(Балканские чтения 1. Симпозиум по структуре текста. Тезисы и материалы). -
М., 1990. - С. 151-153)
"Истинное красноречие может быть и в прозе, и в стихах", - утверждал
профессор пушкинского лицея Н. Ф. Кошанский. Несомненное, но до сих пор никем
не отмеченное влияние двух речей Исократа (обращённых: первая - к царю Крита
Никоклу, сыну Евагора; вторая от имени Никокла к его подданным) на "Стансы"
А. С. Пушкина ("В надежде славы и добра", 1826) является прекрасным
образцом устойчивости и продуктивности классического риторического образца на
протяжении веков. Пушкин был знаком с речами Исократа во французском переводе
аббата Оже (книга Oevres completes d'Isocrate… T. 1 - 3, P., 1781 имелась у
Пушкина и в библиотеке Царскосельского Лицея).
Упомянутые произведения наверняка были известны и адресату "Стансов"
Николаю I. Если даже допустить, что его нелюбовь к классическим языкам помешала
ему ознакомиться с Исократом в подлиннике, вряд ли он мог пройти мимо русского
перевода этих речей, изданного в 1789 с параллельным греческим текстом (в учебных
целях) и посвящённого великим князьям Александру и Константину. Политическое
красноречие Исократа считалось образцовым, а знакомство с ним было необходимой
составной частью образования политических деятелей [1].
В манифестах Николая от 12 декабря 1825, от 13 июля и 22 августа 1826 [2]
обнаруживается идейное и физическое сходство с речью Исократа "Никокл",
которое, конечно, не могло укрыться от Пушкина и в какой-то мере стимулировало
его ориентацию на древнегреческого оратора. Частично это сходство было обусловлено
самыми общими требованиями государя к идеальному подданному (такими, как следование
принципам законности и добродетели, честного служения и доверия правительству,
воспитания детей в духе верноподданничества и искренности и упования в большей
степени на собственную порядочность, нежели на кротость монарха), остававшиеся
неизменными на протяжении длительного времени. Но были и особенности, характерные
только для данных речей Исократа и манифестов Николая в их составлении: они
написаны вскоре после воцарения; подобно тому, как речь "Никокл" была
составлена Исократом от имени Никокла, авторами николаевских манифестов от 12
декабря были Н. М. Карамзин и М. М. Сперанский, а от 13 июля - М. М. Сперанский;
в глаза бросается сходство имён - Николай и Никокл; оба правителя вынуждены
доказывать неоспоримость своих прав на престол (т. к. у Никокла с престолонаследием
тоже не всё было гладко) и защищать самовластие как наилучший способ правления.
В "Стансах" Пушкин остроумно воспроизвёл основные положения речи
Исократа, выдвигавшей уже не требования государя к идеальному подданному, но
требования подданного к идеальному государю (Д. П. Якубович отмечал в "Стансах"
"учительные", а П. А. Катенин - "шутовские" интонации):
государь должен быть просвещенным и мудрым (Самодержавною рукою Он смело сеял
просвещенье), добродетельным и справедливым ("Но правдой он привлёк сердца"),
строгим к преступникам, великодушным к верноподданным ("И был от буйного
стрельца / Пред Ним отличен Долгорукий"); ему следует приближать к себе
поэтов, и прислушиваться не к тем, кто льстит, а к тем, кто говорит истину (здесь
уместно вспомнить строфу из стихотворения "Друзьям" [1828], которое
представляет своего рода авторский комментарий к "Стансам": "Беда
стране, где раб и льстец / Одни приближены к престолу, / А небом избранный певец
/ молчит, потупя очи долу").
Налицо также сходство значимых элементов поэтики: 1) Н. Ф. Кошанский отмечал
особое мастерство Исократа в разработке благозвучности и плавности периода,
а по законам жанра строфа в стансах характеризуется завершённостью и полнотой
развития мысли, т. е. наиболее близка именно традиционному определению риторического
периода; 2) полная сдержанного благородства и достоинства художественная манера
"Стансов" точь в точь соответствует тону речи Исократа к Никоклу [3].
Приблизительно одинаковая реакция государей на на обращение Исократа и Пушкина
(Никокл преподнёс Исократу 20 талантов серебром; как проявилось расположение
Николая - общеизвестно) довершает картину знаменательных совпадений в ходе поэтическо-риторического
диалога между Пушкиным и Николаем, своеобразным "посредником" в котором
выступил Исократ.
Приведённые факты позволяют утверждать, что в стихотворении "Стансы"
1826 г. Пушкин в значительной степени опирался на классическую риторическую
традицию. "Общие места", в целом присущие жанру увещевательного обращения
к царю, в сознании Пушкина, по-видимому, связывались прежде всего с речью Исократа
к Никоклу, с произведением, считавшимся для данного жанра образцовым. Подобное
соотношение общего фона жанровой традиции с её наиболее совершенным воплощением
в конкретном произведении характерно для структуры риторического образца.
Литература
1. Переводчик И. И. Дмитриевский, обращаясь
в предисловии к Великим князьям писал (со ссылкой на Дионисия Галикарнасского):
"Кто желает ведать весь способ политического искусства, тот должен упражняться
беспрестанно в чтении сего философа творений, по которым и наименован он оратором
царским" (Исократа, афинейского оратора и философа, политические речи…
СПб., 1789. - С. VIII ).
2. Н. Ф. Кошанский относил царские манифесты
к политическому красноречию.
3. Переводчик Исократа Оже писал, что наиболее
примечательным в речи Исократа к Никоклу ему показалось то, что "советы,
которые Исократ даёт царю, не сопровождаются ни какой-либо лестью, ни искусными
ухищрениями, ни коварными оборотами, без коих робкая истина не осмеливается
приближаться к престолу: и за это похвалы ещё более достоин царь, нежели писатель"
(Oevres completes d'Isocrate… P., 1781. - Т. 1. - Р. 5).
