясь во второй эмиграции
в Париже, "…охотно читал стихи Виктора Гюго "Chatiments", посвященные
революции 48 года, которые в свое время писались Гюго в изгнании и тайно ввозились
во Францию. В этих стихах много какой-то наивной напыщенности, но чувствуется
в них все же веяние революции" [4].
Поэт проклинает черную декабрьскую ночь переворота, когда тиран, "плюгавый
и презренный", задушил республику. "Каким безумием весь этот бред
измерить!" - восклицает Гюго.
Строфы стихотворений дышат убийственным сарказмом:
Вперед, орда! Припрятав
Поглубже стыд, вяжи народных депутатов…
…пусть власть достанется бандитам.
Гюго полон негодования, и может ли быть иначе, когда "нация сгибается
под игом деспотизма". В королевском замке устраиваются пышные празднества,
а народ голодает и нищенствует.
Поэт воссоздает правдивые картины ужасной жизни народа, свидетелем которой
он стал, побывав в подвалах Лилля, где ютится фабричная беднота.
Грозным предупреждением звучат его слова:
О, смейтесь, палачи,
Над павшей Францией! Она родится снова.
Стихи "Возмездий" полны зажигательных призывов к народу. Франция
должна восстать, сбросить с себя иго поработителя:
Проснитесь же! Стыда довольно!
Презрите вражескую рать.
Пусть море встанет бурей вольной, -
Сограждане! Довольно спать!
Тайно распространяемые во Франции стихотворения "Возмездий" пользовались
большой любовью народа.
"Я вспоминаю, - рассказывает Ромэн Роллан, - как ребенком я шел с отцом
по полям и отец разговаривал со своими друзьями - обывателями захолустных городков
и крестьянами. Вдруг один из них, просияв, принялся читать какое-то стихотворение
из "Возмездий", а другие стали ему радостно подсказывать. А я, еще
не знавший в то время этой книги, но часто слышавший ее название, произносимое
так, точно это была библия бойцов, отдельные страницы которой словно прихотью
ветра были рассеяны по всей стране, - слушал, затаив дыхание, с бьющимся сердцем,
героическую риторику вместе с пением жаворонков, раздававшуюся над пашней.
Я постиг тогда царственную власть поэта, который правил народами, угрожая
тиранам".
В изгнании Гюго написал свои лучшие социальные романы. "Отверженные"
(1862), "Труженики моря" (1866), "Человек, который смеется"
(1869) создали ему необыкновенную славу.
Революция 1848 года оказала плодотворное воздействие на творчество В. Гюго.
Революционное движение трудящихся помогло понять Гюго великий долг писателя
- служение народу.
"Судьба рабочего везде, в Америке, как и во Франции, - писал Гюго в 1870
году, - приковывает мое самое глубокое внимание и волнует меня. Нужно, чтобы
страдающие классы стали счастливыми классами и чтобы человек, который до сего
дня работал в темноте, - работал отныне в свете".
Писатель страстно желал видеть тот день, когда будет уничтожено зло капиталистического
общества: рабочий будет жить в человеческих условиях, женщина не пойдет на улицу
продавать себя, дети не будут гибнуть от беспризорности.
Большие социальные проблемы нашли свое выражение в его замечательных романах
и прежде всего в "Отверженных".
История жизни Жана Вальжана, Фантины, Козетты - не просто укор буржуазному
обществу, это гневный протест писателя, начинающего понимать, что недостаточно
одного милосердия, одной любви и филантропии, чтобы решить величайшую проблему
XIX века - проблему жизни трудящихся масс.
Однако филантропия и идея всемогущества любви занимает в романе большое место.
Как известно, "Отверженные" Гюго писал на протяжении почти двадцати
лет. Еще в 1847 году он читал своим друзьям некоторые главы этого романа.
По первоначальному замыслу автора роман должен был носить характер проповеди
добра и милосердия. Главная роль в романе отводилась епископу Мириэлю Бьенвеню.
После революции 1848 года прежний замысел романа не удовлетворяет писателя.
Он значительно расширяет его. Роман достигает огромных размеров, представляя
эпическую картину социальной и политической жизни Франции. В "Отверженных"
развертывается весь колоссальный талант Гюго.
С большой художественной силой и вдохновением рисует Гюго Париж, овеянный
духом революционной борьбы. Он показывает народ, воздвигающий баррикады, требующий
свободы и справедливости.
"Отверженные" - целый мир самых разнообразных событий. Париж тридцатых
годов, народное восстание, баррикадные бои, жизнь буржуазии и простого народа
- все это с блестящим талантом изображается писателем.
Малоправдоподобную историю рассказывает Гюго, когда рисует превращение отверженного
человека в крупного предпринимателя и мэра города. Став богатым человеком, Жан
Вальжан преобразует край. Как промышленник и мэр города, он устанавливает невиданные
для капиталистического общества отношения с рабочими, благосостоянию которых
он намерен посвятить всю жизнь.
Но и в эти наивные картины романа, навеянные учениями утопического социализма,
врывается подлинная правда. Именно в то время, когда Жан Вальжан озабочен участью
простых людей, все ниже и ниже опускается работница его фабрики Фантина. Рядом
с нетипичной и романтической историей Вальжана-Мадлэна разыгрывается типичная,
реалистически изображенная трагедия Фантины, работницы, вынужденной продавать
себя. Ее судьба - горькая участь многих женщин капиталистического города.
Мэр хочет спасти Фантину от тюрьмы. Она плюет ему в лицо, не веря в добрые
намерения мэра. Горький опыт жизни раскрыл ей глаза на страшный мир, окружающий
ее: в нем только бесчеловечность и обман. Общество погубило жизнь Фантины, выбросило
ее на улицу, для него характерны жестокость, враждебное отношение к людям. Неумолимый
и жестокий полицейский Жавер - символ буржуазного общества, безжалостного к
простому и бедному человеку.
Для шестидесятых годов XIX века наивно решать социальный вопрос, пользуясь
утопическими идеями тридцатых годов. Это ощущает и сам Гюго, и в "Отверженных"
он выступает не столько последователем ложной идеи всемогущества добра и милосердия,
сколько замечательным художником, прекрасно изобразившим народные бедствия и
революционную борьбу. Пафос романа - в его большом социальном содержании, в
идеях воинствующего демократизма, в реалистических картинах жизни простого народа,
незабываемых парижских баррикад.
Главы, повествующие о восстании парижского народа, наиболее страстные и животрепещущие
в романе. Прославление революции связывает Гюго с лучшими людьми как прошлого,
так и последующего века.
Величественным гимном революции звучат многие страницы романа: вдохновенный
пафос Гюго сливается с живостью прекрасного реалистического описания. Картина
восстания 1832 года предстает как исполненный героизма стремительный взрыв народного
гнева. "Восстание - это взрыв ярости, охватившей истину; уличные мостовые,
взрытые восстанием, высекают искры права".
Наряду с республиканцами герои эпопеи - рабочие Сент-Антуанского предместья,
которое еще накануне восстания "приняло угрожающий вид".
Обаятельные образы простых людей правдиво изображаются Гюго. Парижский простолюдин
- патриот, не задумываясь, становится солдатом; чтобы спасти отечество, он разбирает
мостовую и строит баррикады.
"Берегитесь его, - восклицает писатель. - Пробьет час, и этот обитатель
предместья поднимется во весь рост, и взгляд его станет грозным, дыхание станет
подобно буре".
Изумителен Гаврош, написанный с глубоким чувством и большой любовью. Привлекательные
стороны характера задорного уличного мальчишки, его простота, общительность,
смелость в сочетании с детской непосредственностью создают обаятельный образ
парижского гамэна.
Чувство живейшей симпатии вызывает этот маленький "рыцарь", самоотверженный
защитник слабых и обиженных. Забота Гавроша о подобранных им на улице беспомощных
малышах, которым он великодушно предлагает кров и хлеб, необыкновенно трогательна.
Неподражаемое детское лукавство и юмор, простосердечие и доброта, смелость и
невозмутимость восхищают, заставляют полюбить Гавроша.
"Будем драться, черт побери! Хватит с меня деспотизма!" - кричит
он, захваченный духом народного восстания, размахивая старым поломанным пистолетом.
Гаврош светится радостью, он воодушевлен борьбой народа. Постоянный обитатель
парижских улиц, он становится их героем и погибает, как герой, под градом пуль,
собирая патроны для защитников баррикад. Морис Торез с большим теплом отзывался
об этом незабываемом образе Гюго. "В "Отверженных", - писал он
в своей книге "Сын народа", - меня особенно восхищал изумительный
Гаврош, насмехавшийся над солдатами правительства с высоты баррикад, Гаврош,
чьей песенки не могли заглушить ружейные залпы" [5].
Роман о несчастных, отверженных капиталистическим обществом людях дышит светлой
верой в счастливое будущее человека. Республиканец Анжольрас на баррикаде перед
своей героической смертью вдохновенно говорит о будущем счастье людей.
"Отверженные" по своему революционному духу и социальному оптимизму,
по правдивому изображению жизни французского общества тридцатых годов - выдающийся
роман французской литературы XIX века.
Труду простых людей посвящает Гюго свой следующий роман "Труженики моря".
"Труженики моря" - гимн человеческому созиданию, вечной борьбе человека
с природой.
Глубокое чувство привязанности к ламаншским островам, ставшим родными для
писателя, вынужденного провести там девятнадцать лет своего изгнания, сквозит
во всех описаниях и картинах природы, быта и нравов народа, населяющего эти
острова. В романе имеются великолепные реалистические картины морского урагана,
подобные лучшим полотнам художников-маринистов. Только художник большого размаха
с такой правдивостью и силой мог воспроизвести бешенство разбушевавшегося моря,
страшную фантастическую пляску разъяренных волн. "Описание жизни на море,
- вспоминает Морис Торез, - и борьбы Жильята в "Тружениках моря" наполнили
меня восторгом" [6].
Бедняки-рыболовы, населяющие убогие кварталы, где бродят голые ребятишки
и плохо одетые женщины, отличаются радушием и приветливостью. В них высоко развито
чувство товарищеской солидарности.
Велики силы и способности простого человека. Жильят - рыбак и прирожденный
лоцман, олицетворение упорства трудового народа, его настойчивости, преодолевающей
все преграды. Творческий пламень в глазах этого рыбацкого Прометея, воля и мужество
делают возможным, казалось бы, самое невозможное. Единоборство Жильята с морской
стихией, титанический труд в скалах Дувра ради спасения машины и, наконец, борьба
с морским чудовищем - все эти драматические события захватывают читателя.
В "Тружениках моря" Гюго правдиво раскрывает тлетворное влияние
буржуазной морали. Стремление к барышу и наживе разлагает сознание людей, ведет
к преступлению. Образы Рантена и Клюбена, ради обогащения вставших на путь грабежа
и убийства, типичны. Только уродливое, буржуазное общество могло создать подобных
преступников.
"Сделать честность ставкой в рулетке жизни, прослыть безупречным человеком
и, начав с этого, выжидать счастливого случая, удваивать ставку, искать лучшего
способа предугадать подходящий миг, не идти ощупью, а схватить разом: нанести
один единственный удар, сорвать банк и всех оставить в дураках". Эта мораль
Клюбена, мораль циничной наживы, характеризует не только убийц и грабителей.
Она типична и для "уважаемых" людей капиталистического общества, носителей
его "нравственности" и "совести". Пастор Жакмен Эрод не
покупает револьвера, подобно Клюбену, он не убивает, его оружие - крест, сфера
его деятельности - мирное христианское благословение и чтение проповедей. Но
этот "пастырь" народа, не пачкая своих рук в крови, получает большие
барыши от поставок оружия русскому царю для подавления восстания в Польше. Пронырливый
барышник знает и другие способы обогащения. Он знает страну, рекордную по добыче
богатства и хищничеству. Правда, это республика, но он не возражает против такой
"республики", которая позволяет хорошо наживаться и грабить народ.
Разоренному Летьери он предлагает ехать в Америку, эксплуатирующую труд негров:
"В Соединенных Штатах месс Летьери еще быстрее восстановит свое богатство,
чем в Англии. Пожелай он удесятерить то, что у него сохранилось, ему стоит лишь
приобрести акции крупнейшей компании, занимающейся эксплуатацией техасских плантаций,
на которых работает более двадцати тысяч негров.
- Не хочу рабства, - сказал Летьери.
- Рабство, - возразил преподобный Эрод, - установление священное. Ибо сказано
в писании: "Если господин ударит своего раба, то не понесет наказания,
ибо это его деньги".
Роман становится большим реалистическим полотном, разоблачающим капиталистические
нравы, но и в нем Гюго отдал дань слабым сторонам романтизма. Жильят преодолевает
неимоверные трудности, спасая паровую машину Летьери, ради любви к его дочери.
Мысль, что Дерюшетта будет его женой, помогает ему совершить нечеловеческий
подвиг. И когда, казалось бы, все испытания судьбы преодолены, Жильят, узнав,
что он нелюбим, смиренно отдает себя тому же самому морю, над которым он только
что одержал такую большую победу.
Картины тяжелой жизни простых людей развертываются писателем и в романе "Человек,
который смеется". С большой выразительностью в романе воспроизводится жизнь
Англии конца XVII и начала XVIII века, предстают бедствия неимущих классов,
роскошь и разложение в верхах общества. Лорд Дэвид Дерри-Мойр и герцогиня Жозиана
- представители английской аристократии, извращенные и морально опустошенные
люди. Настоящие люди - это простые люди труда, но их жизнь тяжела и беспросветна.
Пользуясь документами и исторической литературой, Гюго дает правдивое изображение
социального неравенства. Богатства и все привилегии сосредоточиваются в руках
небольшой кучки английского общества, народ бедствует. Государственная власть
- сборище потерявших совесть и честь людей.
Социальное неравенство должно быть уничтожено - мысль, пронизывающая весь
роман. В выступлении Гуинплена в палате лордов - этой драматической вершине
произведения - слышится голос народного возмущения. Народ так же изувечен, как
и изуродованный компрачикосами Гуинплен. Правосудие, истина, разум в этом проклятом
обществе обезображены так же, как лицо бродячего актера, превращенное в чудовищную
маску смеха. Гуинплен говорит о жизни, подобной смерти, о рабочих угольных копей,
которые жуют угольную пыль, чтобы хоть чем-нибудь наполнить желудок и обмануть
голод, о нищете, которой нет предела, о безработице, об английских городах,
где в хижинах нет кроватей, где вырывают в земляном полу ямы, чтобы укладывать
в них детей. Близок и неумолим час расплаты, народ уничтожит несправедливый
мир.
Еще с конца двадцатых годов, следуя своему романтическому манифесту, Гюго
в пьесах и в романе "Собор Парижской богоматери" показывал борьбу
добра и зла как основных антагонистических начал. Прием контраста, противопоставления
стал его излюбленным художественным приемом. Он непосредственно связан с гиперболизмом,
естественно возникавшим у художника, стремившегося к изображению исключительного,
необыкновенного добра, так как именно оно может произвести наибольший эффект,
сыграть действенную роль в возрождении человека. Зло также изображается у Гюго
исключительным злом, чтобы вызвать отвращение к нему и стремление его уничтожить.
Герои Гюго беспредельно добры, самоотверженны и честны. Они умирают от любви
и жертвуют всем для того, чтобы спасти человека во имя добра и милосердия. Или
же они воплощают злое начало. Таков Баркильфедро в романе "Человек, который
смеется".
Но если приемы контраста и гиперболизма в творчестве Гюго первой половины
XIX века играли исключительно большую роль и были самым тесным образом связаны
с идеей произведения и содержанием его материала, то в социальных романах шестидесятых
годов они не играют столь большой роли.
В "Отверженных" сюжетная линия, раскрывающая не типичный образ идеально
доброго епископа Мириэля, отступает перед правдивостью изображения жизни нищеты,
перед высоким совершенством реализма в изображении восставшего народа.
Какие бы сомнения и колебания ни испытывал подчас Гюго, он все же постоянно
среди социальных и политических схваток своего времени. Противник реакционной
буржуазии, защитник демократии, будучи большим писателем, он не мог не поставить
в своем творчестве важнейших проблем века. Разоблачая буржуазное общество, Гюго
показал народ в его революционной борьбе.
Гюго принимает активное участие в политической жизни, в борьбе народов за
их независимость.
В мае 1856 года, находясь на Гернсее, Виктор Гюго получил письмо от Мадзини,
находившегося в то время в Лондоне. Мадзини просил Гюго сказать свое слово об
Италии: "Она склоняется в этот момент в сторону королей. Предупредите ее".
В ответ на это письмо Гюго I июня в английских и бельгийских газетах публикует
обращение "К Италии".
"Италия волнуется, - писал Гюго, - она пробуждается, она беспокоит королей,
и они торопятся вновь ее усыпить. Берегитесь, - предупреждал Гюго итальянский
народ. - …Они хотят вашей летаргии, вашей смерти. Он писал итальянцам, что близок
час их освобождения. "Мы живем в годы гигантских шагов истории, они называются
революцией". "Народы теряют века, но могут наверстать их в один час…
Будем верить. Никаких ухищрений, никаких компромиссов, никаких полумер, никаких
полупобед".
Он называет гнусными попытки буржуазной дипломатии считать Италию географическим
понятием, а не нацией, и призывает итальянцев к борьбе за свободную Италию.
"Вы несете в себе революцию, которая поглотит прошлое и создаст основу
будущего". В 1859 году Гюго выступает с обращением к Соединенным Штатам
Америки, требуя освобождения Джона Брауна, вождя восстания против рабовладельцев
Виргинии, приговоренного к смертной казни.
Уже тогда он разоблачает лицемерие американской буржуазной демократии, заявляя,
что палачом Брауна является не какой-то отдельный прокурор или судья, и даже
не маленький штат Виргиния, - палачом Брауна "является вся огромная американская
республика". "Да, - восклицает Гюго, - пусть Америка знает и подумает
об этом: есть нечто более ужасное, чем Каин, убивающий Авеля: это Вашингтон,
убивающий Спартака".
В 1860 году английские и французские войска вторглись в Китай. Заняв Пекин,
они разграбили Летний дворец, в котором хранились национальные реликвии китайского
народа, а затем подожгли его. Разбойничья англо-французская "экспедиция"
вызвала глубокое возмущение Гюго "цивилизованными" колонизаторами.
В письме к капитану Бутлеру Гюго называет ее налетом двух бандитов, из которых
один грабил, другой жег. "Один из этих бандитов наполнил свои карманы,
другой - свои сундуки… Такова история о двух бандитах".
С горькой иронией Гюго писал:
"Мы, европейцы, цивилизованы, и китайцы для нас варвары. Вот что цивилизация
дает варварству.
Перед историей один из этих двух бандитов будет назван Францией, другой -
Англией".
С энтузиазмом писатель откликнулся на восстание жителей Крита, он полностью
за народ, борющийся за свою независимость. И когда в 1870 году на острове Куба
вспыхнуло восстание против испанского насилия, Гюго всеми своими мыслями был
с восставшими. "Я буду защищать Кубу, - писал Гюго, - так же, как я защищал
Крит. Ни одна нация не имеет права накладывать свою лапу на другую нацию!..
Никакой народ не вправе владеть другим народом, так же, как никакой человек
не вправе владеть другим человеком!"
Гюго гневно говорит об Англии, подавляющей Ирландию, об Австрии, подавляющей
Венгрию, о Турции, наложившей свое иго на Герцеговину и Крит, о царской России,
жестоко расправлявшейся с революционным движением в Польше. Он выступает против
колонизаторской политики империалистических государств.
Гюго постоянно и последовательно доказывает, что в преступлениях против народов
виноваты правители. В своем обращении по поводу войны в Мексике Гюго заявил,
что в Мексике воюет не Франция, а воюет империя. В истязаниях населения Кубы
виноват не испанский народ, - виновато испанское правительство. "Народ
Испании великодушный и добрый. Избавьте его историю от священника и короля,
и вы увидите, что народ Испании делал только добро".
Порицая деспотизм царской России, Гюго высоко ценил ее демократических деятелей.
В одном из писем Гюго писал: "Нет более возвышенного сердца и более благородного
ума, чем Александр Герцен. Я счастлив теми свидетельствами симпатии, которые
от него получаю. Я рукоплещу успеху "Полярной Звезды", которую, к
несчастью, не могу читать".
В ряде своих выступлений Гюго развивает мысли о Соединенных Штатах Европы.
Однако это утопическое стремление Гюго никакого отношения не имеет к замыслам
о военном объединении Европы.
В своей речи о филадельфийской выставке в 1876 году, говоря о значении культурного
и экономического общения между народами, Гюго имел в виду единение народов,
а не объединение империалистов с их агрессивной политикой.
Ради нерушимого мира для всех народов Гюго мечтал о мирном объединении демократических
республик. Он призывал к уничтожению армий, к уничтожению деспотической власти.
"Уничтожьте армию, вы уничтожите войну. Но как устранить армию? Только
устранением деспотизма. Республика и социализм должны быть едины".
Гюго - активный сторонник мира. Начиная с 1849 года, когда он председательствует
на первом Международном съезде мира, он неоднократно выступает в защиту мира.
Гюго убедительно доказывает: народы хотят мира. "Перед грозным призраком
мобилизуемых армий, перед всей этой мрачной военной вакханалией я заявляю: кто
хочет войны? - Короли. Кто хочет мира? - Народы.
Мне кажется, что в настоящий момент готовится столкновение между войной, к
которой стремится прошлое, и миром, которого жаждет настоящее.
Граждане, мир победит!"
Слова пламенного трибуна, постоянно выступавшего в защиту мира, живут и сейчас.
Его призывы к миру дышат уверенностью в силе народов, способных предотвратить
войну.
Великое культурное наследство должно служить борьбе народов за мир и демократию.
В речи о Вольтере Гюго показывает, какой большой вклад в борьбу народов вносят
великие люди прошлого своими лучшими творениями и примером своей активной политической
деятельности.
Гюго выступает против громадных затрат на армию. Он убеждает: "Миллиарды
франков, брошенные на вооружение, могли бы быть с большей пользой употреблены
на мирное строительство". И вместе с тем Гюго не пацифист. Война постыдна,
если она захватническая, война против народа, против его прав, против цивилизации.
Такую войну Гюго называет преступлением.
Но он выступает в защиту тех войн, которые ведутся за независимость и свободу
народов. В романе "Отверженные" Гюго пишет:
"…вновь утвердить социальную правду, вернуть свободе ее престол, вернуть
народ народу, вернуть человеку верховную власть, вновь возложить красный убор
на голову Франции, восстановить разум и справедливость во всей их полноте… какое
дело может быть более справедливым и, следовательно, какая война более великой?
Такие войны созидают мир. Огромная крепость предрассудков, привилегий, суеверий,
лжи, лихоимства, злоупотреблений, насилий, несправедливостей и мрака все еще
возвышается над миром со своими башнями ненависти. Нужно ее ниспровергнуть".
На другой же день после падения Империи, 5 сентября 1870 года, Гюго возвращается
в Париж.
На Северном вокзале Гюго, обращаясь к народу, встречавшему писателя, произносит
пламенную речь.
"А вы знаете, почему Париж является городом цивилизации? - спрашивает
Гюго.
- Потому, что Париж - город революции…"
В грозный час защиты своего отечества Гюго обращается к французам. Он напоминает
им великие примеры освободительной борьбы народов: швейцарские крестьяне имели
только секиры, а польские - косы, но и те и другие проявили беззаветное мужество,
отстаивая независимость своих стран.
Гюго не смог понять все значение и величие Парижской коммуны, но после ее
поражения он становится активным защитником преследуемых коммунаров.
Когда 25 мая бельгийское правительство объявило, что оно воспрепятствует предоставлять
убежище коммунарам в Бельгии, Гюго публикует статью, в которой предлагает побежденным
убежище у себя в доме.
На другой же день толпа монархистов выбила стекла в доме Гюго, а бельгийское
правительство предложило всемирно известному писателю немедленно покинуть Бельгию.
Гюго уезжает в Люксембург.
Возвратившись в Париж в октябре месяце, он страстно борется за амнистию осужденным
коммунарам.
В 1872 году Гюго публикует сборник стихотворений "Грозный год".
Поэтический дневник писателя-патриота запечатлел его чувства и мысли в годы
войны с немцами и в дни Парижской коммуны. Здесь и призывы писателя к священной
защите своей родины, и его сомнения и колебания в отношении к Парижской коммуне,
и пламенная защита поверженных коммунаров.
Стихотворение "Пушке "Виктор Гюго" прекрасно передает идею
высокого назначения искусства, его служения народу. В час опасности для родины,
для человеческой культуры поэт должен стать в первые ряды борющегося народа.
Гюго гневно клеймит палачей Коммуны. Осуждая Коммуну, они осуждают "пришествие
зари".
…тот, кто кровь пролил, сам
захлебнется кровью… -
предупреждает Гюго версальских палачей.
Яростные нападки на Гюго в связи с его мужественной защитой коммунаров и бесстрашие
поэта в борьбе с разнузданной реакцией - все это также нашло место в стихотворениях
сборника.
В семьдесят лет Гюго сохранил не только всю свою творческую мощь, но и мужество
бойца и гражданина.
Через два года после опубликования сборника стихов "Грозный год"
в Париже появляется последний большой роман Гюго "Девяносто третий год"
(1874).
"Девяносто третий год" - роман о французской революции, ее кульминационном
и героическом этапе.
Уже в XIX веке буржуазная Франция резко ополчается против французской революции
1789 года, она считает ее первопричиной всех последующих социальных "беспорядков".
Проклятия, когда-то посылавшиеся революции со стороны французского дворянства,
теперь исходят от людей, богатству и благосостоянию которых буржуазная революция
способствовала. Озлобленные нападки на революцию 1789 года значительно усилились
после Парижской коммуны. И именно в эти годы в романе "Девяносто третий
год" Гюго с пафосом говорит о революции. Рисуя два противоположных лагеря
- монархию и республику, - Гюго противопоставляет их как мрак и свет.
При анализе этого произведения нередко доказывалось, что якобы всем развитием
сюжета Гюго прокламирует торжество милосердия в классовой борьбе народа. На
первый взгляд это почти убедительно. Лантенак, вождь вандейского восстания,
ради спасения детей, оставшихся в горящем замке, добровольно отдает себя в руки
революционных войск. Говэн - молодой начальник республиканских войск, пораженный
гуманностью Лантенака, отпускает его на свободу, тем самым давая ему возможность
продолжать черное дело контрреволюции. Симурдэн, комиссар при отряде республиканцев,
прекрасно понимает человеческий порыв, побудивший Говэна отпустить вождя Вандеи.
Симурдэн - воспитатель Говэна, безгранично любит его, но он должен выполнить
волю революционного правосудия и казнить командира, отпустившего на свободу
врага народа. Он предает казни Говэна, но в тот самый момент, когда голова Говэна
скатилась в корзину, Симурдэн выстрелил себе в сердце.
Казалось бы, в романе - апофеоз всепрощающего милосердия. И, однако, это не
так. "Девяносто третий год" - роман более сложный и пропагандирует
отнюдь не идею мелкобуржуазного гуманизма. В нем наиболее резко сказались противоречия
мировоззрения Гюго. Ни в одном из романов так открыто не противопоставлены идеи
милосердия и справедливого наказания, как в романе "Девяносто третий год".
Логика суровой действительности оказывается более великой правдой, чем иллюзии
писателя. Вслед за каждым актом "милосердия" в романе следует и его
жестокое разоблачение, вскрывающее всю относительность этого милосердия.
Симурдзн предает казни Говэна за его тягчайшее преступление против революции,
безжалостно отбросив всю огромную личную любовь к своему воспитаннику. Говэн
в свою очередь на суде признает, что он поступил неправильно и совершил преступление,
поддавшись чувству вредного и ненужного по отношению к врагам родины и революции
милосердия.
"Доброе дело, увиденное мною вблизи, скрыло от взоров моих сотню преступных
дел… Я забыл про сожженные деревни, про опустошенные поля, про умерщвленных
пленников, про добитых раненых, про расстрелянных женщин, про Францию, с головою
выданную англичанам, - и освободил убийцу отечества. Я виновен…"
Признает себя виновным и раскаивается в своем "милосердном" поступке
и другой персонаж романа - Тельмар.
Тельмар, нищий и философ, желавший стоять над схваткой, не вмешиваясь в борьбу,
спасает Лантенака, когда тот еще только высаживается с английского корабля на
берег Франции. Он доверчиво полагает, что Лантенак не будет причинять зла. Узнав
о расстрелах, совершенных по его приказу, он горько раскаивается в своем "человеческом"
поступке.
"О, если бы я это знал", - говорит Тельмар.
Не может быть места жалости, когда речь идет о судьбе революции. Революция
беспощадна к своим врагам, она не прощает их, если враг не сдается. И может
ли быть иначе, когда она имеет дело со старым миром, бешено сопротивляющимся.
Слова Симурдэна: "У революции один серьезный враг - дряхлый, отживший мир,
и она должна относиться к нему безжалостно, точно так же, как безжалостно относится
хирург к своему врагу - гангрене", - слова великой правды.
Революция безжалостна ради победы великого гуманизма, реакция жестока в своей
ненависти к гуманизму. Разве не Лантенак, организуя восстание против революции,
требует уничтожения своих врагов - республиканцев?
Не давать пощады - его первое требование. Высадившись с английского корабля
на берег Франции, дворянин-эмигрант намерен с помощью англичан пройтись по всей
стране огнем и мечом. По его приказу сжигаются деревни и безжалостно расстреливаются
патриоты Франции.
Укротить ярость своих врагов и добиться победы революция может только уничтожая
силы контрреволюции. Уничтожение врагов революции - непременное условие ее успеха,
успеха великого дела. Революция во всех ее проявлениях - свет и добро. Жестокость
реакции - только зло, только мрак. Гюго пишет: "Вандея - это возмутившееся
духовенство, союзник этого возмущения - лес. Мрак помогает мраку".
Барбюс в своем произведении "Сталин" говорит об огромной проницательности
Гюго, который еще в "Отверженных" сказал о революции: "Из самых
жестоких ее ударов рождается ласка человечеству".
Эта же мысль проведена и в романе "Девяносто третий год". Гюго признает
необходимость для революции уничтожения своих врагов. И в то же время, и в этом
сказывается противоречивость Гюго, он не может избавиться от глубокой внутренней
боли, рисуя картины классовой борьбы. Как часто ему хочется крикнуть, что права
женщина, найденная отрядом Красной Шапки в лесах Вандеи, которая на вопрос:
"К какой ты принадлежишь партии?.. Ты с синими? С белыми? С кем ты?",
сказала: "Я со своими детьми".
Народ справедлив и добр по своей натуре, ему не присуща жестокость. Гюго постоянно
это подчеркивает. Но для того чтобы расчистить путь к новой жизни, чтобы революция
восторжествовала, она должна беспощадно подавлять своих врагов.
Еще в "Отверженных" Гюго писал: "Вандея - это огромный католический
мятеж. Голос права, приведенного в движение, распознать нетрудно, но он не всегда
исходит из потрясенных, взбудораженных масс; есть бессмысленное бешенство, есть
треснувшие колокола; но не во всяком набате звучит бронза. Колебание страстей
и невежества - нечто иное, чем толчок прогресса. Восставайте, пусть; но только
для того, чтобы расти! Укажите мне, куда вы идете. Восстание - это только движение
вперед. Всякое другое вредно. Всякий яростный шаг назад есть мятеж; движение
вспять - это насилие над человеческим родом".
Революция - глубокая борозда, которая даст урожай, движение вперед. Она победоносна:
ее творцы и защитники - люди высоких моральных качеств. Простые солдаты революции,
подобно Радубу, гренадеры из батальона Красной Шапки, или военные командиры
этих солдат, подобно Говэну, восхищают своей преданностью делу революции.
Девиз Говэна - постоянно идти вперед, к светлому будущему, всегда смотреть
в сторону зари. "Человек создан не для того, чтобы влачить за собой цепи,
но для того, чтобы расправлять крылья. Долой пресмыкающегося человека".
Молодой командир республиканских войск думал о счастливом будущем Франции,
когда не будет голодных, страдающих людей, когда земли его страны смогут прокормить
население в триста миллионов человек. Энтузиаст, разговаривающий языком утопических
социалистов, никак не мог предполагать, в какую жалкую карикатуру выродятся
результаты буржуазной революции, которую он так самоотверженно защищал.
Ряд замечательных сцен жизни революционного Парижа, написанных с большим вдохновением,
свидетельствуют о чувствах глубокой симпатии Гюго к революции. Энтузиазм освобожденного
народа, когда "босоногие мостовщики останавливали тележку торговца обувью,
делали складчину и покупали пятнадцать пар башмаков, которые они посылали Конвенту
"для наших солдат", когда волонтеры стекались со всех сторон, а каждая
улица выставляла по батальону, - эта героика революции волнует и восхищает.
Гюго рисует Конвент - сердце французской революции; огромный зал оперы со
статуями деятелей античной республики вмещал до двух-трех тысяч человек. Представители
Конвента, несмотря на все различие их между собой, "шли к одной цели -
к прогрессу". Там были эгоисты и трусы, но там были и титаны буржуазной
революции: "Робеспьер, не сводивший глаз с справедливости, Кондорсе, не
спускавший глаз с долга". Конвент, приговоривший к смерти Людовика XVI,
пользовался любовью народа. Туда прибывали делегаты парижских округов "с
блюдами, чашами, кубками, ковчежцами, грудами золота, серебра и драгоценных
камней, предлагаемыми отечеству", требуя в виде награды лишь позволения
проплясать "Карманьолу" перед Конвентом.
С присущим ему пафосом Гюго раскрывает прогрессивную роль Конвента, который
действовал, "имея во внутренностях своих такую гидру, как Вандея, и чувствуя
на своих плечах такие тигровые когти, как монархическая коалиция".
Тема революции волнует Гюго до последних лет его жизни. В 1880 году в книге
стихотворений "Четыре духа времени" напечатана поэма Гюго "Революция".
Поэма - блестящий памфлет против королей, на протяжении столетий угнетавших
французский народ.
В поэме звучит гнев против злодеяний королей, залитых кровью "от шляпы
до шпор". Страдания простого народа, людей, которым Мальтус "повелел
покорно умирать", голодных и хилых детей, скрывающихся у мрачных и грязных
стен, взывают о возмездии. В скорбном взгляде нищеты поэт видит гнев революции.
Не напрасно народ рубит головы королям. Они вполне заслуживают этого.
Гюго мечтает о будущем, когда:
Поэт и рудокоп,
