Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Т. И. Кузнецова

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕМА В ГРЕЧЕСКОМ РОМАНЕ. «РОМАН ОБ АЛЕКСАНДРЕ»

(Античный роман. - М., 1969. - С. 186-229)


 
Почти все известные нам первые греческие романы так или иначе связаны с исторической темой, хотя сюжет их и развивается чаще всего на условно-историческом фоне и мало отражает действительность. История давала богатую основу для вымысла, и ее романтическая трактовка становилась одним из художественных средств составителей романов. Историческими именами украшены, например, вымышленные события в анонимном «Романе о Нине», в романе Харитона. Тем более в таких сочинениях, как «Жизнь Аполлония Тианского» Филострата или «История Александра Великого», некогда приписываемая Каллисфену, имеется тесная связь с историей. Последнее сочинение представляет значительный интерес не только с точки зрения использования исторической темы в беллетристике, но и как образец народной литературы первых веков нашей эры. Оно выделяется своим особым, на первый взгляд несвойственным .жанру греческого романа, характером и стоит как бы особняком, вне ряда тех прозаических позднегреческих произведений, к которым принято прилагать термин «роман» благодаря наличию в них ряда признаков, допускающих такое условное объединение их в один жанр. Тем не менее нам кажется возможным применить и к нему наименование «роман», так как оно довольно близко подходит именно к этому роду литературных произведений и в некоторых моментах представляет ему аналогию.
Не случайно это сочинение, или, как мы будем называть его в дальнейшем, «Роман об Александре», стало предшественником и прототипом многочисленной романической литература о великом македонском завоевателе, создаваемой на протяжении многих веков во многих странах вплоть до настоящего времени.
И, несомненно, есть в нем какие-то аспекты, сближающие его с историческим романом.
Но, оговариваемся сразу, в нем заложены лишь самые начальные, далеко несовершенные формы и возможности исторического романа, развитого лишь много веков спустя. Черты этого романа еще только едва намечаются в «Романе об Александре».
Роман повествует о жизни и подвигах Александра Македонского, великого полководца и завоевателя государств, освободителя народов от персидского ига. Сюжетную основу его составляет судьба подлинного, а не вымышленного героя истории, хотя содержание романа в большей своей части вымышлено, сложено из необыкновенных событий и положений. История как таковая представлена в романе в своеобразном, полусказочном обрамлении. Временами она смыкается с историографической традицией, летописными сказаниями историков Александра Македонского.
Действие романа развертывается на фоне исторических событий. Но историческая первооснова его местами едва различима в причудливых сплетениях диковинного и невероятного.
Специфическая особенность «Романа об Александре» в том и состоит, что его содержание не стеснено условиями действительных событий и обстоятельств, переданных исторической традицией, но, основанное на исторических документах и материалах, допускает свободное обращение с ними, отступление от них и прямой вымысел, порой произвольный и неоправданный, нарушающий правду исторически-конкретной действительности.
По-видимому, воспроизведение лишь самых общих контуров изображаемой исторической эпохи было прочно установившейся традицией, идущей от историко-беллетристической литературы.
Может быть, правильнее было бы назвать «Роман об Александре» беллетризованной биографией исторического лица, поскольку в нем в фантастической форме описаны жизнь и приключения героя, а вымысел служит иным целям, чем в историческом романе.
Развитый исторический роман ориентируется не на жизнеописание отдельных героев, а на воспроизведение решающих, узловых исторических событий из жизни народа во всей их сложности и противоречивости; он требует глубокого проникновения в самую сущность явлений исторической эпохи и исходит из проверенных данных. Правдоподобный вымысел в русле достоверных исторических событий - вот его метод. Отсюда его большое познавательное значение. Познавательная же ценность «Романа об Александре» отодвинута на задний план ради увлекательности сюжета.
Следует помнить, что соотношение правды и вымысла в «Романе об Александре» еще не предполагает органической связи романической выдумки с историческим материалом. В нем нет еще исторической правды вымысла, т. е. вымысел не имеет того познавательного значения в смысле истолкования и обобщения фактов, раскрытия ведущих интересов и настроений эпохи, показа исторического процесса в движении и развитии, которое он имеет в подлинном историческом романе.
Вообще вопрос о соотношении правды истории и художественной правды в античном произведении очень сложен и требует специального изучения в теоретическом аспекте.
Здесь важно отметить, что в «Романе об Александре» вымысел служил, хотя и далеко не всегда, первоначальному идейному замыслу автора, а значит помогал полнее и ярче изобразить характер исторического деятеля. И это примечательно. Ведь сюжет «Романа об Александре» выступает не только как история приключений и подвигов главного героя, но и как история его характера. Характер Александра проступает сквозь цепь приключений постоянно и подчиняет себе действие. Он выявляется через взаимоотношения с другими людьми, как с подлинными историческими лицами (Дарием, Птолемеем, Филиппом, Олимпиадой, Парменионом и др.), так и с вымышленными персонажами в выдуманных обстоятельствах и положениях (с Нектанебом, Кандакой, амазонками, брахманами и др.).
Замысел романа первоначально был, по-видимому, историко-биографический, если судить по сохранившимся названиям («Деяния Александра», «Жизнь Александра Македонского», «История Александра Великого»), но постепенно он дополнялся фантастикой, вполне оправданной в сочинении такого, наполовину исторического, наполовину сказочного, характера, каким и был рассматриваемый роман.
Такое смешение удовлетворяло вкусам рядового читателя. Это была сюжетно занимательная литература, доступная ему и по форме, простой и понятной, не обремененной тонкостями риторического искусства.
Неизвестный автор романа, опуская те или иные исторические события, допуская анахронизмы, домысливая образы и факты, не совпадающие с данными истории, не заботился о документальной достоверности описываемых исторических событий, но хотел, по-видимому, в занимательной и доходчивой форме, привлекая на помощь вымысел, поведать широким читательским кругам об историческом деятеле, воспетом народом, в художественных образах показать своеобразие воссоздаваемой им эпохи, ее настроения и национальный колорит.
Прежде чем приступить к более подробному рассмотрению романа, необходимо изложить, хотя бы в самых общих чертах, его сюжет.
Роман разделен на три части, или книги. Вот краткое содержание этих книг [1].
Последний египетский царь Нектанеб, с помощью магических средств узнавший однажды, что его страной овладеют персы, бежит из Египта, захватив золото и переменив платье, в Македонию. Здесь, в Пелле, он приобретает славу искусного мага, влюбляется в Олимпиаду, жену царя Филиппа, околдовывает ее и добивается ее взаимности. Олимпиада думает, что находится в связи с богом Аммоном, образ которого принимал Нектанеб, являясь к ней на свидание. Филипп по возвращении узнает, что у Олимпиады родится сын и верит, благодаря чарам Нектанеба, что это сын бога. Александр еще будучи отроком проявляет много мужества и разума: укрощает коня-людоеда Буцефала, побеждает на олимпийских состязаниях в беге на колесницах, мудро отвечает послам Дария, требовавшим дань, мирит поссорившихся родителей и т. д. Вступив на престол после смерти Филиппа, Александр отправляется в освободительный поход против 'персов. Пройдя ряд стран, Сицилию и Италию, где он подчиняет римлян, он переправляется в Африку, посещает оракул Аммона в Ливийской пустыне и, получив его предвещание, основывает город Александрию. После посещения Мемфиса, где египтяне признают его сыном своего царя Нектанеба, который должен был вернуться к ним по предсказанию оракула, Александр отправляется в Сирию и завоевывает город Тир, не пожелавший сдаться ему. В битве у реки Пинара, Александр, разбив персидские войска, обращает их предводителя, царя Дария, в бегство. Затем, неожиданно прервав войну, он отправляется в путешествие в Илион, где поклоняется героям Трои, затем в Грецию, разрушает Фивы, не внимая мольбам певца Исмения пощадить город, но позднее вновь отстраивает этот город.
Вторая книга начинается с рассказа о народном собрании афинян, на котором Демосфен выступил с предложением подчиниться Александру Македонскому. Победив спартанцев, Александр возвращается в Азию. Здесь он предпринимает военные действия против персов и переходит через Евфрат. Между Александром и Дарием идет постоянная переписка. По совету Аммона, явившегося Александру во сне, Александр, переодевшись, отправляется в лагерь Дария, однако, будучи узнанным, бежит. После новой битвы с персами он берет в плен родственников Дария. Сам Дарий бежит, спасаясь отпреследователей, и попадает в руки двух своих сатрапов, замысливших убить его. Александр находит смертельно раненого Дария, великодушно оказывает ему помощь и обещает жениться на его дочери Роксане. Убийц Дария он казнит. Написав о своих намерениях Олимпиаде и матери Дария, он женится на Роксане.
Последняя, третья, книга начинается с описания возмущения греческих войск, обращения к ним с увещательной речью Александра и примирения. Далее рассказывается о походе против индийского царя Пора и победе над ним. После посещения брахманов и беседы с ними на философские темы Александр пишет Аристотелю о чудесах Индии и фантастических приключениях своего войска. Возвращаясь из Индии, он под именем Антигона попадает во дворец эфиопской царицы Кандаки. Но царица узнает его по имеющемуся у нее портрету. Александр вновь в опасности: младший сын Кандаки, женатый на дочери Пора, намерен отомстить ему за смерть Пора. Кандака и ее старший сын Кандавл, жену которого Александр освободил из плена, спасают Александра, и он с дарами возвращается. После переписки с фантастическими амазонками, заключив с ними договор, Александр возвращается в Вавилон. Оттуда он пишет обо всем Олимпиаде и Аристотелю. Различные знамения предвещают близкую смерть Александра. Умирая, он оставляет завещание. Тело его доставляется в Мемфис, а затем в Александрию. Роман заканчивается перечислением основанных Александром городов.
Фабула романа сплетена из столь многих элементов, что перечислять их здесь нецелесообразно. При последующем анализе романа отдельные наиболее интересные его места и элементы будут выделены особо.
Греческий текст «Романа об Александре» не дошел до нас в своей первоначальной оригинальной форме, относящейся ко II-I в. до п. э. На протяжении нескольких веков он подвергался различным изменениям, сокращениям, дополнениям, или, как их обычно называют, редакциям, и лишь к III в. н. э. принял свою более или менее законченную форму.
Текстуальная греческая традиция романа составляет 3 главные группы, которые обычно обозначаются исследователями: А, В и С. Эти рукописи различных редакций сохранены в Национальной библиотеке Парижа (А за № 1711, В за № 1685, С за № ИЗ). Из них редакция А, восходящая к самой древней версии романа, для нас представляет наибольший интерес и при анализе романа принимается в данной статье за основу.
Название романа в этой версии: Βίος Άλεξάνδρου του Μακεδόνος. Оригинальный текст романа восстановить сейчас уже не представляется возможным даже по этой наиболее древней его версии, так как она дошла до нас не в своем первоначальном виде, а уже измененная, с сильно попорченным текстом (например, в I книге не хватает текста от конца 41 главы до начала 44. Другие пробелы: II, 6, 18; III, 27, 28, 33) [2].
В такой-то мере помогают это сделать другие версии. В частности латинская версия романа Юлия Валерия (начало IV в. н. э.), представляющая собой свободное, с некоторыми сокращениями, переложение греческого текста редакции А.
Близок к редакции А, а также к переводу Юлия Валерия армянский перевод романа, относящийся к V в. н. э., и сирийский перевод [3].
Эти три перевода, согласующиеся между собой больше, чем с другими греческими текстами, дошедшими до нас, позволяют исследователям контролировать путем сравнения текстов текст версии А и восстанавливать по мере возможности недостающие и попорченные ее части.
Версия В составлена не ранее IV в. н. э. В ней авторство приписывается Каллисфену. Ряд добавлений отличает ее от версии А: например, письмо к Олимпиаде и Аристотелю (II, 23-41), рассказ о лагере Пора (III, 3) и др. Александрийский колорит повествования, характерный для версии А, заметно затушеван в ней греческим.
Версия С представляет собой последующую, значительно расширенную обработку рукописи В: письмо к Олимпиаде превращено в ней в фантастический рассказ о чудесах Индии (II, 24-44), добавлены легенды о воздушном полете Александра на крыльях птиц и его спуске в морскую глубь (II, 38 и 41), посещение им Палестины и др.
По этим рукописям, главным образом по рукописи В, Мюллером было предпринято первое издание «Романа об Александре», последнее его издание, по рукописи А, сделано Кроллем [4].
Четвертая рукопись, так называемая Лейденская, - соответствующая в первых главах версии А, в последних - В, издана Мейзелем [5].
Остальные рукописи относятся преимущественно к группе В, которую называют ввиду ее распространенности vulgata Псевдо-Каллисфена.
Роман претерпел на пути своего оформления многочисленные изменения, в нем угадываются следы разных эпох.
Основное его содержание в указанных рукописях, сходное в главных фактах, различается в подробностях, в колорите событий и преданий, а также в распределении материала.
Таким образом, рукописи романа не являются копиями одного сочинения, но версиями, составленными в разное время. Редакторы разных эпох придавали определенный тон своим обработкам романа, подчеркивая те или иные его стороны и черты, составляющие для них конкретный национальный интерес.
Каждая эпоха, каждый народ приспосабливали роман к своим потребностям. И александрийская эпоха, и эпоха римских завоеваний и, наконец, Византия наложили свои характерные отпечатки на редакции «Романа об Александре».
Полагают, что автором первоначальной записи, также как и окончательной редакции римского времени, был какой-то александриец, вышедший из народа. Ряд данных говорит в пользу этого предположения (см. ниже). На эпоху римских завоеваний тоже указывает ряд моментов (в I, 13, например, цитируется Фаворин, современник Траяна и Адриана; характер метрической обработки отдельных кусков свидетельствует о последующем их добавлении в роман - куски песен в I, 12, фрагмент поэмы Сотерика о фиванских развалинах в I, 46, отрывок какой-то «Александриды» в I, 42 у Валерия).
В истории романа прослеживаются две основпые линии: реальная биография и действия Александра Македонского и предания, не считавшиеся с историческими фактами и полные фантазии и чудес. Исторические свидетельства соединены в нем с преданиями фольклорного характера.
Огромное количество полулегендарной литературы было богатой основой для «Романа об Александре». «Нет человека, о котором писали бы больше и противоречивее», - говорит об Александре Арриан в введении к «Походу Александра».
По сути дела этот роман представляет собой фантастическое сплетение исторических сведений с полулегендарными отрывками и вымыслами составителя, роман, в котором соединялись многочисленные варианты легенд об Александре и литература в письмах, как подлинных, так и фиктивных.
Начиная с эпохи завоеваний Александра значительно возрос интерес греков к чудесному. Крепнувшие связи с народами Востока открывали все большие возможности для удовлетворения этого интереса. К этому времени увеличивается число произведений смешанного, полуисторического-полуромантического характера и лишь позднее появляются первые романы, в которых исторический элемент уже не играет первостепенной роли, выполняя функцию фона, обрамления повествования, или материала, придающего достоверность рассказываемому.
Неудивительно, что наибольшее любопытство могли возбуждать сочинения о крупных исторических деятелях или событиях, написанные в увлекательной форме.
Эпоха завоеваний Александра Македонского предоставила богатейший материал целому ряду писателей, избравших эту эпоху темой для фактического освещения ее или же сюжетом для совершенствования своего риторического искусства и поэтического мастерства. К этому времени относятся первые романтические рассказы об Александре. Александр-полководец становится одним из центральных образов самых разнообразных сочинений, исторических и легендарных, и устных сказаний. О нем писали историки, его современники, участники его походов [6]. Восхваление началось уже в тех походных полевых журналах и дворцовых дневниках, которые велись специально выделенными для этого людьми. Сочинения и записи этих историков не сохранились, но известны благодаря их использованию более поздними писателями [7]. К ним относятся Аристобул, Онесикрит, Птолемей, Каллисфен, Неарх и др. Все они отличаются более или менее выраженной тенденциозностью; цель их - восхваление полководца. Поэтому сведения их мало объективны: одни события сильно приукрашены, другие, напротив, обойдены молчанием (например, сведения о жестокостях Александра). Историческое сочинение Каллисфена, ученика Аристотеля и участника походов Александра, также было украшено всяческими чудесами. Может быть, поэтому и приписывался ему «Роман об Александре» до тех пор, пока не было установлено, что он не был его автором [8].
Позднее, приблизительно в 280 г. до н. э., Клитарх Александрийский, используя Каллисфена и рассказы, взятые у других историографов и утерянные теперь, создал риторическую, лишенную чувства правды, историю об Александре (в 12 книгах), которая и установила общепринятую традицию преданий.
Тенденция в сторону историко-биографического романа, начавшаяся с истории Каллисфена, обрастая всевозможными чудесными рассказами, нашла в Клитархе более полное выражение и, наконец, способствовала образованию романа в том виде, как мы его находим в ранней версии, так называемого романа Псевдо-Каллисфена, корнями уходящего в эллинистический Египет.
По-видимому, источниками его были самые разнообразные сочинения, известные и предполагаемые, письменные и устные.
По поводу происхождения романа об Александре в научной литературе высказывались различные соображения.
В наиболее раннем исследовании романа И. Цахера [9] выдвинуто мнение о происхождении его из собрания народных александрийских сказаний.
Позднее Роде [10], рассматривая роман как народную книгу, признал основой его фиктивные письма Александра к Аристотелю и Олимпиаде о диковинных странах, фантастических встречах и невероятных приключениях.
С критикой взгляда на роман как на народную книгу выступили Т. Нольдеке [11] и А. Аусфельд [12], считающие основой романа текст какого-то греческого историка-александрографа, воспринятый и затем искаженный позднейшими редакциями.
Все развитие романа сводится ими лишь к искажению исторической традиции. Они приводят места совпадений отдельных мест «Романа об Александре» с исторической традицией с целью доказать, что это сочинение не литературное, но носит наполовину ученый характер [13].
Сравнения отдельных мест в романе, совпадающих с сообщениями и данными историков-александрографов: Арриана, Диодора, Курция Руфа, Плутарха - то, что с большим знанием сделано Аусфельдом в его фундаментальном исследовании - интересны, но при анализе литературного произведения кажутся мало оправданными.
Со взглядами Нольдеке и Аусфельдом согласуется мнение Кроля, который считает основой романа какое-то историческое сочинение, следующее Клитарховой традиции. Однако этот ученый в противоположность вышеназванным относит время составления романа не ко времени Птолемеев, а к III в. н. э. Он полемизирует с Аусфельдом и по вопросу о вставках, считая их не позднейшими интерполяциями, а просто составными частями романа [14].
Рассмотрение «Романа об Александре» как переделки сочинений Клитарха и Каллисфена долгое время удерживалось в научной литературе. Аусфельд, например, признавал основой текста романа жизнеописание Александра, составленное Клитархом во II в. до н. э., позднее расширенное и дополненное вставками. Он указывал и на другие источники: Неарха, Аристобула, Метродора, Мемнона, Ктесия, Гипсикрата [15].
Соглашаясь с Аусфельдом относительно разновременности возникновения отдельных частей романа, современные ученые в связи с новыми исследованиями и периодизацией историков подвергли сомнению его тезис о преобладающем влиянии Клитарха. Так, например, В. Тарн [16] убедительно опроверг приоритет Клитарховой традиции, проследпв влияние традиции, начатой Клитархом, на Курция Руфа и Диодора, и показал, что роман в своей древней версии, считавшейся ухудшенной версией Клитарховой традиции, содержит всего лишь два следа от нее (II, 21, 22-6 и III, 4-14). Роман, по его мнению, составлен из многих компонентов, не совпадающих один с другим по происхождению и датировке. Это смешение идей, взятых из Египта, Вавилона, и традиции Клитарха, зародившейся в Египте и впоследствии приписанной Каллисфену [17].
Многие другие ученые (А. Шассан, Е. Шварц, Я. Людвиловский) [18] изучали связи, существовавшие между романом и историографией, и представляли роман как ответвление последней.
Но, если одни исследователи признавали главными исторические источники, то другие высказывали мнение о существовании какого-то собрания писем, возможно, романа в письмах, вокруг которого и образовывался «Роман об Александре» [19].
Составитель романа, рассказывая об исторических событиях, естественно, не мог игнорировать данные исторической традиции. Напротив, он строил роман, исходя из них (что видно из ряда мест, общих с историческими, источниками), но он был автором литературного произведения и отнюдь не должен был воспроизводить заимствованные ситуации в их исторической достоверности. Для него историческая правдивость составляла второй план, была как бы канвой, на которой переплетались причудливыми узорами нити вымышленного сюжета.
Поэтому метод исследователей, пытавшихся доказать исторический характер литературного сочинения, не приемлем. Совпадения с историей неизбежны в романе, связанном с историческими событиями, на мотивах которых и строится собственно его ткань, воплощая в художественных образах и вымышленных картинах авторский замысел.
Используя исторические источники, автор «Романа об Александре» дал картину жизни и деятельности прославленного полководца, лишь в самых общих и грубых очертаниях соответствующую действительной истории.
Но исторические события, затронутые в романе, наполнились совсем новым содержанием, соответственно намерениям автора.
Вполне естественно, что для создания романа автор избирал преимущественно источники беллетристического характера; среди них сообщения исторической достоверности играли второстепенную роль, уступая первую занимательным выдумкам.
Кроме беллетризованной историографии следует отметить другой не менее важный источник «Романа об Александре» - эпистолографический.
В романе находится множество писем, как подлинно исторических, так и вымышленных. По-видимому, существовали письма Александра, деловые и частные, подлинные и фиктивные, которые и послужили материалом для создания будущего романа, будучи введены в него с большими или меньшими изменениями. Они могли существовать и самостоятельно, независимо друг от друга, и в собранном виде, объединенные в каком-либо сборнике. По содержанию письма в романе часто связаны между собой.
Отсюда закономерно вытекает предположение, что существовало какое-то сочинение, может быть, и роман в письмах об Александре [20], из которого составитель нашего романа выбрал ряд писем и разместил их, совместив с общей сюжетной линией своего романа.
Существование какого-то тематически определенного сборника писем подтверждается двумя опубликованными в 1947 г. итальянским ученым Пьераччони папирусами: флорентийским и гамбургским, относящимся ко II-I в. до н. э. [21].
Флорентийский папирус содержит пять неподлинных писем к Александру и письма о нем. Два письма Дария к Александру находятся в письмах 1 и 3 папируса. Между ними помещено письмо воспитателя детей Дария, Полиэда, попавшего в плен к Александру вместе с его семьей и сообщавшего о хорошем содержании пленных у Александра. Письмо 4 флорентийского папируса (Дария к Александру) совпадает с письмами в тексте романа (II, 10).
Таким образом, в этом папирусе содержится отрывок сочинения об Александре в форме писем.
Возможно, писем было больше и все они составляли цельное по замыслу сочинение. Составитель романа использовал их частично, не обратив внимания на смысловую последовательность их и на содержащиеся в них указания на другие письма, не включенные им в роман. Значит «Роман об Александре» был создан позднее эпистолярного произведения об Александре, отрывки которого находятся во флорентийском папирусе (отдельные выдержки из него есть и в гамбургском папирусе).
Вывод немецкого исследователя романа Меркельбаха [22] о существовании какого-то самостоятельного романа в письмах, описывающего подвиги Александра, представляется нам заслуживающим внимания и достаточно мотивированным. Этот роман в письмах, по-видимому, и был одним из источников составителя романа об Александре.
Собрание писем датируется на основании Гамбургского папируса началом I в. до н. э. Именно на это время приходится расцвет эпистолярного жанра в греческой и римской литературе и потому допущение Меркельбаха не вызывает возражения, хотя оно и не в достаточной мере обоснованно.
Напротив, представляется вполне допустимым предположение этого ученого о том, что имелся какой-то сборник писем об Александре, написанных разными лицами. Это предположение сделано на основании различия тона двух писем папируса, вошедших в «Роман об Александре» и других писем, например, писем Александра к Аристотелю и Олимпиаде о чудесах, увиденных в дальних странах, удивительных происшествиях и явлениях природы. Одни письма, составленные по принципу просопопеи [23], носят риторический характер, другие относятся к сказочной тератологической литературе в письмах и являются последним ответвлением ионийской историографии.
Следует отметить, кроме вышеназванных, один чисто литературный источник, используемый в романе, а именно: легенду о Нектанебе, пропитанную египетскими мотивами волшебства, гаданий, магии. Исследователи признают эту легенду, рассказывающую о происхождении Александра от египетского фараона Нектанеба (I, 1 - 13) древнейшей частью романа [24].
Может быть, составитель первоначальной версии использовал и какие-то незаписанные источники, предания и сказы об Александре, зародившиеся и бытовавшие в народной массе в устной передаче и переходившие из поколения в поколение с соответствующими времени изменениями.
Народный элемент есть в рассказе о Нектанебе, в рассказах о чудесах, виденных Александром на Востоке.
Автор романа мог воспользоваться восточными легендами и сказками, имевшими в то время широкое устное распространение. Именно таким устным рассказам и сказаниям свойственна острая сюжетная занимательность.
Предания об Александре Македонском, возникшие в устной традиции, соединенные с литературными и историческими материалами и домыслами составителя, образовали своеобразный полуисторический-полусказочный приключенческий роман о жизни знаменитого полководца.
Итак, основными источниками «Романа об Александре», известными или предполагаемыми, являются:
1. Историографические - история Александра, идущая от Клитарховой традиции; при этом действительной истории в романе уделяется еще меньше места, чем в сочинениях Диодора и Курция, имеющих романтический характер. Роман содержит ряд красочных картин и деталей, привлекающих читателя занимательностью и обилием выдумки, характерных и для беллетристической историографии.
2. Эпистолографические - действительные исторические письма, существовавшие самостоятельно или в собранном виде, а также псевдоисторические, составляющие эпистолярный роман, в котором в последовательной сюжетной переписке были описаны основные события жизни Александра и вымышленные письма Александра к Олимпиаде и Аристотелю (II. 23-41 и III, 17), отзвуки устных народных сказаний об Александре.
3. Фольклорные материалы и сказания мистического и фантастического характера.
Кроме того, в роман позднее были добавлены небольшие сочинения, относящиеся к эллинистическому времени: «Разговор Александра с гимнософистами» (III, 6) и «Завещание Александра» (III, 30-33).
Все эти материалы, заимствованные и переработанные, при этом часто с нарушением исторической последовательности, были объединены каким-то александрийцем в целое сюжетно связанное сочинение, в котором нашли свое место и его собственные то ошибочные и переиначенные факты и детали, то чистые выдумки. О том, что это был выходец из народных слоев, не слишком образованный, могут свидетельствовать его путаные представления об истории и географии походов Александра, а также, по-видимому, о классической литературе.
Мнения о составителе романа столь различны, что здесь нет надобности их приводить, тем более, что прямых данных, подтверждающих те или иные предположения, не имеется. Если одни исследователи настаивают на многочисленности переделок романа разными лицами и в разное время, другие это опровергают. Среди последних - Р. Меркельбах, диссертация которого об источниках романа представляет значительный интерес и кажется во многом убедительной в своих доводах. Тем не менее предположение о различных переделках романа разными лицами, неизменно добавлявшими в каждую эпоху что-то типичное для своего времени, тоже имеет свои основания и не может быть отвергнуто.
Как бы то ни было, нам важно выделить одно: на основании данных гамбургского папируса установлено, что роман начинает свое существование после I в. до н. э., и что он, как и все первые греческие романы, носит народный характер.
В композиции «Романа об Александре» явственно выступает сочетание самых разнородных начал и разнохарактерных частей, почерпнутых из указанных выше источников, с вымыслами самого автора. Элементы истории и сказки, ареталогии и приключений, биографии и путешествий - все находит в романе свое место.
Традиционных эпизодов в романе много: переход Александра через Евфрат (II, 9), посещение персидской усыпальницы (II, 18), преследование и поражение Дария, убийство его и наказание убийц (II, 19-21), разговор Александра с гимнософистами (III, 5-6), завещание Александра (III, 33) и др. Упомянуты или воспроизведены частично важнейшие события, встречающиеся у историков Арриана, Плутарха и др.
Однако последовательность их часто переиначена: разрушение Фив, например, идет после битвы при Иссе (I, 41), тогда как оно происходило двумя годами раньше, а посещение Александром святилища Аммона (I, 30) предшествует победе над Тиром (I, 35), в то время как в действительности было наоборот.
Несогласованности с исторической традицией, различные отступления от нее, на наш взгляд, очень интересны, так как говорят о своеобразии «Романа об Александре», о различных источниках его происхождения, о позднейших интерполяциях, наконец, о какой-то определенной тенденциозности автора.
В романе много несогласованностей и противоречивости, и не только в составляющих его частях, но даже в самой сюжетной линии (Роксана, например, называется то дочерью Дария -II, 20, 22, то упоминается как бактрианка, дочь Оксиатра - III, 23 и др.).
Есть ряд противоречий в письмах, составляющих роман. Вот некоторые примеры, Аусфельд считает их вставками [25].
Письмо Александра к Олимпиаде и Аристотелю (II, 23-41) повторяет уже изложенное ранее. В тексте версии А вторая книга кончается 22-й главой, рассказывающей об отправлении Александра в индийский поход, а 1-я глава третьей книги говорит о самом походе. У Юлия Валерия конец второй книги непосредственно примыкает к началу 3-й [26].
Некоторые письма слабо связаны с текстом и иной раз расположены они достаточно произвольно: письмо, ранее написанное, например, следует за написанным позднее. Так, письмо Дария Александру, в котором он обращается к македонскому царю в последний раз с просьбой о возвращении семьи, захваченной в плен, и обещает ему много золота и все страны до Евфрата, помещено во II, 10. А письмо, написанное после поражения Дария при Странге, т. е. при Гавгамелах, в котором Дарий снова просит о том же, напоминая Александру о переменчивости человеческого счастья, во II, 17. По-видимому, это письмо не на месте. Оно должно было быть помещено перед письмом, изложенном в главе 10. Это было при Иссе, а не при Арбеллах, так как после битвы при Арбеллах для Дария все уже было потеряно и не оставалось надежд на какую-либо переменчивость судьбы [27].
Письма эти не вымышленные. Исторические источники подтверждают подлинность переговоров между Дарием и Александром [28]. Но, возможно, какая-то часть переписки утеряна.
Переиначен порядок переписки Дария с Пором: письмо Дария с просьбой о помощи помещено во II, 19, а ответ Пора находится раньше - во II, 12.
То, что в роман включено множество писем и отрывки из них, нисколько не удивительно. Ведь письма охотно использовались в историографической литературе для придания изложению исторического события большей живости и яркости (см., например, в полуромантической истории Александра Македонского Курция Руфа). При этом они могли быть как подлинными, так и вымышленными. В «Романе об Александре» есть и те и другие, всего 38 писем: переписка Александра с Дарием, письма Александра Олимпиаде, матери Дария, Роксане, Пору, амазонкам, переписка Дария с сатрапами, письма Дария Пору и ответ последнего, матери Дария своему сыну и др.
Часть писем, засвидетельствованных у историков, в частности и главным образом у Арриана, может считаться подлинными (например, письмо Дария Александру и ответ на него во II, 14), другая часть писем - фиктивными. Арриан считает таковыми письма Пармениона Александру с предупреждением против врача Филиппа, намеревающегося якобы отравить Александра (II, 4), отрывок письма Александра к Аристотелю о путешествии по Индии (III, 17) и др.
В композицию романа с течением времени входили элементы разных эпох и занимали в нем свое место. При чтении его явственно ощущается эта, порой механическая, связанность отдельных кусков, свидетельствующая об их различном происхождении и выдающая последовательность временных наслоений.
Дополнением к первоначальному тексту А составителя римского времени является, например, описание греческого похода (I, 42-II, 6) [29], которое противоречит не только действительному маршруту полководца (покорение Греции после Малой Азии), но и маршруту, изложенному в романе. После греческого похода Александр остается на том же месте, что и до него. Язык отрывка, отличный от языка других мест (в речах афинских ораторов применены риторические фигуры), также указывает на то, что это вставка. Содержание эпизода не передает действительных событий. Наперекор им Демосфен представлен приверженцем Александра и защитником предложений его афинянам, в то время как история свидетельствует об оппозиционном настроении Демосфена, возражавшего против удовлетворения требований македонского завоевателя.
Эпизод с гимнософистами, данный в «Романе об Александре» с изменениями, - тоже позднее добавление. Он содержится в тексте Берлинского музея, изданном У. Вилькеном (№ 13044), датировавшимся II -I в. до н. э., и у Плутарха (гл. 64). По-видимому, папирусный отрывок представлял собой какое-то самостоятельное сочинение, которое было включено в текст романа и переработано с некоторой тенденциозностью в духе романа: Александр мирно беседует с гимнософистами, задает им вопросы и удивляется их мудрым ответам.
Из других вставок можно указать беседу Александра с учителем брахманов Диндимом (трактат о Диндиме, вставленный в рукопись А после эпизода с гимнософистами, обычно приписывается Палладию - III, 7-16), завещание Александра (III, 33), отрывок с конца гл. 17 по конец гл. 19 второй книги.
Наряду с традиционными историческими эпизодами в роман вплетены новые, вымышленные эпизоды, порой довольно эффектные, такие как примирение Филиппа и Олимпиады, устроенное Александром после того как Филипп привел новую жену Клеопатру (I, 22), месть Филиппа и Александра Павсанию (I, 25), приход переодетого Александра в лагерь Дария (II, 15) и во дворец эфиопской царицы Кандаки (II, 21-24), битва со слонами Пора (III, 3) и др.
Эти вымышленные эпизоды служат в романе как, бы связующими звеньями между событиями. Таков, например, рассказ о смерти Дария и его последней воле о помолвке его дочери Роксаны и Александра (II, 20-21).
Введение фиктивных данных для связи действительных или же вымышленных событий - особый художественный прием, присущий составителю «Романа об Александре».
Композицию романа отличает сплетение документальности и художественного вымысла, сказочности и мистики.
Интересен в этом смысле эпизод основания Александрии, в котором как в фокусе сосредоточены чуть ли не все элементы, характерные для композиции романа.
Вот картина основания Александрии:
«Длину города Александр определил от так называемой Пандисии до Гераклова устья, а ширину от Мендесия до малого Гермуполиса... Однако Навкратиец Клеомен и родосец Динократ не советовали ему основывать такой большой город, потому что не хватит людей для его заселения. И даже если он будет заполнен, то торговцы не смогут обеспечить его продовольствием. Да и жители в самом городе будут склонны к раздорам, раз он так беспредельно велик. Ведь жители малых городов легко прислушиваются к добрым советам и занимаются полезными делами, между тем как множество разных племен, живущих в огромном городе, бывают даже незнакомы друг с другом. Александр, уступая строителям, предоставил им начертать план города в угодных им размерах. Они определили длину города от Драконта, лежащего в нижней части Тафосирийской косы, до Агатодэмона, находящегося в низовьях Канона, а ширину от Мендесия до Эврилоха и Мелантия. Александр приказал местным жителям поселиться в тридцати милях от города, подарив им землю и назвав их александрийцами. На главных подъездных путях оказались в ту пору Эзрилох и Мелантий, поэтому их названия сохранились.
Александр отнесся с уважением и к другим строителям города, среди которых был навкратиец Клеомен, олинфиец Кратер и ливиец Герон, имевший брата по имени Гипоном. Гипоном посоветовал Александру прежде чем закладывать основание города провести каналы, изливающиеся в море. Александр послушал его и отдал такой приказ. Подобных каналов не было ни в одном городе. Каналы прозваны «гипономами» потому, что имя ливийца, предложившего их провести, было Гипоном.
Поистине нет города больше Александрии; все ведь города занесены на карты. Самый большой город Сирии, Антиохия - 8 стадиев и 72 фута, Карфаген в Африке - 16 стадиев 7 футов. Вавилон в варварских странах - 12 стадиев и 208 футов. Рим - 14 стадиев и 20 футов. Александрия же - 16 стадиев и 395 футов.
Когда Александр прибыл в эту местность, он нашел реки, рвы и разбросанные тут и там деревни. Он увидел с суши какой-то остров в море и спросил, как называется остров. Местные жители отвечали: «Фарос. Там обитал Протей, а могильный памятник Протея находится у нас, и мы чтим его обрядами на одной очень высокой горе».
Его перенесли в так называемый теперь «героон» и выставили гробницу для обозрения. Принеся жертву герою Протею и заметив, что его памятник обветшал за давностью лет, Александр, распорядился немедленно восстановить памятник и нанести общие очертания города. Его пределы очертили, сыпля муку. И слетающиеся птицы все... склевали и улетели. Недоумевая, что значит это знамение, Александр вызвал толкователей знамений и рассказал им о случившемся. Они же отвечали: «Этот город после своего основания будет питать всю вселенную и повсюду будут рассеяны люди, в нем родившиеся. Ибо птицы облетели всю вселенную».
Строить Александрию начали со Срединной площади, и место это получило прозвание «Начало», так как оттуда началось строительство города. Тем, кто там находился, всякий раз являлся змей, наводил на них страх, и они бросали работу. Об этом было передано Александру. Он приказал на следующий день поймать змея, где бы его ни обнаружили. Рабочие, получив такое распоряжение, одолели и убили страшное животное, чуть только оно появилось подле того места, что теперь называется Стоя; а Александр приказал огородить там же священный участок и предать змея погребению. А поблизости он велел развесить венки в память явления благого божества.
Он приказал всю выбрасываемую при закладке фундаментов землю не сваливать куда попало, а в одно место, и до настоящего времени там видна большая гора, которую называют Коприя. Заложив большую часть городских кварталов и составив план, он начертал на нем пять букв: А, Б, Г, Д, Е. «А» означало - Александр, «Б» - басилевс (царь), «Г» - генос (род), «Д» - Диос (Зевса), «Е» - ектис-е (основал) город на вечные времена...» (I, 31, 32) [30].
В этом отрывке ясно видно как совмещаются в романе документальные черты (названия мест, имен, цифр) с чисто сказочными мотивами (появление змея) и мистическими элементами (знамения). Здесь же вырисовывается характер разумного и энергичного основателя города - Александра.
В романе значительное место отведено различным пророчествам, прорицаниям оракулов, магическим действиям, вещим снам - элементам, достаточно ясно воссоздающим колорит эпохи.
Связанный со своей эпохой роман отражал религиозные верования современников, их обостренный интерес ко всему чудесному и сверхъестественному: к неведомым и сказочным в их представлении дальним странам с диковинными народами и фантастическими животными и растениями. Составитель романа и его читатели одинаково верили в богов, принимающих любой образ и появляющихся в снах и видениях. В романе сновидения часто руководят ходом действия (явление во сне Александру Сараписа и его предвещания, явление Аммона и др.).
Верования в могущество высших сил уживались в это время с идущими с Востока мистическими культами, интересом к магии и волшебству.
Увлечение магией характерно и для времени империи Северов, к которой относят окончательное оформление романа.
Вот что говорит об этом времени Энгельс в книге «К истории раннего христианства»: «Это было время, когда даже в Риме и в Греции, а еще гораздо более в Малой Азии, Сирии и Египте абсолютно некритическое смешение грубейших суеверий различных народов принималось без всяких околичностей и дополнялось благочестивым обманом и прямым шарлатанством, время, когда виднейшую роль играли чудеса, экстазы, видения, привидения, гадания о будущем... и прочая мистическая чепуха» [31].
В романе об Александре - обилие сказочных мотивов и разного рода мистических элементов. Явно мистический элемент есть, например, в эпизоде предсказания смерти Александру говорящими деревьями (III, 17). В другом эпизоде (III, 30) смерть Александру предвещает чудо-младенец, получеловек-полузверь, родившийся в Вавилоне с мертвой человеческой и живой звериной половиной.
Интерес читателя возбуждали картины жизни чужих, иногда фантастичных, народов. Например, в письме Александра к Олимпиаде (III, 27) изображается сказочное племя амазонок-воительниц, создавших свое, независимое от мужчин, государство. Это красивые, рослые, сильные, остроумные и гордые женщины, необыкновенный образ жизни и нрав которых описан ими самими в ответном письме к Александру (III, 25). В качестве примера сказочно-фантастического описания оно весьма характерно, а потому стоит привести его здесь целиком [32].
«Сильнейшие и правящие из амазонок Александру желают здравствовать. Мы написали тебе для сведения до нашествия на нашу землю, чтобы ты не возвратился бесславно. А письмом нашим сообщаем тебе сведения о нашей стране и о нас самих, ведущих суровую жизнь. Мы живем за Амазонкой рекой посредине. Окружность нашей земли простирается на год пути, а река не имеет начала. Вход к нам один. Мы, живущие здесь, - вооруженные девицы в числе 270 000; у нас нет ни одного существа мужского пола, а мужчины живут за рекой, владея тамошней землей. Мы ежегодно совершаем праздник конеубиения, принося жертвы Зевсу, Посейдону, Гефесту, Аресу в течение 30 дней. Те из нас, которые желают соединиться с ними, остаются у них на несколько дней; все рожденные дети женского пола вскармливаются ими, но по достижении семи лет они переводят их к нам. Когда неприятели предпринимают поход на нашу землю, мы выступаем на конях, в количестве 120 000, а остальные охраняют остров. Мы приходим навстречу к границе, а за нами следуют мужчины, выстроившись в тылу. Если которая из нас на войне получит рану, то пользуется почетом вследствие нашей храбрости и, увенчанная, остается приснопамятною; если же которая падает на войне защищаясь, то близкая ей получает немалую сумму денег. Если кто привезет на остров тело врага, то за это дается в награду золото, серебро и пожизненное продовольствие. Таким образом, мы ратоборствуем за нашу славу. Если мы одолеем неприятелей или они обратятся в бегство, то им остаются на вечные времена стыд и позор; а если они победят нас, то окажутся победителями женщин. Итак, смотри, царь Александр, чтобы с тобою не случилось того же. Подумай и отпиши нам - и найдешь нашу рать на границах. Будь здоров».
В романе широко представлен мир диковинного, чудесного. Сказочные черты проступают в описаниях невиданных стран и населяющих их необыкновенных существ и народов, в описании их сокровищ и полученных от них даров. Характерны в этом смысле, например, дары эфиопской царицы Кандаки Александру: золото, слоновая кость, жемчуг, драгоценные камни, черное дерево, слоны и т. п. (III, 18, 7-9), а также описание дворца (III, 22), сокровищ Персеполя и Суз (III, 28, 3-12).
Рассказ о путешествии Александра в страну Кандаки также носит почти целиком сказочный характер (III, 21-24).
В рассказе об индийском походе Александра особенно много сказочно-чудесных черт. Например, говорится о способе борьбы со слонами Пора с помощью раскаленных медных статуй (III, 3, 3), или в эпизоде поединка Александра с Пором последний представлен великаном, чтобы тем самым усилить торжество победы над ним Александра (III, 4, 3).
Рассказ о Кандаке зародился, как полагают [33], в народной сфере. В романе он удачно помещен после эпизода с убийством Пора, которое мотивирует намерение мести Александру сына Кандаки и, таким образом, служит причинной связью сюжетно, казалось бы, несовместимых кусков.
Элементы чудесного есть и в описаниях второй книги, повествующих о событиях еще до индийского похода Александра.
На пути странствования Александру встречаются удивительные люди-полузвери (шестирукие, безголовые, с глазами на груди, трехглазые, с собачьими головами, с птичьими туловищами и т. п. странные существа и чудовища), диковинные земли, где царит или палящий зной, или сплошной мрак, а земля, по которой идет войско, покрыта драгоценностями. Сам Александр отваживается подняться в воздух на крыльях огромных птиц и опуститься на дно морское в стеклянной камере [34].
Сказочный характер носит сама завязка романа. Египетский царь Нектанеб, обладающий волшебными знаниями, узнав о приближении вражеского флота к берегам Египта, готовится отразить опасность посредством магических действий: наполнив ванну и пустив туда восковые фигурки вражеских кораблей, он произносит заклинания и фигурки тонут. В это же время на море должны погибнуть и корабли врагов [35]. Однако магия в этот раз наталкивается на роковые обстоятельства: предательство богов по отношению к Нектанебу [36]. «Когда он пристально всмотрелся в ванну, то увидел, что судами варваров управляют египетские боги. Поэтому, поняв, что царь Египта выдан предательством блаженных, Нектанеб обрил голову и бороду, чтобы изменить свой облик, и, положив за пазуху столько золота, сколько мог унести, бежал из Египта в Пелузий» (1, 3) [37].
Там Нектанеб создает себе репутацию астролога и чародея, добивается расположения Олимпиады и предсказывает ей будущее: будто явится к ней бог, и родится у нее сын, и станет он царем вселенной. Под видом Аммона Нектанеб сам является на свидание к царице. Чтобы не вызвать подозрений у возвращающегося Филиппа, он посылает Филиппу волшебный сон, возвещающий о рождении у Олимпиады сына Аммона. Филипп получает и другие предвещания о божественном происхождении сына Олимпиады (I, 8-10).
Рождению Александра сопутствуют удивительные явления природы: гремит гром, сверкает молния, сотрясается земля. Ребенок родится необыкновенный: глаза разные, один светлый, другой черный, зубы черные, волосы - львиная грива (I, 12). Однажды Александр, уже будучи отроком, просит Нектанеба показать ему искусство гадания по звездам. Ночью они отправляются в поле, и Александр сталкивает Нектанеба в ров, желая проучить его за то, что тот, не зная, что может случиться с ним на земле, хочет знать, что происходит на небе. Умирая, Нектанеб говорит Александру, что его судьбой было погибнуть от руки сына и открывает Александру тайну его рождения (I, 14).
Следы сказочности легко увидеть в рассказе о детстве Александра и его юности: обуздание им коня-людоеда Буцефала, победа на олимпийских состязаниях в беге на колесницах, мудрый ответ послам Дария и т. д.
Фантазия в романе не ограничена какими-либо пространственными или количественными пределами. Войско Александра, например, исчисляется в самых невероятных и совершенно произвольных количествах и проходит невероятные расстояния в своем сквозном победном марше по странам.
Это типичная черта сказочной гиперболизации.
При этом фантазия сочетается с фактами, засвидетельствованными историками. То же в описаниях исторических битв и экспедиций, где вымысел, часто разрушающий историческую правду, переплетается с достоверностью.
По-видимому, здесь сказывается влияние фольклора в том, что невероятным событиям придается видимость исторической действительности (для чего называются исторические имена и места происшедших событий). Правда, география в романе не отличается точностью, а некоторые события просто выдуманы, как, например, переход Александра через замерзшую реку Странгу, которая, пропустив его, вдруг оттаивает и поглощает преследователей (II, 14-15) и многое другое.
Элементы сказочности и фантастичности, щедро рассыпанные в романе, подтверждают его народный характер.
Вдохновленный народным творчеством, «Роман об Александре» рассчитан на массового читателя среднего культурного уровня, что в значительной степени и определило не только его смысловое, идеологическое содержание, но и весь состав поэтических средств, определивших его художественную форму.
Построенный на быстрой смене событий, увлекательных путешествиях по неведомым странам, смелых подвигах героя, необыкновенных ситуациях, фантастических происшествиях и поданный в популярном, доходчивом изложении, роман о знаменитом полководце, несомненно, мог привлечь внимание и интерес широких кругов читателей.
Однако «Роман об Александре» не был лишь занимательным чтением. За внешней занимательностью его сюжета и романтизированными зарисовками героев кроется его идеологическая тенденциозность. Содержание романа, составленное из разнородных источников, вобрав в себя ряд уже выработанных традицией сюжетных схем и мотивов, тем не менее отражало, хотя и в скрытом виде, современность. В нем можно выделить несколько политических тенденций.
Прежде всего вспомним начало романа в первоначальной версии, указывающее на его египетское происхождение. Оно таит в себе определенный идейно-политический смысл.
Роман недвусмысленно связывает Александра с Египтом, делает его сыном последнего египетского фараона Нектанеба II, а не Филиппа. Происходя от Нектанеба, Александр становится, таким образом, прямым наследником фараона, чем и определяется его право на египетский престол в романе, право, предварительно еще подсказанное оракулом Аммона Филиппу (I, 8-10).
Когда египтяне после бегства Нектанеба стали искать своего пропавшего царя и вопрошать богов, куда он скрылся, им было дано предвещание:
«Бежавший царь снова придет в Египет, не постарев, а помолодев, и наших врагов - персов - он подчинит нам» (I, 34 ) [38]. Этот ответ египтяне написали на статуе Нектанеба в Мемфисе, где ее прочитал впоследствии Александр.
Победа Александра над персами показана в романе как возвращение представителя царской династии на законный трон. В желании автора представить Александра не завоевателем Египта, а преемником египетских фараонов и законным правителем Египта сквозит определенная тенденциозность.
Как полагают исследователи, занимавшиеся этим вопросом, в частности В. В. Струве [39], после второго персидского завоевания, в египетском народе сложились предания о будущем возвращении Нектанеба II на египетский престол. Вокруг Нектанеба складывались легенды, отразившиеся в памятниках народной литературы (например, в «Сне Нектанеба» [40]).
Одна из легенд о возвращении царя отражена и в нашем романе [41].
В сцене у статуи Нектанеба, где Александр приносит жертвы богам Египта, в нем признают наследника Нектанеба и посвящают его в фараоны:
«По всем городам прорицатели встречали Александра, вынося изображения своих богов и провозглашая его новым Сесонхосисом, владыкой мира. Когда он прибыл в Мемфис, его посадили на трон в тронном святилище Гефеста и одели в пышное одеяние как царя Египта» (I, 34).
Александр, действительно победивший врагов Египта - персов, оказавший внимание местным культам, был принят в Египте как освободитель египетского народа от владычества персов.
Со временем в народе действительно могла возникнуть и затем развиться мысль об отождествлении Александра Македонского с тем Нектанебом, который, возродившись, должен был освободить Египет от персов. Поведение Александра в Египте способствовало этому. Ведь он вел себя на освобожденной земле отнюдь не как завоеватель, напротив: приносил в Мемфисе жертвы разным богам, в том числе Апису, в Александрии отвел место для установления храмов Исиды Египетской (Арриан, III, 1, 4 - 6 ).
После основания Александрии Александр ходил к храму Аммона за оракулом (III, 3-4); в Мемфисе он занимался устройством управления Египтом (Арриан, III, 5).
Таким образом, возникшее в народном сознании представление о возвращении нового Нектанеба, избавителя народа от ига иноземцев, связанное с личностью Александра, отразилось в романе в виде занимательной новеллы.
Легенда об Александре как о сыне последнего египетского фараона, восходящая, по-видимому, ко времени Птолемеев, служила своего рода идеологическим подкреплением и обоснованием традиционности и исконности владычества их династии над Египтом.
Итак, в первоначальной редакции романа ощутимо выступает тема египетского патриотизма, отчетливо звучит мотив освобождения Египта от персидского господства.
Роман начинается с восхваления египетских мудрецов; большое место в нем отведено магии и астрологии (что особенно характерно для Египта), часто упоминаются александрийские культы Сараписа (I, 31, 33), Протея (I, 30, 32), Исиды (I, 31) и др. С особенным предпочтением прославляется основание Александрии Египетской. Оно окружено чудесными знамениями и предсказано Аммоном (I, 30-33). Александрия называется «столицей вселенной» (I, 34). Кроме того, много внимания уделено в романе Птолемею: он выступает в качестве друга юности Александра (I, 17), как его помощник (в эпизоде с Кандавлом, сыном Кандаки, он играет роль царя по просьбе Александра - III, 19, 20), как один из его наследников (III, 32).
Первоначальный замысел романа, оправдывающий македонское владычество над Египтом, и в римскую эпоху сохранил свою политическую заостренность, утверждая преимущественные права на Востоке греков, а не римлян. Эта концепция льстила национальной гордости греков. В последующих редакциях романа особенно явственно ощущается эта политическая тенденция - утверждение греческого владычества над Азией.
В соответствии с политическими тенденциями подобраны, построены и освещены исторические эпизоды. В редакции В опущены, например, подробности, которые могли бы унизить греческую национальную гордость (в описании греческих событий, о взятии и разрушении Фив рассказано как бы мимоходом).
В неразрывной связи с греческо-египетскими тенденциями романа обозначается еще одна его тенденция, хотя и скрытая под исторической оболочкой: противопоставить образ Александра Македонского, сложившийся в устных преданиях александрийского населения, тому образу, который использовался императорами Рима в политических целях.
Таким образом, «Роман об Александре» отражает в завуалированной форме антиримские, оппозиционные к политике императорского Рима настроения александрийского народа.
Составитель романа, по-видимому, и сам из народа, хотел показать Александра народным героем, гуманным правителем и борцом за свободу Египта, в противовес образу героя-завоевателя и покорителя народов, пропагандируемого римскими императорами.
Увлечение личностью Александра было особенно распространено при Каракалле и затем при Севере. Политика подражания императоров Александру Македонскому преследовала определенные цели, связанные с их стремлением покорить весь Восток, и в частности, крупную восточную державу того времени - Парфию [42].
Культ Александра, служивший еще в период ранней империи своеобразным идеологическим оправданием римской захватнической политики на Востоке, получил в правление Северов особенное распространение. Великий полководец античности, завоеватель Востока, Александр Македонский, державший в своих руках половину мира, был наиболее удобным образцом для пропагандируемых захватнических планов императоров. Он как бы утверждал законность покорения Римом других народов, поддерживал идею священного происхождения императорской власти.
В «Романе об Александре» просвечивает намерение автора иначе преподнести образ Александра, выделяя его как основателя Александрии, гуманного борца за свободу Египта, устроителя Востока, т. е. совсем не так, как он использовался в императорских кругах. Александр вырисовывается в романе как храбрый, умный, благородный, простой в обращении человек. Это образ идеального правителя, народного героя, и в какой-то степени даже испытателя природы, образ греческого покорителя резко отличный от римских завоевателей мира.
Образ Александра, таким образом, построен в соответствии с патриотической задачей утверждения преимущественных прав греков на влияние в восточных странах.
Характерен эпизод, рассказывающий о завоевании Александром Италии, далекий от исторической действительности, но весьма красноречиво свидетельствующий о враждебной настроенности автора к римским завоевателям, о его желании принизить римлян перед греческо-египетским героем. Александр идет в романе прежде всего в Италию, затем в Африку, через Карфаген к Аммону, затем через Александрию и Тир к Иссе и Кидну:
«... Он переправился в Сицилию, привел в повиновение непокорных и переплыл в Италийскую землю. Римские полководцы посылают ему через Марка Эмилия, полководца, венок Капитолийского Зевса, перевитый жемчужными нитями, говоря: «Мы будем, Александр, ежегодно увенчивать тебя золотым венком в сто фунтов». Он, приняв выражение их покорности, обещал возвеличить их. От них он получает тысячу воинов и четыреста талантов. Они говорили, что дали бы ему и больше, если бы не затеяли войну с карфагенянами...» (I, 26). Из Италии Александр прибыл в Африку, где вышедшие ему навстречу полководцы стали умолять его избавить их от господства римлян (I, 30).
Интересны и другие эпизоды, носящие антиримский характер. Вспомним, например, эпизод вступления Александра в Палестину (в версии С, II, 23), вступления мирного характера, сравнительно с жестокостями Иудейской войны (66-71 гг.), когда римлянами был разграблен, разрушен религиозно-политический центр иудейства Иерусалим. Характерно, что Александр не взял дани с иудеев, жертвуя ее их богу, в то время как римляне при взятии Иерусалима обложили его налогом в пользу Юпитера. А приношения даров и жертв храму от иноземцев и иноверцев высоко ценилось иудеями [43].
Даже, казалось бы, такой незначительный момент, как простое сопоставление величины Александрии (16 стадиев 395 футов) и Рима (14 стадиев 20 футов) могло, по-видимому, с точки зрения автора, принизить Рим (I, 31).
Итак, основная политическая тенденция романа: а) египетский патриотизм и освобождение от персидского господства, б) распространение греческого владычества над Азией, в) антиримские настроения.
Кроме того, в поздней версии романа звучат мотивы восточных религиозных культов, в частности, мотивы иудейского вероучения. Явно иудаистический характер носит эпизод вступления Александра в Иерусалим, в котором рассказывается о торжественной встрече Александра первосвященниками иудеев и о принятии им их монотеистической веры «в единого бога, сотворившего небо и землю и все что в них, и постичь которого никто не может». Александр говорит, что будет служить поистине великому единому и живому богу и принесенное ему иудеями золото отдает как дань богу богов (II, 23).
Этот мотив принятия веры в единого бога иудеев свидетельствует о распространении влияния иудейского мировоззрения в Римской империи.
Иудейско-христианским характером отмечен и эпизод беседы Александра с Диндимом, в котором выражено смирение Александра перед каким-то высшим предопределением и осознание им своего бессилия и невозможности избежать назначенной свыше участи (III, 16).
Несмотря на разнородность и эпизодичность, составные части романа в своей совокупности все же связаны внутренним единством и целостностью общего, главного идейного замысла произведения.
Основная тема композиционно организует весь его сюжет, а также и детали его художественного обрамления. На главном герое сосредоточено все внимание, ему подчинены все другие персонажи, выписанные более или менее ярко и четко разделенные на положительных и отрицательных. Характер Александра вырисовывается во взаимоотношениях с этими многочисленными персонажами. Конкретная историческая .действительность служит фоном, на котором строится повествование о жизни македонского героя от рождения до смерти, его боевых действиях, его борьбе за достижение своих целей в различных жизненных обстоятельствах.
Деятельность Александра Македонского была в какой-то мере положительной, хотя бы в том смысле, что не противоречила исторически закономерному ходу развития, способствуя развитию греческой цивилизации, усилению процесса эллинизации Азии. Характер его деятельности, сыгравшей на данном этапе прогрессивную роль в исторической судьбе народов и определил тот положительный образ македонского царя, который мы находим в «Романе об Александре».
Фигура Александра воспринимается читателем только как положительный образ. К этому, по-видимому, и стремился составитель романа, снабдивший своего героя множеством самых лучших качеств. Образ построен с расчетом возбудить восхищение читателя нравственным и физическим обликом Александра. Отсюда и гиперболизированное изображение его возможностей и достоинств [44].
«Роман об Александре» написан о событиях, воспетых народом. Потому в нем и встречаются фольклорные элементы, а в образе Александра проступают порой черты, близкие народу: непримиримость к врагам, выносливость, ловкость, даже хитрость. Александр представлен таким, каким хотел видеть народ своего героя, - героическим и человечным, великим и в то же время простым.
В его характере преобладают, однако, героические качества. Это идеализированный портрет доблестного полководца. Кажется, он обладает всеми добродетелями. Еще в юности он отличается необыкновенным умом: «Александра все любили за его ум и способности к военному делу» (I, 16). Здесь же приводится ответ его Аристотелю на вопрос, как он поступит со своим учителем, когда получит наследство: «Ты расспрашиваешь о будущем, а можешь ли ты поручиться за завтрашний день? Я дам обещание тогда - если захочу, - когда и время и мой возраст сделают его выполнимым». Александр отличается ловкостью, выносливостью, силой: в 14 лет укрощает Буцефала (I, 17), в 15 - побеждает на олимпийских состязаниях в беге на колесницах (I, 18), в эпизоде встречи с высокомерным царем Николаем проявляет умение владеть собой и неумение прощать оскорбления (I, 18). В 18 лет Александр отправляется на войну ради освобождения египетского народа от ненавистного владычества персов (I, 25). Он честен, презирает предателей и отвергает их помощь (I, 37), зато высоко ценит храбрость и патриотизм врагов и даже приводит эти их качества в пример своим солдатам (II, 10).
В романе всюду подчеркивается благородство и гуманность Александра: в обращении его с пленными врагами (I, 23-41, 42), в обхождении с врачом Филиппом, которого оклеветал Парменион, затем наказанный Александром за ложное обвинение (II, 8), в обращении молодого победителя с умирающим и побежденным Дарием, в заботе о его семье, в сохранении прежних национальных обычаев жизни покоренного им персидского народа (II, 21). Благоразумие и великодушие Александра высоко ценят даже враги (I, 39), а послы Дария называют его «великим и разумным» (I, 37). «Рассудительный», «разумный», «сообразительный» - эпитеты, постоянно сопровождающие Александра. Александр рисуется добрым и великодушным (I, 37; I, 41; II, 9-10 ; II, 18; II, 20-21; III, 5 - 6 и др.), это человек высокой нравственности; он мирит своих родителей, мстит Павсанию за смерть отца и защищает честь матери, восхищая своими поступками всех присутствующих (I, 22 и 24).
В романе подчеркивается преданность народа Александру и его вера в своего предводителя (например, в картине прощания македонян с умирающим Александром, III, 32). Александр решителен и храбр, он первый переходит Евфрат, вдохновляя этим солдат, пренебрегает опасностью, отваживается на самые рискованные предприятия, проводит ряд хитроумно задуманных военных операций. Он непобедим в бою и отчаянно смел. Он переживает самые невероятные приключения, но всегда находит выход из любого затруднительного положения, не пренебрегая воспользоваться иной раз и стратегическими хитростями (II, 9; II, 13; III, 3; III, 18 и др.) [45]. Александр исполнен чувства собственного достоинства и право судить о положении дел обычно оставляет за собой, хотя и выслушивает советы и замечания. Вспомним совет Пармениона относительно мирных предложений Дария, который сказал, что, будь он Александром, он принял бы эти условия, и реакцию последнего: «И я, если бы был Парменионом, воспользовался бы этим советом, но я - Александр!» (II, 17).
Впрочем, Александр охотно прислушивался к советам, когда дело касалось конкретных вопросов, например, строительства Александрии (I, 31).
Идеализация облика Александра отчетливо проступает в романе. Автором опущены те моменты из жизни македонского завоевателя, которые свидетельствовали бы о его жестокости, вероломстве, неумеренном гневе и резкости. А если некоторые из них все же введены в роман, то в заметно затушеванном виде, прикрытые какими-либо смягчающими и оправдывающими их обстоятельствами. Есть, например, в романе эпизоды жестокого разрушения Тира и Фив (I, 35 и I, 46). Однако дело в них представлено так, будто Александр наказал жителей Тира за бичевание и распятие его послов, а разрушить Фивы его побудили провокации безрассудных фиванцев. После разрушения Фив, желая поправить зло, нанесенное им, Александр приказывает отстроить город заново. Значит, даже здесь он выступает не столько разрушителем, сколько созидателем.
Таким образом, историческая достоверность разрушается ради идеи образа, ради общей смысловой настроенности романа. В образе Александра тесно сплетаются действительные черты характера обычного человека с чертами, присущими сказочному герою. Он, например, нередко прибегает к помощи волшебных сил, оракулов, предвещаний: при осаде Тира (I, 35), при обдумывании плана проникновения в стан врага» (II, 13) и др. Он идет в святилище Аммона, проверить истинность предсказания о своем отце, получает предсказание Сераписа о будущем величии основанного им города Александрии, верит в неотвратимость судьбы. «Куда склонятся весы победы, зависит от вышнего промысла», - пишет Александр Дарию (I, 38). Еще пятнадцатилетним юношей он отвечает кичливому акарнанскому царю Николаю: «Не кичись так, царь Николай, словно ты можешь поручиться, что и завтра будешь в живых. Судьба не стоит на одном месте: весы наклонятся - и хвастунам конец» (I, 18). Александр чувствует тяготение над собой какой-то высшей, таинственной силы и выражает покорность назначенной ему свыше участи. Здесь также ощущается живое веяние времени с присущими ему чертами: религиозными верованиями людей, их повышенным интересом к мистике и разного рода чудесным явлениям, их смирением перед судьбой и неверием в свои силы.
Некоторые исследователи, например Е. Хейт [46], сравнивают Александра с эпическим героем Ахиллом, считая, что отдельные сцены романа вдохновлены Гомером. Молодой победитель проявляет сострадание к старому умирающему Дарию, как Ахилл к Приаму. Сходство этих двух героев подчеркивается эпизодом посещения Александром могилы Ахилла в Трое и его чувством зависти своему образцу, у которого был такой певец славы, как Гомер. Хейт находит сходные черты у Александра и с Одиссеем: посещение им индийских священных пещер напоминает ей спуск Одиссея в подземный мир.
Вряд ли можно согласиться с такой точкой зрения, искусственно соединяющей совершенно несоединимые произведения, порождения разных и далеких друг другу эпох.
«Роман об Александре» - сочинение типичное для своего времени, отразившее в себе настроения общественной жизни и особенности своей эпохи. Идеал героя в нем тесно связан с конкретно-исторической действительностью и пронизан определенными, присущими ей идеологическими тенденциями.
Образ Александра строится через объективное, проявляясь во внешних действиях и поступках, в многочисленных связях с другими персонажами. Характер его статичен, лишен какого бы то ни было внутреннего психологического развития и противоречий. Переживаниям, думам, размышлениям героя внимания не уделяется.
Создавая образ Александра, автор использовал прием контрастного противопоставления его как положительного образа другому, отрицательному, образу Дария.
Враг Александра, персидский царь Дарий, вырисовывается хвастливым, высокомерным и в то же время слабым, чтобы ярче оттенить величие и силу Александра и, наоборот, доблести Александра преувеличиваются, чтобы принизить качества его противника.
Контрастирующие характеры Дария и Александра прекрасно вырисовываются в их переписке. Дарий пишет Александру письмо в тоне приказа победителя, хотя он и не был им. Не зная себе равного, этот «царь царей» обходиться с Александром как с низшим, посылая ему оскорбительные символические дары: «Твой возраст еще нуждается в воспитании и соске. Поэтому я и посылаю тебе плеть, мяч и золото, чтобы ты выбрал, что сам захочешь. Плеть, потому что тебя надо воспитывать, мяч, чтобы ты играл с твоими сверстниками и не соблазнял бы молодежь тем, что ей не по возрасту, словно отъявленный разбойник, повергающий в смятение города. Ведь даже если бы мужи со всей вселенной сошлись воедино, то и тогда невозможно было бы сокрушить многолюдство персов. Войска у меня так много, что его не исчислить, как песок, а золота и серебра столько, что можно покрыть всю поверхность земли. Поэтому я и посылаю тебе ящик, полный золота: если у тебя нечем расплатиться, ты мог бы дать его товарищам по разбою, чтобы каждый из них счастливо убрался на родину» (I, 36).
В ответ на насмешку и угрозу Дария Александр весьма остроумно и с достоинством отвечает: «... Я уже познал тебя: ничего ты не можешь, хотя и украшаешь себя прозваниями богов и облекаешь себя их небесным могуществом здесь на земле. Сам смертный, я иду на тебя, смертного. А куда склоняться весы победы, зависит от вышнего промысла. К чему ты пишешь нам о своих запасах золота и серебра? Для того ли, чтобы, узнав об этом, мы еще храбрее стали воевать с тобой, рассчитывая, что твое станет нашим? Если я нанесу тебе поражение, я прославлюсь и сделаюсь великим царем у варваров и эллинов - ведь я уничтожу великого царя персов Дария. А ты, если меня разобьешь, то ничего значительного не сделаешь - ведь ты разобьешь разбойника, как ты мне писал, я же - царя Дария. Ты послал мне плеть, мяч и ящик золота. Ты, конечно, послал мне это в насмешку, но я принял твои дары как доброе знамение. Плеть я получил, чтобы копьем и мечом сечь варваров и своими руками ввергнуть их в рабство. Мячом ты возвестил мне, что я буду обладать вселенной. Ибо вселенная как раз подобна мячу, она - шарообразна. Великое знамение послал ты мне и в виде ящика золота: себе самому ты предрек подчинение - разбитый мною, ты будешь платить мне дань» (I, 38).
Мы видим, как сталкиваются два характера; эта черта, свойственная роману поздней формы, здесь лишь намечена. Интересно, как меняется Дарий. Если вначале он непреклонен, горд, насмешлив, дерзок, диктует условия Александру и угрожает ему расправой (I, 36; I, 40; II, 10), то позднее, терпя поражение за поражением, он смягчается и объятый страхом склоняется перед Александром, поручает ему заботу о своей семье, благословляет на брак с Роксаной. В своем последнем обращении к Александру он уже сам говорит о непостоянстве славы и всего земного: «Царь Дарий приветствует своего владыку. Прежде всего подумай о том, что ты рожден как человек. Этого достаточно, чтобы не стать надменным. Ведь и мой предок Ксеркс, надменный и презиравший всех людей, будучи чрезмерно жадным к золоту и другим вещам, предпринял поход против Эллады, так плохо закончившийся. Чего ему не доставало? Золота и других драгоценных камней или статуй - всего того, что ты и сам у нас увидел! Подумай поэтому о непостоянстве счастья и сжалься надо мной, с мольбой стоящим пред тобой. Ради Зевса, покровителя мыслящих, и нашего общего родственного происхождения - ведь мы оба происходим от Персея - прошу тебя, верни мне мать, жену и детей. За это я обещаю тебе показать те сокровища в Миниаде, Сузах и Бактрах, которые мои предки скрыли в земле. Желаю, чтобы ты постоянно правил над персами, мидянами и другими людьми. Да сделает тебя Зевс великим! Прощай!» (II, 17).
Здесь снова сквозит мотив смирения человека перед беспощадной Тихой, а между строк проскальзывает авторское осуждение захватнической политики и неуемной жажды власти и богатства.
Своеобразно представлен в романе Нектанеб: в его изображении чувствуется насмешка составителя романа. Поступки фараона, превращенного в романе в ловкого обманщика, напоминают эпизоды любовно-плутовской новеллы. Весь рассказ о Нектанебе носит несколько иронический характер, свойственный произведениям народной литературы. Тут и бегство с переодеванием, и обман полюбившейся женщины, и гадания, и видения, и, наконец, убийство - все то, что пользовалось популярностью как интересное чтение и было способно увлечь читателя. В эпизоде смерти Нектанеба устами Александра выражена насмешка над пророческими способностями фараона (I, 13).
Основа «Романа об Александре» - внешняя фабула. Занимательность - неотъемлемая его черта. Отсюда и внешний характер приключений, перекликающийся с довольно поверхностной, портретной, обрисовкой персонажей.
Впрочем, мы и не вправе требовать от такого произведения, каким был разбираемый роман, впитавший в себя черты истории, сказки, предания, глубокого проникновения в суть изображаемых явлений и раскрытия психологического облика героев. Ведь это произведение - всего лишь веха на пути становления будущего исторического романа, далеко не полноценный образец романа как жанра, в котором едва намечены отдельные признаки этого жанра.
Интересна одна особенность, отличающая «Роман об Александре» от других романов на историческую тему. Это почти полное отсутствие в нем любовных мотивов, необходимых в других греческих романах, построенных на историческом сюжете, таких как анонимный роман об ассирийском царевиче Нине, дошедший до нас во фрагментах, или «Херей и Каллироя» Харитона.
Между тем, он как бы предвосхищает эти романы и, несомненно, так или иначе, между ними есть какое-то сходство, выражающееся хотя бы уже в том, что каждый из авторов этих романов имеет дело с действиями исторического характера и идеализирует своих героев, нарушая историческую традицию.
Однако если в «Романе об Александре» интимная сторона жизни македонского завоевателя лишь слегка затронута и вообще любовные мотивы и элементы в нем слабы и неразвиты, то, напротив, в романе об ассирийском полководце Нине они выступают на первый план и составляют большую часть содержания, обрамляя рассказ о военных подвигах героя. (От этого романа, по-видимому, берет начало традиция введения в сюжет совместных или раздельных приключений влюбленной пары, которая была впоследствии воспринята почти всеми авторами любовных романов). А уже в романе Харитона любовные мотивы и элементы преобладают над историческими и, можно сказать, даже вытесняют их, оставляя им второстепенную роль фона, на котором развертываются действия любовного характера.
В «Романе об Александре» есть, конечно, женские образы (в нем выведены три женщины), и все же в нем нет оснований для развития любовной интриги. По-видимому, автора нисколько не занимала интимная сторона жизни великого полководца, в его намерения входило лишь прославление исторического деятеля. Даже отношения Александра с Роксаной не носят любовного характера, а похожи больше на политический союз. Может быть, потому Роксана в романе - не бактрианка, дочь Оксиарта, как в других источниках, а дочь Дария, что брак с дочерью персидского царя служил прекрасной иллюстрацией миролюбивой и гуманной политики Александра, направленной па укрепление связей Греции и Персии [47]. Ведь именно носителем идеи мира представлен в романе древний завоеватель. Как ни парадоксально это, но с точки зрения автора, оппозиционно настроенного к римским завоеваниям, кажется вполне оправданной такая трактовка образа, противопоставляющая Александра как национального героя, освободителя. народов, тому Александру-завоевателю, который служил интересам варварской политики римских императоров.
Значительное место в романе отведено Олимпиаде, матери Александра. Все начало романа связано с ее именем. Она предстает перед читателем как красивая женщина, возбудившая любовь Нектанеба, а позднее Павсания, верившая в могущество высших сил и потому поддавшаяся обману фараона. Она вместе с тем и любящая мать. Недаром в отношении Александра к матери проявляются лучшие его моральные качества. Он любит ее, мирит с мужем, мстит ее обидчику, сообщает ей о своем намерении жениться на Роксане, делится как с другом впечатлениями о своем необыкновенном путешествии в Индию. Получив от нее письмо с жалобой на Антипатра, он спешит защитить ее интересы.
Третья женщина, выведенная в романе, - царица Эфиопии Кандака. Это лицо вымышленное, получившее свое имя, по-видимому лишь в редакции римского времени. Эпизод с ней введен с целью занимательности. В романе она называется «потомком царицы Семирамиды» (III, 22, 15). Это властная, красивая женщина, умная и благородная, царственно щедрая.
В художественной форме «Романа об Александре», в его стиле явственно выступает существенный элемент жанра романа - соединение воедино разнородных начал. По сути дела он представляет собой смешение повествовательного, полуисторического-полусказочного жанра, с его стилевыми особенностями, и эпистолярного жанра, которому присущи свои характерные черты, в том числе и черты риторичности. В композицию «Романа об Александре» вплетены элементы фантастики, сказочности, преданий. Это сочинение отличается многообразием ситуаций, введением эпизодов узнавания (на пиру у Дария узнавание переодетого Александра одним из слуг и узнавание Александра Кандакой).
Разнородность состава романа определяет и его языковые средства. Слог его достаточно прост и даже примитивен, хотя местами и не лишен некоторой риторичности. Ведь историческая беллетристика, оказавшая значительное влияние на развитие романа с историческим сюжетом, была в достаточной мере риторизована, также как и эпистолярное искусство, широко представленное в «Романе об Александре».
Слог романа представляет собой нечто среднее между слогом исторической прозы и разговорной формой, свойственной автору, вышедшему из народа. Предназначенный для широкой аудитории роман носит на себе такие характерные признаки фольклорного произведения как наглядность изображения, контрастность характеристик героев, выделение главного героя, пристрастие к рассказу о необыкновенных приключениях и чудесах.
Народный характер слога выражен также в широком использовании прямой речи и диалогов. Все герои романа много говорят и пишут друг другу, обнаруживая тем самым характерные свои особенности. При этом их речи не однотипны, а разнообразны в зависимости от конкретных условий сюжета. Такая индивидуализированная окрашенность речей персонажей весьма похожа на художественный прием «речевой характеристики», применяемый уже в более развитом романе.
Особенно это касается языка Александра, всегда соответствующего его поступкам и настроениям. В зависимости от обстоятельств, он то насмешлив и ироничен, то энергичен и убедителен, то полон теплоты и мягкости, то, напротив, исполнен чувства гнева и мести. Например, в эпизоде, где Филипп, по наговору некоего Лисия, усомнившись в законнорожденности Александра, пытался его убить, но, споткнувшись, упал, Александр иронически восклицает: «Филипп стремился захватить Азию и перевернуть Европу, а сам не в силах ни шага сделать» и бросается на присутствующих (I, 21). Здесь Александр выступает как мститель за нарушение брака и защитник интересов своей матери.
В другой сцене, в кратком, но весьма выразительном ответе сборщикам дани, пришедшим от Дария, ярко выражен твердый, непреклонный и волевой характер будущего завоевателя: «Отправляйтесь в путь и скажите Дарию: «Когда Филипп был один, он платил тебе дань, когда же родился у него сын Александр, он перестал давать ее, и даже то, что ты раньше получил, я отберу и потребую у тебя обратно, когда приду» (I, 23).
Речь Александра порой довольно патетична и вдохновенна, особенно там, где Александру приходилось убеждать, обращаться с просьбой и т. д. Такие его речи часто окрашены метафорами и сравнениями. Вот, например, образец его речи, обращенной к войскам, напуганным угрозами Дария. Она сжата, но вполне убедительна:
«Мужи македонские, что вы так смущены этим письмом, словно письмена и в самом деле имеют силу? Дарий пишет из хвастовства, сам он вовсе не похож на написанное. Бывают псы, которые уже не могут взять крепостью тела, так они лают, точно лай свидетельствует о силе. Вот и Дарий - на деле он ничего не может, а в письмах кажется важной особой, - точь-в-точь как псы лающие. Но допустим что написанное соответствует действительности: этим самым становится яснее, с кем нам предстоит храбро воевать, чтобы неожиданно не потерпеть поражения, а заслужить венки за мужественную борьбу» (I, 37).
Умение Александра убеждать речью постоянно подчеркивается в романе: Александр «убедил граждан покориться и отказаться от насилия» (I, 23). Здесь попутно отмечается и миролюбие Александра. Александр то и дело обращается с увещаниями то к Филиппу, призывая его осознать свои заблуждения, то к Олимпиаде, прося ее примириться с Филиппом (I, 22), то к своему войску, убеждая своей горячей речью старых воинов следовать за ним в походе на варваров (I, 25).
Горячность и вспыльчивость Александра выражены в его отдельных восклицаниях, сопровождающих различные действия и состояния.
В романе переплетаются монологи, диалоги, описания. Диалоги - характерная особенность первой части романа, состоящей из сказочных легенд и полуисторических преданий. Обычно они коротки и просты по языку. Далее по ходу действия стиль романа несколько меняется; все большая роль отводится рассказам о походах Александра, поэтому описания битв приобретают здесь большее значение, чем диалоги. Рассказ об исторических событиях в некоторых местах отличается сжатостью и сухостью, в других, напротив, он достаточно красочен. Вот, например, описание одной из решающих битв Александра с войсками Дария:
«Дарий и его двор, видя, что Александр ведет войско на них, и думая одержать победу при помощи колесниц, снабженных серпами, поспешили занять фланговые позиции. И с противоположной стороны они поставили колесницы и весь воинский строй... [48] он руководил фалангой, через нее нельзя было проехать на конях, нельзя было и повернуть обратно. Множество колесниц погибло, когда со всех сторон осыпали стрелами возниц, другие же колесницы рассеялись по полю. Александр явился, когда их уже оставалось мало, уравнял свое правое крыло с левым крылом персов - ведь Александру довелось быть в этом строю - и, сев на коня, велел трубачам играть военный сигнал. Одновременно с сигналом трубачей подняли крик оба сошедшихся войска, и завязалась превеликая битва. Сражались изо всех сил, долгое время упорно сопротивляясь на флангах; поражая друг друга копьями, переходили с места на место; оспаривая друг у друга победу, отходили то те, то другие. Александр и его воины оттеснили Дария и его окружающих и одолели персов силою; в смятении они схватывались друг с другом в гуще сражения, и многие пострадали от своих же соратников, многие и от противника. Ничего нельзя было разглядеть, кроме коней, повергнутых на землю после гибели их седоков, и в поднявшейся пыли уже нельзя было распознать ни персидского стрелка, ни македонского пехотинца или всадника. Воздух стал мутным, земли не было видно под кровавой грязью, и даже само солнце, скорбя о происходящем и не желая глядеть на столько мерзостей, затуманилось. Но вот произошел перелом в сражении, и персы обратились в бегство, а вместе с ними и Аминта, сын Антиоха, который перебежал к Дарию - раньше он был македонянином, он помогал ему в делах управления страной.
Уже было под вечер. Дарий побоялся ехать на колеснице, потому что его могли легко узнать издали. Ночью он добрался до ущелья, оставил там колесницу и бежал верхом на коне.
Александр из честолюбия стремился захватить Дария и преследовал его всюду, какой бы путь ему не указывали. Колесницу Дария, его вооружение, мать, жену и детей Александр захватил, преследуя его на протяжении шестидесяти стадий. А самого Дария спасла ночь; имея к тому же на смену еще одного свежего коня, он бежал» (I, 41) [49].
Батальная сцена, наглядная и живая, поданная в сжатом и собранном стиле, не лишена между тем и некоторых эффектных риторических прикрас (например, персонификации: «солнце, скорбя о происходящем и не желая глядеть...»).
Замысел построения романа на историческом сюжете неизбежно обусловливал особенности повествования. Отсюда, например, неоднократно подчеркиваемая достоверность описаний. Впечатление правдивости рассказа создавалось благодаря широкому использованию различных документов эпохи, засвидетельствованных историками: сообщение о военных действиях и местах, где они происходили, указание маршрутов походов, приведение речей исторических персонажей. Таков, например, знаменитый диалог между Александром и Парменионом по поводу условий прекращения войны, предложенных Дарием (II, 17), подлинность которого признается историками, так же как письмо Дария с просьбой вернуть ему семью (II, 14) [50].
Зафиксирован историками факт болезни Александра, простудившегося в ледяной воде Кидна, а также то, что его вылечил врач Филипп. Правда, в изложении обстоятельств источники расходятся. В романе Парменион письменно предупреждает Александра опасаться Филиппа, якобы злоумышлявшего против него (II, 8).
Для придания рассказу эффекта историчности в текст романа широко вводятся письма, выполняющие в этом случае, так же как и речи, функцию своеобразной исторической документации. Они, засвидетельствованные историографами Александра, как бы подтверждают достоверность описываемого.
С тем же стремлением автора дать историческую картину эпохи связано включение в число действующих лиц исторических персонажей: Дария, Олимпиады, Птолемея, Пармениона и др.
Разумеется, повторяем, все это лишь внешние, формальные признаки исторического романа, воспроизведение лишь внешних примет описываемого времени. Ведь автор не пытался, да и не смог бы проникнуть вглубь исторических событий и оценить их.
«Роману об Александре» свойственна универсальная гибкость формы изложения, вбирающая в себя не только различные виды повествования (описания, письма, речи), но и стихи.
Разговорная речь, присущая стилю романа, нередко чередуется с ритмизированной речью. Сжатая и простая речь, характерная для документальных частей романа и изложения событий, прерывается порой стихотворными строками. Это, большей частью, прорицания и оракулы (I, 30; I, 33; I, 47) и небольшие цитаты из Гомера и Менандра (I, 33; II, 16; III, 26). Изредка встречаются грамматические эффекты, например, в I, 32, где Сарапис называет Александру свое имя в цифрах, или в I, 35 Александр видит сон, будто он раздавил сыр (τυρός) - это предсказание разрушения города Тира (Τύρος).
Ритмизированная проза сменяет простой стиль в рассказе об особо эмоциональных событиях, когда требуется передать чувства скорби, благодарности, страдания, гнева и т. д. (так, в сцене с умирающим Дарием использован холиямб - II, 20).
Патетические моменты романа сопровождаются речами риторического характера. В уста героев влагаются сентенции, увещания, риторические вопросы, восклицания и т. д.
Возможно, некоторые эпизоды испытали влияние второй софистики, такие как смерть Дария или эпизод разрушения Фив, когда Исмений, фиванский певец, умоляет Александра пощадить его город ради его славного прошлого. Призыв певца выражен в волнующих холиямбах.
Таким образом, особенности художественной формы романа целиком зависят от содержания тех сюжетных компонентов, которые его составляют. Разнообразные по своему характеру и самостоятельные легенды, письма, речи, описания, объединенные центральным персонажем, стали в романе отдельными моментами и эпизодами жизни македонского царя. При этом развитие действия в романе обусловливается причинной связью этих моментов и эпизодов.
Правда, иной раз встречается несогласованность событий и разрывы сюжетного хода, но в этом нарушении стройности композиции могли сыграть свою отрицательную роль различные интерполяции и переделки, о которых шла речь выше.
Все события в романе, как мы видели, сосредоточены вокруг Александра, который всячески возвеличивается, подвиги его прославляются как имеющие общенародное значение. Можно сказать, Александр не столько изображается в своем конкретном облике, сколько прославляется. Отсюда и гиперболичность в обрисовке его.
Огромное значение имеют здесь традиционные изобразительные средства, присущие фольклорной литературе (весьма характерна обрисовка внешности Александра, наделение его эпитетами: «разумный», «великодушный», «храбрый» и др., контрастное изображение героев).
Какими-либо особенными художественными достоинствами «Роман об Александре» не отличается. Мало внимания в нем уделено природе. Правда, детали конкретно-бытовой обстановки иногда выписаны довольно подробно (в описаниях дворцов, гробниц, обрядов, даров и т. д.).
Значение его в том, что он, являясь типичным продуктом разложения формы античной классической литературы, обусловленным начавшимся упадком античного общества, отражает в себе некоторые черты, характерные для позднегреческой прозаической литературы и представляет собой образец произведения массового потребления того времени.
Во всяком случае, «Роман об Александре» в качестве своеобразного историко-повествовательного произведения, бесспорно, сыграл свою положительную роль в дальнейшем развитии романа па историческую тему, наметив ему путь через средневековый, далеко еще не совершенный, роман ко времени рождения его полноценной художественной формы в XVII в.
Ведь создание позднейших разнообразных романов об Александре Македонском шло через перевод и переделку античной его версии, в соответствии с запросами времени.
В составе самого «Романа об Александре» есть ряд мест, носящих на себе следы переработок. Изменившиеся исторические условия, переход рассказа в другую социальную или этическую среду, естественно, могли вызвать необходимость переделки и обновления отдельных эпизодов.
Античный сюжет об Александре в форме, близкой роману, приспосабливался к характеру последующих обществ; соответственно с этим менялись и содержание, и стиль романа.
Традиция «Романа об Александре» получила, в отличие от других греческих романов, значительное развитие в последующие времена, оказав определенное влияние на развитие литературного процесса. Это говорит о том, что в романе, еще во многом незрелом и примитивном в формальном отношении, были заложены живительные и прогрессивные тенденции.
Интерес к жизни Александра Македонского, возникший в Александрии после его смерти и достигший кульминационного пункта в III в. н. э. при Александре Севере, дал новый толчок дальнейшим расширениям, обработкам и переделкам старого позднеэллиннского романа Псевдо-Каллисфена. Кроме перевода Юлия Валерия (IV в. и. э.), известна еще латинская обработка романа архиепископа Леона Неаполитанского (X в. н. э.) - так называемая «История о битвах Александра Македонского» и «Александреида» Вальтера де Кастильоне (XII в. н. э.). Сказочная история об Александре на протяжении веков пользовалась большой известностью и успехом, получив широкое распространение во множестве литературных вариаций. Произведения о прославленном полководце слагались и на Востоке и на Западе в серию романов - «александрий» и пользовались популярностью вплоть до XVIII в. Все последующие версии основаны, главным образом, на греческой версии Псевдо-Каллисфена. Переводчики романа добавляли своему прототипу что-то специфически свое, соответствовавшее их индивидуальному пониманию идеи и образа, а также своеобразию времени.
Для восточных народов тема об Александре Македонском была национальной и македонский герой не забыт там и до настоящего времени. О нем существует цикл легендарных сказаний. Роман распространился в персидской, арабской, сирийской, армянской, эфиопской, коптской, малайской и других версиях.
Восточные поэты, пересказывая его по-своему, возвращали себе свое наследие, старый, идеальный образ, тип героя-владыки, создавшийся на почве греческо-восточных отношений.
Таким образом, в этих средневековых романах и поэмах Александр выступал в роли храброго и великодушного героя, победить которого могла только смерть. Об Александре писали такие крупные поэты средневекового Востока, как Фирдоуси («Шахнаме»), Низами («Искандер-наме»), А. Навои («Вал Искандера») и др.
Персидская традиция, называя Александра Искандером, представляла его героем своего национального эпоса. Фирдоуси приписывает тесное родство Александра с Дарием (будто он был его братом) и, таким образом, победа Александра в его сочинении нисколько не ущемляла национальной гордости Персии.
Роман проник и на Запад, где был усвоен национальными литературами Европы и также вызвал множество переводов и подражаний как прозаических, так и стихотворных.
На средневековом Западе личность Александра увлекала своим рыцарским характером. В средневековых «Александриях» Александр выступал в рыцарском обличье: совершал ряд удивительных подвигов: сражался со сказочными существами, чудовищами, пытался взлететь в небо и опуститься на дно морское, побывал в диковинных землях и даже в царстве мертвых. Это был герой сказочно-приключенческого романа, но не исторический образ.
В XII в. возникли две французские метрические версии Ламбера Турского и Александра Бернэ.
Французские версии легли в основу английских переработок (King Alisander, XIV в. и «Роман об Александре» - переведен в Шотландии в 1438 г.). Немецкими стихами изложили роман Л. Лампрехт (около 1130 г.), Ульрих фон Эшенбах и Рудольф Эмсский (XIII в.).
Уже в XVI в. было известно 90 обработок «Романа об Александре» на 24-х языках. Сейчас их насчитывается свыше ста на 30-ти языках.
В древней России с XIII в. также были хорошо известны сказания об Александре, называвшиеся «Александриями». В 1861 г. Общество любителей древней письменности издало факсимиле древней рукописи «Александрии» из библиотеки И. И. Вяземского. Известны пять редакций русских «Александрий», относящихся к XII-XIII вв. [51] и русская редакция сербской Александрии XV в. [52].
Переходя от народа к народу, сказание об Александре меняло свое лицо соответственно духу разных национальностей и времен. Если для одних периодов Александр был образцом властителя и завоевателя мира (в римской империи от Цезаря до Александра Севера), то для других (на Востоке) - освободителем народов от ига поработителей и героем.
Что нового внес каждый народ в роман, как изменялась концепция главного героя, каково влияние романа на последующую ново-европейскую литературу - вопрос сугубо специальный и требующий дальнейшего изучения [53].
 

Примечания

1. Краткое изложение содержания романа дается по греческому тексту последнего по времени и лучшего издания Кролля, в основу которого положена наиболее древняя версия романа - версия «А»: W. Kroll. Historia Alexandri Magni. Berlin, 1926.

2. Хотя А. Аусфельд пытался путем отыскания противоречий в тексте и исключения их выделить и восстановить оригинальное ядро романа, относящееся, по его мнению, ко времени Птолемея Эпифана (A. Ausfеld. Der griechischen Alexanderroman. Leipzig, 1907, S. 243-248).

3. См.: A. Wallis Budge. The History of Alexander the Great being the Syriae Version of Ps-Callisthenes. Cambridge, 1889, p. 15-29. Описание различных рукописных традиций см. также в кн.: F. Маgoun. The Gests of King Alexander of Macedon. Cambridge, 1929, p. 23-62.

4. К. Мüller . Pseiido-Callisphen. Paris, 1847. W. Kroll. Указ. соч.

6. «Scriptores rerum Alexandri Magni». Приложение к изданию Арриана Мюллера.

7. См., напр., сообщение Плутарха о вымыслах Онесикрата («Александр», гл. 46) и Лукиана («Как писать историю», гл. 40).

8. Каллисфен, попавший под подозрение в заговоре, умер в заточении во время индийского похода Александра. Судя по сообщению Арриана («Поход Александра», IV, 9-10), он выступал с критикой действий Александра, его замашек восточного деспота, отступления от македонских и общегреческих обычаев.

9. I. Zасher. Pseudocallisthenes. Forschungen zur Kritik und Geschichle der ältesten Aufzeichnung der Alexandersage. Halle, 1867.

10. E. Rоhde. Der griechischen Roman und seine Vorlaufer. Leipzig, 1900, § 184-189.

11. T. NöIdeke. Reitrage zur Geschichte des Alexanderromans. Wien, 1890, S. 2-10.

12. A. Ausfeld. Указ. соч.

13. Но считают его художественным сочинением и другие исследователи. Напр., венгерский ученый К. Керени, признавая его историей или ареталогией, заявляет, что к истории развития романа оно относится только из-за входящих в него новелл (К. Kerényi. Die griechisch-orientalische Romanliteratur in religion geschichtlicher Beleuchtung. Tübingen, 1927).

14. W. Kroll. - RE, X, 1707-1726.

15. A. Ausfeld. Указ. соч., стр. 28, 225, 243-248.

16. W. Tarn. Alexander the Great, Cambridge, 1948, p. 5-54 и 133-364; его анализ исторической традиции, как нам кажется, может быть принят безоговорочно, хотя идейная позиция автора в оценке македонского завоевателя, проникнутая тенденциями, оправдывающими его захватническую политику этическими нормами эпохи, для нас неприемлема.

17. В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. М., 1949, стр. 263.

18. См. выше, в вводной главе.

19. См. R. Merkelbach. Die Quellen des griechischen Alexanders mans. München, 1954.

20. R. Merkelbach. Ps.-Kallisthen und ein Briefroman uber Alexander. - Aeg, 27, 1947, S. 144-158.

21. D. Pieraссiоni. Lettere del ciclo di Alessandro in un papiro egiziano. Firenze, 1947.

22. R. Merkelbach. Die Quellen des griechischen Alexanderromans. Достойно внимания приведение автором новых папирусов и фиктивной корреспонденции Александра, частично используемых в романе.

23. Т. е. когда исторические лица говорят и действуют в соответствии со своим характером.

24. A. Ausfeld. Указ. соч., стр. 123-126; 237-242; Р. В. Кинжалов. Политическая и социальная направленность повести «О жизни Александра Македонского» (дисс.). Л., 1955, стр. 192-196.

25. См. A. Ausfеld. Указ. соч., стр. 243-248. Вопрос о происхождении вставок см. на стр. 177-187.

26. В. Кроль в своем издании романа исключил этот отрывок, а Мюллер взял главы 24-31 и 34-35 из версии С.

27. Ср. Диодор, 17, 39, 1. Сравнение с Курцием и Аррианом также подтверждает вероятность перестановки писем.

28. См.: С. И. Ковалев. Переговоры Дария и Александра и македонская оппозиция. - ВДИ, 1946, № 3, стр. 46-56.

29. Это определил уже Роде (указ. соч., стр. 198), а затем Аусфельд (указ. соч., стр. 146-154). Кроль, напротив, признавал это место подлинной частью сочинения (RE., X, 1711).

30. Перев. А. Н. Егунова («Поздняя греческая проза». М., 1961, стр. 405).

31. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, стр. 416-417.

32. Перев. В. В. Латышева по изд. Майзеля (см.: ВДИ, 1947, № 3, стр. 245-249). В редакции А описание несколько отличается от приводимого здесь.

33. Р. В. Кинжалов предполагает, что рассказ о походе Александра как сына египетского фараона в Эфиопию связывается с египетской исторической традицией: завоевательные походы египетских фараонов были одной из популярных тем египетской литературы (см. указ. дисс., стр. 192-198).

34. Бóльшая часть всех этих чудес содержится только в поздних редакциях романа: С и L.

35. В древнеегипетской религии употребление восковых фигурок с магическими целями было широко известно.

36. Та же мысль о предательстве богов, перешедших на сторону врагов, выражена в I, 34 (3-5).

37. Египетский царь Нектанеб II действительно бежал из Египта, побежденный персами в 341 г. до н. э.

38. По египетским представлениям, сын - воплощение отца, и значит Александр - это Нектанеб, ставший молодым, призванный освободить египтян от поработителей-персов.

39. В. В. Струве. У истоков романа об Александре («Восточные записки», т. I. Л., 1927, стр. 131-146).

40. В. В. Струве считает, что создание легенды обусловлено стремлением ее создателей объяснить причину гнева богов, обрушившихся на Нектанеба (там же, стр. 139-141).

41. По мнению В. В. Струве, в народном сознании мысль о связи Нектанеба и Александра возникла в III в. до н. э. В «Демотической хронике» легенды о них переплетаются. На основании данных этой хроники Струве указывает возможные причины возникновения легенды о возвращении Нектанеба.

42. См.: Н. А. Машкин. История древнего Рима. М., 1948, стр. 524.

43. См.: Р. Ю. Виппер. Рим и раннее христианство. М., 1954, стр. 100.

44. Может быть, здесь сказалось и влияние эллинистической традиции, уходящей корнями в «Киропедию» Ксенофонта, где главный герой также наделен всеми чертами идеального властителя. Но если образ Кира обрисован в соответствии с требованиями «нравственного» кодекса греков (в который входили добродетели: мудрость, справедливость, храбрость, благоразумие), то в обрисовке Александра явственно ощущается помимо этого характерная для народной сказки гиперболизация.

45. Историки Арриан (III, 10) и Курций (IV, 13) говорят, напротив, что Александр мало пользовался подобными стратегмами, как он сам называл свои хитрости.

46. Е. Н. Haight. More essays on Hie Greek Romances. N.Y., 1945, p. 40-45.

47. В действительности это был обдуманный политический ход, обеспечивающий Александру поддержку персов в походе на Индию. Стремясь создать смешанную македоно-персидскую знать, Александр устроил целый ряд свадеб в Сузах македонян с персиянками (Арриан, VII, 4).

48. Текст в оригинале испорчен.

49. Перевод А. Н. Егунова (указ. соч., стр. 414).

50. См.: Aрриан, II, 25, 2 и Диодор, XVII, 39, 1-2; 54, 1-0.

51. См.: В. Истрин. Александрия русских хронографов. М., 1893.

52. См.: «Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV в.». М. - Л., 1965.

53. См. по этому поводу интересные примеры и наблюдения в кн.: М. Е. Грабарь-Пассек. Античные сюжеты и формы в западно-европейской литературе. М., 1966, стр. 172-182; 213-228.