ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ АЛЛЕГОРИЧЕСКИХ ПЬЕС РУССКОГО ШКОЛЬНОГО ТЕАТРА XVII
ВЕКА (сопоставительный анализ пьес русского школьного театра XVII века и средневековых
пьес XV века - моралите)
(Филология в системе современного университетского образования. - Вып. 7. -
М., 2004. - С. 64-69)
Исследователи, занимающиеся изучением истории русского театра XVII в., рано
или поздно сталкиваются с проблемой жанровой классификации корпуса текстов пьес,
ставившихся на российских подмостках. Возникновение такой проблемы вполне закономерно
в силу того, что для такого многоликого и пестрого явления, как театр в России
XVII в., очень сложно создать единый метод исследования жанра. Первые попытки
классификации относятся к началу XX в., когда один из первых исследователей
русской драмы XVII в. В.И. Резанов представляет классификацию пьес на основе
сюжетов, мотивов и способов обработки [1].
Такой подход уже в самом исследовании не оправдывает себя. Автор, обнаруживая
новые сюжеты и повествовательные ходы, все менее точно разносит их по разным
тематическим группам, в результате чего пьесы, относящиеся к одному жанру, оказываются
противопоставленными по сюжету.
Относительно безопасным и надежным способом оказалось деление пьес по принципу
«места постановки». Так на свет появились термины «придворный театр», «публичный
театр» и, наконец, «школьный театр». Эти термины прижились и активно используются
в современной исследовательской литературе. Однако они очень условны, под одним
названием, как правило, укрываются пьесы различных жанров. Мы попытаемся показать
разнообразие жанров в рамках одного театрально-постановочного пространства,
проанализировав аллегорические пьесы русского школьного театра.
Этот корпус текстов нами выбран не только потому, что он является прекрасным
примером условности термина «школьный театр». Так, давая определение школьному
театру, Резанов пишет: «Действующими лицами школьных пьес выступали, исключительно
или преимущественно, олицетворения абстрактных понятий, пороков, добродетелей
и т.д. ... Внутренняя схема громадного количества драм сводится к следующему:
искушение и жизнь во грехе, затем - раскаяние и вечное блаженство, или
наоборот - коснение в пороках, упорное сопротивление попыткам обращения грешника и вечное
осуждение. Торжество в Небе или дикое ликование в адской бездне часто составляют
эпилог драмы... Каждая драма должна служить цели доказательства какой-либо истины,
подобно проповеди на известный текст или рассуждению, развивающему известный
тезис» [2]. Однако не все пространство «школьного
театра» было сугубо аллегорическим, и в рамках школьных постановок разыгрывались
и пьесы на библейские мотивы, и исторические драмы.
Особый интерес исследователя вызывает тот факт, что аллегорические пьесы (средневековые
пьесы моралите), изначально заимствованные у Запада, подвергаются переработке
на русской почве, превращаясь в явление оригинальное и самобытное.
Итак, нас, прежде всего, интересуют аллегорические «драматические» жанры школьного
театра [3], восходящие к поэтике средневековых
пьес моралите [4].
Моралите - аллегорический жанр средневекового театра определяется исследователями
как «the dramatization of a spiritual crisis in life of a representative mankind
figure in which his spiritual struggle is portrayed as a conflict between personified
abstractions representing good and evil» (драматическое изображение духовного
конфликта в жизни обобщенного образа человечества, в котором борьба в его душе
показана в виде сражения персонифицированных аллегорий добра и зла) [5].
На это, на наш взгляд, исчерпывающее определение жанра моралите, мы и будем
опираться в нашем сравнении.
Основными жанрообразующими элементами моралите являются: во-первых, строго
определенная структура сюжета. Средневековая пьеса строится либо на основе сюжетной
схемы «сражения», то есть диспута, спора, борьбы, битвы или столкновения, например
моралите «Замок Стойкости», либо на основе сюжетной схемы «движения» [6],
когда история главного героя раскрывается с помощью движения, перемещения его
в пространстве текста, его паломничества, изображения его жизни как пути от
рождения к смерти, например, «Всякий Человек», «Разумный и Неразумный».
Во-вторых, в моралите участвуют исключительно аллегорические персонажи. Это
могут быть аллегорические персонификации духовного состояния главного героя
(Алчность, Зависть, Любовь, Щедрость, Грехи, Добродетели), аллегории внешних
сил (Время, Фортуна), аллегории исторических перемен (Мятеж, Война) или и вовсе
курьезные персонификации, как герои моралите «Осуждение пиров» - два кавалера Пью-за-ваше-здоровье и Пью-взаимно.
В-третьих, главный герой моралите всегда является аллегорическим персонажем,
олицетворяющим весь род человеческий. Он универсален, он соотносится со всем
человечеством, поэтому и зовут его - Род Человеческий, Всякий Человек, Человечество,
но он же связан и с каждым отдельным человеком на земле. Его духовные конфликты
и поступки понятны даже самому необразованному зрителю.
В-четвертых, в моралите в силу того, что это аллегорический жанр, всегда присутствует
принцип «предсказуемости» [7], когда в определенной
культурно-исторической системе аллегорические персонажи получают определенность
поведения, т.е. мы можем с точностью предсказать, как эти герои будут действовать
в рамках данного текста. А за счет узнаваемых и предсказуемых действий персонажей
снимается напряжение у зрителей.
Сравнивая пьесы моралите и аллегорические пьесы школьного театра, мы обнаруживаем
жанрообразующие элементы средневековых пьес моралите, в частности, в тексте
«Ужасной Измены…». Эта пьеса обладает устойчивой схемой сюжета «движения», подобная
схема использовалась в моралите «Всякий Человек». Главный герой пьесы - Пиролюбец
- аллегорический герой, подобный персонажу Всякий Человек из одноименного моралите.
Сходство сохраняется и в изложении сюжета: изображается последний, «предсмертный»
эпизода жизни главного героя. Также совпадает и наличие персонажей, аллегорически
изображающих борьбу страстей в душе главного героя (ср. с моралите «Замок Стойкости»).
В пьесе присутствуют различные аллегорические персонификации высших сил и природных
явлений, выполняющие те же функции, что и в моралите: грехи - стремление погубить
главного героя, добродетели - стремление спасти главного героя, предостеречь
его. Персонажи действуют предсказуемо.
Все последующие аллегорические пьесы школьного театра «Страшное изображение»,
«Царство мира», «Торжество мира православного», «Ревность православия», «Освобождение
Ливонии и Ингерманландии», «Божие уничижителей гордых уничижение» наследуют
некоторые элементы моралите, но на них уже оказывает сильное влияние новая эстетика
барокко.
«Страшное изображение», на наш взгляд, представляет переходный тип от моралите
к новому эмблематическому театру. С одной стороны, автор пьесы пытается сохранить
целостность сюжета, сконцентрировать действие вокруг главного героя. Однако
главному герою пьесы - Миру, который так неуклюже врывается в различные части
текста, не удается объединить эпизоды вокруг себя в один плавно развивающийся
сюжет. Нет ни одной схемы построения моралите, нет ни движения, ни сражения,
все действие пьесы «Страшное Изображение» необыкновенно статично, точнее сказать,
статично целиком действие, в отдельных же явлениях разыгрываются небольшие сценки,
которые похожи на моралите, но достаточно слабо связаны по ходу сюжета с основным
конфликтом. Аллегорический главный герой присутствует в повествовании. Остальные
аллегорические персонажи продолжают выполнять традиционные для героев моралите
функции и следовать принципу «предсказуемости».
В аллегорических пьесах, посвященных прославлению побед, одержанных Петром
I в Северной войне со Швецией (1702-1709): «Царство мира», «Торжество мира православного»,
«Ревность православия», «Освобождение Ливонии и Ингерманландии», «Божие уничижителей
гордых уничижение», - завершается переход от построений типа моралите к пьесам
нового эмблематического вида. Непосредственным образцом для сочинителей этих
пьес скорее всего были произведения украинского школьного театра «Царство Натури
людской», «Свобода от веков вожделенная», «Мудрость предвечная» и др. Эти пьесы
воспринимают весь комплекс поэтических особенностей моралите и в то же время
переосмысливают моралите в рамках эстетики барокко.
Текстов этих пьес не сохранилось, учеными найдены и опубликованы лишь программы
этих произведений, но по этим программам можно проанализировать построение сюжета
и систему персонажей этих пьес. В пьесах мы находим следующие элементы моралите.
Полностью либо частично схемам моралите соответствуют аллегорические части пьесы,
как бы «вставные» моралите - отдельный эпизод, по структуре схожий с моралите,
но связанный с остальным текстом только идейно, но не сюжетно. Аллегорические
персонажи практически всегда сохраняют свои функции и принцип предсказуемости,
как и в моралите.
Элементы барокко используются на всех уровнях произведения: на уровне сюжета,
строения, системы персонажей, качества персонажей, отделки произведения. В этих
пьесах в сюжете происходит ослабление повествовательных связей. Сюжет разваливается
на куски, которые связаны скорее идейно, чем событийно. Строение текста аллегорических
пьес школьного театра можно назвать эмблематическим. И поэтому подобный театральный
текст, как всякая эмблема, обладает трехчастной структурой. Авторы статьи «Эмблематика
и ее место в искусстве барокко» [8] прослеживают
путь возникновения эмблемы из «импресс» и перечисляют основные источники эмблематических
изображений: средневековые «Физиологи» и «Бестиарии», геральдика, иероглифика
и т.д. Эмблема, возникшая на стыке двух искусств, литературы и живописи, получает
трехчастную структуру - «триаду». Всякая эмблема состоит из изображения (pictura,
icon, imago), надписи, девиза (inscriptio, moto) и эпиграмматической подписи
(subscripto). Причем, девиз или надпись, как правило, представляли собой краткое
изречение на латинском или греческом языке, а подпись - небольшое стихотворение
или стихотворную цитату, подходящую к изображению, на народном языке; позднее
к подписи пристраивался прозаический учено-литературный комментарий, содержавший
пространное толкование эмблемы и различные исторические примеры и параллели
[9]. Таким образом, в театральном тексте аллегорических
пьес школьного театра мы можем выделить изобразительную часть - аллегорическое
вступление или действие, где основная идея, смысл передается в прениях персонифицированных
грехов и добродетелей. Толкованием и девизом служит основная часть, которая
может повторять сюжетную схему аллегорического вступления, пояснять его идею,
например, библейская часть и историческая часть, аллегорически прославляющие
Петра то с помощью библейских ассоциаций - апостол Петр, то с помощью аллегорического
изображения исторических побед Петра - Марса Российского, отстаивающего веру
православную. Уровень аллегорических персонажей, их состав и качество, их функционирование
в тексте не изменяются, однако, среди них появляются эмблематические герои,
так называемые «ожившие эмблемы»: Властолюбие в виде дракона или Добродетель
в виде птицы.
Одной из эмблематических особенностей пьес является использование украшений
и декора в постановках. На подмостках эмблематического театра появляется огромное
множество триумфальных ворот, столпов и торжественных шествий в лучших традициях
эмблематических праздничных постановок.
Таким образом, мы можем выделить в рамках аллегорических «драматических» пьес
школьного театра постановки, относящиеся к жанру моралите - «Ужасная измена
сластолюбивого жития», переходный тип - «Страшное изображение» и собственно
эмблематические пьесы - «Царство мира», «Торжество мира православного», «Ревность
православия», «Освобождение Ливонии и Ингерманландии», «Божие уничижителей гордых
уничижение».
Литература
1. Резанов В.И. Из истории русской драмы:
Школьные действа XVII-XVIII вв. и театр иезуитов. М., 1910.
2. Там же. С. 278-279
3. О противопоставлении «ораторских» и «драматических»
жанров в школьном театре см.: Софронова Л.А. Поэтика славянского театра XVII
— первой половины XVIII в. М., 1981.
4. Многие исследователи (В.И. Резанов, Н.В.
Перетц и др.) уже в начале XX в. обратили внимание на связь между аллегорическими
пьесами школьного театра и средневековыми пьесами жанра моралите, однако,
на наш взгляд, этот вопрос должным образом еще не освещен.
5. Medieval drama of early Middle Ages /
Ed. by Bevington David. London, 1975. P. 792.
6. Fletcher A. Allegory. The theory of Symbolic
Mode. Ithace; London, 1964.
7. О принципе «предсказуемости» см. Batani
J. Approches du Roman de la Rose, 1973.
8. Морозов А.А., Софронова Л.А. Эмблематика
и ее место в искусстве барокко // Славянское барокко. М., 1979.
