Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Е. А. Беркова

ГРЕЧЕСКИЙ ЛЮБОВНЫЙ РОМАН. ХАРИТОН. КСЕНОФОНТ ЭФЕССКИЙ. АХИЛЛ ТАТИЙ

(Античный роман. - М., 1969. - С. 32-74)


 
Рассматривая греческие прозаические произведения, дошедшие до нас под названием любовных романов, мы должны помнить, что термин «роман» является в данном случае совершенно условным. Под этим наименование объединяется ряд литературных произведений, весьма разнообразных по своему стилю и по выдвигаемым авторами задачам. Об условности термина говорит и то обстоятельство, что разнообразные прозаические произведения, имеющие своей фабулой невероятные приключения любящей прекрасной четы, разлученной друг с другом и в конце романа вновь встретившейся для совместной счастливой жизни, и по-гречески носили различные названия. Сами авторы называли их то: (сказы), как Лонг и Ахилл Татий, то βίβλοι (книги), как Гелиодор и Ксенофонт Эфесский, то (повествование), как Харитон.
Но несмотря на различие этих названий, их всех объединяло то, что они были написаны прозой и сюжеты их имели между собой очень много общего. Развитие жанра романа, зародившегося еще в эпоху эллинизма, когда складывались новые взаимоотношения между человеком и обществом, прошло долгий путь, который мы сейчас не в состоянии отчетливо проследить и можем высказывать лишь различные предположения.
Основные противоречия рабовладельческого общества, усиливавшиеся бурным развитием производительных сил, привели к тому, что уже в IV в. до п. э. началось разложение античного полиса. Одновременно с этим в результате завоевания Греции Филиппом и Александром Македонским на территории Македонии появилось новое сильное государство, имевшее возможность предоставить больше простора для развития новой экономики. С течением времени на месте Македонской монархии образовалось много эллинистических государств, в свою очередь пришедших к упадку, так как «эллинизм обозначал повторение развития античного рабовладельческого общества на более высокой ступени, но возникший в результате греческого (и восточного) рабовладельческого общества, эллинизм не разрешил и не мог разрешить ни одного социального противоречия» [1].
С утратой политической свободы отдельные эллинистические государства потеряли свою национальную самобытность и в обществе получили широкое распространение космополитические настроения. Одним из следствий этого было усиление интереса к чужим странам, чужим нравам и обычаям и в особенности к чужой религии. Потеряв привычную связь с полисом, служившим защитой и опорой человеку в античном государстве, люди в эпоху эллинизма стремятся прибегнуть к покровительству сверхъестественных сил, т. е. к помощи богов. Но старые боги постепенно утрачивали свое былое значение, уступая место новым, появившимся в результате религиозного синкретизма. Теперь широкое распространение получают новые, главным образом восточные божества с их мистическими культами и обрядами, а также усиливается влечение к всевозможным чудесам и к магии. Огромным влиянием стали пользоваться такие божества, как Судьба - Тиха, или Фортуна, пролагающие путь для перехода к монотеистической религии. Но наряду с этим новая эллинистическая культура содействовала освобождению личности от тяготевшего над ней духовного гнета, атеистические настроения получили широкое развитие преимущественно в верхах общества. Теперь не боги, а человеческая личность с ее мыслями и чувствами, приобретая право на существование, вызывает живой интерес со стороны общества. Помимо религии получают широкое распространение и философские идеи. Сама наука - философия также претерпевает значительное изменение, переходя от попыток разрешить общефилософские проблемы к познанию внутреннего мира человека. Наиболее популярным и типичным для эпохи эллинизма становится учение стоиков, с их идеями свободы духа и проповедью покорности судьбе, и до известной степени процветает материалистическая школа Эпикура, но, отойдя от активного участия в жизни общества, она во многом уже утрачивает свое актуальное значение [2].
Греческая культура продолжала оказывать свое влияние на весь позднеантичный мир, став господствующей и в Римской империи. Греческие писатели наряду с латинскими продолжали отражать жизнь и идеологию современного им общества, но самый характер художественной литературы уже значительно изменился. Общественные мотивы, игравшие главную роль в художественной литературе классического периода, теперь уступили место иным темам, связанным с переживаниями отдельного индивидуума. Классический эпос и драма с их гражданскими проблемами заменяются новыми литературными формами, способствующими более полному и глубокому проникновению в мир интимных чувств отдельных личностей. Расцветают такие поэтические жанры , как эпиграмма, идиллия, любовная лирика; появляются талантливые комедии Менандра с его новыми в литературе героями - простыми людьми.
Наряду с внедрением этих новых литературных форм происходит также развитие и прозаического жанра, раньше включавшего в себя произведения главным образом исторического и географического характера. Теперь тематика в них от показа богов и героев переходит к изображению обыкновенных людей с их чувствами и страстями. Мы видим простых смертных и не только свободных, но и рабов с их повседневными горестями и радостями. Греческая проза, представляя собой особый жанр, сложившийся в этот период, получила условное название греческого «любовного романа» и стала одним из наиболее распространенных видов литературы своего времени. Эта популярность романа среди широких слоев населения была обусловлена как легкой для восприятия формой, так и занимательным сюжетом. Свободные бедняки и рабы в силу новых исторических условий в качестве нового читателя, появившегося на общественной арене, требовали увлекательной литературы с доступным для его понимания содержанием. Теперь художественные произведения создаются уже не только для высших образованных классов, но учитывают и запросы «низов», благодаря чему занимательный античный роман приобретает все больше и больше прав на свое существование.
Буржуазные исследователи, отмечая и резкое отличие греческого любовного романа от других литературных жанров, уделяли много внимания рассмотрению и изучению его сюжета, поэтики и стиля и почти совершенно не затрагивали вопроса, какие социальные факторы были причиной его возникновения и развития. Было установлено, что сюжеты всех этих романов строились по одному образцу (исключение составляет до известной степени лишь роман Лонга). Любовь прекрасной девушки и юноши, вспыхнувшая внезапно с потрясающей силой, соединение их и вскоре наступившая разлука, поиски друг друга, испытания их взаимной верности и любви, мнимая смерть одного из них, путешествия по морю, кораблекрушения, пираты и разбойники всех мастей (от «благородных разбойников» до обыкновенных бандитов), преследования, тюрьмы, побои, продажа и т. д. - и под конец счастливое соединение любящих друг с другом. Герои отличаются необыкновенной красотой и благородством и являются детьми знатных и богатых родителей. Наряду с непрерывными приключениями главных героев показываются их чувства, беспрестанно меняющиеся из-за беспокойной жизни, полной бурных событий. Счастливый конец является непременным условием всякого романа и свидетельствует о том, что авторы их руководствовались определенными литературными канонами. Можно полагать, что сюжеты подобного рода были известны ранее II-III вв. н. э., т. е. еще до появления любовного романа. Так, Цицерон в своем трактате «De inventione» (I, 27) указывал на необходимость именно таким образом излагать сюжет, чтобы вызвать в читателях различные чувства, пробуждая в них то жалость и гнев, то страх и радость, то негодование и сочувствие. Произведение должно было доставить удовлетворение читателю, воздействовав на его душу.

Харитон

Переходя к рассмотрению романа Харитона «Повесть о любви Херея и Каллирои», с самого начала приходится сказать, что у нас нет никаких точных сведений ни о жизни самого автора, ни о времени написания его романа. Данные, которыми мы располагаем, взяты из самого его произведения, где Харитон говорит о себе, что он был секретарем ритора Афинагора в Малой Азии. Это типичный любовный роман с фабулой, построенной по определенной трафаретной схеме, о которой более подробно будет рассказано ниже.
Знакомство с Харитоном началось тогда, когда другие греческие романисты (Ахилл Татий, Гелиодор и Лонг) уже пользовались широкой известностью у публики. Это давало основания некоторым исследователям рассматривать их как предшественников Харитона. Помещая Харитона в конце ряда романистов, явно подвергшихся влиянию софистики, эти ученые считали Харитона писателем как бы второго ранга, лишенным творческой фантазии и уступающим другим авторам. Так, определяя время написания «Повести о любви Херея и Каллирои», Э. Роде [3] полагал, что роман развивался, начиная от Антония Диогена до Харитона, т. е. шел от сложного, нереального и софистического вначале к простому, наивному и якобы историческому в конце. Роде считал, таким образом, произведение Харитона одним из наиболее поздних софистических романов и относил его к V в. н. э. Но такая датировка романа оказалась неверной, что убедительно и было доказано находкой папирусных отрывков, обнаруженных в Египете, датируемых II в. н. э. Роман Харитона является одним из наиболее ранних произведений этого жанра, что обнаруживается в его тесной связи с историческими и мифологическими традициями, а также в большом сходстве с такими фрагментами, как «Роман о Нине» и «Роман о царевне Хионе». На листах пергамента, где были помещены отрывки романа о Хионе, содержались и главы из последней книги романа Харитона, что может до известной степени говорить о тождестве их авторов, тем более, что язык отрывка близок к языку автора Хионы. Во всяком случае, если нельзя говорить с уверенностью, что этот роман также принадлежит Харитону, то все же можно их отнести к одной и той же эпохе. Близость романа Харитона к дошедшим до нас отрывкам, датируемым II в. н. э., а также анализ его языка и стиля говорит о том, что Харитон был одним из первых романистов и что развитие греческого романа в общих чертах совпало со временем первого периода софистической риторики. «Повесть о любви Херея и Каллирои» интересна для нас тем, что в ней можно проследить более отчетливо, чем в других аналогичных произведениях, как бы «истоки» самого жанра «романа» и увидеть, какие изменения получили в нем различные элементы, столь характерные для более ранних видов прозы.
Прежде всего внимание большинства исследователей обращалось на близость любовного романа к работам историков, среди ученых [4] было много сторонников происхождения романа из историографии. Действительно, анализируя дошедшие до нас фрагменты и отрывки прозаических произведений, можно заметить, что любовный роман и исторический имеют много точек соприкосновения. Так, в дошедшем до нас в отрывках любовно-историческом романе о Нине в качестве главных действующих лиц выводятся реально существовавшие исторические лица, как Нин и Семирамида. Вероятно, в период становления нового жанра в художественной литературе можно было легко обнаружить ряд предпосылок, обусловивших его связь с историографией. У историков среди изложения чисто исторических фактов и описаний исторических лиц встречались вставные новеллы, носившие характер короткого рассказа о какой-либо прекрасной любящей чете, подвергавшейся опасности разлуки. Но историки не могли вводить в свои исторические работы выдуманные фигуры, а должны были соблюдать некое подобие историчности. Исторические лица оказывались обычно в таких ситуациях, когда они как герои романа обязаны были проделать ряд путешествий, часто против их воли, совместно или в разлуке друг с другом. Такое положение являлось, очевидно, отголоском дани географическим исследованиям и наблюдениям. Авторы получали возможность, отправив своих героев в путь, рассказывать о занимательных и малоизвестных обычаях чужеземцев, иногда в виде отдельных картин, а иногда как воспоминания действующих лиц, повествующих о своих скитаниях. Этой схемы строго придерживались почти все авторы романов и некоторое отклонение от нее можно наблюдать лишь в романе Лонга.
С течением времени от показа исторических или псевдоисторических лиц романисты постепенно переходят к созданию литературных типов, сохраняя, однако, при этом обязательные для исторического романа условные приемы описания внешности и рассказ о происхождении героев. Главные действующие лица - это молодые люди, непременно благородного рода, из богатых семей, часто враждующих друг с другом. Герои отличаются прекрасной наружностью, потрясающая красота их в большинстве случаев является для них источником бесконечных преследований и сложных интриг со стороны окружающих. Введенные на смену историческим лицам уже чисто литературные персонажи обладали в основном теми же привлекательными моральными качествами, как и излюбленные исторические герои, - смелостью, мужеством, верностью в любви и дружбе и т. д.
Роман Харитона близко примыкает к такого рода «историческим» романам, вроде упомянутого выше «Романа о Нине», но по сравнению с ним представляет уже иной вид литературного произведения. В романе о Нине большее место занимают описания походов, написанные в духе исторических трудов, а не любовная фабула. Это произведение еще во многом не соответствует схеме более поздних любовных романов с их сложной интригой. «Повесть о любви Херея и Каллирои» - это уже шаг вперед в истории развития прозаического жанра. Это не исторический роман и основное содержание его составляет не рассказ о военных походах, а приключения влюбленной четы, разлученной жестокой судьбою. Тем не менее Харитон стремится придать своему произведению известную историческую достоверность и главные действующие лица его связаны с историческими личностями. Так, знаменитый сиракузский стратег Гермократ, победивший Афинский флот в 413 г. до н. э., представлен как отец главной героини красавицы Каллирои. Одним из ее многочисленных поклонников изображен персидский царь Артаксеркс II. Автор стремится передать до известной степени историческую обстановку, чтобы придать больше убедительности и правдоподобия своему рассказу. Но военные эпизоды, связанные с определенными историческими событиями, служат лишь для оживления основного сюжета и выявления храбрости героя. Характерно, что исторические деятели и учреждения интересуются не делами государства, а главным образом жизнью влюбленной четы (так, народное собрание, совет и суд увлечены не политикой или общественной жизнью, а обсуждают поведение героев и их частную жизнь). Но наряду с этим дается соответствующее исторической истине описание суда у персидского царя или рисуется яркая бытовая картина персидского двора с его восточной роскошью.
С историческими работами роман Харитона сближает также то обстоятельство, что он написан на основании тех же принципов, как и работы эллинистических историков. Подобно историкам, Харитон ставил себе целью, чтобы заключительная часть повести оказалась приятной читателям, «которых она освободит от мрачности тех событий, какие изложены в предшествующих ее частях» (VIII, 1) [5], да и самое начало романа имеет сходство как бы с формулой начала исторических трудов у Геродота и Фукидида. «Харитон афродисиец, писец ритора Афинагора, расскажу я историю одной любви, происшедшую в Сиракузах» (I, 1). Если у историков мы находим картины битв и сражений, то и Харитон не уступает им в этом. Например, он красочно описывает взятие города Тира (VII, 4) или показывает морской бой (VII, 5), явно свидетельствуя, что он хорошо был знаком с правилами написания исторических сочинений. Но пользуясь ими в своей повести, Харитон давал описания уже не столь сухими, а насыщенными эмоциональными переживаниями. Таковы, например, сцена похорон Каллирои (I, 6), картина блестящей охоты персидского царя (VI, 4) и т. п. С историками Харитона роднят также и ярко выраженные патриотические тенденции, когда он пользуется всяким случаем, чтобы восхвалить греческую доблесть, заявляя, например, о Гермократе, что «не было такого народа, который бы не знал о поражении, понесенном в Сицилийскую войну афинянами» (VII, 2). Херей, произнося речь перед войском египетского царя, набранном из наемников, особо подчеркивает храбрость греков (VII, 3). Хотя такое восхваление независимости и доблести греков, отрадное любому греческому патриоту, само по себе еще не указывает на прямое подражание историкам, во всяком случае, следует отметить, что, например, речь Херея перед войском (VII, 3) представляет собой типичную "побуждающую речь", встречающуюся у историков [6]. Они обычно вкладывали ее в уста полководцев, желающих преуменьшить достоинства противника и поднять дух собственного войска. Эта речь сильно отличается от других речей и монологов, встречающихся у Харитона, также построенных по правилам риторики, но преследующих иную цель, а именно: выявить психологию действующих лиц (например, жалобы Каллирои - V, 1; сетования Херея на судьбу - III, 6 и т. д.).
Но не только на военное превосходство греков указывает Харитон. Он всячески подчеркивает высокие моральные качества своих соотечественников. Образованные греки, попав в тяжелую политическую зависимость от персидского царя, относились к своим победителям со скрытым презрением, и это взаимное пренебрежение Харитон правильно и тонко подмечает в своем произведении. Взгляд восточных деспотов на покоренных «рабов» отчетливо вырисовывается у Харитона, излагающего мысли персидского царя Артаксеркса, стремящегося оправдать свое желание завладеть Каллироей. Особенно ясно раскрывается эта мысль главным евнухом царя, говорящим красавице: «Прославленное по всей земле знаменитое имя твое не нашло по сей день ни мужа, ни возлюбленного, какие были бы тебя достойны: выпали на долю тебе двое людей, бедный островитянин и царский раб... Счастлива ты именно тем, что уже не рабом любима ты или бедняком, а любима великим царем... Приноси же жертвы богам, славь свое блаженство, старайся понравиться царю еще больше...» (VI, 5).
Отмечая неоднократно, какое значение имеет для человека воспитание и образование, Харитон на примере своих героев показывает, как они благодаря своей высокой культуре и природным моральным качествам могут проявлять душевное благородство и превосходство над невежественными варварами. Раскрывая характер Каллирои, Харитон восхищается ею, показывая, как воспитанная и образованная гречанка умеет вести себя в любых жизненных условиях. Оказавшись в затруднительном положении, когда могущественный персидский царь стремился овладеть ею, она на его откровенные признания, переданные через евнуха, сумела найти должный ответ. «Воспитанная и умеющая владеть своими порывами женщина, вспомнив, где она находится, кто она сама и кто с ней разговаривает, сдержала свой гнев и перешла перед варваром к притворству» (VI, 5). Та же Каллироя, испытав превратности судьбы и сама знакомая с горем, успокаивает царицу Статиру, попавшую в плен (VII, 6), а впоследствии с почетом отправляет ее домой к мужу (VIII, 3). Статира, которая в начале называла греков нищими хвастунами, а Каллирою - бедной рабыней (V, 3), позже чистосердечно признается, что Каллироя «выказала благородный свой, достойный ее красоты характер» (VIII, 3), и тем самым признала ее превосходство.
Удаляясь все далее от показа исторических лиц и событий и произвольно меняя исторический фон, Харитон отходил и от распространенной в древности фантастики и мистики, укрепляя прежде всего чисто приключенческую линию романа. Мистические культы и широкое влияние верований Востока в свое время поколебали веру в национальных исконных античных богов и наделили их новыми не свойственными им ранее чертами, выявив тем самым и новое отношение к ним со стороны их почитателей. Мотив преследования героев завистливой судьбой или разгневанным божеством, чаще всего карающим юношу за неуважение к богине любви и презрительное отношение к ней, был хорошо знаком еще античным трагикам и остался как бы обязательным для каждого любовного романа. Хотя влияние религиозных и мифологических мотивов имело место при построении литературного сюжета, тем не менее устанавливать тесную органическую связь романа с религиозными верованиями, как это делали некоторые исследователи (Керени, Меркельбах и др.) [7], не представляется достаточно обоснованным. Указывалось на то, что ход развития сюжета любовных романов как бы отражает мистический обряд поисков богиней Исидой утраченного и вновь ею обретенного возлюбленного. Считалось, что ритуальные действия, связанные с культом Исиды, нашли свое отображение как в тематике, так и в лексике романов. Поскольку начало появления любовных романов относится к весьма отдаленному времени, то участие божества и его активное вмешательство в судьбы людей казалось вполне естественным в глазах человека той эпохи. Этими божествами обычно являлись Афродита или Эрот, т. е. боги, символизирующие такие человеческие чувства, как любовь или страсть, играющие важную роль в жизни отдельных индивидуумов. Новое отношение к внутреннему миру человека, столь характерное для эпохи эллинизма, не только не преуменьшило силу и влияние этих богов, но, наоборот, придало им еще большую значимость. Поэтому почти во всех любовных романах Афродита и Эрот так полновластно распоряжаются судьбами своих героев и им отводится авторами особое место.
У Харитона могущество Афродиты и ее сына ощущается на протяжении всего романа. Герои впервые встречаются на народном празднестве Афродиты при содействии со стороны Эрота и с его же помощью народное собрание высказывается за брак этой четы. Афродита присутствует везде: на островах Арадосе и Пафосе и в Сиракузах, куда в конце романа вновь возвращается Каллироя после многочисленных испытаний [8]. Но отношение к богам делается все более и более фамильярным и по носит никакого мистического оттенка. Каллироя, например, идет в храм Афродиты, чтобы высказать ей свое неодобрение: «Что за несчастье! И здесь опять Афродита, та богиня, которая стала причиной всех моих бедствий! Но я пойду к ней: хочется мне за многое упрекнуть ее» (II, 2). И такой разговор с богиней рискует вести простая благочестивая смертная, не боясь немедленной кары со стороны оскорбленного божества.
Таким образом, можно видеть, как изменяется постепенно отношение к религии, подобно тому, как меняются и сами герои этих литературных произведений. Авторы от изображения богов и героев переходят сначала к историческим лицам, восхваляя их подвиги, затем с развитием литературного жанра заменяют их псевдоисторическими персонажами и наконец создают уже чисто литературные типы, представляющие простых свободных людей и даже рабов. Точно так же наряду с развитием мистических верований идет одновременно снижение религиозных настроений: божество уже не пользуется таким слепым и безоговорочным поклонением, как в древности, превращаясь в существа, символизирующие человеческие чувства. Хорошо знакомые из восточных культов поиски богиней ее возлюбленного, его мнимая смерть и вновь возрождение получают теперь свое отражение в литературе, но вводятся и рассматриваются как явления чисто реалистического характера. Для любовных романов вполне закономерно рассказывать читателям и о встречах влюбленных, и об их душевных переживаниях, о разлуке и препятствиях, мешающих их счастью. Трафаретная схема - встреча, разлука и счастливый конец - необходимая для занимательности рассказа, обрастает теперь рядом разнообразных событий и приключений, часто весьма реального происхождения и далеких от какой бы то ни было мистики.
Жанр романа, развиваясь по своим внутренним законам, как всякий литературный жанр, существовал в определенной исторической среде и произведения его, несмотря на свою кажущуюся отдаленность от каких бы то ни было общественных проблем, должны были прежде всего отражать реально существующую действительность. Например, среди персонажей любовных романов мы непременно найдем разнообразные типы разбойников - от обыкновенных грабителей преимущественно из беглых рабов до свободных людей, часто ищущих для себя не только наживы, но и выхода из тяжелых социальных условий. Вместе с тем Харитон, как и другие авторы романов, пытался до известной степени, если не разрешить, то хотя бы поставить перед читателем основные проблемы морального и этического порядка, интересовавшие их современников.
Роман Харитона построен по определенной схеме, которой в той или иной степени придерживались все авторы любовных романов, и потому мы довольно подробно остановимся на его содержании. Херей и Каллироя, главные герои романа Харитона, молодые жители Сиракуз, отличались богатством и неземной красотой. Встретившись на празднике, посвященном Афродите, молодые люди с первого взгляда влюбляются друг в друга; счастливая пара сочетается браком. Но богиня Афродита, чьей власти раньше не признавал Херей, гневается на молодого супруга и подвергает его тяжелым испытаниям. Херей, охваченный ревностью, по наветам отвергнутых Каллироей женихов, наносит жене страшный удар в живот и та падает как мертвая. Так как Каллироя долго не приходит в чувство, то ее, считая умершей, торжественно погребают вместе с большим количеством драгоценностей. Ночью пират Ферон со своей шайкой взламывают склеп и обнаруживают там очнувшуюся от мнимой смерти Каллирою. Забрав драгоценности и Каллирою, разбойники увозят ее на корабле и продают как рабыню богатому и знатному жителю Ионии Дионисию. Дионисий сразу же пленяется красотой своей новой невольницы, но видя в ней женщину благородного происхождения и не желая силой владеть ею, предлагает ей вступить с ним в законный брак. Каллироя сначала отказывается, но, обнаружив, что у нее должен быть ребенок от ее мужа Херея и не желая, чтобы ее дитя стало рабом, соглашается и выходит вторично замуж за Дионисия.
Херей после смерти Каллирои впадает в отчаяние, обвиняет себя в несправедливой ревности и, обнаружив исчезновение жены, отправляется на ее поиски. Пойманный пират Ферон рассказывает о судьбе Каллирои, и Херей спешит в Милет. Но по дороге Херея и его друга Полихарма захватывают в плен персы и продают как рабов сатрапу Митридату. Херей после многих расспросов узнает о судьбе Каллирои, теперь богатой и знатной жены Дионисия. Благодаря своей неземной красоте Каллироя пленяет сердца всех мужчин, встречавшихся на ее пути. Херей, его господин - сатрап Митридат, Дионисий - все только и думают, как обладать ею. Дионисий, случайно прочитав письмо Херея к Каллирое и считая Херея умершим, объявляет, что это письмо подделано Митридатом, и подает на него жалобу персидскому царю Артаксерксу. Но Митридат оправдывается, когда на суде появляется сам Херей и происходит сцена его узнавания Каллироей. Тем не менее царь колеблется решить дело в пользу Херея, так как он и сам пленился прекрасной гречанкой. Начавшийся в это время поход против восставшего Египета дает царю возможность на неопределенное время отложить судебное решение о судьбе Каллирои. Оскорбленный Херей, не получив Каллирои, перебегает на сторону восставших египтян, храбро сражается против персов и разбивает персидское войско, захватив в плен жену царя Статиру. Роман кончается встречей Херея и Каллирои и их счастливым возвращением домой в Сиракузы.
У Харитона, как и во всех любовных романах, с героями происходит множество происшествий: кораблекрушение, мнимая смерть одного из героев, продажа в рабство, распятие на кресте. Герои из-за своей красоты подвергаются покушениям на них со стороны окружающих, но остаются верными своей любви. Даже в отношении Каллирои, нарушившей верность мужу и вышедшей вторично замуж за Дионисия, Харитон все время подчеркивает, что она так поступила лишь из-за любви к своему и Херея ребенку, что только это обстоятельство вынудило ее на брак с Дионисием. Испытание высоких чувств героев является одним из основных моментов в развитии сюжета, так же как гнев Афродиты или Эрота, преследующих влюбленных за нанесенную ранее им обиду.
В романе Харитона можно видеть уже четко разработанную типовую схему, обязательную для каждого произведения подобного рода. Не только в отношении развития основного сюжета, но даже в деталях его роман совпадает с более поздними, известными нам произведениями этого жанра. Так, для придания большего драматизма действию, Харитон вводит традиционные приемы, вроде получения и писания писем главными героями или упоминания о вещих снах. Письма (как отголосок эпистолографического жанра) играют значительную роль в любовных романах. Например, письмо Херея к Каллирое с извещением, что он жив и ждет ее (IV, 4), послужило причиной длительного судебного процесса между Хереем и Дионисием, имевшего важное значение для дальнейшей судьбы героев. Покидая навсегда своего второго мужа, Каллироя пишет Дионисию ласковое письмо, чтобы для этого положительного героя романа разлука с ней была бы не столь тяжелой. Херей в своем письме персидскому царю не может удержаться, чтобы не подчеркнуть лишний раз своего морального над ним превосходства (VIII, 4).
Что же касается вещих снов, то упоминание о них встречается постоянно еще в классической литературе, и Харитон, как и все остальные авторы романов, не остается в стороне и от этого приема. Дионисий видит во сне умершую жену (II, 1), Каллирое снится Херей перед тем, как она должна принять серьезное решение.
Всем романам присущ и такой мотив, когда наряду с развитием главной темы вводится элемент искушения героини и попыток заставить ее изменить любимому человеку. Так, например, евнух всячески убеждает Каллирою покориться персидскому царю и не отвергать его любовь (VI, 5).
Но наряду с такими шаблонными мотивами можно видеть уже и новые черты в мировоззрении автора, свойственные более позднему эллинистическому времени. Так, старый мотив Судьбы, часто жестокой и неумолимой, властно требующей от героев тех или иных угодных ей поступков, дается Харитоном уже в ином виде. Судьба преследовала разлученных супругов на протяжении всего романа, и «затевала Судьба не только странное, но и лютое дело: хотела она, чтобы Херей не узнал, что в его руках находится Каллироя, и посадив чужих жен на свои триеры, покинул на острове одну лишь собственную, оставив ее там не в невесты Дионису, как спящую Ариадну, а в добычу своим врагам» (VIII, 1). И если бы не вмешательство Афродиты, решившей наконец простить Херея, то не было бы и счастливой встречи супругов.
Здесь Судьба представлена в традиционном изображении, но все же Каллироя, несмотря на все ее козни, сама выбирает свою дорогу, решаясь выйти замуж за Дионисия. Здесь уже видна свободная воля человека, поступающего в решительный момент не под влиянием божества, а тщательно взвесившего и обдумавшего свои поступки. Тут уже нет мистического трепета человека перед Судьбой, и автор раскрывает глубокие психологические переживания героини, принимающей определенное решение.
Роман Харитона увлекал своего читателя не только показом многочисленных приключений главных героев или изображением их высоких моральных качеств, но силой их переживаний, впервые столь убедительно показанных в художественной античной прозе.
Харитона можно назвать даже до известной степени предшественником психологического романа, где он стремится с реалистической правдивостью раскрыть психологию действующих лиц и с помощью отдельных штрихов показать внутренний облик каждого героя. Хотя Харитон подчеркивает, каким авторитетом пользуются богатые и знатные люди вроде Гермократа или Дионисия среди своих сограждан, но в показе душевных переживаний не делает различия не только между знатными и простыми людьми, но даже между свободными и рабами.
Внимание писателей к личности раба стало выявляться в художественной литературе постепенно, когда в жизни античного общества появились определенные к тому предпосылки и проблема рабовладения стала одной из основных задач. Беллетристические произведения того времени, затрагивая эту тему, должны были ответить новым социальным запросам. Признавая рабство закономерным для античного общества явлением и не пытаясь ни в какой мере его отвергнуть, Харитон тем не менее, как и другие романисты, показывает его как явление отрицательное, являющееся по сути дела величайшим злом для человека, особенно свободнорожденного. Рассказывая о своих героях, попавших в рабство, Харитон, придерживаясь, по-видимому, наиболее популярного и типичного для его эпохи учения стоиков, указывает, что моральные качества человека не зависят от его состояния и человек, ставший рабом, может сохранить врожденное благородство. Так, Каллироя всегда и везде оставалась высокообразованной, просвещенной гречанкой и от всей души сочувствовала Статире, впавшей в отчаяние от ожидавшей ее рабской участи. Но Харитон подчеркивает, что не каждый мог это сразу понять и что только попав в беду, «Статира поняла, что значит для свободнорожденного человека плен» (VIII, 3).
Изображению психологии рабов и рабынь отводится немало места. В отличие от рабов новой комедии, обычно показываемых в виде ловких и хитрых наперсников своих молодых господ, рабы Харитона изображаются совсем в ином плане, как обыкновенные люди с их достоинствами и недостатками. Такова, например, Плангона, умная и ловкая женщина, искренне стремящаяся угодить своему господину, но желающая одновременно с тем помочь и полюбившейся ей Каллирое. Хорош образ Леоны, управляющего у богатого Дионисия и его доверенного слуги. Типична фигура евнуха при дворе Артаксеркса, тупого и хитрого подхалима, считающего себя выше «греческих рабов», и ряд других.
Зарисовки Харитона полны правды, и даже второстепенные лица, стоявшие рядом с обоими главными персонажами, часто изображены более яркими чертами, чем они. Так, если главного героя Херея автор рисует весьма примитивно мыслящим и довольно стандартным персонажем, встречающимся в любом романе, то Дионисия, его соперника и второго мужа Каллирои, он изображает по-иному. Харитон показывает душевный разлад Дионисия, знатного и богатого гражданина города Милета, влюбившегося в свою рабыню - Каллирою и тщетно добивающегося от нее ответного чувства. Дионисий считает ниже своего достоинства овладеть ею силой, хотя он мог бы свободно сделать это, как ее полноправный хозяин. Но он видит и ценит в Каллирое человеческое достоинство и отвергает насилие, не поддаваясь уговорам преданного ему раба, и скорее готов убить себя, не добившись от нее взаимности.
Реалистическими чертами обрисован и образ персидского царя Артаксеркса, пылкого поклонника Каллирои, могущественного восточного деспота, всячески старающегося оправдать себя в своем желании овладеть женой одного из своих влиятельных подданных. С чисто восточной хитростью царь стремится к намеченной цели, но терпит поражение.
В романе Харитона, созданном в эпоху, далекую от классической древности, в эпоху нового отношения к человеку, отразилось и новое отношение к женщине. Мы видим ряд женских типов, отличающихся уже известной индивидуальностью. Главная героиня Каллироя, хотя и обладает внешностью мифологической богини, - уже не покорное безгласное существо, а женщина-мать, размышляющая и борющаяся за судьбу своего ребенка: Каллироя любит Херея, уважает Дионисия, искусно избегает домогательства персидского царя. Она с достоинством держит себя в положении рабыни, а впоследствии проявляет подлинное благородство в отношении своей бывшей госпожи, царицы Статиры. Статира вначале показана в роли «высокой покровительницы», презирающей и слегка ревнующей Каллирою к своему мужу, но в конце романа она уже по достоинству оценила Каллирою и прониклась к ней глубокой симпатией. Хорошо изображено общество знатных персидских дам, желающих «посрамить» чужеземку в соревновании по красоте и т. д. Такое разнообразие женских типов, обладающих определенной индивидуальностью и обрисованных Харитоном яркими чертами, являлось новшеством для античной литературы, так же как и его попытки показать психологические переживания своих героев [9].
Привлекая к себе внимание самых разнообразных кругов читателей, новый вид литературы удовлетворял вкусы различных общественных групп. Если простой народ с большой охотой читал увлекательные романы-приключения из жизни богатых знатных лиц, то роман Лонга, например, был рассчитан на образованную публику. Оценить изысканную манеру автора, с которой он передавал нарочито безыскусственный сюжет, изображающий пастораль на лоне природы, могли лишь читатели, искушенные в литературе. Совершенно естественно, что софистическое красноречие, оказавшее столь большое влияние на развитие художественной литературы периода поздней античности, не могло не отразиться и на любовном романе. Но у Харитона это влияние не чувствуется еще столь сильно, о чем свидетельствует язык, стиль и сама композиция романа. Будучи одним из ранних известных нам авторов любовного романа, Харитон, по-видимому, примыкал к писателям предаттицистического периода [10]. На это указывает и его близость к историкам - Геродоту и Фукидиду, и многократные реминисценции и заимствования из трагиков, а также употребление поэтических оборотов и целых стихов из Гомера. Так, он берет стихи из «Илиады» (XVII, 22-24), чтобы передать скорбь Херея об умершей супруге, из «Одиссеи» (XVII, 486-487), показывая преклонение толпы перед красотой Каллирои, несколько раз применяет часто встречающийся у Гомера стих для изображения чувства внезапного страха («Илиада», XXI, 114) и вообще во многих случаях широко использует литературное наследие классиков.
Харитон также часто прибегает к чисто театральным эффектам, не скрывая этого. «Какой поэт выводил на сцену столь необыкновенный сюжет? Казалось, находишься в театре, полном разнообразнейших чувств, где разом слилось все: слезы и радость, жалость и изумление, сомнения и надежды» (V, 8). У него встречаются отдельные сцены, взятые из античной драмы, например, эффектное появление Херея, когда Митридат театрально взывает к богам, умоляя, чтобы Херей явился: «Хотя бы на этот суд одолжите Херея мне! Явись ко мне, добрый гений!» (V, 7). Помимо этого чисто театрального трюка, перенесенного в литературу, мы встречаем и отголоски драматургического «узнавания», когда персидский царь, заподозрив сначала обман со стороны врага (VIII, 5), узнает, что это приближается к нему корабль, везущий его жену Статиру. Встречаются и такие мотивы, столь распространенные в классической драме, как вмешательство отвергнутых и завистливых женихов в жизнь молодой четы и т. д.
Композиция романа проста и ясна: в нем нет сказок и мифов, нет вставных эпизодов, главную роль играют не приключения и не интриги второстепенных лиц, а душевные переживания героев.
Роман начинается сразу с самого основного: зарождение и развитие любви главных героев. Затем идут препятствия, мешающие счастью влюбленной четы, приключения и трагические происшествия и, как везде, счастливый конец. Требование такого финала идет еще от историков, чего Харитон строго придерживается. Для романа характерны ясность и компактность содержания.
В соответствии с разработанной схемой рассказ Харитона можно легко разделить на отдельные отрезки. В каждом из них излагаются законченные события, героями которых поочередно являются то Каллироя, то Херей. Все эти эпизоды тесно переплетаются между собой. При этом наблюдается определенная симметрия в построении: оба знатного рода, оба скитаются по чужим странам, ставши рабами. Оба получают избавление от рабства: Каллироя благодаря любви к ней Дионисия, Херей из дружбы к нему Митридата. Помимо показа постепенного развертывания событий автор дважды пересказывает все случившееся сначала устами Каллирои (V, 1, 2), затем - Херея (VIII, 8). Наряду с этим литературным приемом у Харитона большое место занимают речи, диалоги и монологи действующих лиц. Речи, являясь отголосками влияния исторической литературы, произносились лишь в самые ответственные моменты п отличались прямотой и ясностью, как у аттических ораторов (I, 2; IV, 4; V, 6; VII, 3 и др.). Диалоги, к которым часто прибегает Харитон, интересны своей большой живостью и драматичностью. Таковы, например, разговоры Каллирои с Планго (II, 10), Дионисия с Фокой (III, 9), беседа Статиры с придворными дамами (V, 3), перебранка Дионисия с Хереем (V, 8) и др. Но самое большое место Харитон отводил монологам, которыми пользовались все персонажи его романа. Цель монологов - показать наиболее ярко психологию и характер действующих лиц, что роднило, как упоминалось выше, Харитона уже не с историками, а с драматургами. Обычно эти монологи произносились героями, охваченными чувствами жалости или страха.
Так, например, в длинном монологе Каллироя оплакивает свою судьбу (I, 14), Херей терзается раскаянием (III, 3), Каллироя проклинает свою красоту (VI, б) и т. д. Эти монологи, благодаря своей эмоциональной окраске, отличаются от монологов в более поздних романах, где они являются скорее эпидиктическимн упражнениями, в которых автор мог проявить свое профессиональное искусство. У Харитона же наличие риторики можно видеть не столько в высказываниях на определенные темы, сколько в необычайных ситуациях, в которые попадают его герои.
Харитон, изображая своих героев в бытовой обстановке, рассказывал о них простым и ясным языком, избегая замысловатых намеков, понятных лишь для образованного круга читателей, что было столь принятым в эллинистическое время. Он более непосредствен, чем другие романисты, и более близок по форме и языку к классической литературе.
В качестве примера стиля Харитона возьмем обращение Каллирои к Афродите: «Молю я тебя, владычица: примирись отныне со мной. Ибо довольно было у меня несчастий: и умирала, и оживала я, и у разбойников, и в изгнании побывала я, продана была я и в рабство. Но еще для меня тяжелее, чем это все, второе мое замужество...» (III, 8). Сопоставим эту речь Каллирои с ее словами: «О коварная красота! Ты причина всех моих бедствий, из-за тебя я была убита, из-за тебя продана в рабство, из-за тебя вышла вторично замуж после Херея, из-за тебя же я и перед судом предстала» (VI, 6). Тот же стиль мы находим и в речи Херея: «Нечестивая женщина! Из-за тебя был я продан в рабство, вскапывал землю, нес крест, отдан был в руки палачу...» (IV, 3).
Что же касается обрисовки характеров, то здесь Харитон старался вывести реальных живых людей, а не изображать надуманные литературные типы. Например, если взять главного героя Херея, то автор, начав с шаблонной встречи его с красавицей Каллироей на празднике Афродиты и наделив обоих молодых людей всеми качествами, свойственными героям любовных романов, не побоялся ввести ряд реалистических подробностей, вроде того, как Херей из ревности ударил жену ногой или как Каллироя под влиянием чисто жизненных обстоятельств решается изменить установленный литературным каноном порядок, - а именно, нарушив верность любимому мужу, выйти замуж за другого. Херей из бледной безжизненной фигуры, лишенной всякой индивидуальности, постепенно превращается в живого человека и в конце романа сильно отличается от Херея в начале.
Хорошо показаны такие характеры, как Дионисий, Артаксеркс, Леона, Планго и многие другие. Все эти типы своеобразны и жизненны. Харитон изображает их в действии, раскрывая их психологию посредством диалогов и монологов. Так, например, если взять разбойника Ферона, то в отличие от типов безликих кровожадных пиратов, встречающихся у всех романистов, в нем мы находим живого человека, не лишенного юмора и иронии.
Вообще следует отметить, что иронию, как известный прием, Харитон применяет часто, чтобы ярче подчеркнуть контраст в отношении героев к тому или иному факту. Так, разбойник Ферон, собираясь продать Каллирою в рабство, хочет внушить ей, что он благородный человек и желает ей добра. Каллироя, прекрасно понимая его поведение и не веря ни одному его слову, отвечала ему в ироническом тоне: «Благодарю тебя, отец, за твое человечное ко мне отношение. Да вознаградят всех вас по заслугам боги» (I, 13). Не без юмора показывает Харитон и безутешного вдовца Дионисия и хитрого раба Леону, задумавшего разогнать печаль своего господина (II, 4). Ярким контрастом смотрится скорбь Херея, встретившего лодку на море и узнавшего в ней вещи Каллирои, и радость матросов, нашедших в лодке множество дорогих погребальных приношений и золота (III, 3). Особенно эффектный контраст можно видеть в высокопарных увещеваниях евнуха, обращенных к Каллирое, чтобы она покорилась персидскому царю, и в ее скептическом отношении к царю и глубоком возмущении словами евнуха: «В первое мгновение Каллироя готова была выдрать, если бы только это было возможно, глаза тому, кто подкупал ее» (VI, 5) и т. п.
Помимо свойственной Харитону мягкой иронии, одной из отличительных черт его творчества является сентиментальность, что также до известной степени являлось как бы противодействием риторическим условностям его времени.
Отдавая дань литературным традициям, автор «Повести о любви Херея и Каллирои» в описаниях часто поражает своей наивностью. Так, говоря о божественной красоте Каллирои, Харитон подчеркивает, что ее красота была столь поразительна, что Молва, бежавшая впереди нее, заставляла целые города выходить к ней навстречу: тесными становились дороги от стекавшегося всюду народа, люди бросали свои повседневные дела и интересовались лишь личной судьбой Каллирои (IV, 7).
У Харитона повышенной чувствительностью отличаются все его герои, и чувства их доведены до наивысшей степени. Полихарм, друг Херея, готов умереть за него; Дионисий, страстно влюбившись в Каллирою и не получая взаимности, сам не хочет жить, погибая от тоски; Митридат при виде красоты Каллирои лишился чувств, и слуги с трудом подняли его и вынесли на руках. Дионисий часто плачет, Херей также любит проливать слезы и т. п.
В построении романа Харитон отличается от других романистов. Мы не находим у него второй темы с другой влюбленной парой, обширных софистических отступлений, псевдонаучных рассуждений и обилия невероятных приключений. Он отличается от других романистов не смелым полетом фантазии, в чем он уступает многим, а попыткой проникнуть в психологию героев, желанием дать индивидуальную характеристику своим героям. В его романе сохраняется внутренняя связь между событиями, что часто трудно бывает проследить в других романах из-за нагромождения происшествий и приключений.
Простой и ясный стиль романа Харитона привлекал к нему многочисленных читателей. Его «Повесть о любви Херея и Каллирои», с одной стороны, была связана с литературными традициями, идущими еще от исторического и драматического жанров, а с другой, выявляла индивидуальное лицо автора. У Харитона еще не так сильны трафаретные приемы, играющие столь важную роль у других, более поздних авторов любовных романов. Предоставив своим героям известную свободу действий, он ввел в любовный роман живых людей, а не отвлеченные схемы.

Ксенофонт Эфесский

Одним из ранних произведений, характерным для жанра греческого любовного романа и дошедшим до нас, является «Эфесская повесть о Габрокоме и Антии», принадлежащая некоему Ксенофонту Эфесскому. Время создания этой повести, сходной как по своему содержанию, так и по стилю с рассмотренной выше «Повестью о любви Херея и Каллирои» Харитона, не поддается точной датировке. Вследствие отсутствия сведений о жизни и творчестве Ксенофонта Эфесского приходится руководствоваться лишь косвенными данными, позволяющими предположить, что роман этот относится ко II в. н. э.
Ксенофонт Эфесский, как можно судить по его имени, был, по-видимому, родом из Эфеса, о чем свидетельствуют также и различные детали из его повести. Например, он упоминает о такой подробности, связанной с местоположением города, что морем от Эфеса до святилища Аполлония Колофонского было не более 80 стадий. Кроме того, он весьма красочно и живо, как настоящий очевидец, описывает торжественную процессию, растянувшуюся на целых 7 стадий в честь богини Артемиды. Автор подробно рассказывает о ритуальном наряде своей героини - красавицы Антии, несущей лук и стрелы, сопровождаемой толпой нарядных и радостных девушек и как бы олицетворяющей в своем лице саму богиню Артемиду.
Созданные, вероятно, в одну эпоху, обе повести, Ксенофонта и Харитона, обладая рядом сходных черт, в то же время носят и черты различия. Для более ясного и четкого представления о специфике любовного романа следует, как нам кажется, произвести сравнение этих двух произведений. Прежде всего надо отметить, что сюжеты их в основных чертах очень похожи. Взаимная любовь героев с первого взгляда, их брак, затем всевозможные приключения и испытания вплоть до мнимой смерти и счастливый финал - соединение любящих. Но в деталях, хотя часто как бы сходных, эти произведения отличаются друг от друга.
Познакомимся с содержанием «Эфесской повести о Габрокоме и Антии». Дети знатных эфесских граждан, 16-летний Габроком и 14-летняя Антия, отличаются необыкновенной красотой. Юноша гордо и насмешливо отвергает власть всемогущего бога Эрота и навлекает на себя его гнев. Встретившись по воле божества на празднике в честь богини Артемиды с прекрасной Антией, Габроком влюбляется в нее с первого взгляда. Красота Габрокома также поражает в самое сердце Антию, и они оба, скрывая от родных и близких свою любовь, заболевают от избытка чувств. Родители в волнении обращаются за разъяснением к оракулу и узнают о дальнейшей судьбе своих детей. Они должны пожениться, но им придется претерпеть много бед и страданий, перенести разлуку, победить тяжелые препятствия и, сохранив любовь и верность друг другу, наконец, вновь счастливо соединиться. Родители, сыграв свадьбу, торопятся отправить молодых путешествовать, чтобы тем самым, идя навстречу неумолимому року, они могли бы скорее перенести неизбежные страдания и прийти к счастливому концу. Молодая чета вместе с преданными рабами Левконом и Родой начинает свое путешествие. Грозное пророчество оракула сразу же начинает осуществляться: Габроком и Антия вместе с остальными терпят кораблекрушение; на них нападают пираты и захватывают их в плен.
Начинается длинный ряд приключений, где красота молодой четы служит для них источником страданий. То в них влюбляются разбойники и пытаются их соблазнить, то дочь Апсирта, предводителя пиратов, Манто стремится увлечь Габрокома, но отвергнутая Габрокомом, клевещет на него, и Габрокома, избитого, бросают в тюрьму. Манто выходит замуж за Мирида и увозит с собой как рабыню Антию с преданными ей Левконом и Родой. Антия подвергается всяческим притеснениям со стороны Манто, а когда в нее влюбляется хозяин Мирид, то Манто сначала хочет ее убить, а затем продает как рабыню ликийским купцам. Опять Антия попадает в кораблекрушение, опять ее захватывают разбойники во главе с предводителем Гиппотоем.
Антия претерпевает множество злоключений. Сначала ее хотят принести в жертву богу Аресу, но ее освобождает благородный полководец Перилай, разбивший разбойников и влюбившийся в Антию тотчас же. Он хочет жениться на Антии и увозит ее, полную отчаяния, в город Тарс. Антия готова скорее покончить с собой, чем выйти замуж за Перилая, и умоляет врача Евдокса помочь ей. Евдокс за большие деньги обещает дать Антии смертельный яд, который она и принимает в день свадьбы. Но это был всего лишь снотворный порошок, и Антия, мгновенно погрузившись в глубокий сон, падает как бы замертво. Ее принимают за умершую и хоронят в склепе, положив вместе с ней разные драгоценности. Разбойники раскрывают ее могилу, чтобы забрать драгоценности; появляясь как раз в то время, когда Антия приходит в чувство, они забирают ее вместе с собой.
В это время Апсирт, отец Манто, оклеветавшей Габрокома, узнает об его невиновности, освобождает его из тюрьмы и, щедро наградив, отпускает. Габроком тотчас же отправляется на поиски Антии. По дороге Габроком встречает разбойника Гиппотоя после разгрома его шайки, они отправляются дальше уже вместе и рассказывают друг другу о своей жизни. Постепенно Гиппотой вновь собирает вокруг себя шайку и Габроком из рассказа старухи Хрисион узнает о судьбе Антии. Он немедленно покидает Гиппотоя, чтобы отыскать хотя бы тело Антии.
Антию, проданную разбойниками, покупает, пленившись ее красотой, индийский царь Псаммид и хочет сделать ее своей наложницей, но Антия прибегает к покровительству богини Исиды и выпрашивает у Псаммида год отсрочки. Во время пути Псаммида в Индию на границе Эфиопии на него нападает Гиппотой со своей шайкой, убивает Псаммида, а Антию забирает в плен, но не узнает ее. Один из шайки Гиппотоя, влюбившись в Антию, хочет овладеть ею, но нечаянно натыкается на меч и умирает. Разбойники, считая Антию виновной в смерти их товарища, в наказание бросают ее в яму, куда помещают двух свирепых собак и, закрыв яму тяжелыми бревнами, ставят стражу. Разбойник Амфином, который любит Антию, пожалев ее, потихоньку ежедневно досыта кормит псов, и те ее не трогают. В конце концов разбойники, считая Антию мертвой, оставляют ее в яме и направляются далее в Египет. Амфином освобождает Антию, и они вместе приходят в город Копт.
Шайку Гиппотоя разбивает, по приказу префекта Египта красивый и храбрый Полиид, но сам Гиппотой опять ускользает от преследования. Разбойника Амфинома встречают на улице его бывшие товарищи, ранее попавшие в плен, и выдают его вместе с Антией Полииду. Полиид влюбляется в Антию, а жена его, ревнуя к Антии, приказывает рабу переправить ее в Италию и там продать своднику, что тот и выполняет. Антия притворяется больной падучей болезнью, и сводник продает ее Гиппотою, который также оказался в Италии. Гиппотой после того, как его шайка была разбита, женился на богатой старухе и, быстро овдовев, отправился в Италию, чтобы купить красивых рабов и отыскать там Габрокома, которого он полюбил, чтобы разделить с ним свое богатство, полученное и наследство.
Габроком в поисках Антии попал в Египет, где египетские пастухи, схватив, продали его в рабство воину Араксу. Распутная жена Аракса - Кюно, пленившись красотой Габрокома, преследует его своей любовью. Габроком в отчаянии готов уступить со домогательствам, но Кюно, чтобы быть свободной, убивает своего мужа Аракса, и тогда Габроком в ужасе от нее отказывается. Кюно в ярости обвиняет Гиброкома в убийстве Аракса, и юношу ведут к префекту Египта, в Александрию. Габрокома приговаривают к смерти на кресте, но дважды божество спасает невинного Габрокома от смерти, и тогда префект, разобрав это дело, убеждается в его невиновности и отпускает его на свободу. После долгих препятствий Габроком попадает сначала в Сицилию, а затем и в Италию, где в храме Гелиоса он в конце концов встречается с Антией, с Гиппотоем - верным другом и с Левконом и Родой - верными рабами, теперь богатыми и свободными людьми, готовыми отдать все имущество своим господам - Габрокому и Антии. Все возвращаются в Эфес и счастливо живут там до самой своей смерти.
Сравнивая обе повести Ксенофонта и Харитона, прежде всего мы видим наличие некоей общей для романов первоначальной сюжетной схемы. Правда, оба автора при использовании некоторых совершенно одинаковых мотивов дают им каждый свою собственную трактовку и свое психологическое объяснение. Таков, например, рассказ о мнимой смерти и погребении обеих героинь - Антии и Каллирои. Причины смерти их совершенно различны: Антия сама решает покончить с собой, чтобы избежать ненавистного ей второго брака, Каллирою же погребают как умершую, вернее убитую ревнивым мужем. Далее сюжет развивается совершенно одинаково в обеих повестях. Так как умерших богатых женщин часто хоронили вместе с принадлежавшими им драгоценностями, то профессиональные грабители, открыв могилы, нередко забирали оттуда золото, украшения, дорогие одежды и разные предметы богатого домашнего обихода. Здесь в обеих повестях разбойники помимо всего нашли очнувшихся от длительного сна прекрасных женщин - Антию и Каллирою, которых они и продали как красивых рабынь (Кс. III, 7; Хар. I, 6).
Также по-разному разрешен обоими авторами такой мотив, как смерть на кресте в наказание за свершенный проступок, что, видимо, было весьма распространено в то время. Так, у Харитона Херея собираются распять как одного из восставших рабов, и это является вполне реальной причиной, так же, как более или менее правдоподобно его освобождение. Габрокома распинают на кресте, несправедливо оклеветанного развратной и злобной женщиной. Но освобождение его носит иной характер: Ксенофонт нагромождает вокруг этого факта разные обстоятельства мистического характера. В освобождении Габрокома принимает деятельное участие само божество, вставшее на защиту невиновного, чтобы наказать подлинного убийцу. Но в большинстве случаев встречается много совершенно одинаковых мест, вроде того, когда главные герои - свободные люди из богатых и знатных семей - должны тяжело и изнурительно работать: Габроком в каменоломне, чтобы заработать себе скудное пропитание, а Херей, как раб, в оковах копать землю во владениях сатрапа Митридата. Большим сходством отличаются и такие сцены, как встреча Габрокома с Антией в храме Гелиоса на острове Родосе и переживания Каллирои в храме Афродиты, когда она чувствует, что Херей находится вблизи от нее (Кс. V, 13; Хар. III, 6). Равным образом в обоих романах оскорбленное божество Эрот мстит за неуважение к его могуществу. Сходство наблюдается не только в построении сюжета, но и в обрисовке отдельных персонажей, и мы видим, что благородный Перилай с его любовью к Антии весьма схож с Дионисием, вторым мужем Каллирои (Кс. II, 13; Хар. III, 4-8 ).
Но несмотря на большое сходство между обоими авторами, можно считать, что роман Ксенофонта представляет собой уже более поздний этап в развитии этого жанра. Если Харитон, придерживаясь разработанной схемы, давал более или менее логичное развитие сюжета, то у Ксенофонта отдельные элементы этой схемы уже выглядят как известные штампы и производят впечатление несообразности. Так, например, мы видим у Харитона, как мать Херея, умоляя сына остаться дома и не отправляться в неведомое путешествие в поисках Каллирои, говорит ему: «Меня же, мой сын, прошу тебя, не оставляй здесь в одиночестве, а подкинь на триеру... Если ж окажется, что... я лишняя, то сбрось меня тогда в море» (Хар. III, 5). У Ксенофонта преданный Габрокому слуга с плачем бросается в море, причитая и упрекая Габрокома, которого самого увозят разбойники. «Как можешь ты, дитя, покинуть меня, твоего старого наставника? Куда тебя увозят, Габроком? Лучше сам убей меня злосчастного и сам схорони. Незачем мне жить без тебя» (Кс. I, 14) [11]. Если у Харитона слезы и просьбы матери выглядят вполне оправданно, то у Ксенофонта поведение старого раба производит впечатление неуместно примененного литературного трафарета.
Всячески подчеркивая добродетель своих героев и силу их чувств, Ксенофонт часто наделяет отдельных персонажей такими качествами, которые выглядят малоправдоподобными. Мы видим у Харитона, что благородный друг Херея Полихарм так предан своему другу, что готов умереть за него. У Ксенофонта же в роли такого бескорыстного и любящего друга выступает разбойник Гиппотой, жестокий и злобный, но проникшийся к Габрокому неожиданной любовью. Он не только готов помочь ему искать Антию, но впоследствии хочет даже разделить с ним свое богатство. Полихарм у Харитона чувствителен и сентиментален, что является, несомненно, данью литературной традиции, требующей проявления подобных чувств в каждом произведении с любовным сюжетом. Чувства Полихарма кажутся довольно правдоподобными, плачущий же Гиппотой, рассказывающий первому встречному свою любовную историю и свято хранящий локон любимого юноши Гипперанта, по своему характеру вообще далек от сентиментальности и вызывает к себе довольно скептическое отношение. Если в любовных элегиях слезы и стенания героев являются вполне закономерными, то эти же элементы, перенесенные механически в любовный роман, смотрятся как явно надуманные.
У Ксенофонта кажется совсем неубедительным и такой отголосок античной комедии, как мотив «узнавания». У Харитона персидский царь из-за дальности расстояния не может узнать, что это за корабль, плывущий под царским флагом, приближается к нему, и тем самым он едва не подвергает опасности приближающуюся к нему на корабле свою жену Статиру. У Ксенофонта же герои, хорошо знающие друг друга, постоянно не узнают даже своих самых близких, что выглядит странным и неубедительным. Разбойник Гиппотой, захватив вторично в плен красавицу Антию, не узнает ее, равно как преданные рабы, Левкон и Рода, не сразу признают свою госпожу, что уже совершенно непонятно. По-видимому, этот мотив, введенный в схему романа и ранее как-то оправданный, с течением времени стал применяться просто по традиции, а не по смыслу. Излишне сгущенные краски в описании тех или иных чувств местами придают роману Ксенофонта оттенок легкой иронии. Это мы находим и в описании необычайной преданности рабов Левкона и Роды. Сравнивая их со слугами Дионисия в романе Харитона, мы видим у последнего живых людей, безусловно привязанных к своему владыке, у Ксенофонта же Левкон и Рода полны такой любви к своим хозяевам, что готовы отдать им свое богатство, вновь потерять свободу и пожертвовать всем, лишь бы их молодым господам было хорошо. В то же время у Ксенофонта образы главных героев несколько снижены по сравнению с романом Харитона. Антия и Каллироя обе проявляют мужество и стойкость, отстаивая свою честь и любовь, но Каллироя рисуется более благородной и более просвещенной женщиной. Антия проще, хитрее и изворотливее, несмотря на свой почти детский возраст. Что же касается Габрокома, то он обрисован в самых общих чертах и лишен индивидуальности. В конечном итоге он готов идти на компромисс и изменить Антии, согласившись на притязании Кюно, жены Аракса. Лишь явное злодеяние Кюно отвращает от нее Габрокома, и, таким образом, по существу Ксенофонт показывает только Антию бесспорным образцом добродетели и супружеской верности.
У Ксенофонта в отличие от Харитона с его патриотическими настроениями мы не найдем подражания историкам, так же, как и высказываний о ценности и пользе греческого воспитания и образования. С течением времени смягчалось и презрительное отношение к варварам, и Ксенофонт упоминает о них только вскользь. Так, говоря о Псаммиде и противопоставляя его благородному Перилаю, Ксенофонт замечает, что, купив Антию, «как всякий варвар, Псаммид сразу же пытается овладеть ею и сделать своей наложницей» (III, 11). Но хитрая Антия, выдав себя за посвященную богине Исиде, сумела убедить Псаммида дать ей год отсрочки. В другом месте, показывая Манто, влюбленную в Габрокома, Ксенофонт говорит «о гневе варварки», не вдаваясь ни в какие подробности. Если у Ксенофонта нельзя найти прямой и ясной связи с историческими произведениями, равно как и с классическими авторами более раннего периода, то у него можно видеть множество географических описаний и названий, не говоря уже о том, что герои его романа постоянно переезжают с места на место, совершая путешествия, часто не вызываемые никакими обстоятельствами.
Наряду с этим встречаются и некоторое реминисценции античной трагедии. Так, например, Манто, ревнивая хозяйка Антии, чтобы унизить свою соперницу, выдает ее замуж за козопаса Лампона, оказавшегося исключительно благородным человеком, подобно мужу Электры в трагедии Еврипида. Очень возможно, что мотив принесения Антии в жертву богу Аресу был навеян также античной темой - жертвоприношением Ифигении. Хотя, с другой стороны, это могло явиться отголоском какого-либо древнего обряда, когда богу Аресу приносили жертвы, предварительно пронзив их дротиками (II, 13).
Через весь роман Ксенофонта красной нитью проходит идея о силе и могуществе любви. Изображая своих юных героев - 14-летнюю Антию и 16-летнего Габрокома, - скромных и стыдливых, беззаветно любящих друг друга, Ксенофонт использовал мотив, достаточно хорошо известный в художественной литературе, особенно в любовной поэзии. Но здесь, в этом назидательном романе, герои, став супругами, стремятся остаться верными друг другу, несмотря ни на какие искушения и препятствия. Антия идет на всевозможные хитрости и уловки, чтобы сохранить верность Габрокому, и готова скорее умереть, чем вторично выйти замуж за любящего ее и показанного в весьма положительном виде полководца Перилая. «Мне же должно умереть совершенно чистой», - говорит она (V, 8). Габроком хотя и менее стоек, но все же в истории с Манто подвергается истязаниям и даже угрозе смерти из-за происков влюбленной в него и отвергнутой им женщины.
Здесь выявляется уже новое отношение к браку, появившееся во времена Ксенофонта, и автор делает попытки раскрыть глубокие чувства отдельных индивидуумов. В качестве идеальных супружеских пар показаны не только Антия с Габрокомом или их преданные рабы Левкон и Рода, но и старый рыбак Эгиалей со своей супругой Телксиноей, - все они как бы утверждают, что даже смерть не может восторжествовать над настоящей, подлинной любовью. «Смерть не полагает предела истинной любви» (V, 1). Эти слова Габрокома раскрывают основную мысль автора. Поэтому-то любовь влюбленной пары вызывает такой интерес у всех окружающих: жители Эфеса оплакивают их отъезд, а жители Родоса ликуют вместе с ними.
Роль женщины не только в любовном романе, но и в обществе неизмеримо возрастает [12], и Ксенофонт так же, как и Харитон, показывает уже иное к ней отношение. Несмотря на то, что Каллироя и Антия продаются как рабыни или захватываются в плен как военная добыча, судьба их складывается иначе, чем это было раньше: на жизненном пути как той, так и другой женщины становятся уже не только грубые насильники, но и благородные просвещенные люди, как Дионисий или Перилай. Хотя у нас нет прямых указаний, что роман Ксенофонта появился позже «Повести о любви Херея и Каллирои» Харитона, но все больший отход от общегражданских интересов, введение множества деталей в разработанную ранее схему романа, а также иное отношение к религии - все это говорит о том, что произведение Ксенофонта является более поздним этапом в развитии жанра любовного романа.
Культ античных богов, еще вполне ощутимый у Харитона, уступает место религиозному синкретизму, столь характерному для мировоззрения высших классов времен римской империи II-III в. н. э. Антия в начале романа, представшая перед читателем как жрица богини Артемиды, постепенно и совершенно незаметно становится пылкой поклонницей богини Исиды, как во время своего путешествия по Египту, так и в других краях. Богиня Исида выступает здесь как покровительница целомудрия, и поэтому она пользуется у Антии особой любовью.
Тема сохранения верности и целомудрия является одной из основных тем в романе Ксенофонта, и ей уделяется особое внимание. Недаром, достигнув цели, герои, обращаясь к Исиде, говорят: «Тебе, о великая богиня, мы приносим благодарность за наше спасение. С твоей помощью, о, почитаемая нами превыше всего, мы вновь обрели друг друга» (V, 13).
Но несмотря на такое почтение к богине, мы все же видим у Ксенофонта. и черты известного скептицизма, если не в отношении самой религии, то во всяком случае в отношении ее жрецов. Когда родители Антии еще в самом начале ее любви к Габрокому, не понимая причины ее недуга, обратились к жрецам за советом, те «придя, стали жертвенных животных убивать и возлияния совершать и читать непонятные слова, говоря, что они умилостивляют каких-то демонов, и представили, что это зло от подземных богов» (I, 5). Но так как они не смогли облегчить страдания бедных влюбленных, то родители решили отправиться за предсказаниями в святилище Аполлона Колофонского. Получив ответ, что дети их, сочетавшись браком, должны претерпеть много превратностей судьбы и потом счастливо вновь соединиться, родители не только не пытаются как-то бороться с судьбой, но стараются, чтобы их дети как можно скорее испытали все предсказанные им несчастья: «Посылаем вас в путь, хотя и полный опасностей, но неизбежный» (I, 10).
Покорность Судьбе здесь доведена до абсурда: логичнее было бы не пускать юную чету путешествовать, раз им предсказано столько несчастий на море и суше, и заставить их сидеть дома. Но они бегут навстречу Року, чтобы скорее смягчить его, а не пытаются бороться с ним, или, по крайней мере, по-своему устраивать свою судьбу, как поступает, например, Каллироя у Харитона. Взятый Ксенофонтом из трагедии старый прием - предсказание оракула приобретает новый вид: герои сами как можно скорее стремятся выполнить это предсказание, чтобы как бы «отвязаться» от Судьбы и прийти к счастливому концу.
Хотя авторы любовных романов, в частности Ксенофонт, не ставили целью своей работы разрешить какие-либо социальные проблемы, волновавшие их современников, все же жизнь властно врывалась и в художественную литературу. Охватывая большой круг действующих лиц из разных слоев общества, Ксенофонт, часто невольно, выявлял скрытые стороны современной ему жизни, затрагивая, например, такие актуальные вопросы, как положение рабов. Отражая психологию рабовладельцев, проникшихся идеями стоического учения о моральном равенстве всех людей, как свободных, так и рабов, Ксенофонт пытается доказать, что моральный уровень современного ему общества находится на должной высоте. Он изображает в идиллических тонах взаимоотношения рабов и господ, рисуя их как единую дружную семью. Левкон и Рода, преданные сверх меры своим господам, старый рабовладелец, хозяин Левкона и Роды, любящий их как родных детей, давший им свободу и оставивший им богатое наследство, - все это далеко не соответствовало истинному положению вещей.
Философские идеи стоиков были далеки от претворения их в жизнь, хотя они были на устах у многих. Даже разбойник Евксин, пытаясь соблазнить Габрокома и уговаривая его подчиниться разбойнику Коримбу, произносит не лишенную иронии речь в духе стоицизма, призывая Габрокома смириться со своей участью и слушать того, кто является его господином (I, 16). В действительности же истинное положение бесправных рабов было очень тяжелым. Мы узнаем и об изнурительном труде рабов в каменоломне и о жестоком обращении с ними их владельцев. Так, Апсирт бросил в темницу оклеветанного его дочерью Габрокома, предав его сначала пыткам и мучениям. Его пытали огнем и жестоко били, что было тогда обычным явлением. «Побои изуродовали тело Габрокома, непривычное к рабским пыткам, из ран струилась кровь...», - рассказывает сам Ксенофонт (II, 6).
В тесной связи с вопросом рабства, затронутым в романе Ксенофонта, стоит и такой факт, как широкое распространение разбойничества. Разбойники встречаются решительно во всех любовных романах и, хотя Ксенофонт не рассматривает разбойничество как социальное явление, рисуя разнообразные типы разбойников, принимавших участие в различных приключениях, он раскрывает перед нами реальную жизнь своего времени.
Огромное количество деклассированных людей, главным образом рабов, вместе со свободными покидали привычные места, объединялись в более или менее многочисленные шайки, нападая и грабя на больших дорогах. Часто численность отдельных шаек достигала до 500 человек, владеющих оружием и кочующих с места на место, использующих для жилья пещеры, болота и другие потаенные убежища.
Ксенофонт среди многочисленных типов разбойников, обрисованных в основном очень схематично, показывает две интересные фигуры. Первая из них - это Апсирт, хозяин, если можно так выразиться, целого разбойничьего предприятия. Он сам не принимает непосредственного участия в нападениях и грабежах, но содержит целый штат разбойников, которые доставляют ему награбленную добычу и рабов. Вторая фигура - Коримб - был слугою Апсирта «за плату и долю в добыче» (I, 14). Если последний - один из рядовых предводителей разбойников - изображался в мрачных тонах, отличаясь даже по наружности от обыкновенных людей: «громадный детина, со свирепым взором, с грязными распущенными волосами» (1, 13), то Апсирт показан человеком справедливым и великодушным. Узнав, что Габроком оклеветан его дочерью Манто, Апсирт, раньше жестоко поступивший с Габрокомом, старается всячески загладить свою вину.
Особый тип разбойника представлял собой Гиппотой, свободный человек, ставший на путь грабежа и насилия вследствие стечения обстоятельств. Из ревности он убил учителя красноречия, некоего Аристомаха, отнявшего у него красивого юношу Гиперанта. Убегая с Гиперантом после совершенного убийства, Гиппотой попадает в кораблекрушение, где Гиперант погибает. Спасшийся Гиппотой становится в отчаянии разбойником. Встретив на своем пути Габрокома, Гиппотой приглашает его к себе в компанию, говоря: «Скитаешься ты, конечно, не по своей воле, а претерпев какую-то обиду» (II, 14).
Таким образом, можно видеть, что разбойниками становились люди, руководимые разными мотивами, объединенные жаждой свободы или наживы. Помимо организованных шаек, встречались и такие категории людей, которые не будучи разбойниками по существу мало чем отличались от них. Так, египетские пастухи напали на путешественников, высадившихся на финикийский берег, захватили их имущество, взяли в плен самих людей, а затем продали в рабство. Местные власти жестоко расправлялись с разбойниками. У Ксенофонта мы видим, что египетский префект послал против шайки Гиппотоя отряд во главе с Полиидом, а Перилай, напав на разбойничьи отряды, жестоко расправился с ними и перебил их почти всех.
Таким образом, в романе Ксенофонта мы находим людей из разных кругов общества. Наряду с рабами, бедняками и такими деклассированными элементами, как разбойники, автор выводит высших чиновников вроде префекта Египта или полководца Перилая.
Композиция романа Ксенофонта в общих чертах сходна с композицией романа Харитона. Обоих авторов объединяет общность сюжета. Та же встреча героев на религиозном празднике, вспыхнувшая с первого взгляда любовь и счастливый брак. Но божество Эрот, над могуществом которого ранее насмехались, теперь всячески мстит молодой чете и долго преследует ее. Здесь можно найти: изречения оракула, мнимую смерть героини, ее погребение, ограбление склепа разбойниками и т. п. и счастливый конец. Но несмотря на сходство сюжета, в композиции Ксенофонта и Харитона наблюдается и большое расхождение. У Ксенофонта прежде всего бросается в глаза неравномерность самого изложения. Есть предположение [13], что роман был написан в десяти книгах, но до нас дошло лишь пять, что представляет собой извлечение из Ксенофонта. Проводивший это сокращение был, по-видимому, не слишком опытен и искусен в такой работе, в результате чего получилось большое несоответствие между книгами, как по объему, так и по художественности изложения. В некоторых книгах автор приводит ряд эпизодов с многочисленными риторическими отступлениями, лирическими монологами и письмами. В других - факты рассказываются чрезвычайно сжато и сухо. Так, например, история Кюно дана в нескольких фразах, тогда как эпизод с Манто, пытающейся соблазнить Габрокома, описан подробно. Многие приключения изложены конспективно и поэтому часто нарушается пропорциональность в частях романа, появляются непонятные лакуны или неоправданные вставки вроде рассказа старухи Хрисион. Вероятно, вследствие неумелого сокращения в романе оказалось много несвязного и в самом сюжете - появилось много непонятных поступков героев, вроде, например, путешествия Габрокома в Италию в поисках Антии [14].
В то время как у Харитона действие романа развивается без особых осложнений, у Ксенофонта мы встречаем композицию иного рода, с рядом вставных эпизодов, передаваемых автором в виде рассказов, писем, вещих снов и т. д. Таков рассказ Гиппотоя о его любви к красавцу Гиперанту, рассказ старого рыбака Эгиалея о его супруге Телксиное, стихотворные вставки в виде прорицания и эпитафии. Наряду с этим воображение читателя поражает беспрерывная цепь приключений, где события чередуются с кинематографической быстротой, чтобы как можно чаще и ярче показать героев в сложных и рискованных ситуациях. Здесь видно уже некоторое отступление от принятого литературного канона, так как Ксенофонт вводит новые мотивы, например, жертвоприношение Антии богу Аресу (II, 13), продажу ее своднику и т. д.
Такое усложнение романа, как в части композиционной, так и по линии развития сюжета, не говоря уже о введении многочисленных действующих лиц, также говорит за то, что любовный роман ко времени Ксенофонта прошел длинный путь развития.
Следует отметить, что в романе Ксенофонта с его бесчисленными приключениями автор все же стремится показать и душевные переживания действующих лиц, но в обрисовке психологии героев так же, как и в их характеристике, Ксенофонт значительно уступает Харитону. Главные герои его мыслят чрезвычайно примитивно, отдельные лица настолько нежизненны и обрисованы столь густыми красками, что представляются скорее олицетворением какого-либо порока и добродетели, чем живыми людьми.
Наиболее яркими чертами обрисованы лишь Антия и Гиппотой, но Антия во многом уступает Каллирое - героине Харитона. Гиппотой показан как наиболее сложная натура и представлен в двух совершенно разных аспектах по отношению к обоим героям. Для Габрокома он верный друг, готовый идти с ним на поиски Антии, а для Антии - жестокий хозяин, распоряжающийся по своему усмотрению жизнью свой рабыни. То он хочет принести ее в жертву богу Аресу, то бросает в ров на растерзание свирепым псам. Психологически его поступки не всегда оправданы, но он играет важную роль в композиции романа, являясь как бы связующим звеном между чередующимися приключениями то Габрокома, то Антии. У Ксенофонта все время сюжет развертывается как бы в двух направлениях, то в показе смены событий, то в попытке как-то раскрыть психологию действующих лиц, причем автор для этой цели прибегает к диалогам, которые развиты у него значительно слабее, чем у Харитона. По существу это скорее обмен монологами, полными риторики, чем обычная речь обыкновенных людей.
О стиле Ксенофонта можно сказать, что он также весьма неровен: там, где он конспективен, он прост, сух и безыскусствен, в других местах он художественно своеобразен и во многом близок к традициям народной сказки, что выражается и в нарочитой простоте даваемых им образов и в частых стилистических и словесных повторах [15].
Таким образом, с одной стороны, мы видим у Ксенофонта как бы простоту в изложении без литературных реминисценций и цитат из древних авторов, а с другой, находим в его языке гораздо более следов софистики, чем у Харитона. У него, например, довольно много риторических высказываний, вроде описания брачного ложа Антии и Габрокома, где влюбленные произносят речи совершенно в духе риторических декламаций (I, 8-9), или стенаний Антии, брошенной в ров на растерзание собакам (IV, (5). Слишком сложные ситуации, в которых оказываются герои Ксенофонта, обилие стереотипных мест, часто примененных не но назначению, - все это лишает его роман той простоты, которая составляет отличительную черту произведения Харитона. Вероятно, Харитон как автор, стоявший ближе к классическим образцам, не так злоупотреблял литературными штампами своего времени. Ксенофонт же использовал их значительно шире.
Применяя принятые литературные стандарты по уже разработанной схеме и приукрашая их риторикой, Ксенофонт вместе с тем значительно расширил сюжет по линии введения в него бесчисленных и маловероятных приключений. Сама манера повествования претерпела также значительные усложнения; начав с простого чисто фольклорного изложения, Ксенофонт с помощью различных приемов, вставок, рассказов и т. п. превратил любовный роман в довольно сложное художественное произведение.
Таким образом, романы Харитона и Ксенофонта, созданные, по всей вероятности, в одну эпоху, несмотря на свое сходство, носят и черты различия. Любовный роман по мере своего развития обогащался различными элементами, в том числе и свойственными второй софистике, что мы и находим у Ксенофонта.
Для нас романы Ксенофонта и Харитона представляют интерес как литературные памятники эпохи, где мы знакомимся с идеологией рабовладельческого общества II в. н. э. Авторы романов отражали, хотя и слабо, социальные проблемы своего времени. Они преследовали не только развлекательную цель. Показывая внутренний мир человека, независимо от его социального положения, что само по себе уже являлось новшеством, они воспитывали своих читателей, утверждая ценность человеческой личности.

Ахилл Татий

К числу немногих дошедших до нас так называемых «любовных романов» принадлежит и произведение александрийского писателя Ахилла Татия «Повесть о Левкиппе и Клитофонте». Сведения о Татии, его жизни и творчестве, как и о большинстве авторов греческого романа, весьма скудны и неопределенны. В самом тексте нет решительно никаких указаний; нет о нем упоминаний и у древних авторов. Лишь у Суды, византийского писателя X в., мы встречаем упоминание о некоем Статии, о том, что он был александрийцем, написал любовный роман «Левкиппа и Клитофонт» и в конце жизни, приняв христианство, стал епископом. По данным Суды, этот же автор написал сочинения «О сфере», «Об этимологии» и произведение под названием «Смешанная история».
Замечание Суды о том, что Ахилл Татий был христианином и даже епископом, вызывает большое сомнение. В самом романе нельзя найти и слабых намеков на христианские идеи, но так как «Повесть о Левкиппе и Клитофонте» пользовалась в более позднее время в христианских кругах большой популярностью, то, возможно, что интерес читателей к столь легкомысленному по своей сущности произведению пытались как-то объяснить интересом к самому автору. Что касается других работ, приписываемых Татию, то из всех вышеперечисленных до нас дошло лишь сочинение «О сфере». Представляется более чем затруднительным установить, действительно ли оно принадлежит нашему автору, так как трудно обнаружить сходные стилевые черты между любовным романом и сочинением по астрономии. Что же касается определения «александрийский» писатель, то вполне возможно, что Ахилл Татий был уроженцем Александрии. Об этом говорит и его описание великолепного города Александрии, полное патриотического чувства, упоминание о некоторых округах Нила, служивших убежищем для разбойников (IV, 12), так же, как и очень правдоподобное описание таких животных, как гиппопотам (IV, 2) или крокодил (IV, 19), хорошо известных жителям Египта.
Первоначально творчество Ахилла Татия долгое время относили к позднему времени, а именно к V в. н. э. Исследователи пытались установить зависимость его от писателей того времени, например, от Мусея с его известной поэмой «Геро и Леандр». Но впоследствии, с открытием папирусов, содержащих отрывок из 2-й книги «Левкиппа и Клитофонт», опубликованный в X томе Оксиринхских папирусов, появилась возможность доказать на основании характера письма, что роман Татия был написан не позднее конца II в. н. э.
Это обстоятельство косвенно подтверждается и тем, что Татий не упоминает о катастрофе, происшедшей в Византии в 194 г. н. э., а говорит о византийцах лишь как о победителях в войне против фракийцев (VII, 12) [16].
Благодаря тому, что время написания романа было перенесено с V в. на III и даже на II, взгляды исследователей на взаимоотношения между авторами сохранившихся романов также подверглись изменению. Если раньше считалось, что Ахилл Татий подражал Лонгу и Гелиодору, и к исследованию его романа подходили именно с этой точки зрения, то теперь с большим основанием можно говорить о подражании Ахилла Татия Харитону и Ксенофонту.
В романе рассказывается о любви двух молодых людей, Левкиппы и Клитофонта. Левкиппа - дочь византийского стратега Сострата. Клитофонт - двоюродный брат Левкиппы, житель Тира. В Византии идет война, и Левкиппа с матерью переезжает к родным в Тир, к отцу Клитофонта. Молодые люди влюбляются друг в друга и, боясь помехи со стороны родных, убегают из родительского дома. Их сопровождает Клиний, родственник Клитофонта и его большой друг. Беглецы терпят кораблекрушение, спасаются, снова нанимают корабль, попадают в руки разбойников, освобождаются из плена и прибывают в Александрию. Там Левкиппу с помощью своих товарищей похищает влюбившийся в нее разбойник Херей. Во время погони за разбойниками Клитофонт видит инсценировку казни Левкиппы и оплакивает ее смерть. В Клитофонта же влюбляется молодая, красивая и богатая вдова по имени Мелита и добивается от Клитофонта согласия ехать с ней в Эфес, чтобы там сочетаться с ней браком. Клитофонт, сначала отвергавший Мелиту, теперь, считая Левкиппу умершей, дает свое согласие на брак с ней. В Эфесе Клитофонт узнает в одной из рабынь Мелиты Левкиппу. В это же время неожиданно возвращается домой считавшийся погибшим муж Мелиты, Ферсандр, который яростно набрасывается на Клитофонта, бьет его и заключает в темницу. Сосфен, управляющий имением Мелиты, предлагает Левкиппу в любовницы Ферсандру. С большим мужеством Левкиппа отвергает притязания Ферсандра. С помощью Мелиты Клитофонт бежит из тюрьмы, но снова попадает в руки Ферсандра и вторично оказывается в тюрьме.
Желая сделать невозможным какие-либо сношения Левкиппы с Клитофонтом, Ферсандр подсылает в темницу подкупленного человека, который под видом мнимого узника рассказывает Клитофонту, что Левкиппа якобы погибла от руки убийцы, подосланного Мелитой. Клитофонт впадает в отчаяние и, обвиняя во всем Мелиту, ищет смерти, заявив на суде о своей причастности к убийству Левкиппы. Суд приговаривает Клитофонта к казни, но решает подвергнуть его сначала пытке, чтобы выявить соучастие Мелиты. Появление священного посольства во главе с Состратом, отцом Левкиппы, временно спасает Клитофонта. Процесс начинается снова, и Ферсандр обвиняет свою жену в измене, требуя возврата себе Левкиппы, как развратной и беглой рабыни. Происходит испытание целомудрия Левкиппы и верности Мелиты. Благодаря вмешательству божества все оканчивается благополучно для Мелиты и для влюбленных. Ферсандр посрамлен и спасается бегством. Роман кончается свадьбой Левкиппы и Клитофонта.
Таким образом, мы видим, что Ахилл Татий берет уже определенную трафаретную схему, по которой идет композиционное построение любовного романа.
Мотивы, обязательные для каждого романа, могут быть сведены к следующим: внезапно вспыхнувшая взаимная страсть главных героев (как правило детей богатых и знатных родителей), гнев божества, преследующего влюбленную чету, прорицания оракулов и вещие сны, морские путешествия, кораблекрушение, нападение разбойников и продажа в рабство, любовные домогательства со стороны лиц, окружающих главных героев, жестокие наказания и заключение в темницу, мнимые убийства и самоубийства, судебные процессы с ораторскими выступлениями, счастливый конец: любящие вновь соединяются.
Черты сходства между отдельными романами весьма велики, что становится особенно заметным при совместном их рассмотрении. Но если романы более раннего периода (Харитон, Ксенофонт Эфесский) отличаются простотой своей композиции и строго придерживаются установленной схемы, то романы более позднего периода, в частности Ахилла Татия, уже значительно от нее отличаются. Автор весьма свободно обращается с традиционными сюжетами: часть из них отбрасывает совсем (например, гнев божества), другие сильно изменяет, придавая им своеобразную трактовку. Следует отметить, что Ахилл Татий не выходит за пределы круга тем, принятых у авторов других любовных романов. Мы сталкиваемся с теми же вопросами, как и у других его современников, например, о взаимоотношениях между господами и рабами, о семье и браке, об отношении к религии и т. п. Он выводит те же знакомые читателям персонажи: прекрасных и любящих друг друга главных героев, преданного друга и преданного раба, стратега, влюбленного в героиню, разбойника, красавицу, соблазняющую героя, хозяина, добивающегося своей рабыни, и т. д.
Что касается разрабатываемых Ахиллой Татием мотивов, то они также во многом совпадают с мотивами, встречающимися у Ксенофонта Эфесского и в особенности у Харитона. Например, покупка управляющими Левкиппы и Каллирои как красивых рабынь для своих богатых хозяев; сцена уговоров Каллирои евнухом стать возлюбленной персидского царя сходна с уговорами Левкиппы Сосфеном (VI, 11), так же, как взаимная любовь героев с первого взгляда, бегство их из родного дома, кораблекрушение, появление разбойников и т. д.
Но разрабатываются Ахиллом Татием все эти темы иначе. Роман о «Левкиппе и Клитофонте» весь проникнут иронией и до известной степени может рассматриваться как своеобразная пародия на типовые любовные романы. С самого начала мы видим уже определенное отклонение от схемы: герои встречаются не на торжественном народном празднике в честь богов, а в кругу семьи, в чисто бытовой обстановке. Любовь, охватившая Клитофонта с первого взгляда, вызывает ответное чувство Левкиппы, и молодые люди, живя под одной кровлей, постоянно стремятся к встречам. Руководимый своим старшим другом Клинием, весьма опытным в делах любви, Клитофонт пытается добиться благосклонности Левкиппы и даже с ее согласия пробирается ночью к ней в спальню. Молодая пара, Левкиппа и Клитофонт, почитая Эрота, не могут вызвать, естественно, его гнева, а скрывают от родителей свои чувства отнюдь не из скромности (как Антия и Габроком у Ксенофонта Эфесского), а из трусости и боязни скандала (Клитофонт был уже помолвлен со своей сводной сестрой Каллигоной). Мать Левкиппы, увидев вещий сон, в страхе проснулась и, обнаружив юношу в комнате дочери, стала осыпать ее упреками. Ахилл Татий показывает, какова была реакция Левкиппы на слова матери. «Левкиппа, оставшись одна, под впечатлением речей матери волновалась разнообразными чувствами: она огорчалась, стыдилась, гневалась. Печалилась потому, что ее уличили; стыдилась потому, что бранили; гневалась потому, что не верили» (I, 29) [17].
Не желая больше переносить упреков матери, Левкиппа вместе с Клитофонтом потихоньку убегает из родительского дома в обществе умудренного житейским опытом 20-летнего Клиния и бойкого раба-наперсника Сатира. Далее события развиваются по установленной схеме: молодые люди попадают в кораблекрушение, а затем, счастливо спасшись от смерти, оказываются во власти страшных, кровожадных и грязных разбойников. Согласно предсказанию оракула, разбойникам следует «принести в жертву девушку для очищения разбойничьего стана» и этой жертвой должна стать Левкиппа. Ахилл Татий явно смеется над жертвоприношением, ставшим традиционным сюжетом в любовном романе, и, показав хитроумную проделку Сатира с переодеванием Левкиппы и ее мнимую смерть, превращает в фарс зрелище ритуального жертвоприношения [18].
Таким образом, Ахилл Татий, придерживаясь традиционного сюжета, подает его в весьма своеобразном виде. То же можно сказать и о мотиве мнимой смерти героини, столь распространенном в любовном романе. Антию и Каллирою - героинь романа Харитона и Ксенофонта Эфесского - принимают за умерших и погребают, что естественно вызывает скорбь и слезы близких. У Ахилла Татия Левкиппа якобы умирает трижды, причем два раза с нею разыгрывают просто комедию, чтобы внушить зрителям мысль об ее смерти, и этот трагический мотив приобретает характер явной пародии.
В романе встречаются не только ситуации, сходные с комедийными, но выводятся и персонажи, как бы взятые из античной комедии. Таков, например, ловкий и хитрый раб - наперсник Сатир, поучающий своего молодого хозяина Клитофонта, каким образом легче и скорее добиться благосклонности Левкиппы. Да и сам главный герой Клитофонт не лишен черт, более подходящих для бытовой комедии, чем для романа.
Происходит явное снижение моральных качеств почти всех действующих лиц и прежде всего главных героев. Левкиппа и Клитофонт, наделенные, как это принято в романах, исключительными внешними данными, в то же время отнюдь не отличаются высокими нравственными качествами. Левкиппа также, как и Клитофонт, легкомысленна и неустойчива в моральном отношении. Клитофонт, типичный представитель богатой молодежи того времени, достаточно искушен в любовных делах и совсем не похож на гордых и целомудренных юношей в романах Харитона и Ксенофонта Эфесского. Он труслив и малодушен, что особенно ярко выявляется в его романе с Мелитой, женщиной смелой и великодушной. В горе от утраты Левкиппы Клитофонт готов поверить рассказу неизвестного человека, который клевещет на Мелиту и обвиняет ее в убийстве Левкиппы. В комическом свете выставляет Ахилл Татий своего героя Клитофонта, три раза подвергающегося побоям, то от Ферсандра, «воскресшего» мужа Мелиты, то со стороны отца Левкиппы.
Такая же картина наблюдается и в отношении изображения Клиния, лучшего друга Клитофонта. Наставления этого молодого человека, как лучше обольстить Левкиппу, его рассуждения о любовных радостях и достаточно большой опыт в этом отношении делают его похожим на способного ученика Овидия с его «Наукой любви». Таким образом, если у Харитона в качестве друга показан благородный и скромный Полихарм, а у Ксенофонта Эфесского сентиментальный разбойник Гиппотой, то у Ахилла Татия мы находим Клиния, представителя развращенного светского общества.
Перед нами проходят молодые представители общества уже иные, чем герои более ранних романов. Подобен Клинию и Клитофонту мельком показанный молодой византиец Каллисфен, похитивший сводную сестру Клитофонта Каллигону исключительно из-за «свойственной молодости любви к насилию» (VIII, 18). Сам Клитофонт считал его распутником и расточителем. Но моральные качества его нисколько не волновали окружающих - главный интерес вызывали его происхождение, заслуги и воинские подвиги. Правда, Каллисфен проявил себя в конечном итоге как рыцарь и не обидел похищенной им девушки, а искренне полюбив ее, сумел снискать ее расположение и вступил с ней в законный брак. Интересно отметить, что идея об облагораживающей силе любви, когда дерзкий насильник превращается в примерного мужа и гражданина, встречается впервые в любовном романе.
В соответствии с новыми выведенными в романе героями мы видим уже иное отношение и к целомудрию, и к браку. Если в романе Ксенофонта Эфесского мы встречаем только идеальные супружеские пары, то здесь мы не найдем их ни одной. Ферсандр, сам будучи человеком мало добродетельным, затевает судебный процесс против своей неверной жены, желая получить в свою пользу ее приданое (VIII, 9). Клитофонт, прикрываясь страхом перед Эротом, изменяет с Мелитой Левкиппе, считая, что он занимается «исцелением страждущей души» (VII, 27). Сама Левкиппа своим двусмысленным поведением в отношении Клитофонта вызывала сильное подозрение насчет своей невинности. Сцена испытания ее целомудрия, так же, как и Мелиты, проникнута несомненным оттенком иронии со стороны Ахилла Татия. Хотя Мелита и изменила мужу, но формально она оказалась верна, так как свидание произошло не «за время отсутствия Ферсандра», как об этом говорил ее муж, а уже после его возвращения. Божество, став на формальную точку зрения, оправдало ее.
Под стать своим господам и рабы. Бойкий Сатир и прислуживающая Левкиппе рабыня Клио весьма далеки от преданных и скромных слуг Левкона и Роды в романе Ксенофонта Эфесского. Вообще у Ахилла Татия мы не найдем ни одного явно положительного типа. Военачальник Хармид не похож на благородного стратега Перилая. Пленившись красотой Левкиппы, Хармид всячески старается овладеть ею, невзирая даже на присутствие ее мужа.
Наиболее интересно и жизненно показана Мелита. Это не просто коварная обольстительница красивого юноши, но живая женщина, страстная, ревнивая, и по-своему благородная. Считая себя и Клитофонта свободными, так как ее муж Ферсандр пропал без вести, а Левкиппу Клитофонт видел мертвой, Мелита хочет, чтобы Клитофонт стал ее мужем. Ее поведение полно достоинства и, узнав, что Левкиппа жива, она старается помочь Клитофонту соединиться с нею. На своеобразном «суде божьем» Мелита выдерживает испытание священной водой Стикса, что она «не приобщалась Афродите с этим чужеземцем (Клитофонтом) во время отсутствия Ферсандра» (III, 2), так как действительно за время отсутствия Ферсандра между ними не было ничего, кроме разговоров.
Ярко выраженный характер пародии носит у Ахилла Татия его отношение к религии. Если речь жреца Артемиды, обвинявшего Ферсандра, полна двусмысленностей, то ответ Ферсандра прямо обвиняет жреца в разврате. О более чем легкомысленном отношении к религиозному жертвоприношению говорит и сцена с Левкиппой, в которой множество бытовых деталей делало самый акт принесения очистительной жертвы явной насмешкой над ритуалом.
У Ахилла Татия мы не найдем сколько-нибудь серьезных философских высказываний, затрагивающих вопросы морали или этики, но зато постоянно наталкиваемся на чисто риторические рассуждения, например, о природе любви и гнева (VI, 19), о клевете и молве (VI, 10), о болезнях (I, 6), о слезах (VII, 4) и т. д. Роман Ахилла Татия изобилует сентенциями, как бы подводящими итог высказываниям автора по тому или иному поводу. Таковы, например, сентенции: «Ведь жена - зло, даже когда она хороша собой, а если она еще страдает безобразием, то и зло двойное» (I, 7); «Вино - пища любви» (II, 3); «Великая опасность разрушает даже дружественную связь» (III, 3); «Ведь все приятное, даже когда его еще нет, радует самыми надеждами» (IV, 22) и т. п.
Сохраняя в основном в своей тематике сходство с другими любовными романами, Ахилл Татий значительно шире, чем его предшественники, использует мотивы, знакомые читателям по образцам элегической поэзии. Таковы, например, описания обеда и поведения на нем влюбленных, когда они пьют из одной чаши, услаждаются пением любовных песен и т. д.
Известным новшеством по сравнению с романами раннего периода являются встречающиеся у Ахилла Татия описания картин, что роднит его уже с более поздними авторами вроде Лонга. Отчасти напоминает Лонга и изображение цветущего сада, данное автором как бы для иллюстрации душевных переживаний героя. Таким образом, у Ахилла Татия наблюдается сочетание элементов, как из ранних, так и из более поздних авторов любовных романов.
В композиции романа Ахилла Татия мы также находим новые черты по сравнению с романами его предшественников. Прежде всего, рассказ о событиях и многочисленных приключениях ведется от первого лица - Клитофонта. Все мотивы, которые являются неотъемлемой принадлежностью каждого любовного романа, встречаются и в «Левкиппе и Клитофонте», но рассказы об этих событиях, окрашенные эмоциональными переживаниями самого Клитофонта, получают уже иное звучание.
Повествование о любви Клитофонта и Левкиппы беспрестанно прерывается то длинными речами-монологами, то рассуждениями на различные темы, часто носящими характер риторических упражнений (вроде действия слез на внешность женщин, о бессоннице и т. д.). Встречается много вставных рассказов, сказок, мифов (например, миф о Филомеле, сказка о Фениксе, рассказ о свойствах слона, о любви среди животных и растений, история Харикла и т. п.), преследующих, с одной стороны, цель показать эрудицию самого автора, а с другой, замедлить развитие главной темы - любовных отношений обоих героев.
Как композиционный прием Ахилл Татий широко применяет симметрию в расположении материала и параллелизм в группировке действующих лиц. Роман делится на две неравные части, отличающиеся и по своей композиции. В первой части, охватывающей пять книг, встречается много вставных эпизодов, но основной сюжет - это взаимоотношения Левкиппы и Клитофонта. Во второй части мы находим осложненную интригу, благодаря любви Мелиты к Клитофонту, и этот мотив проходит через всю вторую часть, уже очищенную от вставных эпизодов. Большое место во второй части занимает судебный процесс, где тесно переплетаются судьбы всех основных персонажей романа. Самый конец романа производит впечатление незаконченного, так как в отличие от всех других романов подобного типа в нем не дается описания счастливого соединения влюбленных. Повествование заканчивается простой констатацией фактов, что Левкиппа и Клитофонт прибыли в Византию и там сыграли долгожданную свадьбу [19].
В своем романе, по-видимому, написанном в аттицистический период, Ахилл Татий в основном стремился подражать авторам классического периода. Но у него можно встретить и более поздние формы и конструкции, так же как в его словаре мы видим сочетание современных и архаизированных слов.
Так как любовный роман «Левкиппа и Клитофонт» совпадает по времени своего написания с так называемой «второй софистикой», то влияние риторики на это произведение было весьма значительным. Мы находим ряд приемов, связанных со второй софистикой, так же как и применение речей не только на судебных процессах, где они уместны, но и в быту и для раскрытия психологии героев.
Разные части романа различаются и по своему стилю. Рассуждения на различные темы и речи написаны в тщательно отделанном стиле, с широким применением антитез, аллитераций, гипербол и метафор, не всегда удачных. Излишнее употребление риторики производит впечатление неестественности. Вот, например, как описывает Клитофонт момент зарождения в его сердце любви к Левкиппе: «Как только я увидел ее, тотчас же погиб, ибо красота ранит острее стрелы и струится в душу через глаза: глаза - путь для любовного ранения. Что только не охватило меня сразу! Восхищение, изумление, дрожь, стыд, дерзновение. Я величием восхищался, красоте изумлялся, содрогался сердцем, дерзновенно смотрел, стыдился своего плена. Я изо всех сил старался оттянуть свои глаза от девушки, а они не хотели и тянулись к ней, канатом красоты притянутые, и, наконец, победа досталась им» (I, 4).
Если в судебных процессах красноречивые выступления обвинителей и защитников с их риторическими приемами вполне правомерны, то, например, разговор Левкиппы с ее хозяином Ферсандром, пытавшимся насильно овладеть ею, кажется риторической декламацией.
«Послушайся Сосфена, - говорит Левкиппа, - он даст тебе хороший совет, ставь орудия пытки! Несите колесо: вот руки, тяните их! Несите бичи: вот спина - бейте! Добудьте огонь: вот тело - жгите! Несите и железо: вот кожа - режьте! Борьбу необыкновенную увидите, против всех пыток борется женщина одна и побеждает все! И ты называешь Клитофонта прелюбодеем, когда ты сам прелюбодей? И ты не боишься, скажи мне, своей Артемиды, не подвергаешь насилию деву в городе Девы? Владычица, где твои стрелы?» - «Ты дева? - сказал Ферсандр. - О дерзость, о смех! Дева, после того как ты переночевала с пиратами? Евнухами были для тебя пираты? Или это было убежище философов? Или никто из них не имел глаз?» (VI, 21).
Приведенные образцы речей и монологов героев в сочетании с обилием «общих мест» (topoi), вроде сравнения красоты Левкиппы с цветущим лугом (I, 19) или картины бури на море (III, 1-2), многочисленных рассуждений на разные темы, бытовых сценок вперемешку с полуфантастическими рассказами о характере животных (о свойстве слона лечить своим дыханием головную боль или о птице фениксе, произносящей надгробную речь у могилы своего отца) (III, 25), знакомят читателя со стилем всего романа.
Искусственность стиля отражается и на обрисовке характеров действующих лиц. Герои, как правило, не действуют, а декламируют и рассуждают о чувствах и страстях. Наиболее яркими и живыми фигурами являются раб Сатир и прекрасная Мелита. Остальные показаны скорее как определенные типы, чем живые люди. Но не будучи искусным в обрисовке характеров, Ахилл Татий тем не менее тонко и умело показывает зарождение и развитие любовных чувств своих героев, знакомит читателей с бытовой обстановкой и вкусами своих современников.
Ахилл Татий не осуждает своих героев, он изображает их такими, какими они существовали в действительности. Свободные нравы, процветавшие в ту историческую эпоху, нашли свое отображение в романе. Тему о добродетельных молодых людях, об их необычайно высоких моральных качествах Ахилл Татий дает в явно пародийном освещении, снижая моральный облик своих героев, особенно по сравнению с Ксенофонтом. Близость романа к реальной жизни, занимательность сюжета, обилие приключений, интрига, значительно усложненная по сравнению с другими любовными романами, - все это делало роман о «Левкиппе и Клитофонте» одним из наиболее увлекательных греческих любовных романов. Сама же манера письма Ахилла Татия, широкое применение риторики, с ее искусственным стилем и множеством ученых экскурсов и сентенций, говорит за то, что роман предназначался для развлечения образованной публики, способной оценить все тонкости языка и стиля, равно как и заимствования из других литературных жанров. Изящество описаний, анализ страстей, частая смена приключений, изобилующих разнообразными и пикантными ситуациями, заставляли забывать о безликости персонажей и утомительности риторических высказываний. Для нас роман «Левкиппа и Клитофонт» представляет несомненную литературную ценность как продукт своей эпохи, отразивший черты общественного упадка.
 

Примечания

1. А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. М. - Л., Изд-во АН СССР, 1950, стр. 29.

2. Там же.

3. Е. Rоhdе. Der griechishe Roman und seine Vorläufer. Leipzig, 1876.

4. W. Вartsch. Der Charitonroman und die Historiographie. Leipzig, 1934.

5. Цитаты даются в переводе И. И. Толстого. См.: Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои. М. - Л., 1959.

6. F. Sсhеller. De hellenistica historiae conscribendae arte (Diss.). Leipzig, 1911.

7. См. ниже, в статье Т. И. Кузнецовой «Состояние изучения греческого романа в современном зарубежном литературоведении».

8. В. Perry. Chariton and his Romance from a Literary Historical Point of View. - AJPh, 51, 1930.

9. И. И. Толстой. Повесть Харитона как особый литературный жанр поздней античности (В кн.: Харитон. Указ. соч., стр. 158-172).

10. D. Papanikolaou. Zur Sprache Charitons. Köln, 1963.

11. Цитаты приводятся в переводе С. В. Поляковой (Ксенофонт Эфесский. Повесть о Габрокоме и Антии. М., 1956).

12. Г. Г. Козлова. Историко литературный анализ романа Ксенофонта Эфосского «Эфесские новости» (дисс. М., 1950).

13. К. Bürger. Xenophon von Ephesns. - «Hermes», 27, 1892.

14. О. Schissel von Fleschenberg. Die Rahmenerzahhmg in der Ephesischen Geschichte. Innsbruck, 1909.

15. С. В. Полякова. Предисловие в кн.: Ксенофонт Эфесский. Повесть о Габрокоме и Антии.

16. Е. Vilborg. Achilles Tatius. Leucippe and Clitophon. A commentary. Goteborg, 1962.

17. Отрывки из романа даются в переводе А. Болдырева под ред. Богаевского («Левкиппа и Клитофонт». М., 1925).

18. D. Sеdеlmеier. Studien zu Achillus Tatios. - WSt 72, 1959, S. 113, ff.

19. D. Sеdеlmеier. Указ. соч., стр. 131-132.