Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Е. В. Головко

ТИПОЛОГИЧЕСКИ РЕДКИЕ ЯВЛЕНИЯ В АЛЕУТСКОМ СИНТАКСИСЕ [1]

(Acta linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН. - Т. III. Ч. 3. - СПб., 2007. - С. 245-269)

 
Введение. Несмотря на то, что в работах некоторых исследователей, прежде всего К. Бергсланда (Bergsland 1969; 1970; 1976, 1989 1994; 1997; 1998), позднее М. Фортескью (Fortescue 1985), Дж. Лира (Leer 1987), затем - автора настоящей статьи (Головко 1989; 1996), а в самое последнее время Дж. Сейдока (Sadock 2000), предпринимались попытки привлечь внимание к некоторым нетривиальным фактам в области алеутского синтаксиса, эти специфические черты алеутской языковой системы, кажется, до сих пор не получили должного осмысления. Более того, судя по тому, что алеутский язык до сих не упоминаетcя в книгах по синтаксической типологии, учебниках, всевозможных обзорах и т.п. как язык, имеющий некоторые совершенно уникальные черты, создается впечатление, что эти лингвистические факты так и остались неизвестными широкому кругу лингвистов, или, по крайней мере, не вызывают с их стороны полного доверия.
Главной чертой алеутской языковой системы, несомненно, следует считать то, что можно назвать грамматикализованным топиком. Это явление пронизывает весь алеутской синтаксис - от словосочетания до сложного предложения. Ниже на большом числе примеров рассматривается, как именно проявляется «согласование с топиком». Анализ проводится на материале простого предложения, попутно затрагиваются некоторые другие вопросы алеутской грамматики.
Языковой материал собран в экспедициях на Командорские острова, организованных в 1980-е годы при поддержке РАН. В отдельных случаях используются примеры из совпадающего с беринговским диалектом языка командорских алеутов (далее - ЯКА) диалекта острова Атка (США), представленного в материалах Кнута Бергсланда (далее - АД; каждый раз это специально оговаривается).
Краткие сведения об алеутской грамматике. Алеутский язык (АЯ) - агглютинативный. Морфологическая структура слова: корневая морфема + словообразовательные морфемы + словоизменительные морфемы. Показатели времени: -ку- - небудущее время, -на- - прошедшее, нулевой показатель -Ø- - констатив, отнесенность к будущему выражается набором аналитических конструкций, состоящих из смыслового глагола в одном из зависимых наклонений и одного из вспомогательных глаголов с одним из двух приведенных выше показателей времени (-ку- или -на-). Порядок слов в АЯ фиксированный - SOV.
 
1. Описание структуры предложения обычно предполагает выделение двух уровней анализа: синтаксического, на котором выражаются поверхностные синтаксические отношения, то есть отношения между синтаксическими актантами, и семантического, на котором рассматриваются отношения между партиципантами
ситуации, или семантическими актантами. Как правило, при анализе предложения в большей или меньшей степени учитываются и коммуникативные отношения. Однако трактовка коммуникативных отношений, отвечающих за способ «упаковки» информации в предложении (Чейф 1982) не совпадает в разных работах. Можно выделить три основных подхода к проблеме: 1) точка зрения на коммуникативный уровень не формулируется и эти отношения вообще не учитываются при анализе; 2) коммуникативные отношения интерпретируются в рамках понятия «коммуникативная организация предложения», но самостоятельным коммуникативный уровень не признается; 3) выделяется самостоятельный коммуникативный уровень.
Сторонники второго подхода обосновывают неправомерность выделения коммуникативного уровня тем, что традиционно выделяемые способы выражения коммуникативных отношений (порядок слов, интонация, семантическая структура, морфологические показатели) относятся к различным уровням языковой системы, а также тем, что представления о коммуникативных отношениях обычно строятся на основе различных содержательных оппозиций: данное - новое, известное - неизвестное и др.
Представляется, однако, что приведенные точки зрения не находятся в непримиримом противоречии. При анализе языков, в которых коммуникативные отношения регулярным образом выражаются на поверхностном уровне (ср., напр., класс «языков с выдвижением топика», впервые выделенный в работе [Ли, Томпсон 1982]) имеет смысл выделять самостоятельный коммуникативный уровень с коммуникативными ролями. К составу и числу этих ролей можно, вероятно, подходить по-разному, однако ясно, что исходным пунктом такой системы является противопоставление «топик - фокус». Выделение самостоятельного коммуникативного уровня не делает бессмысленным понятие коммуникативной организации предложения. Коммуникативные роли, получающие поверхностное выражение, проявляются, как правило, прежде всего на синтаксическом уровне; однако они могут получать определенное выражение и с помощью средств других языковых уровней.
Для целей настоящего описания необходимо ввести два противопоставления элементов коммуникативного уровня: топик - не топик и тема - не тема. Тема (в понимании этого термина мы следуем за лингвистами Пражской школы, см.: Матезиус 1967, Firbas 1974) в ЯКА «отвечает» за распределение (актуализацию / неактуализацию) информации внутри некоторого единого целого (синтагмы, предложения, высказывания, периода) (подробнее см.: Головко 1989). Она может быть выражена формальными средствами: порядком слов, специальными выделительными словами, залоговыми конструкциями, вероятно, интонацией.
Топик, в отличие от темы, представляет старую информацию - «ориентир» (ср. термин orientation: Нунэн 1982). Выбор говорящим некоторой составляющей в качестве топика (ориентира) «мотивируется желанием говорящего связать данную предикацию с предыдущим текстом или фоном к данному тексту путем уточнения сущности, относительно которой имеет смысл утверждать то, о чем говорится в остальной части предикации» (Нунэн 1982: 366). Роль топика «состоит в том, чтобы ограничить применение главной предикации некоторой определенной областью. Топик устанавливает пространственные, временные или личностные рамки, в пределах которых верна главная предикация» (Чейф 1982: 309) [2]. Топик «отвечает» за целостность текста - за правильную увязку между собой целых отрезков текста, в рамках которого информация актуализуется нужным говорящему образом при помощи ее тематизации.
В 1980-е годы, когда собирался материал по ЯКА, использование понятия «топик» при описании грамматики языка было далеко не общепринятым. Сегодня такой подход отражен в учебниках, ср.: «В некоторых языках тема выступает как особый член предложения, наряду с подлежащим, дополнением и сказуемым. Тема как элемент грамматической структуры клаузы, как член предложения называется топиком» (Тестелец 2001: 462). Набор языков, на которых базируется это определение, однако, очень ограничен: как правило, упоминаются китайский и японский (Там же). Представляется, что АЯ представляет собой гораздо более яркий случай языка, демонстрирующего важность рассматриваемого понятия. Бесспорно, топик в АЯ - элемент грамматической структуры предложения, но при этом его вряд ли можно определить как грамматикализовавшуюся тему; темо-рематическая структура характерна для любого предложения АЯ, при этом она не является грамматикализованной, а топик формально никак не связан с темой. Грамматикализовавшийся топик взял на себя часть функций, которые в большинстве других языков берет на себя подлежащее. Несколько забегая вперед, заметим, что топик в ЯКА выполняет столь существенную функцию, как контроль кореферентных связей (это, в свою очередь, объясняет причины отсутствия в АЯ класса анафорических местоимений).
Итак, столь пристальное внимание, уделяемое нами понятиям коммуникативного уровня, в частности понятию топика, не случайно. Как мы постараемся показать в дальнейшем, существуют веские основания отнести ЯКА к «языкам с выдвижением топика» (topic-prominent languages в терминологии Ч. Ли и С. Томпсон, или топико-подчеркивающим (русское соответствие этого термина предложено в работе [Николаева 1984: 113]). Представляется, что синтаксис ЯКА может быть описан с достаточной степенью полноты лишь через анализ соответствий элементов семантического уровня элементам коммуникативного уровня и элементам синтаксического уровня.
 
2. Базовые синтаксические конструкции. Будем различать конструкции базовые и производные. Базовые конструкции не являются результатом усложнения каких-либо иных конструкций или других базовых конструкций, все их члены обязательны. В составе базовой конструкции монопредикативного предложения (МПП) всегда присутствует только одна позиция сказуемого, заполняемая финитным глаголом. Кроме того, в составе МПП имеется одна или более приглагольных именных позиций: П1, П2, П3 и т.д. Порядок позиций фиксированный - в том смысле, что глагол всегда занимает конечную позицию: N1 - N2 - N3 - ...- V [3]. Тип конструкции определяется в первую очередь свойствами глагольной словоформы (или аналитической формы) в позиции сказуемого. МПП базовой структуры должно содержать в позиции сказуемого исходную глагольную форму, то есть форму, которая не образована ни от какой другой, морфологически более простой, реально существующей в языке или иногда гипотетической формы, с помощью синтаксически релевантных (то есть затрагивающих валентность глагола) показателей.
2.1. Типы конструкций МПП и топиковое согласование. По числу актантов различаются одно-, двух- и трехместные предикаты и, соответственно, одно-, двух- и трехместные базовые конструкции.
2.1.1. Конструкции вида П1 + V. Одноместные конструкции могут выражать действие, состояние, переход в состояние, качество. Непереходный глагол в позиции сказуемого оформлен показателями первого типа спряжения. Семантический актант S в 3 л. выражен ИГ в абсолютном падеже в притяжательной или беспритяжательной форме. Рассмотрим несколько примеров, в которых П1 заполнена именем в беспритяжательной форме. л^а-х' саг'а-ку-х' «Мальчик спит»; асхину-х мика-ку-х «Две девочки играют»; тайаг'у-с агwа-на-с «Мужчины работают»; Иваан hаага-лакаг'-и-х' «Иван не голоден»; имли-с аду-ку-с «Волосы длинные». Во всех этих примерах топик совпадает с ИГ, выражающей S и занимает единственную позицию П1. Это отражает общее для ЯКА правило: топик всегда занимает начальную позицию в предложении в том случае, когда он не находится в предыдущем предложении и, таким образом, ясен из предшествующего контекста. В случае совпадения топика с единственной именной группой в предложении, как в примерах выше, топик не выделяется никакими формальными средствами (пауза, интонация и др.) Это естественно: во-первых, в самом предложении нет альтернативного кандидата на роль топика, и, во-вторых, этот элемент является наиболее типичным для заполнения позиции топика, ср. шкалы ситуационной субъектности (Keenan 1976; Comrie 1978; ВанВалин, Фоли 1982; Козинский, Соколовская 1984). По общему правилу (Greenberg 1966) более частотные значения выражаются менее маркированными членами оппозиции. Приведенные примеры не указывают явным образом на выдвижение топика и на первый взгляд демонстрируют традиционное согласование подлежащего и сказуемого по лицу и числу, ср. одинаковые показатели числа имен и третьего лица глаголов -х' ед.ч., -х дв.ч., -с мн.ч.
В ЯКА нет анафорических местоимений 3 лица, поэтому предложения с эллиптированной ИГ в позиции П1 получают следующие значения: саг'а-ку-х' «Он/она/оно спит»; мика-ку-х «Они двое играют»; агwа-на-с «Они работают»; hаага-лакаг'-и-х' «Он/она/оно не голоден/голодна/голодно»; аду-ку-с «Они длинные».
Если эллиптированная ИГ представляет собой имя, осложненное некоторыми оценочными именными суффиксами, существенными для характеристики действия, эти суффиксы могут в случае опущения имени перейти в морфемную структуру сказуемого, ср. примеры с суффиксом -Дклу- [4] «негодный N» : л^а-аклу-х' саг'а-ку-х' «Негодный мальчишка спит» и саг'а-аклу-ку-х' «Он негодный спит», однако невозможно *л^а-х' саг'а-Дклу-ку-х'; ср. также примеры с суффиксом -куча- «маленький N»: асхину-куча-х мика-ку-х «Две маленькие девочки играют» и мика-куча-ку-х «Они двое маленьких играют», однако невозможно *асхину-х мика-куча-ку-х ; ср. также примеры с суффиксом -лг'у- «большой N»: тайаг'у-лг'у-с агwа-на-с «Большие мужчины работали» и агwа-лг'у-на-с «Они большие работали», но невозможно *тайаг'у-с агwа-лг'у-на-с.
Во всех приведенных примерах возможно факультативное выделение топика с помощью паузы (показана вертикальной чертой), ср.: л^а-х' | саг'а-ку-х'; асхину-х | мика-ку-х; тайаг'у-с | агwа-на-с; Иваан | hаага-лакаг'-и-х'; имли-с | аду-ку-с. По-видимому, наиболее удачным переводом этих предложений являются русские предложения «Мальчик, он спит», «Две девочки, они играют», «Мужчины, они работают», «Иван, он сейчас не голоден», «Волосы, они длинные».
Если S представлен 1 или 2 лицом, то лицо актанта показано в глаголе-сказуемом с помощью соответствующих суффиксов: айгаг-и-на-к' «Я шел»; аалу-ку-х'т «Ты улыбаешься, смеешься» и т.д. Во всех подобных случаях приходится, видимо, говорить об «автоматической топикализации» 1 и 2: лица, что не противоречит особому положению этих лиц в любой семантической иерархии (ср. Silverstein 1976; Comrie 1978). В частности, способность какого-либо элемента предложения быть топиком определяется прежде всего коррелирующими между собой признаками данности и предупомянутости (Паршин 1983: 198-199). В данном случае можно, по-видимому, говорить о своего рода «ингерентной» данности и предупомянутости 1 и 2 лиц.
Рассмотрим теперь случаи, когда топик в предложении маркируется формальными средствами. Обратимся прежде всего к предложениям, в которых П1 заполнена притяжательными формами имен: л^а-н' саг'а-ку-х' «Мой сын спит»; асхину-кин мика-ку-х «Твои две дочери играют»; hуйу-н'ис агwа-на-с «Их старшие братья работают»; hуйу-н'ис агwа-на-х' «Ее старший брат работает»; имли-н'ис аду-ку-с «Их волосы длинные»; имли-н'ис аду-ку-х' «Ее волосы длинные». В первых четырех примерах, на первый взгляд, представлено простое согласование подлежащего со сказуемым. Показательны, однако, последние два примера, в которых показатель -х' в глаголе отражает не число S, а ед. ч. число посессора S, эксплицитно не выраженного в предложении, но, очевидно, ясного из предыдущего контекста: в предложении имли-н'ис аду-ку-с «Их волосы длинные» посессор - 3 л., мн.ч., поэтому глагол оформлен показателем 3 л.мн.ч. -с. То, что -с в этом примере согласуется именно с посессором, а не с именем со значением «волосы» (тоже 3 л. мн.ч.), хорошо видно, если мы меняем число посессора имли-н'ис аду-ку-х' «Ее волосы длинные». Здесь показатель 3.л., ед.ч. в глаголе -х' указывает на лицо-число посессора (ее волосы), эксплицитно не выраженного в предложении (но, очевидно, ясного из контекста).
Рассмотрим предложение (пример из работы: Bergsland 1959): Атак'ан(1) тайаг'у-х'(2) или-н'иин(3) аг'и-ила-к'а-с(4), атаахлигах'(5) hи-ила-х'та-да-х'(6). Туку-н'ис(7) а-на-с(8) а-х'та-ку-с(9). «Один(1) мужчина(2) из-них(3) оставлен-был(4), Атахлигах(5) называемый(6). Вождь-их (7) был-(8) оказывается(9). Притяжательный показатель мн.ч. посессора -н'ис в имени туку-н'ис(7) «их вождь», занимающем П1 при одноместном сказуемом, соотносится с показателем мн.ч. -с в а-на-с(8) а-х'та-ку-с(9) «был оказывается». Показатель мн.ч. -с в производной глагольной форме аг'и-ила-к'а-с(4) «был оставлен» соотносится с мн.ч. посессора (аблативная форма) или-н'и-и-н(3) «из них». В обоих случаях (так же, как и в уже приведенных выше примерах) посессор S, не выраженный специальным словом, задает не только форму притяжательного показателя имени, но и показатель числа в глаголе. Этот посессор во всех перечисленных примерах является топиком, контролирующим глагольное согласование. Представляется, что в отношении АЯ уместна именно такая трактовка; явление, с которым мы имеем дело, шире, чем просто согласование через границу ИГ, в частности, согласование глагола не с его актантом, а с посессором актанта, засвидетельствованное в некоторых языках; см. об этом (Тестелец 2001: 400). АЯ, являясь языком с выдвижением топика, что само по себе является достаточно большой редкостью, демонстрирует типологически уникальное явление: согласование глагола - сказуемого с топиком [5]. Топик в ЯКА выполняет, таким образом, важнейшую грамматическую функцию - контроль кореферентных связей, которую в подавляющем большинстве языков берет на себя подлежащее.
Принципиально важной оказывается здесь выраженность / невыраженность посессора в предложении: асх'удги-м hуйу-н'ис агwа-ку-с «Старшие братья девушки работают», но ср.: hуйу-н'ис агwа-ку-х' «ее старшие братья работают»; асх'удги-с hуйу-н'ис агwа-ку-с «Старшие братья девушек работают», но ср.: hуйу-н'ис агwа-ку-с «их старшие братья работают». Из приведенных примеров видно, что, если посессор эксплицитно представлен в предложении, то согласование сказуемого происходит с именем-обладаемым, которое, очевидно, и выражает топик в этом предложении; если же посессор непосредственно в предложении не представлен, то сказуемое согласуется именно с непредставленным (но ясным из контекста) обладателем, который и является в данном случае топиком.. Это демонстрирует, на наш взгляд, текстообразующую, анафорическую роль топика в ЯКА. Если в предложении имя-обладаемое соотносится с посессором из предыдущего предложения, то посессор становится топиком последующего предложения; «увязка», соотнесение этих двух предложений выражается посредством показателя числа в сказуемом последующего предложения.
Говоря о МПП с одноместными предикатами в функции сказуемого, следует затронуть вопрос о «безличных» предложениях, выражающих, как правило, атмосферно-метеорологические явления и явления, связанные с изменениями освещенности в течение суток: hуг'нааза-ку-х' «Тепло»; к'ин'ана-ку-х' «Холодно»; слаг'у-ку-х' «Сильно дует (о ветре)»; чиг'ду-ку-х' «Имеет место (идет) прилив»; саалу-ку-х' «Сухо (стоит сухая погода)»; кимдуг-и-ку-х' «Идет дождь»; тах'т-и-ку-х' «Темнеет». Глагол-сказуемое в подобных предложениях всегда оформлен показателем 3 л. ед.ч. I типа спряжения -х', который в этих случаях является нереферентным. Несмотря на внешнее сходство, эти предложения не имеют ничего общего с предложениями с эллипсисом типа саг'а-ку-х' «Он спит», в которых показатель -х' соотносится с топиком, представленном в предшествующем предложении. П1 в «безличных» предложениях не может быть заполнена. Синтаксическую и семантическую неоднородность безличных предложений и предложений с эллиптированным именем можно проиллюстрировать на примерах из (Bergsland 1989: 10), ср.: айан'и-ку-х' «Туман (стоит туман)» и hак'а-ку-х' «Он подходит». Если поставить эти предложения в позицию дополнительной предикативной единицы в сложном предложении, то их предикаты получат оформление показателем дубитатива -Дх'та-, а топики этих предложений будут по-разному контролировать выбор личных показателей главного глагола, ср.: hак'а-х'та hак'ата-лакаг'-и-н' «Я не знаю, подходит ли он»; айан'и-х'та hак'ата-лакаг'-и-к' «Я не знаю, стоит ли (имеет ли место) туман». В первом примере показатель -н' из парадигмы II спряжения указывает на S - 1 л. ед.ч. и одновременно соотносится с (ясным из контекста) 3 л. ед.ч. (он подходит), которое и является топиком; во втором примере показатель -к' из парадигмы I спряжения указывает на 1 л. ед.ч. как на топик. Топикализация 1 лица в последнем предложении единственно возможная: в данном случае за «пустым» показателем 3 л., ед.ч. -х' в айан'и-ку-х' «Туман (стоит, имеет место туман)» не стоит никакого реального 3 лица, которое могло бы быть топикализовано - такая топикализация указывает на нереферентность предиката [6].
2.1.2. Конструкции вида П1 + П2 + V.
2.1.2.1. Заполнение именных позиций. Топикализация А. Позиция сказуемого заполнена двухместным глаголом, П1 заполнена ИГ, выражающим семантический актант A, П2 - ИГ, выражающей семантический актант P. Если A совпадает с топиком, то оба именных члена предложения в не-притяжательной форме оформлены абсолютным падежом, а сказуемое - личными показателями I спряжения, отражающими согласование с топиком (=A), при этом A и P различаются благодаря фиксированному порядку слов A-P-Pr: л^а-х' асхину-х' киду-ку-х' «Мальчик девочке помогает»; айага-х' кваасна-х' тигмихта-на-х' «Женщина тесто месила»; тайаг'у-х' сабаака-х' туга-ку-х' «Мужчина собаку ударил»; анг'аг'ина-с суна-х' укух'та-ку-с «Люди смотрят на (видят) корабль»; аник'ду-х алиг'на-х' тута-ку-х «Двое детей слушают старика»; аник'ду-х униика-х' тута-ку-х' «Двое детей слушают сказку»; ачихана-х' аник'ду-с ачиха-ку-х' «Учитель учит детей».
Позиция P (П2) может быть заполнена личным объектным местоимением 1 или 2 лица: л^а-х' тин киду-ку-х' «Мальчик тебе помогает»; аник'ду-х тимас тута-ку-х «Двое детей нас слушают»; ачихана-х' тичих ачиха-ку-х' «Учитель вас учит».

Объектные местоимения

 
Ед. ч.
Дв. ч.
Мн. ч.
1 л.
тин'
-
тимас
2 л.
тин
тидих
тичих
 
Если А 1 или 2 лица, то его лицо и число отражено в личных показателях глагола, а П2 занята ИГ, выражающей P: раанах' тахула-ку-к' «Я перевязываю рану»; аник'дух' кумсих'та-на-х'т «Ты ребенка держал (на руках)».
Во всех приведенных в этом параграфе примерах с A, материально выраженным в предложении, топик, совпадающий с агенсом, может быть вынесен в предшествующее предложение (то есть ясен из контекста, эллиптирован) и при этом сохранять функцию контроля кореферентных связей («согласование глагола с топиком»): асхину-х' киду-ку-х' «(Он) девочке помогает»; кваасна-х' тигмихта-на-х' «(Она) тесто месила»; аник'ду-с ачиха-ку-х' «(Он) детей учит»; тин киду-ку-х' «(Он) тебе помогает»; тичих ачиха-ку-х' «(Он) вас учит».
ИГ-ы в позициях П1 и П2 могут быть оформлены притяжательными показателями в абс.п.: л^а-н' асхинуун киду-ку-х' «Мой сын твоей дочери помог»; айагаа кваасна-х' тигмихта-на-х' «Его жена тесто месила»; ачихана-х' аник'ду-мас ачиха-ку-х' «Учитель наших детей учит»; аник'ду-кин тин тута-ку-х «Двое моих детей тебя слушают»; раана-а тахула-ку-к' «Я его рану перевязываю». Различение А и Р в данном случае, как и в не-притяжательных формах, становится возможным благодаря порядку слов.
2.1.2.2. Топикализация посессора A. На первый взгляд, все приведенные в данном параграфе примеры демонстрируют согласование сказуемого с ИГ в П1; однако на самом деле и здесь мы имеем дело с «согласованием с топиком». Покажем это на следующих примерах: л^а-н'ис асхинуун киду-ку-х' «Его/ее сыновья твоей дочери помогают»; л^а-н'ис асхинуун киду-ку-с «Их сыновья твоей дочери помогают». Посессор A (то есть топик, известный из предшествующего контекста) контролирует оформление глагола числовыми показателями: в первом предложении посессор А в ед.ч. («его/ее»), и поэтому глагол имеют показатель ед.ч. I спряжения (-х'), несмотря на то, что A - мн.ч. («сыновья»); во втором предложении посессор мн. ч. («их»), и глагол согласован с ним - он имеет показатель мн.ч. I спряжения (-с).
Помещение посессора непосредственно в предложение означает, что топиком становится A, и глагол начинает согласовываться с ним (а не с посессором, как в предыдущих примерах); в обоих случаях глагол сказуемое получает показатель мн.ч. -с (I спряжение): айага-м л^а-н'ис асхинуун киду-ку-с «Сыновья женщины помогают твоей дочери»; айага-с л^а-н'ис асхинуун киду-ку-с «Сыновья женщин помогают твоей дочери».
Позиции П1 и П2 могут заполняться и трехчленными именными группами с притяжательными формами имен: ана-н' сиистра-ган асхину-у укух'та-ку-к' «Я вижу дочь сестры моей матери»; ана-н' сиистра-ган асхину-у тин' укух'та-ку-х' «Дочь сестры моей матери видит меня».
Если участвующее в ситуации 3 лицо является одновременно А и посессором P, то P оформляется специальным показателем кореферентности (иногда его называют «возвратным показателем 3 лица»): ана-х' аник'ду-ун илах'та-ку-х' «Мать любит своего ребенка»; ана-х' аник'ду-т илах'та-ку-х' «Мать любит своих детей», ср.: ана-х' аник'ду-у илах'та-ку-х' «Мать любит ее (другой женщины) ребенка» и ана-х' аник'ду-н'ис илах'та-ку-х' «Мать любит их (других женщин) детей». Эти показатели (-Дн и -т) совпадают с теми, которые используются в качестве притяжательных со 2 лицом обладателя в позиции абсолютного падежа (при топикализации А). Ср. также примеры, в которых топикализуемые 1 л. и 2 л А являются посессорами по отношению к посессору Р: ана-н' уйули-и чу-на-к' «Я надела косынку моей матери»; ана-мис уйули-и чу-на-х'т «Ты надела косынку своей матери», букв. «матери-твоей косынку-ее надела-ты»; ср. также: уйули-ин «твоя косынка».
Если в ситуации участвуют два третьих лица, причем первое из них является одновременно A и посессором по отношению к посессору P, эксплицитно выраженному в предложении, то посессор P получает специальные показатели кореферентности с 3 лицом А, ср.: асхину-х' ана-ам уйули-и чу-на-х' «Девочка надела косынку своей матери», букв. девочка матери-своей косынку-ее надела»; ср.: асхину-х' ана-ган уйули-и чу-на-х' «Девочка надела косынку ее (другой девочки) матери»; асхину-с ана-мчих уйулии уку-на-с «Девочки нашли косынку своей матери»; асхину-с ана-н'ис уйулии уку-на-с «Девочки нашли косынку их (других девочек) матери».
Объяснение совпадения показателей 2 и 3 лица, возможно, кроется в диахронии: показатели 2 лица обладателя стали использоваться как показатели кореферентности для 3 «возвратного» лица. Если принять это допущение, то становится ясно, почему ЯКА выработал специальный ряд показателей для притяжательных форм со 2 лицом обладателя: этот ряд позволяет избежать двусмысленности (см. подробно ниже анализ случаев топикализации Р).
2.1.2.3. Топикализация Р. Рассмотрим возможности топикализации актанта, занимающего П2 в двучленной конструкции, то есть P. Следует сразу оговориться, что рассматривать этот случай в разделе, посвященном базовым конструкциям, можно лишь условно. Мы делаем это для удобства изложения. Обратимся вначале к примерам с беспритяжательным оформлением A и P. В случае топикализации P ИГ, которой он выражен, строго говоря, не может быть представлена в предложении: предложения типа *л^а-м асхину-х' киду-ку-у «Мальчик девочке помогает» безусловно не являются грамматичными в ЯКА. Это дало повод И. И. Мещанинову, который работал с алеутскими материалами В. И. Иохельсона, считать конструкцию вида асхину-м киду-ку-у «Девочка ему помогает» неполной, производной от рассмотренной выше (Мещанинов 1975: 152). Следует заметить, однако, что те же предложения с вынесенной в аппозицию ИГ топикализованного P признаются информантами совершенно правильными: асхину-х' | л^а-м киду-ку-у «Девочка, мальчик ей помогает»; кваасна-х' | айага-м тигмихта-к'а-а «Тесто, женщина месила его»; сабаака-х' | тайаг'у-м туга-ку-у «Собака, мужчина ударил ее»; суна-х' | анг'аг'ина-с укух'та-ку-у «Судно, люди видят его»; алиг'на-х' | аник'ду-х тута-ку-у «Старик, двое детей слушают его»; униика-х' | аник'ду-х тута-ку-у «Сказка, двое детей слушают ее»; аник'ду-с | ачихана-м ачиха-ку-н'ис «Дети, учитель учит их»; аник'ду-с | ачихана-м ачиха-ку-ких «Двое детей, учитель учит их». В приведенных выше предложениях топикализованный P выражен именем в абсолютном падеже и обязательно отделен от предложения паузой (на письме показана вертикальной чертой). Следует решительно подчеркнуть, что в случае отсутствия явной паузы все приведенные выше предложения становятся неграмматичными (и, соответственно, отвергаются информантами как неверные). Могут, по-видимому, существовать два подхода к интерпретации предложений данного типа. Можно считать паузу границей предложения; тогда предложение, в котором представлена ИГ, выражающая А, будет неполным, но соотнесенным определенным образом с Р, представленным в предшествующем контексте. Другой вариант - считать паузу не границей предложения, а особым средством выделения топикализованного Р [7].
ИГ, выражающая А, оформлена в этих предложениях относительным падежом (в ед.ч. - -м, в дв. ч. и мн.ч. показатели абс.п. и отн.п. не различаются) . Глагол-сказуемое оформлен показателями II типа спряжения и «согласуется» с топикализованным Р в числе. Несколько забегая вперед, отметим, что I тип спряжения используется только при согласовании с топикализованным A или посессором A, а II тип - в случаях согласования со всеми другими топикализованными семантическими ролями. Такое распределение функций трудно назвать неожиданным: A - это семантический актант, который топикализуется чаще всего, он является, так сказать, «нормальным» топикализующимся элементом. Топикализация любого другого семантического элемента менее частотна и, следовательно, должна быть формально маркирована. Обращает на себя внимание совпадение показателей абсолютного и относительного падежей непритяжательных форм имени в двойственном и множественном числах. Попытка функциональной интерпретации этого совпадения будет сделана ниже.
2.1.2.4. Правило иерархии чисел. Возможна ситуация, когда ни A, ни P не выражены эксплицитно в предложении, но известны из предшествующего контекста, то есть каждый из них может претендовать на роль топика. Как в этом случае устроено глагольное согласование? В предложениях, в которых ни агенс, ни пациенс материально не выражены, механизм согласования с топиком перестает работать, и согласование глагола с актантами происходит в соответствии с «правилом иерархии чисел» (см. также: Головко 1989). Показатель числа глагола зависит от числа эллиптированных актантов следующим образом: если хотя бы один из них имеет множественное число, то согласование происходит по множественному числу, то есть мн.ч. доминирует на дв.ч. и ед.ч. Если «сталкиваются» дв.ч. и ед.ч., то согласование происходит по дв.ч., то есть дв.ч., в свою очередь, доминирует над ед.ч. Таким образом, правило имеет вид: МН.Ч. > ДВ.Ч. > ЕД.Ч. В алеутском примере со значением «Мальчики помогли ему» ИГ, выражающая А, имеет показатель мн.ч. -с, а глагол анафорически соотносится с Р, эксплицитно не представленным в предложении (показатель ед.ч. - долгота гласного): л^а-с кидуку-у; однако если эллиптирована ИГ, выражающая A, то мн.ч. эллиптированной ИГ обязательно отражается в сказуемом, кидуку-н'ис «Они помогли ему» - то есть в случае, если эллиптированы и А, и Р, согласование происходит с тем семантическим актантом, который имеет большее число. Последний пример может также означать: «Он помог им», или «Они двое помогли им», или «Они помогли им двоим», или «Они помогли им». Выбор значения второго предложения зависит от предшествующего контекста, показатель -н'ис в глаголе указывает лишь на то, что A или P (или оба) имеют мн.ч.. Ср. также: л^а-м кидуку-н'ис «Мальчик помог им»; л^а-х кидуку-у «Два мальчика помогли ему»; кидуку-ких «Они двое помогли ему», последнее предложение может выражать также следующие смыслы: «Он помог им двоим», «Они двое помогают им двоим». Выбор значения последнего предложения также, как и в предыдущем случае, зависит от предшествующего контекста, то есть здесь хотя бы одна из эллиптированных ИГ выражает актант дв.ч. Ср. также примеры, где агенс и пациенс имеют дв. и мн. числа: л^а-х кидуку-н'ис «Два мальчика помогли им»; л^а-х кидуку-ких «Два мальчика помогли им двоим»; л^а-х кидуку-у «Два мальчика помогли ему»; л^а-с кидуку-н'ис «Мальчики помогли им»; л^а-с кидуку-ких «Мальчики помогли им двоим»; л^а-с кидуку-у «Мальчики помогли ему». Справедливости ради следует признать, что, если исходить из того, что глагол-сказуемое всегда согласован с топиком, то в этих случаях придется считать, что в каждом предложении топиком является тот актант, число которого стоит выше в иерархии. Однако такая трактовка кажется несколько неестественной.
2.1.2.5. Падежное оформление актантов. Если топикализуется A, то, как указывалось выше, непритяжательные формы ИГ A и P маркируются в зависимости от числе актантов: -х' - ед.ч., -х - дв.ч., -с - мн.ч. Если топикализуется P, то в дв. и мн.ч. ИГ A маркируется теми же показателями -х и -с. В ед.ч. A в этом случае маркируется показателем -м. Это позволяет избежать двусмысленности выражения, то есть помогает различить A и P во всех случаях. Рассмотрим примеры: л^а-м кидуку-у «Мальчик помогает ему»; кидуку-у «Он помогает ему»; *л^а-х' кидуку-у «Мальчику помогает он». Последнее предложение неграмматично; P не может быть топиком, так как глагол в предложении имеет показатели II спряжения. Однако это предложение в случае, если ИГ топикализованного P вынесена в аппозицию и отделена от предиката паузой (то есть эта ИГ фактически выносится за границу предложения), становится вполне правильным: л^а-х' | кидуку-у «Мальчик(j), он(i) ему(j) помогает».
Совпадение маркировки ИГ семантического актанта А в дв. и мн. числах при топикализованном P и при топикализованном A, очевидно, можно объяснить тем, что смешение А и Р здесь невозможно: если бы в примерах л^а-с кидуку-у «Мальчики помогли ему» и л^а-х кидуку-у «Двое мальчиков помогли ему» имена с показателями -х и -с выражали топикализованный Р, то глагол обязательно согласовывался бы с ними, то есть имел бы показатели I спряжения.
Двусмысленность, однако, возможна в случаях: л^а-с кидуку-н'ис и л^а-х кидуку-ких. Эта двусмысленность может быть снята только при помощи паузы после имени. Отсутствие паузы означает, что в этих предложениях л^а-х и л^а-с представляют A, а топикализуется P, и перевод предложений, соответственно, «Мальчики помогают ему» и «Два мальчика помогают ему». Наличие паузы позволяет отождествить л^а-с и л^а-х с топикализованным P, и глагольный показатель следует рассматривать как согласующийся с ними; переводы в этом случае, соответственно, «Два мальчика, он им-двоим помогает» и «Мальчики, он им помогает». Единственное остающееся в этом случае средство различения, пауза, несомненно, является менее надежным средством, чем морфологическое маркирование, поэтому опасность смешения A и P теоретически остается. Однако необходимо учесть, что такое смешение возможно, пожалуй, только в изолированном употреблении предложений наподобие приведенных выше. В речи двусмысленность снимается благодаря контексту.
Таким образом, показатель -м передает значение ед.ч. A, когда последний не является топиком. Показатель -х' передает значения: 1) ед.ч. A, когда он является топиком, и 2) ед.ч. Р, когда топиком является А. Показатели -х и -с при этом обслуживают значение дв. и мн. чисел A и P во всех случаях топикализации. Очевидно, противопоставление двух форм, -х' и -м, дает основания усмотреть здесь проявление категории падежа. В данном случае мы следуем традиции, оставляя за этими формами названия, принятые в работах Бергсланда: абсолютный и относительный падеж. Обычно при описании синтаксических падежей их значения не определяются; считается, что это возможно только в отношении локативных и иных «косвенных» падежей, ср., например (Курилович 1962). Одним из достоинств коммуникативно-дискурсивного подхода, разрабатываемого с последней четверти прошлого века в (Subject and Topic 1976; Word Order 1975; Mechanisms 1977; Givon 1979), а также в более поздних работах, является то, что он дает возможность интерпретации значений чисто синтаксических падежных форм.
Следует отметить, что в отношении показателей числа и падежа ЯКА отступает от агглютинативных принципов: эти значения не выражаются разными морфологическими сегментами. Эти факты можно трактовать как свидетельство того, что в ЯКА падеж и число представляют собой одну грамматическую категорию. Данный вывод подтверждается и существующим в языке противопоставлением рядов показателей притяжательных форм имени.
2.1.2.6. Оформление актантов в притяжательной форме. Если топикализуется A, то ИГ-ы, выражающие и семантический актант A, и семантический актант P, оформляются одним рядом притяжательных показателей в зависимости от лица и числа обладателя и обладаемого. Различение между A и P, как и в случае с непритяжательными формами, возможно благодаря фиксированному порядку слов.
Если топикализуется P и глагол-сказуемое согласуется с его ИГ по числу, то ИГ, выражающая A, принимает другой ряд притяжательных показателей, «показателей относительного падежа». Это верно всегда в отношении форм со 2 лицом обладателя -мис, -мдих, -мчих и т.д.
В притяжательных формах с 3 лицом обладателя также существует особый ряд показателей, которым оформляется ИГ, выражающая A, в том случае, если агенс не является топиком: л^а-ган кидуку-у «Его(i) сын помогает ему(j)»; л^а-н'ин кидуку-н'ис «Их(i) сын помогает им(j)» или «Их(i) сыновья помогают им(j)». Эти два ряда притяжательных форм служат для преодоления двусмысленности в предложении, в котором сталкиваются три разных третьих лица: 3 лицо А, 3 лицо P и 3 лицо посессора А.
Как уже отмечалось выше, когда 3 лицо А совпадает с 3 лицом посессора P, ИГ, выражающая P, имеет специальные показатели кореферентности - показатели «3 возвратного лица»: л^а-х' ада-ан кидуку-х' «Мальчик своему отцу помогает»; ада-х' ла-т кидуку-х' «Отец своим сыновьям помогает». Выше было показано, что эти показатели те же самые, которые используются как притяжательные со 2 лицом обладателя в позиции абсолютного падежа, когда топикализуется A. Если принять допущение, что объяснение этого совпадения кроется в диахронии (разумное функциональное объяснение найти оказывается затруднительно), то становится понятно, почему ЯКА пришлось выработать специальный ряд показателей для притяжательных форм со 2 лицом обладателя, когда топикализуется А. Этот специальный ряд во 2 лице помогает избежать двусмысленности: снимает опасность смешения 2 лица обладателя с показателями кореферентности 3 лица. Смешения семантических ролей A и P здесь быть не может. Ср. пример: ада-мис кидуку-у «Твой отец помогает ему». Если бы не существовало этого специального ряда, то фраза ада-ан кидуку-у могла бы значить 1) «Твой отец ему помогает», и 2) «Он своему отцу помогает». Смысл «Он помогает твоему отцу» может быть передан только следующим образом: ада-ан кидуку-х'. Топиком здесь является 3 лицо ед.ч., эксплицитно выраженное в предыдущем высказывании. Впрочем, следует отметить, что наличие у одного ряда показателей двух разных функций в данном случае все равно приводит к двусмысленности: последний пример помимо указанного перевода может означать «Он помогает своему отцу». Снятие этой референциальной двусмысленности возможно только на фоне более широкого контекста.
Опасности аналогичного смешения для притяжательных форм с 1 лицом обладателя нет, так как соответствующие показатели имеют только одну функцию. Поэтому у притяжательных форм с 1 лицом обладателя нет еще одного ряда показателей для тех случаев, когда согласование в глаголе-сказуемом происходит с другим актантом. Примеры: л^а-н' асхину-с кидуку-х' «Мой сын девочкам помогает»; асхину-с | л^а-н' кидуку-н'ис «Девочки, мой сын помогает им». В предпоследнем примере топиком является л^а-н', и с ним согласуется глагол-сказуемое; в последнем примере топикализуется уже не А, а Р, и глагол-сказуемое согласуется с ИГ, выражающей Р, причем глагольный показатель берется из другой парадигмы (II тип спряжения). Смешение семантических ролей здесь невозможно прежде всего из-за возможности переключения на другой тип спряжения (и, соответственно, маркировки топикализации той или иной семантической роли); ср. еще примеры, где оба актанта имеют ед.ч.: л^а-н' асхину-х' кидуку-х' «Мой сын девочке помогает» и л^а-н' кидуку-у «Мой сын помогает ей». Смешение семантических ролей здесь невозможно, второе предложение не может быть понято как «Он помогает моему сыну» (букв. «мой сын, помогает он ему»). Этот смысл может быть передан только следующим образом: л^а-н' кидуку-х' - с глагольным показателем I типа спряжения, контролируемым топикализованным A 3 лица ед.ч.
2.1.2.7. Топикализация посессора P. Топикализоваться может посессор семантической роли P. Ср. два примера: агитаада-н' суунги-н'ис суку-к' «Я взял вещи моего друга» и агитаада-н'| суунги-н'ис суку-н' «Мой друг | я взял его вещи». В последнем примере топикализуется посессор Р агитаадан' «мой друг», контролирующий глагольное согласование. Ср. еще примеры: кууски-х' л^а-м маадугаг'и-и атхаазана-х' «Кошка поймала овсянку (птичку) мальчика» и л^а-х' | кууски-м маадугаг'и-и атхаазак'а-а «Мальчик | кошка схватила его овсянку». В первом предложении топикализуется роль А (куски-х' «кошка», абс. п.), П2 заполнена притяжательным сочетанием л^а-м маадугаг'и-и «мальчика овсянка-его»; глагольное согласование контролируется топиком, и глагол имеет показатель -х' I спряжения, 3 л. Во втором предложении топикализован посессор Р, контролирующий глагольное согласование (II спряжение, показатель -Д 3л.ед.ч.). В этом предложении не может возникнуть двусмысленности, в частности, словосочетание кууски-м маадугаг'и-и не может быть понято как притяжательное «овсянка кошки», занимающее П1 или П2: если бы такое притяжательное сочетание занимало П1, оно оформлялось бы другими показателями («второй относительный падеж»); а если бы оно претендовало на П2, то должно было бы быть вынесено в аппозицию и отделено паузой.
2.1.3. Конструкция вида П1 + П2 + П3 + V. В конструкциях этого вида П1 и П2 заполняются ИГ в абс.п. и/или в отн. п. (в зависимости от топикализуемой роли - как в конструкциях, рассмотренных в предыдущем разделе), а П3 заполняется именной группой, включающей специальный маркер (н'аан для 3 л. ед. ч.; см. полную парадигму в таблице ниже). Такая маркировка позволяет различить синтаксические актанты в позициях П2 и П3.
Число непроизводных трехместных глаголов в ЯКА очень невелико. В качестве примера рассмотрим предложения с трехместным глаголом от основы аг'- 1) давать что кому; 2) класть что куда. Первое значение реализуется, если П3 заполнена именной группой со значением лица, второе - если П3 заполнена именной группой со значением места расположения, ср.: л^а-х' асхину-м н'аан канфиита-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик дал девочке конфету»; л^а-х' кармаанам наган канфи:та-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик положил в карман конфету» («дал карману конфету») . Во втором случае локативное значение передается сочетанием имени с послелогом наган «в». В обоих примерах топикализован A (л^а-х'), контролирующий глагольное согласование (-х' - I спряжение), ИГ которого занимает жестко заданную позицию П1. П3 занята ИГ семантического актанта P в абс.п., П2 в первом примере занята ИГ (сочетанием имени с адресатно-объектным маркером), выражающей D; во втором примере П2 занята сочетанием имени с послелогом, выражающим семантическую роль D (локатив, в отличие от адресата в первом примере).
Порядок слов в предложениях этой конструкции не является жестким относительно позиций П2 и П3: ИГ-ы, занимающие эти позиции, могут меняться местами, причем эти перестановки связаны с определенностью / неопределенностью (идентифицируемостью / неидентифицируемостью) семантических сущностей, выражаемых именными группами в этих позициях. Ср. два примера, приведенных выше, и следующие два примера: л^а-х' канфиита-х' асхину-м н'аан аг'-и-ку-х' «Мальчик дал конфету девочке» и л^а-х' канфиита-х' кармаана-м наган аг'-и-ку-х' «Мальчик положил конфету в карман». Следует обратить внимание на то, что и в этих двух параллельных примерах топик один и тот же и соответствует А. Выделенность именно этого элемента жестко определяется обязательным согласованием с глаголом. Однако выражение коммуникативных отношений в ЯКА не ограничивается только грамматикализованной топикализацией. Еще одним средством коммуникативной организации смысла высказывания в ЯКА является изменение порядка слов (тем более значимого для ЯКА, что порядок слов в нем достаточно жесткий). Актуализация информации, содержащейся в предложении, связана с определенностью / неопределенностью (идентифицируемостью / неидентифицируемостью) семантических ролей, об этом см. также (Головко 1989).
Алеутский материал подтверждает неоднократно отмеченную ранее (например, У. Чейфом) многокомпонентность выражения коммуникативных отношений. Приведенные примеры дают основание утверждать, что в ЯКА помимо грамматикализованной топикализации есть как минимум еще одно средство коммуникативной организации смысла предложения. Вероятно, оно связано с оппозициями «данное - новое», «определенное - неопределенное» и находит соответствие с понятиями темы и ремы.
Возможность топикализации семантического актанта D в предложениях с трехместными глаголами-сказуемыми, по нашим наблюдениям, связана с определенностью семантической роли, претендующей на топикализацию. Имеется устойчивая тенденция топикализовать только ту семантическую роль, которая является определенной (идентифицируемой) [8]: канфиита-х' | л^а-м асхину-м н'аан аг'-и-ку-у «Конфета, мальчик девочке дал ее»; канфиита-х' | л^а-м кармаана-м наган аг'-и-ку-у «Конфета, мальчик положил ее в карман». В этих предложениях топикализуется семантическая роль P, контролирующая глагольное согласование (II спряжение). При этом ИГ, выражающая A, оформляется показателем отн.п. -м (ед.ч.).
Если топикализуется семантическая роль D, то она должна отвечать условию определенности (идентифицируемости). При этом изменяется порядок слов: асхину-х' | л^а-м канфиита-х' н'аан аг'-и-ку-у «Девочка, мальчик дал ей конфету»; кармаана-х' | л^а-м канфиита-х' наган аг'-и-'ку-у «Карман, мальчик положил в него конфету». Положение маркера н'аан однозначно указывает, что топикализуемый D занимает в предложении позицию непосредственно перед глаголом. Порядок слов в последних двух примерах с топикализацией D указывает на то, что исходными (с нормально топикализуемым A), точнее немаркированными, являются предложения л^а-х' канфиита-х' асхину-м н'аан аг'-и-ку-х' «Мальчик дал конфету девочке» и л^а-х' канфиита-х' кармаана-м наган аг'-и-ку-х' «Мальчик положил конфету в карман», а не л^а-х' асхину-м н'аан канфиита-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик дал девочке конфету» и л^а-х' кармаанамм наган канфи:та-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик положил в карман конфету», то есть D может топикализоваться только в том случае, если оно отвечает условию определенности (идентифицируемости). Предложения с другим порядком слов при топикализации D неграмматичны. Алеутский материал заставляет по-новому взглянуть на высказывавшееся ранее положение, согласно которому определенность / неопределенность не имеет связи с топикализацией, ср.: «... Условие неопределенности не является логически необходимым для топикализации» (Паршин 1983: 199. Связь между определенностью/неопределенностью и топикализацией в ЯКА, хотя и не является прямой и однозначной (ср. два различных механизма для топикализации и тематизации), все же существует.
Если на роль топика претендуют два или три актанта (то есть два или все три актанта выражены в предшествующем контексте), то возможны следующие варианты:
1) На роль топика претендует P и A. Рассмотрим пример: л^а-м н'аан аг'-и-ку-у «Мальчик дал его (ее, это) ему (ей)». Здесь нет числового конфликта: и P, и D стоят в ед.ч.; л^а-м н'иин аг'-и-ку-н'ис «Мальчик дал его (ее, это)/их им»; ср. также: л^а-м н'аан аг'-и-ку-н'ис «Мальчик дал их ему/ей». Здесь действует правило иерархии чисел: мн.ч. актанта, претендующего на топикализацию, отражено в глагольном показателе (-н'ис), а также в случае, если это D, отражено дополнительно в форме маркера н'иин.
2) На роль топика претендуют A и D. В этом случае всегда топикализуется A и правило иерархии чисел не применяется: н'аан кан-фиита-х' аг'-и-ку-х' «Он дал ему конфету»; н'иин канфиита-х' аг'-и-ку-х' «Он дал им конфету»; в этом случае, как и всегда, когда топикализуется A, возможна альтернативная актуализация, связанная с определенностью (идентифицируемостью) D (в первых двух примерах D неопределенный): канфиита-х' н'аан аг'-и-ку-х' «Он дал ему конфету»; канфиита-х' н'иин аг'-и-ку-х' «Он дал им конфету».
3) На роль топика претендуют A и P. Рассмотрим примеры: асхину-м н'аан аг'-и-ку-у «Он его (ее, это) дал девочке» и асхину-м н'аан аг'-и-ку-н'ис «Он (она)/они дал(и) девочке его (ее, это)/их». В этом случае также действует правило иерархии чисел: из двух семантических актантов, претендующих на роль топика, глагольное согласование контролирует тот из них, число которого «старше» в иерархии. Предложения этого типа могут быть двусмысленными. Ср.: тайаг'у-м н'аан аг'-и-ку-у (1) «Мужчина ему (это) дал» (2) «Мужчине (он) (это) дал». В (1) тайаг'ум читается как A, н'аан -как маркер элиптированного D, P эллиптирован, и его лицо и число показано в глаголе; в (2) тайаг'ум н'а:н читается как D, A и P эллиптированы, число P показано в глаголе.
В ЯКА (как и в АД) существует тенденция во втором случае сливать имя и маркер в своеобразную синтагму, функционально подобную форме косвенного падежа, ср.: тайаг'ум н'аан > тайаг'умаан. При этом, естественно, возникает путаница, так как в быстрой речи такое слияние возможно в обоих случаях. Специально проведенные с информантами лингвистические эксперименты выявили, что оба варианта - раздельный и слитный - могут употребляться в обоих значениях, в обеих синтаксических конструкциях, но что при предъявлении их информантам слитный вариант, как правило, опознается как (2), а раздельный - как (1). В ЯКА, следовательно, слитный вариант статистически опознается как D, а раздельный - как A, что совпадает со «старым языком» в АД (Bergsland, Dirks 1981: 32-33), хотя, в отличие от него, это не жесткое правило. Существование такого правила (в случае ЯКА его нестрогость отчасти компенсируется контекстом) очень существенно: оно обеспечивает различение A и D. Частично это различение достигается следующим образом. Возьмем пример: л^а-с н'иин ах'-к'а-н'ис «Мальчики дали его/их им». Здесь претендентами на роль топика являются P и D (случай 1), поэтому действует правило иерархии чисел (в этом примере по крайней мере D имеет мн.ч. - на это указывает маркер н'иин). Если ИГ л^ас н'иин выражает D (то есть на роль топика претендуют A и P), то пример (со слитной формой) л^азиин ах'-к'а-а означает «Мальчикам он дал его», а пример (со слитной формой) л^азиин ах'-к'а-н'ис выражает смысл «Мальчикам он/они дал(и) его», то есть здесь также «работает» правило иерархии чисел.
4) На роль топика претендуют одновременно A, P и адресат. Случай этот редкий и не вполне ясный. Создается впечатление, что здесь, так же, как в предыдущих ситуациях, действует правило иерархии чисел, ср.: н'аан аг'-и-ку-у «Он его (ее, это) дал ему (ей)»; н'аан аг'-и-ку-н'ис «Он (она)/они дал(и) его (ее, это)/их ему (ей)».
Полная парадигма косвенных маркеров D имеет следующий вид:
 
 
Ед. ч.
Дв. ч.
Мн. ч.
1 л.
н'ус (н'усин')
-
н'иин
2 л.
имис
имдих
имчих
3 л.
н'аан
икин
н'иин
 
В случае кореферентности семантических ролей A и D в 3 л. используются показатели: ед.ч. игиим (иим); дв. и мн.ч. имдих, имчих.
Примеры с 1 и 2 лицом адресата: л^а-х' канфиита-х' н'ус аг'-и-ку-х' «Мальчик конфету мне дал»; л^а-х' н'ус канфиита-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик мне конфету дал»; л^а-х' канфиита-х' имчих аг'-и-ку-х' «Мальчик конфету вам дал»; л^а-х' имчих канфиита-х' аг'-и-ку-х' «Мальчик вам конфету дал».
В случае с 1 л. и 2 л. П3 не может быть заполнена и, следовательно, невозможна топикализация адресата; при этом топикализация P вполне допустима: л^а-м н'ус аг'-и-ку-у «Мальчик дал его (ее, это) мне»; л^а-м имчих аг'-и-ку-у «Мальчик дал его (ее, это) вам».
Совпадение маркеров 1 л. и З л. во мн.ч. не может привести к двусмысленности, ср.: л^а-х' канфиита-х' н'иин аг'-и-ку-х' «Мальчик конфету нам дал», где топикализован A, но л^а-м канфиита-х' н'иин аг'-и-ку-н'ис «Мальчик конфету им дал», где топикализован D (на мн.ч. указывает н'иин), контролирующий глагольное согласование.
Таким образом, если на роль топика оказывается два претендента, то предпочтение отдается A только в одном случае - если его «конкурентом» оказывается D (случай 2); во всех остальных случаях (A и P, P и D) предпочтение не отдается ни одному из актантов. «Шкала ситуационной субъектности» и другие иерархии активности здесь «не работают». В этих случаях действует правило иерархии чисел.
 
Заключение. Не будет преувеличением сказать, что в синтаксическом отношении алеутский язык предстает как совершенно уникальная языковая система. Принцип «анафорического согласования» с топиком является системообразующим для всего алеутского синтаксиса - от словосочетания (см.: Головко, Вахтин 1991) до сложного предложения. Причины этого кроются в диахронии и связаны с отделением от эргативных эскимосских языков и эволюцией алеутской языковой системы (подробнее см.: Bergsland 1989; 1997).
 

Примечания

1. Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 08-04-00167а.

2. Некоторая расплывчатость последнего определения отражает достаточно типичную ситуацию: дать строгое определение коммуникативным категориям оказывается непростой задачей (см. об этом: Тестелец 2001: 463).

3. В восточном диалекте, впрочем, определенное подлежащее может следовать за ним, например, в тексте, где речь идет более чем об одном человеке: ... иисанах'(1) кин'ууг'их'(2) тайаг'ух'(3) «... сказал(1) молодой(2) мужчина(3)» (Bergsland 1989: 9).

4. Д - долгота предшествующего гласного; на письме обозначается удвоенной буквой, что помимо прочих преимуществ (отсутствие надстрочных знаков) дает возможность более наглядной морфологической сегментации.

5. Строго говоря, это явление но вполне подпадает под традиционное определение согласования, однако мы не хотели бы обсуждать здесь этот вопрос подробно (см.: Плунгян 2000: 142-160); ср., впрочем, термин anaphoric agreement в работе (Fortescue 1985).

6. Еще одной иллюстрацией отличия «безличных» предложений от МПП с эллиптированной ИГ, может служить образование квазирефлексивов на базе псевдокаузативов от безличных глаголов. Здесь этот впорос подробно не рассматривается, см. (Головко 1986; Golovko 1993).

7. Вопрос интерпретации, в общем-то, следует признать схоластическим. Достаточно вспомнить русские предложения, которые обычно выбираются для демонстрации топика: «Маша, она пришла» (с так называемым именительным темы - они типичны для разговорной речи, но не для письменной); ср. также перевод предложения с топиком с китайского: «Те деревья стволы большие» (Тестелец 2001: 462-463). В обоих русских предложениях, топик обязательно выделяется паузой (на письме, как правило, запятой). При этом при желании можно, как и в случае с алеутскими примерами выше, поднять вопрос о грамматичности этих предложений, хотя любому носителю русского языка хорошо известно, что в устной речи они встречаются на каждом шагу..

8. Если судить по примерам, приводимым в (Bergsland, Dirks 1981: 32-33), можно было бы сказать, что это не тенденция, а жесткое правило. Мы не формулируем это положение в качестве жесткого правила только потому, что не имеем достаточного числа информантов (о социолингвистической ситуации на Командорских островах см.: Асиновский, Вахтин, Головко 1983; Головко, Вахтин, Асиновский 1987).

Литература

Асиновский, Вахтин, Головко 1983 - Асиновский А. С., Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Этнолингвистическое описание командорских алеутов // Вопросы языкознания, №6. С. 108-116.
Ван Валин, Фоли 1982 - Ван Валин Р., Фоли У. Референциально-ролевая грамматика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. М.: Прогресс. С. 376-410.
Головко 1986г - Головко Е. В. Морфологический каузатив в алеутском языке // Языки народов севера Сибири. Новосибирск: Наука. С. 120-128.
Головко 1989 - Головко Е. В. О возможностях коммуникативной организации смысла высказывания // Функциональный анализ языковых единиц. М.: б.и. С. 63-67.
Головко 1996а - Головко Е. В. Алеутский язык // Языки мира: Палеоазиатские языки. М.: Индрик. С. 101-116.
Головко, Вахтин 1991 - Головко Е. В., Вахтин Н. Б. Способы связи слов в алеутском языке // Языки народов Сибири: Грамматические исследования. Новосибирск: Наука. С. 214-220.
Головко, Вахтин, Асиновский 1987 - Головко Е. В, Вахтин Н. Б., Асиновский А. С. Этнолингвистическая ситуация на о. Беринга // Рациональное природопользование на Командорских островах (состояние и охрана экосистем, проблемы экономического и этнокультурного развития). М.: изд-во МГУ. С. 166-173.
Козинский, Соколовская 1984 - Козинский И. Ш., Соколовская Н. К. О соотношении актуального и синтаксического членения в синхронии и диахронии // Грамматическое и актуальное членение предложения. М.: Наука. С. 63-76.
Курилович 1962 - Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Иностранная литература.
Ли, Томпсон 1982 - Ли Ч., Томпсон С. Подлежащее и топик: новая типология языков // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. М.: Прогресс. С. 193-235.
Матезиус 1967 - Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения // Пражский лингвистический кружок: Сборник статей. М.: Прогресс. С. 239-245.
Мещанинов 1982 - Мещанинов И. И. Глагол. Л.: Наука.
Нунэн 1982 - Нунэн М. О подлежащих и топиках // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. М.: Прогресс. С. 356-375.
Паршин 1983: Паршин П. Б. Тема и топик: к соотношению понятий // Вопросы восточного языкознания. М.: Наука.
Плунгян 2000 - Плунгян В. А. Общая морфология: Введение в проблематику. М.: УРСС.
Тестелец 2001 - Тестелец Я. Г. Введение в общий синтаксис. М.: изд-во РГГУ.
Чейф 1982 - Чейф У. Данное, контрастивность, определенность, подлежащее, топик и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. М.: Прогресс. С. 277-316.
Bergsland 1959 - Bergsland K. Aleut Dialects of Atka and Attu // Transactions of the American Philosophical Society, New Series, vol.49, part.3. P. 3-128.
Bergsland 1969 - Bergsland K. A Problem of Transformation in Aleut // Word, vol. 25, Nos 1-2-3. P. 24-38.
Bergsland 1970 - Bergsland K. An Aspect of Subordination in Aleut // Studies in General and Oriental Linguistics. Presented to Shiro Hattori on the Occasion of His Sixtieth Birthday / Ed. by R. Jakobson and S. Kawamoto. Tokyo: TEC Company. P. 10-20.
Bergsland 1976 - Bergsland K. Some Questions of Subordination in Eskimo and Aleut // Papers on Eskimo and Aleut Linguistics / Ed. by E. Hamp. Chicago: Chicago Linguistic Society. P. 11-21.
Bergsland 1989 - Bergsland K. Comparative Aspects of Aleut Syntax // Journal de Société Finno-Ougrienne / Suomalais-Ugrilaisen Seuran Aikakauskirja, vol. 82. P. 7-80.
Bergsland 1994 - Bergsland K. Two Aleut Types of Complementation Compared with Eskimo // Acta Linguistica Hafniensia, vol. 27: Linguistic Studies in Honour of Joergen Rischel. Part 1. P. 67-77.
Bergsland 1997 - Bergsland K. How did the Aleut language become different from the Eskimo languages? // O. Miyaoka, M. Oshima (eds.). Languages of the North Pacific Rim 2. Kyoto: Kyoto University. P. 1-18.
Bergsland 1998 - Bergsland K. Double Subjects in Aleut // Languages of the North Pacific Rim 4. P. 76-90 (July 1998). Ed. by O. Miyaoka and M. Oshima. Kyoto: Graduate School of Letters, Kyoto University. Japanese edition: Languages of the North Pacific Rim 3. P. 63-79 (December 1997) / Ed.by O. Miyaoka and T. Tsumagari. Kyoto: Graduate School of Letters, Kyoto University.
Bergsland, Dirks 1981 - Bergsland K, Dirks M. Atkan Aleut School Grammar. Anchorage: National Bilingual Materials Development Center, Rural Education, University of Alaska.
Comrie 1978 - Comrie B. Ergativity // Syntactic Typology: Studies in the Phenomenology of Language / Ed. by W.P. Lehman. Austin; London: University of Texas Press. P. 329-394.
Firbas 1974 - Firbas J. Some Aspects of the Chechoslovak Approach to Problem of Functional Sentence Perspective // Papers on Functional Sentence Perspective (Fanua Linguarum, Ser. Minor, 147) / Ed. by F. Danes. The Hague: Mouton. P. 11-37.
Fortescue 1985 - Fortescue M. Anaphoric Agreement in Aleut // Predicates and Terms in Functional Grammar / Ed. by A. M. Bolkenstein, C. de Groot, J. L. Mackenzie. Dordrecht: Foris. P. 105-126.
Givon 1979 - Givon T. On Understanding Grammar. New York: Academic Press.
Golovko 1993 - Golovko E. V. On non-causative effects of causativity // Causatives and Transitivity / Ed. by B. Comrie and M. Polinsky. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins. P. 385-390.
Greenberg 1966 - Greenberg J. Language Universals with Special Reference to Feature Hierarchies. The Hague; Paris: Mouton.
Keenan 1976 - Keenan E. Towards a Universal Definition of ‘Subject’ // Subject and Topic / Ed. by Ch.N. Li. N.Y., etc.: Academic Press. P.303-333.
Leer 1987 - Leer J. Aleut Anaphora / Written in partial fulfillment of the requirements for the degree of Master of Arts in Linguistics at the University of Chicago. Chicago.
Mechanisms 1977 - Mechanisms of Syntactic Change / Ed. by C. N. Li. Austin: University of Texas Press.
Sadock 2000 - Sadock J. M. Aleut number agreement // Proceedings of the Berkeley Linguistic Society. Berkeley, Calif.: Berkeley Linguistic Society.
Silverstein 1976 - Silverstein M. Hierarchy of Features and Ergativity // Grammatical Categories in Australian Languages / Ed. by R. M. W. Dixon. Linguistic Series No. 22, Australian Institute of Aboriginal Studies, Canberra. New Jersey, USA: Humanities Press. P. 112-171.
Subject and Topic 1976 - Subject and Topic. Proceeding of the Symposium, University of California, Santa Barbara, March 1975 / Ed. by Ch. N. Li. N.Y., etc.: Academic Press.
Word Order 1975 - Word Order and Word Order Change / Ed. by C. Li. Austin; London: University of Texas Press.

Источник текста - сайт Института лингвистических исследований.