Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

С. Н. Азбелев

АНАХРОНИЗМ В ПРАКТИКЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ ИЗДАНИЙ

(Русская литература. - М., 1987. - № 2. - С. 200-205)


 
В богатой сокровищнице памятников устной поэзии многонационального населения страны заметное место принадлежит фольклору малых народной. Среди них несколько особое положение в силу своей исторической судьбы занимают цыгане, фольклор которых для русского читателя представляет интерес не в последнюю очередь и с точки зрения межнациональных взаимоотношений. Самобытное устно-поэтическое творчество цыган испытывало влияние фольклора тех стран, где кочевала длительное время та или иная часть цыганского народа. Цыгане, более трех столетий живущие в России, усвоили некоторую часть своего устного репертуара от русских (в той или иной степени переработав их сказки и песни). Вместе с тем русские народные песни, исполнявшиеся цыганами на русском языке вперемежку с романсами русских поэтов, составляли лучшую часть "профессионального" репертуара некогда многочисленных и популярных цыганских ансамблей [1]. Интерес ряда русских писателей-классиков к цыганам достаточно хорошо известен. Менее известен интерес к ним русских филологов и этнографов XIX - начала ХХ века [2]. Серьезные работы на русском языке по цыганскому фольклору и отдельные научные публикации его, снабженные русским переводом, появлялись и после Октябрьской революции в 20-30-х годах [3]. Появлялись они и в послевоенное время [4]. Повышенный интерес к записыванию и публикации этого материала обусловлен постепенной утратой цыганами своего фольклора вследствие продолжающегося перехода к оседлости, ускорением процесса их аккультурации. Однако сколько-нибудь полное или претендующее на относительную полноту издание цыганского фольклора отсутствовало.
Теперь существует изданная массовым тиражом книга, в предисловии к которой прямо сказано, что это "первое в отечественном цыгановедении наиболее полное собрание образцов устного народного творчества русских цыган" (с. 4). Она уже имеет несколько откликов в печати: рецензенты приветствуют появление сборника, который знакомит массового русского читателя с фольклором цыган, но научный уровень книги не анализируют. Пафос рекомендательных рецензий вполне понятен, но издание, безусловно, нуждается и в фольклористической оценке.
Книга выпущена главной редакцией восточной литературы издательства "Наука". Естественно поэтому, что читатель предполагает здесь и полную источниковедческую добротность, и достаточную точность перевода на русский язык, и профессиональность комментирования. К сожалению, ни одно из этих ожиданий в сколько-нибудь приемлемой степени не оправдывается. Перед нами сборник, составители которого, как обнаруживается, не имели достаточного для такой работы представления о принципах издания фольклорных текстов [5]. Это особенно досадно в связи с тем, что сам по себе материал книги для русского читателя отнюдь не безынтересен. Перед нами все же в основном действительно фольклор цыган, а не так называемая "цыганщина". Из напечатанных в сборнике без малого четырехсот текстов (около 270 песенных и более 120 прозаических) свыше половины публикуются по записям самих составителей. Почти все остальное взято из разных предшествующих изданий [6].
Принципы публикации в книге не оговорены [7]. Каковы они, видно при сопоставлении с печатными источниками сборника. Один из них - книга И. М. Андрониковой, представляющая собой сборник сказок, сочиненных ею самой по мотивам цыганского фольклора. Е. А. Друцем и А. Н. Гесслером отсюда взяты, впрочем, не сами литературные сказки, а включенные в их текст песни. но они никак не паспортизированы и не документированы. Правда, эти песни приводятся И. М. Андрониковой и по-цыгански, и в русском переводе, а предисловие сообщает, что она сама записывала цыганские песни и что в архиве молодой журналистки хранится "свыше пятисот записанных со слуха песен" [8], остается неизвестным, приведены ли попавшие в ее книгу записи песен всякий раз целиком или фрагментами, нужными по ходу повествования в той или иной литературной сказке (иногда такие тексты снабжены отточиями, указывающими, очевидно, на пропуск). Если привлекать для издания, претендующего на научность, записи И. М. Андрониковой, то следовало, конечно, обратиться непосредственно к ее архиву, а не к глухим цитатам его материалов в произведениях художественной литературы.
Вместе с тем составители привлекли и источники, отвечающие всем необходимым требованиям - научно документированные, паспортизованные записи специалистов (В. Н. Добровольского, А. П. Баранникова и других).
К сожалению, в отличие от предшествующих изданий цыганских песен на русском языке, в рецензируемой книге их цыганские оригиналы не приводятся. Поэтому нередкие случаи включения исполнителями русских слов и оборотов в цыганский текст читателю не видны. Как правило, он оставляется в неведении и о компиляциях, выполненных самими переводчиками.
Иногда Е. А. Друц и А. Н. Гесслер делают монтаж из разных источников. О песне № 112 ("Решил я богу помолиться") они пишут, что это "единственный" в их книге случай, где составители "были вынуждены компилировать текст". Один из источников компиляции указан - это их запись от Максима Бузылева. От кого и где произведена запись "не спетых исполнителями куплетов" - не сообщено. Вместе с тем составители пишут, что "баллада весьма популярна среди цыган", благодаря чему Е. А. Друц и А. Н. Гесслер сумели "восстановить весь текст" (с. 485). Произведение в их публикации невелико - 28 строк. Следовало записать весь текст от одного из исполнителей этой "весьма популярной баллады", а затем напечатать с указанием паспортных данных, но не прибегать к монтажу источников (из которых конкретно назван только один).
Другим примером текстового монтажа является песня "Брось ведра", напечатанная даже в двух "вариантах": № 238 и 266. Текст № 238 взят составителями по опубликованной записи 1931 года (от артистки театра "Ромэн"), в которой только два куплета наличие в песне только этих куплетов подкрепляет и другой, более ранний источник, известный составителям. Но при издании они вставили в середину еще один куплет, записанный ими самими (см. с. 495). Сели их исполнительница (Е. А. Ильинская) знала песню целиком, то по записи от нее и следовало опубликовать весь текст.
Текст № 266, который Е. А. Друц и А. Н. Гесслер называют вторым "вариантом" той ж песни, на самом деле - другая песня, у которой с текстом № 238 совпадает только первая строка. Но в книге И. М. Андрониковой, откуда взят текст № 266, это даже не одна, а две песни: в первой парень обращается к девушке; далее идет полстраницы текста литературной сказки, затем - песня, в которой девушка обращается к парню. Возможно, что И. М. Андроникова разделила свою запись одной песни на две части. но это следовало выяснить и оговорить (раз уж составители пользовались таким источником). Свой монтаж в данном случае Е. А. Друц и А. Н. Гесслер вообще не оговаривают. Так же, в сущности, поступают они при монтаже песни № 128, соединив в своем переводе тексты двух близких по содержанию песен сборника И. М. Андрониковой и в примечаниях сообщив только, что "оригинал песни" опубликован у нее на с. 257 и 264-265.
Составители всюду передали по-своему даваемые в их источниках переводы цыганских песен. При этом нередко изменяются весьма существенные оттенки смысла. Порой трудно оправдать это даже стремлением соблюсти размер подлинника. Вот, например, цыганский оригинал песни, напечатанной в сборнике Е. А. Друца и А. Н. Гесслера под номером 186 (привожу два двустишия из нее):
 
Сватоскиро зэлэно вурдо
па лачо штэто тэрдо…
…………………
и сыво полкано
палау прихандло.
 
Вот дословный перевод источника, которым пользовались составители:
 
Сватняя зеленая телега
на хорошем месте стоит…
……………………
и лошадка сивая
сзади привязана [9].
 
Если первая строка в переводе составителей ближе по размеру к подлиннику и мало изменила смысл дословного перевода, то вторая, смысл которой уже существенно изменен, дальше и от размера оригинала, чем дословный перевод В. Н. Добровольского. Третья и четвертая строки в целом по размеру у составителей не ближе к оригиналу, но значительно удалились от него по смыслу.
Примеры точного поэтического перевода на русский язык порой весьма пространных песенных текстов составители могли бы найти в выпускаемой той же главной редакцией восточной литературы издательства "Наука" серии "Эпос народов СССР" [10].
Стремление Е. А. Друца и А. Н. Гесслера к своеобразно понимаемой "художественности перевода" (с. 48) подчас приводит их к вообще лишенным смысла оборотам, например (с. 383): "как яблочко звонкое" (в оригинале "сыр пхабори" "как яблочко") или "ночь в пути застал" (в оригинале "рат мэ заухтылдём" "ночь меня захватила"), оборотам, поэтический размер которых дальше от оригинала, чем размер соответствующих строк дословного перевода, даваемого в источнике, откуда текст взят составителями.
Разумеется, намерение передать фольклорное произведение легче воспринимающимся в принципе оправдывает отход от буквального перевода песни, но художественный перевод должные быть точным по смыслу.
Вовсе не имеют оправдания переделки прозаических текстов. В примечаниях к помещенным в книге сказкам, легендам и т. п. текстам, взятым из печатных источников, указывается, что "оригинал сказки" напечатан там-то. В ряде случаев указано еще, что в оригинале сказка имеет другое заглавие. Но при сличении выясняется, что изменены не только заглавия, но и самый текст. В книге нет ни одного прозаического текста, который был бы перепечатан без существенных переделок. Недопустимость их в данном случае усугубляется тем, что во всех случаях. Где прежние издатели текстов записали их на цыганском языке, сразу после публикации цыганского оригинала в издании давался точный перевод на русский язык. Составители нынешнего сборника в примечаниях это не оговаривают и дают везде ссылки только на страницы цыганского оригинала. Это создает у читателя впечатление, что перевод принадлежит Е. А. Друцу и АН. Гесслеру (они даже прямо пишут в начале комментария: "Во всех случаях перевод текстов выполнен составителями книги - Ефимом Друцем и Алексеем Гесслером" с. 455). На самом деле им принадлежит только недопустимая литературная обработка точного чужого перевода. Приведу пример того, как она произведена.
В книге П. Истомина сначала напечатан по-цыгански текст, а затем - его точный перевод. Вот начало этого перевода:
"Ну, слушай, что я тебе расскажу. Давно это было; я еще был маленьким. Собрались мы однажды на ярмарку, в другой город. Далеко от нашей деревни. Было нас - четверо: отец, я с братом, да дядин сын - Федька. Как на горе, пришлось нам в этот раз ехать лесом. Хорошо! Кони наши привязаны были за хребтучек, брат с Федькою стали от скуки засыпать, отец всю дорогу спал, остался я один бодрствовать. Вот вижу. Спрыгнул кто-то с березы на-земь, стал у дороги, человек не человек, весь в седых волосах. Выпучил на меня глаза, посмотрел сердито, сердито, да и говорит" [11].
А вот как текст начинается в рецензируемом сборнике:
"Давно это было. Собрались однажды цыгане на ярмарку. От деревни до города путь не близкий. Вот и едут. По дороге все задремали. Только один цыган не спит, лошадьми управляет. Вдруг видит цыган: кто-то с березы на землю спрыгнул и возле дороги встал. Человек не человек, весь седой, глаза выпученные. Смотрит сердито и говорит…" (с. 276).
Аналогично препарирован весь текст. Рассказ от первого лица переделан в рассказ от третьего лица, особенности и колорит народной речи, сохраненные в точном переводе, в переложении Е. А. Друца и А. Н. Гесслера оказались уничтожены почти полностью, само содержание несколько изменено и сокращено.
Таким же образом поступали составители, когда "оригинал", на который ори ссылаются, представлял собой запись от цыгана, но на русском языке. Вообще не требовавшую перевода. В подобных случаях целесообразна только минимальная редактура фонетики, снимающая трудные для массового читателя диалектологические фиксации особенностей говора.
В. Н. Добровольским был напечатан записанный на русском языке устный рассказ, начало которого после снятия диалектологических трудностей говора выглядит так:
"Беляцкий (рассказ цыгана Ивки)
Беляцкий был хороший пан - острог его не держал и кандалы не брали; три раза из острога утекал. Я в жупане от него уходил, а исправник прятался в штатской одеже. Первый раз его взяли в Уварове, а второй раз в Могилевской губернии. Нападет на господский дом, не убивает, а обчистит все" [12].
А вот начало "перевода" этого текста в рецензируемом сборнике с русского языка на русский:
"Как цыган Ивка разбойника Беляцкого поймал
Что делал этот Беляцкий? Разбойничал он в Смоленской губернии и такой страх навел на всю округу, что его именем даже детей пугали. Какие только истории о нем не рассказывали, и не поймешь, чего в этих историях больше - правды или обмана! Не раз ловили Беляцкого, да только не смогли в остроге удержать. Знать, не держали его кандалы, коли трижды он из тюрьмы убегал.
Нападет разбойник на господский дом, обчистит все, но душ людских не губил" (с. 328).
В данном случае изменение заглавия в примечаниях уже не оговорено, сам же текст при литературной обработке частью сокращен. А частью распространен за счет добавлений к содержанию устного произведения, записанного собирателем.
Подобным же образом переданы в сборнике Е. А. Друца и А. Н. Гесслера 10 прозаических текстов, оригиналы которых находятся в специальном сборнике В. Н. Добровольского, изданном под редакцией академика К. Г. Залемана. Здесь были даны точные переводы на русский язык всех текстов, записанных по-цыгански, и оставлены без перевода записанные на понятном русскому читателю "цыганско-русском жаргоне, на котором местные цыгане объясняются с крестьянами" [13]. Вместо того чтобы взять отсюда научно доброкачественные тексты, составители рецензируемого сборника повсюду заменили их выполненными по своему вкусу литературными переложениями.
Поскольку литературная обработка присутствует во всех без исключения текстах рецензируемого сборника, взятых из более ранних публикаций, не приходится сомневаться, что аналогичным способом переданы собственные записи Е. А. Друца и А. Н. Гесслера. это видно и по наличию в таких текстах "литературных" оборотов речи, нехарактерных для фольклорных произведений, записанных из уст народных исполнителей. Например: "…выплеснул злобу свою на дочь" (с. 225); "С этими словами Граф взял ружье…" (с. 237); "…двое других одобрительно засмеялись" (с. 266).
По отношению к восьми текстам из примечаний самих составителей ясно видно, что материал их собственных записей в этих случаях не отвечает элементарным требованиям фольклористической достоверности. Имею в виду рассказы В. П. Каменского (№ 52-59), которые должным образом не были записаны и печатаются теперь, после смерти рассказчика, в виде, "воссозданном" Е. А. Друцем и А. Н. Гесслером. Они этого не скрывают: "При воссоздании сказок В. П. Каменского нам приходилось довольствоваться своими ранними текстовыми записями и многое восполнять по памяти" (с. 41; курсив мой, С. А.). сам же Каменксий, по их словам, был не только грамотный, "но и в известной степени образованный человек", а рассказанные им легенды "несут на себе отпечаток литературного влияния", притом стиль произведений, их "притчевый характер", как признают составители, "выделяет" эти тексты "среди остального фольклорного материала" (с. 41).
При чтении названных текстов литературность их ощущается вполне ясно. Следует полагать, что составители некогда знакомились с плодами индивидуального творчества "образованного человека", а затем литературно обработали "воссозданное" в основном по памяти" содержание своих конспективных заметок. Печатать такие произведения в качестве записей фольклора неправомерно.
Фольклорное произведение всегда является достояние многих людей. Если "легенды" Каменского в своей основе фольклорны, то они должны быть известны другим исполнителям цыганского фольклора, существовали бы также в записях от иных лиц.
Примечания к текстам тоже не отвечают необходимым требованиям. Паспортные данные собственных записей Е. А. Друца и А. Н. Гесслера не единообразны. Везде отсутствует точная дата записи, не всегда указывается исполнитель и место записи. Для прозаических текстов, взятых из печатных источников, паспортные данные вообще не приведены ни в одном случае, хотя в использованных научных публикациях (например. В. Н. Добровольского) эти данные есть. Для песенных текстов, взятых из печатных источников, иногда приводятся паспортные данные, но при ссылках на источники встречаются ошибки. Так, песня № 8 со страниц 47 48 сборника А. П. Баранникова "Украинские цыгане", а отсылка дана к страницам 26-27, где у него напечатана другая песня с похожим началом. Для песен № 5, 7, 13, 27, 45, 103, 139, 144, 145, 148, 199, 200, 239, 261, 262 страницы источников в примечаниях вообще не указаны.
Отсылки к записям того же сюжета у русских и некоторых других народов, весьма эпизодически встречающиеся в примечаниях Е. А. Друца и А. Н. Гесслера, не отвечают современному уровню. Существует международные указатели сюжетов, надо приводить номер сюжета по указателю (кроме случая, когда там такой сюжет не зафиксирован). Наиболее доступной для пользования является книга: "Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка" (Л., 1979). Поскольку в сборнике помещены сказки цыган, живущих среди восточных славян, этим указателем можно было ограничиться.
Следует отдать должное Е. А. Друцу и А. Н. Гесслеру6 они занимались безусловно полезным делом - записыванием фольклора - и обнаружили стремление познакомить с ним массу читателей. Но составители сборника выполнили эту работу слишком непрофессионально вследствие незнания ее основных правил, которые давно применяются не только в научных публикациях, но и в доброкачественных изданиях для самых широких читательских кругов.
Главные принципы были, в частности, изложены еще 30 лет назад в специальной статье В. Я Проппа, издававшего народные сказки и песни для ученых и для массового читателя. Самый основной принцип - недопустимость литературной обработки народных текстов (за исключением изданий, предназначенных для детей). "В этом отношении, писал В. Я. Пропп, у нас особенно неблагополучно обстоит с переводами и "литературной обработкой" произведений фольклора народов СССР. В результате такой обработки издаваемые памятники часто теряют свой особый национальный колорит, а вместе с тем и свою научную ценность и достоверность…" [14].
За три десятилетия, прошедшие со времени публикации статьи В. Я. Проппа, положение с переводам и фольклора народов СССР существенно улучшилось. Рецензируемый сборник представляет в этом отношении досадный анахронизм.
 

Примечания

1. Материал по этому вопросу был подобран в кн.: Штейнпресс Б. К истории "цыганского пения" в России. М., 1934. с. 9-16.

2. См.: Герман А. В. Библиография о цыганах. М., 1930.

3. См., например: Баранников А. П. 1) Цыганы в СССР. М., 1931; 2) Українські цигани. Київ, 1931.

4. См., например: Образцы фольклора цыган кэлдэрарей / Сост. Р. С. Деметер. М., 1981: Елоева Ф.А., Русаков А. Ю. Материалы по северно-русскому диалекту цыганского языка. - В кн.: Лингвистические исследования. М., 1985.

5. В книге дается "Справка о составителях" (С. 50), из которой читатель узнает, что это авторы двух совместно ими написанных статей о цыганах в журналах "Наука и религия" (1982) и "Дружба народов" (1984), Что А. Н. Гесслером "первая журналистская работа по цыганской тематике" напечатана в 1978 году, а Е. А. Друц написал пьесу "Московская цыганка", поставленную театром "Ромэн" в 1976 году, и перевел в 1977 году книгу цыганского поэта Н. Г. Саткевича.

6. Несколько песен извлечено из неопубликованной рукописи М. Григорьева, один текст был предоставлен составителям коллекционером звукозаписей.

7. Приведены только размышления составителей по поводу "тех трудностей, которые возникали" у них "в связи с переводом песенного материала книги", и того, каким путем они преодолевали эти трудности. Е. А. Друц и А. Н. Гесслер пишут, что, поскольку в отличие от прежних публикаций, где рядом с цыганским текстом песни давался дословный перевод, они печатают только собственные переводы (без оригиналов), "требование художественности перевода является первостепенным", ибо дословный перевод "отвратил бы … наиболее внушительную часть обычных читателей". По словам составителей, они намеревались соблюсти размер подлинника, но при этом избежать "олитературивания текстов", т. е. "максимально сохранить как форму, так и содержание оригинала" (с. 47-48). Однако фактически ни первое, ни второе требование ими не выдерживается при переводе песен, как будет видно из приводимых ниже примеров. О способе перевода прозаических текстов, которые составляют 70% из общего объема, в книге не говорится ничего. Не объяснен характер источников, не сказано о принципах их использования, принципах отбора текстов и т.п.

8. Романы-чай Инда. Сказки идущих за солнцем. Л., 1963. с. 7.

9. Добровольский В. Н. Киселевские цыгане. СПб., 1908, вып. 1. с. 81.

10. См., например. Последние издания этой серии: Гёр-оглы: Туркменский героический эпос. М., 1983; Манас: Киргизский героический эпос. М., 1984, кн. 1; Строптивый Кулун Кулуустур: Якутское олонхо. М., 1985.

11. Истомин П. (Патканов). Цыганский язык. М., 1900. с. 155. Текст оригинала (там же. с. 151 152): "Нэ шун, со мэ тукэ розпхэнава. Гара адва исыз. Мэ инкэ тэкно самас. Скэдэям-пэ амэ екхвор про тарго, дро вавир форо, дур амарэ гавэстэр. Самас амэ - штар джинэ: о-дад, мэ пшалэса, тэ какэскиро чаво, о-Федька. Сыр про бибахт, др'ада моло, приавья-пэ амэнгэ тэджяс вэшэса. Шукар! О-грайя амарэ припхандлэ сыз пал-э-хрэбтучко, о-пшал ваврэ чавэса (Федькаса), лынэ скукатэр тэзасовэн, о-дад саро дром сыз суто, ачём-пе мэ екх-джино насуви. Акэ дыкхава, сурняндэя, вари-кон-то брэзатэр про пхув, тырдэя паш-о-дром, мануш на мануш, саро дро седо бала, выпурадэя про мандэ о-якха, подыкхя холямэс, холямэс, э-ракирла" (текст приведен в транскрипции источника с заменой "g" на "дж") точность цитируемых в рецензии дословных переводов с цыганского языка на русский по моей просьбе проверена А. Ю. Русаковым.

12. Добровольский В. Н. Киселевские цыгане. - Живая старина. 1897. т. 7, вып. 1. с. 18.

13. Добровольский В. Н. Киселевские цыгане. вып. 1, с. IV.

14. Пропп В. Я. Текстологическое редактирование записей фольклора. - Русский фольклор. М.; Л., 1956, т. 1, с. 206.