Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Дж. Дж. Гамперц

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ КОДОВ ХИНДИ-ПЕНДЖАБИ В ДЕЛИ

(Новое в лингвистике. - Вып. 6. - М., 1972. - С. 190-203)

 
Данная статья посвящена лингвистическому явлению, характерному для городской среды в так называемых множественных сообществах ("plural societies") Востока. В этих сообществах в тесной географической близости живут группы, сильно различающиеся в региональном и культурном отношении. Они вступают во взаимодействие в сфере торговли и обслуживания и свободно общаются друг с другом в общественных местах. Они подчиняются одному и тому же правительству и часто посещают одни и те же школы. И однако регулярное и частое взаимодействие не стирает важнейших культурных и языковых различий между ними. Каждая группа по-прежнему сохраняет свои особые традиции, ценности и пристрастия, часто проявляющиеся в особенностях одежды и кухни. В результате разнообразие норм поведения оказывается значительно большим, чем в промышленно более высоко развитых городах современного Запада.
Дом, семья и круг родных по-прежнему остаются центром жизни отдельного человека. Связи, приобретенные в результате женитьбы, и свободные дружеские отношения редко вторгаются в эту замкнутую систему. Повседневная жизнь неизбежно сталкивает человека с посторонними, но его поведение в обществе строго отграничено от тех близких отношений, в которых он находится со своими домашними и, шире, со своим кланом. Человек может свободно общаться с людьми совершенно иного круга и даже подражать им на работе, в школе или в обществе. Но дома его ждет своя среда, требующая от него возвращения к принятым в ней нормам поведения. Таким образом, разделение общественной и частной систем поведения ведет к определенной изоляции группы и препятствует просачиванию нововведений извне.
Существование в сфере частной жизни этих обособленных родовых групп сопровождается сосредоточением тех или иных видов общественной деятельности в руках определенных коллективов. Оптовая и розничная торговля и различные ремесла распределяются среди ряда более или менее замкнутых групп. Другие группы поставляют контингент служителей культа, судебных и административных чиновников. Кругом различных общественных функций, выполняемых тем или иным лицом, определяется число различных типов общественного поведения, которыми он должен овладеть. Взаимодействие людей в обществе характеризуется в значительной степени тем, что этнографы называют «спецификой функций» ("role specificity") [1] - круг повседневной деятельности распадается на отдельные сферы, предписывающие различные, а подчас и прямо противоположные нормы поведения.
Социальная структура такого типа, притом в условиях общества с резко выраженным многоязычием, стремится к сохранению имеющихся языковых и диалектных различий в гораздо большей степени, чем это имеет место в какой-либо из стран Запада. Действительно, по всей Индии и в других районах Азии мы находим группы иммигрантского происхождения, которые сохраняют свой язык в течение многих веков, даже будучи очень немногочисленными. Число и конкретный набор языковых кодов, используемых в данном коллективе, а также их генетические корни определяются исторической случайностью; но, раз укоренившись, языковой код начинает ассоциироваться с поведением той группы, которая пользуется им наиболее регулярно. Затем этот язык становится символом самой группы. Однако это отнюдь не предполагает его однородности. Один или несколько официальных стилей языка этой группы могут применяться в сфере религиозных отправлений и/или профессиональной деятельности группы. Другие стили, несущие на себе следы влияния окружающих языковых кодов, используются теми членами группы, которые по роду своих занятий ежедневно вступают в контакт с членами окружающих групп. Из этого вытекает, что в той мере, в какой человек принимает участие в различных аспектах общественной жизни, он должен владеть кодами, связанными с этими ее аспектами.
Поэтому в противоположность западному обществу, где один языковой код или система тесно связанных друг с другом стилей, образующих то, что принято называть одним и тем же языком, обслуживает все возможные ситуации повседневной жизни, для множественных сообществ городов Востока характерно различие языковых кодов. Многоязычие является там неотъемлемой частью общественной жизни и необходимо для полноценного участия в ней.
Есть, однако, фундаментальное различие между таким коллективным многоязычием и индивидуальным дву- или многоязычием отдельных высокообразованных представителей общества, которое в целом является одноязычным [...].
Многоязычные коллективы имеют тенденцию устанавливать свои собственные нормы, часто совершенно отличные от норм, принятых в соответствующих одноязычных обществах. Индиец может владеть английским языком почти так же свободно, как своим родным; он может превосходно читать, писать и читать лекции по-английски. Но когда он пользуется английским языком в Индии, его речь разделяет многие особенности других языковых кодов Индии, с которыми английскому приходится чередоваться в ходе повседневной деятельности этого человека. Поэтому индийский английский будет значительно отклоняться от нормы, принятой, скажем, среди носителей этого языка на американском Среднем Западе. Этот тип отклонения вовсе не означает плохого владения английским языком, а представляет собой естественное следствие социальных условий, имеющихся в том непосредственном окружении, в котором происходит функционирование индийского английского.
Социальные условия, преобладающие в многоязычных обществах, вызывают к жизни множество взаимно противоположных тенденций. Необходимость частого переключения кодов, актуальная для большого числа говорящих, действует в направлении сокращения расстояний между кодами. Наибольшим языковое сближение оказывается в ситуациях, благоприятствующих контактам между группами. Здесь, как мы покажем ниже, заимствование может достигать масштабов, которые раньше считались отличительной чертой языков пиджин. Но, с другой стороны, потребность в сохранении и поддержании хотя бы каких-то символов «специфики фунций» оказывается фактором, сдерживающим чрезмерные заимствования, и таким образом препятствует окончательному слиянию кодов. Взаимопроникновение кодов оказывается значительно более слабым в ситуациях, специфических для той или иной группы. Таким образом, языковая картина складывается из целого калейдоскопа ситуационно детерминированных стилей, образующих то, что принято называть одним и тем же языком. Эти стили могут сильно расходиться в отношении произношения, грамматики и словаря, но они редко отражаются на представлении носителей о самом языке - и, следовательно, на том названии, которое они закрепляют за этим языком.
Лингвист, занимающийся этой проблемой, может избрать один из двух возможных подходов: он может сосредоточить свое внимание (как это и делается в большинстве работ, посвященных этой теме) на различных стилях или кодах, обычно объединяемых под общим названием того или иного языка. Тогда он займется анализом всех форм этого языка независимо от того, где и когда они используются. В случае пенджаби такое описание будет охватывать все его разновидности, на которых говорят как в тех областях, где он является господствующим, так и в Дели и в других частях Индии, где он является языком меньшинства.
Но лингвист может подойти к этой проблеме и иначе, ограничив область своего исследования рамками «языкового хозяйства» какого-нибудь отдельного коллектива. В таком случае объектом его описания окажутся все коды, используемые в данном коллективе, независимо от того, с какими языками они соотносятся номинально и генетически. Он, однако, должен будет исключить из своего рассмотрения те разновидности этих языков, которые представлены в других местах, но для данного коллектива «функциональными» не являются [2]. Такой подход, пока что применяемый довольно редко, представляется перспективным, так как он соотносит речевое поведение носителей некоторого языка с экстралингвистическим контекстом и обещает поэтому пролить свет на связь языковых изменений с социальными факторами. Вот почему мы в настоящей статье избрали именно этот второй подход.
Мы будем пользоваться термином «матрица кодов» для обозначения всего объема функционально существенных кодов некоторого коллектива. Компонентами матрицы кодов могут быть диалекты или стили одного и того же языка, или родственные языки, или даже неродственные языки. В Индии городские общества сильно различаются в отношении состава своих кодовых матриц. В промышленных центрах, возникших в старых племенных районах, таких, как Джамшедпур в штате Бихар, матрица кодов включает племенные языки группы мунда, местные диалекты бихари, стандартный хинди и английский язык образованных слоев населения. Даже для сравнительно малообразованного представителя местного племени более или менее нормальным является владение хотя бы некоторыми стилями каждого из этих языков. В Дели близость между хинди и пенджаби как компонентами матрицы значительно теснее, однако независимо от реального расстояния между кодами можно сказать, что Дели и Джамшедпур - многоязычные общества, имеющие сходные социальные черты.
Настоящая статья представляет собой предварительную попытку продемонстрировать некоторые аспекты коллективного многоязычия у носителей хинди и пенджаби в Дели. Носители пенджаби, крупнейшего из языковых меньшинств Дели, происходят из довольно обширной области, протянувшейся от районов Хисар и Патиала приблизительно в 150 милях к западу от Дели и до Равалпинди в теперешнем Пакистане. Их родной язык, хотя генетически и очень близкий к хинди, по индийской конституции считается особым языком. Он имеет свою литературную традицию и грамматические нормы; по распространенному мнению, носители хинди и пенджаби не понимают друг друга. Хотя большинство пенджабских семей переехало в Дели лишь в XX веке, два языка сосуществуют в пределах единой языковой области и единого культурного комплекса уже в течение нескольких столетий. Некоторые разновидности хинди регулярно используются как средство общения при торговле на большинстве городских базаров штата Пенджаб. Они выступают также в роли литературного суперстрата, вносимого мусульманами и индуистами, и таким образом сосуществуют с литературным пенджаби, культивируемым преимущественно сикхами. Поэтому для большинства носителей пенджаби переезд в Дели не был связан с коренными изменениями в языковом окружении. Он просто привел к увеличению числа двуязычных носителей и круга тех ситуаций, в которых применяется хинди, так что теперь оба языка выполняют важные функции в повседневном социальном общении. На пенджаби говорят как в домашнем кругу, так и вне его. Однако делийский пенджаби далеко не однороден. Черты, унаследованные от различных местных диалектов, соседствуют со специфически городскими стилями, обнаруживающими влияние господствующего здесь хинди. Носители пенджаби отдают себе отчет в этих различиях и имеют специальное название t̥het̥ для стилей, сохраняющих тот или иной местный оттенок.
Настоящая работа посвящена рассмотрению как раз тех ситуаций, для которых переключение кодов является нормальным. Нашим главным информантом был студент колледжа, говорящий на хинди, пенджаби и английском. Хотя его семья приехала в Дели из Пешавара, большую часть своей жизни он прожил в Дели. В наших экспериментах ему предлагались некоторые четко определенные ситуации общения и его просили вообразить себя разговаривающим в этих ситуациях сначала со студентом - носителем пенджаби, а затем с носителем хинди. В дальнейшем ему предлагалось также сообщить для каждого из своих собственных высказываний на городском пенджаби соответствующие эквиваленты на t̥het̥. Полученные данные были сопоставлены с данными, собранными в ходе трехмесячных полевых наблюдений в Дели, и с данными, полученными от других информантов, а также со сведениями, содержащимися в грамматике литературного пенджаби [3]. Вся эта информация носит, конечно, предварительный характер и требует проверки путем дальнейших, более тщательных полевых наблюдений, однако даже имеющиеся результаты представляются достаточно интересными и уже сейчас заслуживающими освещения.
Перспективы структурного сопоставления разнородных языковых данных в значительной мере прояснились благодаря недавним достижениям в области лингвистической теории. Были выдвинуты теоретические модели языковой структуры, основанные на категориях достаточно общих, чтобы быть приложимыми к любым языковым системам. Грамматика понимается в них не как нечто специфическое для того или иного языка, а как набор правил, сопоставляющих структурное описание данным наблюдения на любом уровне языка [4]. Эти правила задаются в терминах символов и формул, связанных друг с другом четко определенными формальными процедурами, что сообщает лингвистическим формулировкам высокую степень точности и сопоставимости, едва ли достижимую в рамках традиционного словесного описания. Поскольку грамматические правила могут формулироваться в сколь угодно абстрактном виде, постольку и нет более оснований для априорного утверждения, что одна и та же формулировка не может относиться одновременно к различным совокупностям данных, традиционно трактуемым в качестве различных языков. Мы просто различаем общие правила и правила, специфичные лишь для одной из подсистем единой макроструктуры. Такие специфические правила и являются мерой языкового расстояния между рассматриваемыми подструктурами.
Сказанное относится к целому ряду выдвинутых в последнее время моделей языка. В предлагаемом ниже сопоставительном анализе мы следуем системе, предложенной недавно Сиднеем М. Лэмбом [5]. Метод Лэмба состоит в разработке и уточнении так называемого метода «единиц и размещений» ("item and arrangement"), связанного с именем Хоккета (Носkett) и др. Структура языка описывается как иерархия систем кодового типа, определяющих строение его различных уровней - фонологического, морфонологического, морфологического, семологического, которые и рассматриваются в качестве основных характеристик языка. Эта модель различает три типа отношений: отношение класса к его членам, сочетания к его компонентам и отношение «эмической» единицы к ее вариантам на «этическом» уровне. Эти отношения обозначаются с помощью набора символов классов, специфического для каждого уровня, набора морфотаксических правил, описывающих допустимые сочетания элементов в пределах данного уровня, и набора правил репрезентации, переводящих единицы одного уровня в единицы другого уровня. Грамматическое описание является полным, если оно сопоставляет произвольному высказыванию его описание на всех уровнях языковой структуры.
Сравнительный анализ текстов, полученных от нашего основного информанта, показывает, что различия между ними относятся почти исключительно к сфере грамматики. Более 90% лексических единиц городского стиля, характеризующегося переключением кодов, это слова хинди. Многие из различающихся лексических единиц связаны регулярными фонологическими соответствиями, например, долгое -аа в хинди kaam «работа» соответствует краткому -а в пендж. kam «работа».
Мы начнем сопоставительный анализ грамматики с морфологического уровня. Таксические правила этого уровня формулируются в терминах общих символов классов, представляющих такие категории, как часть речи, падеж, род и т. д. Эти символы получают конкретное лексическое наполнение лишь при переходе к следующему, морфонологическому уровню. Большая часть таксических правил морфологического уровня является общей для обоих рассматриваемых кодов. Ниже мы приводим несколько примеров [6].
Изъявительным предложением (Indicative Clause - IС) будет называться та часть высказывания, которая остается за вычетом интонации. Оно может соответствовать целому предложению (sentence) или его части. Изъявительное предложение может порождаться следующим правилом:
 
(1) [S12] [S:] Vl2 < IС.
 
Изъявительное предложение состоит из множества факультативных субстантивных конструкций и одной глагольной конструкции. Глагол может согласовываться в роде, числе и падеже (что мы показываем с помощью подстрочных индексов) с одной из субстантивных конструкций.
 
{Pr, Nc} < S.
 
Класс субстантивных конструкций включает местоимения и именные конструкции.
 
(3) [А1:] N1 < Nc.
 
Именная конструкция образуется из одного или нескольких прилагательных (факультативных), за которыми следует существительное.
 
(4) (stN + stA) - cn [-рр] < N.
 
Существительное в свою очередь состоит из основы существительного или основы прилагательного, к которой присоединяются суффиксы числа-падежа и, факультативно, один из послелогов.
 
(5) (stA + stN - cn - К) - cn1 < А.
 
Прилагательное может включать либо основу прилагательного, либо основу существительного. За основой существительного в этом случае следуют суффиксы числа-падежа или особая морфема К. Ко всей конструкции в целом присоединяются суффиксы числа-падежа, согласующиеся со следующим существительным.
 
(6) {D1, D2, Р, I, R} < Рr.
(7) QD1 < I.
(8) JD2 < R.
 
Класс местоимений включает два класса указательных местоимений, личные, вопросительные и относительные местоимения; вопросительные и относительные местоимения в свою очередь складываются из указательных местоимений и морфем Q и J соответственно.
Структура глагола может быть сведена в следующую ниже таблицу. А, В, С и D - общие символы для классов морфем, фигурирующих в таблице. С1, D1 и С2, D2 относятся соответственно к первым и вторым элементам каждого столбца. Символ Aux обозначает вспомогательный глагол.
 
A B C D Aux
stV ũũ T cn1  
stAux iye n aa  
 
Сочетания морфем, допустимые в различных типах глагольных конструкций, могут быть заданы следующим ниже правилом, из которого путем перемножения (как в алгебраической формуле) получаются конкретные предложения.
 
(9) A (1 + B1 (1 + C1D1) + B2 (1 + C1D2) + D1 (1 + C1 + C2)
 
Основные морфологические правила являются общими для двух кодов; различия появляются при переходе от символов морфологических классов к морфонологическому уровню и в правилах перевода морфонологической записи в фонологическую. Эти правила мы проиллюстрируем на конкретных примерах из нашего материала, которые для краткости дадим в фонологической транскрипции. (Двойные гласные обозначают долготу.)
 
пенджаби
хинди
(10)
oo na-ii khaa-nd-aa
woo na-ĩĩ khaa-t-aa
Он не ест.
(11)
oo ghar-wic hæ-gaa
woo ghar-mæ hæ
Он в доме.
(12)
is-d-i k-ii kimat hæg-iii
is-k-ii k-yaa kimat hæ
Сколько это стоит?
(13)
tuhãã-nuu k-ii caa-iidaa
aap-koo k-yaa caa-iye
Что вы хотите?
(14)
mæ khaa-wãã
mæ khaa-ũũ
Я должен поесть.
 
В приведенных примерах следует обратить внимание на сходство в (10) суффиксов числа-падежа аа и ее, а в (12) и (13) - начальной вопросительной морфемы k- в k-ii (пенджаби) и в k-уаа «что» (хинди). Некоторые важнейшие различия возникают при морфонологической реализации общих морфем. Так, -d- в пенджаби и -k- в хинди (см. п. 12) являются представителями одной и той же морфемы -k-, представленной также в (5). Аналогично, -nd-в пенджаби и -t- в хинди (10) являются представителями одной и той же морфемы. Различия между кодами могут быть сформулированы в виде следующих правил репрезентации.
 
(15)
Km // P, - / d
ũũm // p, - / ãã
m // H, - / k
m // H, - / ũũ
 
Буквы Р и Н обозначают здесь соответственно пенджаби и хинди. Правило гласит, что морфемы К и ũũ морфонологически реализуются как k и ũũ в хинди и как d и ãã в пенджаби. Аналогичные соотношения имеются между -koo в хинди и -nuu в пенджаби, а также -mae в хинди и -wic в пенджаби (послелог «в»).
В других случаях тождество морфонологических правил сменяется различиями лишь при переходе к фонологическому уровню. Таков случай с woo в хинди, оо в пенджаби («тот, он»). Поскольку очевидно фонологическое сходство woo с оо, а также известно, что в хинди w- выпадает в сочетаниях типа j-oo «кто» (см. выше п. 8), то эти два сегмента получают в обоих кодах одинаковую морфонологическую транскрипцию. Различия же появляются лишь в ходе работы правил, превращающих морфонологическую транскрипцию в фонологическую:
 
(16) oomp // P, - # - / oo
  mp // H, - # - / woo
 
Это правило означает, что морфонологическая единица оо в позиции после стыка # фонологически реализуется как оо в пенджаби и как woo в хинди.
На фонологическом уровне в ситуациях с переключением кодов никаких различий между двумя языками в отношении инвентаря фонем обнаружено не было. Тон, встречающийся в пенджаби в тех морфемах, которые соответствуют в хинди морфемам, содержащим звонкие придыхательные, например, ghar «дом», по-видимому, утрачивается в ситуациях с переключением кодов, хотя в других ситуациях он присутствует. Многие фонетические черты пенджаби присущи также и делийскому хинди. Это относится, например, к /æ/ и /ɔ/, которые являются монофтонгами в делийском хинди и дифтонгами в восточном хинди. Аналогично, /t̥/ и /d̥/ в делийском хинди характеризуются такой же высокой степенью ретрофлексивности, как и в пенджаби, тогда как в восточном хинди она остается весьма незначительной.
Если перейти от ситуаций переключения кодов к ситуациям, более специфическим для групп, говорящих на пенджаби, то мы на всех уровнях обнаружим дополнительные различия, увеличивающие расстояние между двумя кодами. На морфологическом уровне прилагательные в пенджабском t̥het̥ имеют особые окончания, согласующиеся с косвенными падежами существительных множественного числа. Кроме того, алломорф -d- причастий настоящего времени переходит в -n- при подлежащем в первом лице. К классу суффиксов числа добавляется локативный суффикс.
Некоторые дополнительные фонологические и морфонологические отличия t̥het̥ могут быть проиллюстрированы соответствующими вариантами (11) и (12).
 
(11a) oo kár-wic hæ-g-aa
(12a) ed-d-ii k-ii páuu hæ-g-ii
 
Здесь kár «дом» и páu «цена» имеют восходящий тон. Кроме того, в (12а) косвенная форма местоимения is- «этот», сходная с соответствующей формой хинди, заменена формой ed-.
Ряд других морфонологических особенностей связан с использованием различных послелогов, ср.
 
хинди
пенджаби (при
переключении кодов)
пенджаби
(t̥het̥)
-se
-se
-tõõ
"из"
-saat
-saat
-nal
"с, вместе"
 
Лексические различия между t̥het̥ и кодами, участвующими в переключении, касаются многих самых общих наречий времени, места и образа действия и многих употребительных прилагательных и существительных. Вот некоторые примеры.
 
хинди
пенджаби (при
переключении кодов)
пенджаби
(t̥het̥)
ab
ab
hun
"сейчас"
idhar
idar
edar
"здесь"
itn-aa
itn-aa
enn-aa
"столько"
æs-e
æs-e
edd-aa
"так"
acch-aa
acch-aa
cang-aa
"хороший"
dukaan
dukaan
hat̥t̥ii
"магазин"
 
Помимо особенностей, специфичных для t̥het̥, дополнительные вариации могут иметь место в некоторых крайних случаях, которые скорее сокращают, чем увеличивают расстояние между хинди и пенджаби. Это можно показать на примере следующих вариантов правил (11), (13) и (14):
 
(11б) oo-ghar-mæ hæ-gaa
(12б) aap-koo k-ĩĩ caaiye
(13б) mæ khaa-ũũ
 
Обратите внимание, что в (11) вместо wic появляется mæ, а в (13) вместо tuhãã-nuu и caa-iidaa - aap-koo и caaiye. В (14) подстановка суффикса -ũũ вместо -ãã делает высказывание неотличимым от высказывания на хинди. Оно будет понято как высказывание на пенджаби, только если встретится в более широком контексте, содержащем бесспорные признаки пенджаби.
Одним из поразительных с лингвистической точки зрения аспектов ситуации переключения кодов является тот факт, что здесь, в общем, не подтверждается прочно укрепившееся в лингвистике убеждение, что грамматика не заимствуется. Влияние одного языка на другой затрагивает все уровни языковой структуры - морфологический, морфонологический и фонологический, а также лексику. Кажется, что два языка постепенно чуть ли не сливаются в один. Это почти не отличается от ситуации, которая имеет место в языках пиджин. В крайней точке этого континуума кодов исконными остаются лишь несколько единиц, такие, как пенджабский глагольный суффикс -nd- и вопросительное слово k-ii «что». Это оказывается достаточным минимумом, символизирующим «специфику функций».
Что касается социальной принадлежности, языковой статус стиля, участвующего в переключении кодов, является неопределенным. Наш основной информант считает, что этот стиль принадлежит языку пенджаби. Более старые уроженцы Пенджаба, однако, не склонны признавать этот стиль за пенджаби и считают, что здесь имеет место неграмотная речь на хинди. Последнее сомнительно, поскольку наш двуязычный информант легко мог отказаться от немногих признаков, отличающих его пенджаби от его же хинди. Следует признать, что сколь бы странным ни казался этот код, он, по крайней мере в некоторых ситуациях, выполняет определенную социальную функцию.
Поскольку этот стиль не обладает достаточным социальным престижем и нет единства мнений относительно его языкового статуса, он может оказаться включенным или не включенным в описательную грамматику пенджаби, материал для которой собирается без учета конкретных ситуаций языкового общения. Его включение в грамматику зависит от выбора информантов и методов работы с ними. В обычные нормативные грамматики его, конечно, не включат. Аналогичным образом и сам информант на вопросы о пенджаби будет реагировать только в связи с ситуациями, специфическими для носителей пенджаби. Это не надо понимать в том смысле, что такие стили, как стиль, пускаемый в ход при переключении кодов, не могут исследоваться традиционными методами. Эти стили обнаруживают строение, аналогичное строению остальных языковых явлений, и с успехом могут быть описаны при условии должного учета ситуационного фактора.
Другой вывод, вытекающий из нашего исследования, касается проблемы грамматических заимствований и различия между языками пиджин и прочими языками. По-видимому, наличие или отсутствие грамматических заимствований не является чисто лингвистической проблемой, а связано, по крайней мере отчасти, с существованием социальных норм, которые препятствуют их попаданию в описательные грамматики языка. Точно так же высокая степень так называемого «языкового смешения» в случае языков пиджин может быть объяснена отсутствием чувства группового престижа или податливостью общественных норм, регулирующих ситуации, в которых применяются языки пиджин.
 

Примечания

1.См. Edward M. Вruner, Primary Group Experience and the Process of Acculturation, «American Anthropologist», 58, 1956, стр. 605 и сл.

2. S. F. Nadel, The Theory of Social Structure, London, 1957.

3. См. Т. Graham Ваilеу, Punjabi Grammar, в: «Punjabi Manual and Grammars», Languages Department, Punjab, India, Patiala, 1961.

4. См. Noam Chomsky, Some Methodological Remarks on Generative Grammar, «Word», 17, 1961, стр. 220 и сл.

5. См. Sidney M. Lamb, Outline of Stratificational Grammar, University of California, 1962.

6. Используемые символы имеют следующие значения (если в тексте они не оговорены специально): S = субстантивная группа, V = глагольная группа, Pr = местоимение, Nc = именная конструкция, А = прилагательное, stN = основа существительного, stA = основа прилагательного, сп = суффикс числа-падежа, рр = = послелог, Aux = вспомогательный глагол, stAux = основа вспомогательного глагола, D = указательное местоимение, Р = личное местоимение, I = вопросительное местоимение, R = относительное местоимение. Подстрочные индексы указывают на согласование, а знак : означает, что в тексте может встретиться более одного элемента данной категории. Факультативные элементы заключаются в квадратные скобки, а элементы крупных классов слов - в фигурные скобки. Знак < означает включение конструкции в класс; круглые скобки и знак + используются, как в алгебре, для указания возможных комбинаций морфем.
В правилах репрезентации надстрочным знаком m помечены правила, переводящие морфологическую запись в морфонологическую. Значком mp снабжены правила перехода от морфонологиче-ской записи к фонологическому представлению текста.
В фонологической транскрипции долгота обозначается двойными гласными в случае ii, uu, аа и оо. Фонемы е, æ и ɔ всегда фонетически долгие.

Источник текста - сайт www.classes.ru - Репетитор по английскому языку в Санкт-Петербурге.