Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

А. Валмет

РАЗВИТИЕ ЭСТОНСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (ВОПРОСЫ РЕФОРМИРОВАНИЯ, НОРМАЛИЗАЦИИ И КОДИФИКАЦИИ В 1900 - 1940 гг.)

(Interlinguistica Tartuensis. - № 7. - Тарту, 1990. - С. 52-71)

 
Начало эстонского литературного языка - в функции языка церковного обихода - относится к 16 в. Наличие значительных диалектных различий привело к тому, что в северной и южной частях Эстонии сложились свои литературные языки. В последующие века литературный язык начинает наряду с функцией языка церкви выполнять также функции мирского обиходного языка и непритязательного языка художественной литературы.
Вплоть до начала 19 в. на эстонском языке писали неэстонцы - за редкими исключениями. Литературный язык значительно отличался от народного. Эстонский язык был языком самой низкой социальной группы - крестьян, поэтому был низким и его престиж. Во второй половине 19 в., в эпоху национального пробуждения, начинает складываться национальный литературный язык. В основном он формируется на базе среднего диалекта Северной Эстонии, учитываются и более ранние традиции. Народный язык оказывает существенное влияние на литературный язык. Закладываются нормы национальной художественной литературы, журналистики, научно-популярной и учебной литературы; разнообразие и количественный рост публикуемого оказывает положительное влияние на литературный язык. Значительно повышается и роль эстонского языка в духовной культуре Эстонии. В определённой степени использованию эстонского языка препятствуют реформы последних десятилетий 19 в., направленные на русификацию населения Эстонии.
На рубеже веков эстонский литературный язык выполнял большинство функций литературного языка: отсутствовал лишь эстонский научный язык. Тем не менее литературный язык оставался неразвитым и гетерогенным. Отсутствовало единство на всех уровнях языка, а также в орфографии. Не был ещё сделан выбор между многими фонетическими и грамматическими явлениями, опиравшимися на разные диалекты. Синтаксис испытывал сильное иноязычное влияние. Не сформировался также словарный запас литературного языка; в нём отсутствовали слова для выражения многих понятий из области культуры и науки, а также для выражения различных смысловых оттенков. Не сложились в достаточной мере и стили литературного языка. В то же время эстонское общество по достигнутому уровню развития в начале 20 в. нуждалось в полноценном литературном языке (19, 47).
Что касалось политического и государственного устройства Эстонии в первые десятилетия 20 в., то необходимо вспомнить следующее. С начала 18 в. до 1918 г. Эстония входила в состав Российского государства. Действовали реформы, введённые в последние десятилетия прошлого века, нацеленные на русификацию и узаконившие русский язык в качестве языка школы и делопроизводства. Хотя в период революции 1905 г. и имели место некоторые сдвиги, но в основном положение оставалось неизменным. После Февральской и Октябрьской революций эстонским языком стали шире пользоваться в школах - в результате ослабления центральной власти или, возможно, в порядке собственной инициативы. Непосредственно после провозглашения Эстонской Республики пришли к власти немецкие оккупационные силы, и официальным языком был объявлен немецкий. В ноябре 1918 г., когда власть перешла в руки Эстонской Республики, государственным языком стал эстонский. Статус эстонского языка как государственного требовал развития всех функций литературного языка. На эстонский язык было переведено преподавание в Тартуском университете - в зависимости от наличия преподавателей, знающих эстонский язык; по-эстонски стала издаваться научная литература. Как известно, период самостоятельной республики продолжался до июня 1940 г.
Общественное развитие Эстонии в начале нашего века послужило почвой для оживления духовной жизни, что проявилось в создании ряда обществ, группировок, основавших свои издания. Всё это оказывало влияние и на развитие литературного языка. Так, новые направления указывала литературная группировка "Noor-Eesti" ('Молодая Эстония'), родившаяся накануне революции 1905 г. и издавшая в 1905 - 1915 гг. пять альбомов. В них была высказана мысль о том, что эстонскую литературу и эстонский язык необходимо поднять на уровень европейской культуры. В 1906 г. в Таллинне было создано общество народного образования Эстонии (ОНОЭ), литературное отделение которого начало обсуждать безотлагательные языковые проблемы. В 1907 г. было основано Общество эстонской литературы (ОЭЛ), которое на протяжении всего своего существования (до 1940 г.) одной из основных своих забот считало развитие эстонского литературного языка. В общество входила комиссия по вопросам языка, которая с 20-х годов наиболее авторитетно решало проблемы, связанные с нормированием языка. ОЭЛ проявило заботу об издании ортологических словарей.
В 1917 - 20 гг. развивала свою деятельность литературная группировка "Сиуру", в альбомах которой проводились в жизнь принципы языкового обновления. В журнале ОЭЛ "Eesti Kirjandus" ('Эстонская литература') (1906 - 1940 гг.). публиковались многочисленные статьи, касающиеся литературного языка; публиковал статьи о языковых вопросах также литературный журнал "Looming" ('Творчество'), основанный в 1923 г.
В 1920 г. было основано Общество родного языка (ОРЯ) , при котором работала комиссия по обсуждению вопросов ортологии. Общество имело свой журнал, под названием "Eesti Keel" ('Эстонский язык').
Эти общества были профессиональными. Языковеды, учёные-любители, а также просто носители языка стремились в первые десятилетия нашего века к обогащению, нормированию и унификации не вполне ещё сложившегося литературного языка.
Первым этапом нормирования литературного языка явились четыре конференции по вопросам языка в 1908 - 1911 гг., организованные ОНОЭ и ОЭЛ. Основную проблематику вначале составляли вопросы орфографии, а затем уже - морфологии. Изложены они в брошюре Й. В. Вески в 1912 г. (20). Тем самым было положено начало унификации и нормированию литературного языка.
Со второго десятилетия сформировались группировки, стоящие на разных позициях; ведущими были обновительское направление во главе с Й. Аавиком и языкоустроительное направление, возглавляемое Й. В. Вески.
Важную роль по ознакомлению общества с принятыми нормами в 20 в. сыграли ортологические словари. Идея о составлении этого типа словарей была высказана на конференциях по вопросам языка. По поручению ОЭЛ первый вариант словаря был составлен Й. Тамменмяги и коллективно обсуждён. Словарь должен был содержать наиболее употребительную эстонскую лексику. Наряду с орфографией он должен был отразить и словоизменение. С 1914 г. в этой работе участвовал и Й. В. Вески. Он добавил ряд иностранных слов, составил для вступительной статьи свод грамматических правил и отредактировал рукопись. Словарь увидел свет в 1918 г. (22), отклики были положительными. ОЭЛ принял решение незамедлительно приступить к работе над дополненным изданием. На этот раз его составление было поручено Й. В. Вески, который кодифицировал в словаре нормы эстонского литературного языка (21). (Подробнее об этом ниже, в связи с описанием деятельности Й. В. Вески). Для ознакомления с процессом нормирования и языкоустроительной работой следует назвать и малый ортологический словарь Э. Мука, который вышел первым изданием в 1933 г. (49) (на чём остановимся ниже).
Наиболее бурным периодом в развитии литературного языка было второе и третье десятилетие нашего века, воздействие которых ощущалось вплоть до 1940 г. В это время вносились предложения, подчас весьма различные; отбирались формы для литературного языка. Сложились основы и система литературного языка. Второе десятилетие характеризовалось тремя основными направлениями: 1) новаторским направлением во главе с Й. Аавиком; 2) языкоустроительным направлением, возглавляемым Й. В. Вески и 3) консервативным направлением, представленным прежде всего Я. Йыгевером и К Леэтбергом. Ведущими стали два первых направления, поэтому дадим краткий обзор работ основных их представителей.
Первым опубликовал свою программу Й. Аавик. Ещё в 1905 г. он высказал своё кредо: "Наш язык и литература должны стать языком и литературой интеллигенции" (1, 130). Особенно он подчёркивал необходимость пополнения словарного состава эстонского языка. С 1912 г. Й. Аавик опубликовал ряд статей, в которых отмечает основные недостатки эстонского языка и предлагает способы их устранения. Так, он рекомендует избегать "некрасивых" звуков s и t (14, 170-179; 6, 451-484), употреблять i-евые формы множественного числа (3, 257 - 273); должен быть более естественный порядок слов (9, 353-369); необходимо обогащать словарный состав, в первую очередь посредством финских заимствований (13, 5 - 30). В целом была предложена достаточно детальная программа целей языкового обновления, выдвигалось требование безотлагательного реформирования эстонского литературного языка. Началась полемика, вызвавшая оживление интереса к языковым вопросам. Аавик принимается принимается пропагандировать обновлённый язык в ряде брошюр, а также в переводах на эстонский произведений мировой литературы (7; 4). Наряду с новыми грамматическими явлениями носители языка знакомятся и с предложенными им неологизмами.
Вместе с В. Ридала Й. Аавик старается оживит о в непервых слогах (18), предлагает правила образования партитива множественного числа (17), выступает за употребление возвратных глаголов (15). Одновременно он разъясняет свои теоретические позиции: принципы обновления языка, связи с диалектами и вопрос о красоте языка (14; 10; 5, 136 - 148; 8). Чтобы ознакомить читателя с новыми и малоизвестными словами, он составляет словарь (41), дополненное издание которого выходит в 1921 г. Но и после этого Й. Аавик продолжает вносить предложения, относящиеся к грамматике и словарному составу языка. В 1924 г., наряду с другими принципами, он раскрывает свой метод словотворчества (8).
Начиная с 1925 г. работа по обновлению словаря затихает. Причина - восполнение основных пробелов в словарном составе и выход в свет ортологического словаря, в котором нашли отражение языковые нормы, в целом положительно встреченные общественностью. Хотя Аавик продолжает пропагандировать свои предложения (29; 12; 11), всё же теперь лишь немногие из них усваиваются литературным языком.
Итогом работы Й. Аавика явилась большая грамматика 1936 г. (2). Сама грамматика написана на официально нормированном к тому времени языке; в то же время в ней находим и критику официального языка, и новые предложения автора. Содержащая тонкие наблюдения, книга является выдающимся трудом в эстонской грамматической науке.
Чтобы понять позиции Й. Аавика , следует знать его отношение к языку. Ещё в 1912 г. он подчёркивает, что язык - это тончайшее орудие человеческого духа, которое необходимо усовершенствовать, чтобы оно шло в ногу с требованиями эпохи (14, 170). Ещё более подчёркивает он эту мысль в 1924 году, говоря, что в языке следует видеть средство, орудие человеческого действия, МАШИНУ, на которую надо смотреть глазами производственника, стремящегося подчинить явления своей воле (8, 8).
Принципы развития языка, по мнению Аавика, следующие: 1) целесообразность, 2) красота, 3) национальная самобытность. Целесообразность предполагает использование более экономных форм, под национальной самобытностью понимается употребление исторических форм. Красоту языка Аавик понимает как его благозвучие и как проявление хорошего вкуса в процессе употребления (10, 61 - 64). В более поздней деятельности Аавика требование красоты часто становится основным критерием, в своих крайних проявлениях приводящим к субъективизму.
Сторонниками и проводниками обновительского направления были также писатель и языковед В. Грюнталь-Ридала, языковед Ю. Мягисте, примкнули к этому направлению также писатели Ф. Туглас, Г. Суйтс и молодое поколение литераторов, в первую очередь члены группировки "Сиуру".
В противовес обновительскому сформировалось языкоустроительное направление, возглавляемое Й. В. Вески. Вески ещё в первое десятилетие века также отмечал, недостатки эстонского литературного языка, бедность его словарного запаса. Многие проблемы обсуждались литературным отделением ОНОЭ. Источник пополнения словарного состава Вески с самого начала видел в народном языке, материал которого, по его убеждению, необходимо собирать, обрабатывать, упорядочивать. Чтобы ускорить сбор материала, он в 1907 г. обратился ко всем заинтересованным лицам (48, 2), указав, одновременно, и на неточность, и на бессистемность терминов. Й. В. Вески стал одним из основных организаторов конференций по вопросам языка в 1909 - 1911 гг. В 1912 г. он кратко излагает результаты обсуждения в небольшой брошюре (23). Й. Аавиком уже были опубликованы его принципы обновления языка. Й. В. Вески также излагает свои теоретические взгляды, при этом основной способ обогащения литературного языка он видит в использовании элементов самого эстонского языка.
С 1914 г. Й. В. Вески участвует в составлении эстонского орфографического словаря. Он пополняет его иностранными словами, пишет главу о правилах языка и придаёт рукописи окончательный вид. Так как словарь был быстро распродан, то сразу же приступили к к подготовке второго издания. ОЭЛ доверило его составление Й. В. Вески. Все случаи нормирования обсуждались в языковой комиссии ОЭЛ, окончательное решение принимал составитель. Три тома "Эстонского ортологического словаря" (ОСЭЯ) были изданы за двенадцать лет (21). Особое значение имел первый том, в котором были изложены принципы составления, даны необходимые указания и типология словоизменительных парадигм. В словаре орфографически и орфоэпически нормируются наиболее существенные явления (3-я степень долготы, палатализация) , нормируется также словоизменение; в необходимых случаях указывается значение слова. Нередко допускаются параллельные формы. Словарь учитывает традицию и народный язык, пытаясь одновременно подавать системно материал. ОСЭЯ содержит значительное количество неологизмов, вошедших в литературный язык, и определённое количество научных терминов. Предложения по обновлению языка были учтены лишь частично (i-вое множественное число, партитив множественного числа, i-вая превосходная степень). В словаре были зафиксированы основы орфографии, морфологии и лексики эстонского литературного языка. Параллельно с составлением ОСЭЯ Й. В. Вески пополнял лексику эстонского языка. Особенно значителен его вклад в создание научной терминологии. При этом многие термины вошли в общеупотребительный фонд лексики. Как уже указывалось, Й. В. Вески занимался проблемами терминологии с первого десятилетия нашего века. Когда в Тартуском университете преподавание было переведено на эстонский язык, стала ощущаться необходимость в специальных терминах. Для выработки терминологии были созданы группы по специальностям; Й. В. Вески участвовал в работе всех групп в качестве словарного эксперта. Увидели свет терминологические словари около тридцати специальностей, Й. В. Вески являлся автором либо соавтором этих словарей.
Одновременно Й. В. Вески редактировал тысячи страниц справочников, научной литературы и учебников, тем самым ощутимо регулировал формирование и реальное применение литературного языка. В соавторстве с А. Каском, А. Вайгла и Й. Вяйнасте им составлены учебники для средней школы (27; 28).
Излагая свои теоретические принципы, Й. В. Вески высказывается за понимание языка как "средства выражения мыслей", развивающегося по требованиям самой жизни эволюционно, без значительных скачков (46, 95). Если Й. Аавик источник развития эстонского литературного языка часто видит в использовании элементов чужих языков, то Й. В. Вески считает, что "все истоки, планы и законы, необходимые для основных путей дальнейшего развития эстонского языка, кроются в самом нашем языке…" (47, 100). Вески придерживается мнения, что новые слова следует брать из диалектов, из более древних пластов языка и лишь затем заимствовать из чужих языков. К методу искусственного создания слов Й. Аавика он относится отрицательно. Особенно большое значение Вески придаёт способу создания новых слов при помощи суффиксов (47, 104). Сам Й. В. Вески часто пользовался этим методом, особенно при создании терминов. В своей языкоустроительной деятельности Вески следовал прежде всего принципам: 1) целесообразности, 2) системности, 3) народности, 4) благозвучия. Целесообразность, наименее существенное качество, представляется им как требование литературного языка, который должен быть легко усваиваемым и при этом самобытным. Для морфологии, подчёркивает Вески, особенно важны регулярность и систематичность. Последняя точка зрения со временем всё более укореняется, иногда приходя в противоречие с требованием народности языка. Благозвучие означает, что следует избегать монотонности и какофонии (40, 97, 101).
Принципы развития литературного языка, предложенные Вески, оказались ведущими во всей последующей деятельности по упорядочению эстонского языка (25, 381).
Сторонником языкового строительства был в основном и Андрус Сааресте, профессор эстонского языка Тартуского университета (1925 - 1941 гг.). С 1922 г. он возглавлял языковую комиссию ОЭЛ, под его непосредственным руководством принимались решения по нормированию языка. Известно, что наряду с исследованием диалектов он во многих своих работах прямо касается состояния эстонского литературного языка и ортологических вопросов (35; 36; 37; 39).
Хорошо зная диалекты, он особо подчёркивал принцип народности в развитии литературного языка. Диалектные слова, рекомендованные А. Сааресте к употреблению в литературном языке, послужили источником неологизмов как для Й. Аавика, так и для Й. В. Вески (38). Диалектные слова, рекомендованные А. Сааресте к употреблению в литературном языке, послужили источником неологизмов как для Й. Аавика, так и для Й. В. Вески (38). Вводил Сааресте новые слова и в свои переводы (24, 20).
А. Сааресте принадлежит вывод о характере эстонского литературного языка в конце тридцатых годов. Он сравнивает отрывок из "Атала" Ф. А. Шатобриана (переводчики Й. Аавик, К. Леэтберг, Й. Мягисте, А. Орас, Й. Семпер, Г. Суйтс, Й. В. Вески, А. Сааресте) с двумя более ранними переводами этого текста (1887 и 1923 гг.) и делает вывод, что 1) гибкость выражения и точность эстонского языка особенно развились за период 1887 - 1923 гг.; 2) не ощущается уже резкого различия между официальным и "обновительским" языком (36, 12). Тем самым один из самых компетентных языковедов того времени констатирует, что наш язык художественной литературы в конце тридцатых годов при всём многообразии средств выражения всё же находился в процессе стабилизации.
Языкоустроительного направления придерживался и Э. Муук, который в начале своей деятельности был помощником Й. В. Вески и исходил из его принципов, хотя к некоторым из них относился критически. Э. Муука интересовали многие проблемы литературного языка (33, 1 - 20; 32, 55 - 69; 34, 108 - 116), например, он уточнил орфографию иностранных слов и заимствований, а также ряд вопросов морфологии и словообразования. Э. Муук составил грамматику (31); в 1933 г. увидел свет его однотомный ортологический словарь (49), который до 1940 г. успел выйти в семи изданиях. Им завершён также третий том ОСЭЯ. Опираясь на принципы Вески, Муук в то же время в большей степени учитывал народность и естественность языка. Многократно издаваемый "Малый ортологический словарь" (МОС) Э. Мука в значительной степени способствовал тому, что нормы эстонского литературного языка за относительно короткий срок стали общеизвестными, а литературный язык унифицировался.
Третье, консервативное, направление составляли в первую очередь Я. Йыгевер и К. Леэтберг.
Я. Йыгевер на словах признавал необходимость обновления языка, на деле же цеплялся за старое. Задача языкознания, по его мнению, - объяснять языковые факты. К. Леэтберг отрицательно относился к обогащению литературного языка и его систематическому упорядочиванию. Что же касается письма, то он считал, что каждый волен писать, как ему хочется.
Взгляды представителей консервативного направления не были поддержаны общественностью и не оказали влияния на развитие литературного языка 20 в.
Теперь рассмотрим подробнее некоторые изменения, введённые за исследуемый период на разных уровнях эстонского языка, а также орфографии.
Об орфографии и фонетике необходимо сказать следующее. Во второе десятилетие века в основном говорили и писали hea, pea, seadma, хотя встречались и варианты с долгим гласным (hääl). Во многих других словах употребительным стал долгий гласный (võõras pro võeras, püüavad pro püijavad). Это было зафиксировано и в ЭОС. Второй компонент вторичного дифтонга по решению комиссии 1909 г., пишется через одну букву: au, nõu, nui pro auu, nõuu, nuii. Согласно решениям конференции, пишется -i - в конце дифтонга в словах laine, luine, naine, - e - в словах naeris, vaene. В соответствии с решением, принятым на конференции, вторичный дифтонг в слабой ступени имеет нисходящий вид: tuba - toa pro tua, viga - vea pro via. Норма утвердилась с 1913 г.
В начале века в язык вошло много иностранных слов; в 1911 г. было решено долгие гласные в них обозначать сдвоенными буквами (loogika, daatum, idee), однако этот способ письма, соответствующий произношению, укоренился не сразу. В ОЭС он в целом учтён, хотя хотя встречаются и написания, отличающиеся от современных (politika). ЭОС фиксирует также hürra, vüüvel pro herra, veevel.
Третья степень долготы гласных и согласных впервые фиксируется в ОСЭЯ. Обозначена и палатализация согласных.
Начальное h в произношении и на письме было зафиксировано ещё на конференции 1090 г., нормируется это и в ЭОС: hatras, hurtsik, hõõruma. В ОСЭЯ впервые предложении норма varss, märss pro vars, märs, а также küljeli pro külleli, ümmargune pro ümargune. По решению конференции 1908 г. с 1912 г. стали писать - ki после глухого, - gi - после звонкого согласного: kappki, laulgi.
В начале тридцатых годов по предложению Э. Мука была нормирована орфография h, f, и š (генетив almanahhi, партитив almanahhi, но генетив šefi, tuši, партитив šeffi, tušši), а также правописание взрывных на конце слова (piiskop, kotlet pro piiskopp, kotlett) и согласных на конце первого и второго слога (akumulaator, opositsioon pro akkumulaator, oppositsioon, rajoon, lojaalne pro raioon, loiaalne). Впервые это нашло отражение в МОС.
Во второе десятилетие наблюдалась склонность к слитным написаниям (kõigeilusam, üheaknaga); конкретные правила по этому вопросу фиксирует ОСЭЯ.
На конференциях был введён способ правописания, по которому собственные имена лиц пишутся согласно оригиналу (Byron), известные топонимы - в соответствии с произношением (Stokholm), малоизвестные - без изменений (Glasgow). Этот принцип всё же проводился не всегда последовательно. Определения от имён существительных собственных было в тридцатые годы решено писать в соответствии с произношением и со строчной буквы (bertolee sool), однако это не утвердилось окончательно.
Не нашли поддержки и такие предложения Й. Аавика: писать вместо ü по скандинавски у, восстановить о в непервом слоге, чаще сохранять характерное для иностранных слов ударе6ие или даже переносить ударение на непервый слог (metód).
Многие варианты и колебания в орфографии и произношении, характерные для начала века, были устранены в 1912 г., ещё более - к 1918 г. Первый том ОСЭЯ, вышедший в 1925 г., в общих чертах отражает современное письмо. Некоторые уточнения были сделаны в МОС в 1933 г.
Наиболее сложным был процесс фиксации морфологических форм, который требовал создания и учёта определённой целостной системы. Отметим некоторые языковые факты, нормированные за рассматриваемый период.
Подверглись нормированию многие формы имени. Так, в начале 20 в. употреблялись генитивы ед. ч. типа karjatsen, matukse. ЭОС фиксирует karjase, matuse. В типе pidu: peo - pidu Аавик предпочитал формы с чередованием ступеней, которые и были зафиксированы в ЭОС, причём были сохранены и некоторые параллельные формы без чередования ступеней. В ОСЭЯ даны формы генитива ед. ч. önnetu pro önnetuma.
В партитиве ед. ч. ЭОС фиксирует ametit pro ametid, numbrit pro nummert. Предложенное Аавиком önnetond не нашло отражения в словарях. Иллатив ед. ч. в начале века был представлен в основном формами на -sse. ЭОС приводит и краткие формы: maha, jalga, meele, sülle, tuppa, хотя для части слов сохранены формы на -sse (majasse и др.). ОСЭЯ даёт в иллативе meele - meelde и, как правило, краткие формы от всех двусложных слов (majja и др.); МОС приводит последние как единственно правильные. С середины второго десятилетия укоренились более краткие формы слов на -ne и -s: valguse pro valguses.
Из форм инессива ед. ч., различающихся ступенью чередования, Й. В. Вески в 1912 г. рекомендовал употреблять формы, совпадающие по ступени с генетивом (jalas pro jalgas). Э Муук предлагал отличать наречные формы (uks on lukkus, jalad on harkis) от падежных форм (lukus, hargis). Й Аавиком были предложены формы инессива на -n, которые, однако, в систему литературного языка не вошли.
Из параллельных форм генитива мн. ч. puhaste - puhtate ОСЭЯ рекомендует первую. Во втором десятилетии Й. Аавик рекомендует для этого падежа формы на -е (puie, tähte) и -i (tänavi), которые, однако, в систему языка не вошли.
Система форм партитива мн. ч. в начале века была достаточно пестрой. ЭОС даёт aastaid, t?treid, но от основ на -i форму kallid, новый ОСЭЯ приводит и здесь окончание -eid. ЭОС допускал от двусложных основ на -i и -u формы на -а и -sid (sirpa - sirpisid), ОСЭЯ же - формы на -е (sirpe, laule). Вопрос о партитиве мн. ч. был разработан Й. Аавиком; соответствующие формы приводятся в ОСЭЯ.
С этой проблематикой тесно связан вопрос о так называемом i-вом множественном числе, малоупотребительном в начале века. По убеждению Й. Аавика, это один из ключевых вопросов языкового обновления; в 1912 г. он формулирует правила образования форм i-вого числа. I-вое число было принято как в ОСЭЯ, так и в МОС, где соответствующие формы приводятся достаточно последовательно. В активное употребление вошла лишь часть этих форм.
Относительно глагола отметим следующее. В начале века нерегулярно употреблялись формы da-инфинитива от глаголов, фонетически оформившихся в результате контракции. Й. Аавик предпочитал формы слабой ступени: alata pro algada, которые были зафиксированы и в ОСЭЯ. ОСЭЯ узаконил предложенное Аавиком könelda pro köneleda; формы же на -ella (ähvardella) были зафиксированы лишь в МОС. Предложенные Аавиком формы da-инфинитива без показателя (istu), а также причастий на - tet и -nd (kirjutet, eland) в словарях отражения не нашли.
Конференция 1910 г. рекомендовала более краткие формы 3-го лица простого прошедшего времени (tulid, laulsid pro tulivad, laulsivad); вскоре эти формы стали общеупотребительными. В 1917 г. Й. Аавиком было сделано предложение об использовании i-признака в формах прошедшего времени (kuulin); он рекомендовал также употреблять в прошедшем времени отрицание с частицей es (es tule). Эти предложения в литературном языке приняты не были. Значение косвенного наклонения ещё в первое (отчасти и во второе) десятилетие выражалось двояко - при помощи da-инфинитива и формой на -vat (elada - elavat); обсуждали вопрос о том, различаются ли эти формы семантически. В грамматике О. Лооритса впервые твёрдо даются только формы на -vat. В ОСЭЯ фиксируются неопределённо-личные формы tuuakse, tehakse pro toodakse, tehtakse. Формы возвратно-среднего залога на -uma (saabuma, suubuma), рекомендованные Й. Аавиком, нашли широкое применение и отражение в ОСЭЯ.
Традиция синтаксического строя предложения была в эстонском литературном языке в начале 20 в. ещё во многих отношениях неустойчивой и под иноязычным влиянием.
В первые два десятилетия были употребительны конструкции с личной формой глагола saama и причастием на -tud: (sai tagasi hoitud). В придаточном предложении личные формы глагола часто занимают место в конце: kes … leiva kaotanud on pro on kaotanud leiva. В 1912 г. этот вопрос резко поставил Й. Аавик, после чего многие пишущие и редакторы изданий внимательнее стали относиться к строю предложений. Неустойчиво употреблялись формы в функции объекта. Встречается неоправданное употребление объекта в партитиве (ta võttis kuube). В грамматиках того времени отсутствовали необходимые правила, касающиеся выражения объекта. Поэтому Й. Аавик один из своих первых спецкурсов в Тартуском университете и посвятил объекту. Представляется, что к последнему десятилетию рассматриваемого периода использование грамматических форм в функции объекта уже стабилизируется.
В начале века ещё не согласовались правила согласования в числе: rahvas lähevad pro rahvas läheb, tühja kätega pro tühjade kätega. Для литературного языка начала века было характерно обильное употребление служебных слов как при имени, так и при глаголе: peeti koosolek … ära; hooletuse sisse jätnud. Ещё во второе десятилетие Й. Аавик обращал внимание на частое употребление ненужных служебных слов; эти его указания дали результаты.
В целом упорядочение грамматики в некоторой степени связано с деятельностью конференций, но более всего - с принципами ЭОС 1918 г., наиболее же значительную роль сыграл ОСЭЯ. В МОС языковые нормы были уточнены. Синтаксис и стили эстонского языка стабилизировались в тридцатые годы.
Общий словарный фонд эстонского языка к началу 20 в. в целом сложился. И тем не менее имелись проблемы, особенно если сравнить ситуацию с языками других культурно развитых народов. В 1912 г. Й. Аавик отметил ряд немецких и русских слов, которым не было соответствия в эстонском языке, напр., Abenteuer - приключение, Anerkennung - признание, Erfolg - успех, verhältnismässig - относительный, versehen - снабжать (14, 173). В ОСЭЯ находим все соответствующие слова: seiklus, tunnistamine, edu, suhteline, varustamine (42, 21).
Наиболее ярко пополнение словарного состава и уточнение семантики слов в сфере общественно-политической прослеживается по страницам прессы. Вначале значительную часть этих слов составляли сложения с мотивированными компонентами. В большом количестве составлялись индивидуальные новообразования, , которые, однако, в языке не удерживались, напр., töötõrkumine (streik). Около 1910 г. появились слова ühiskond вместо seltskond, töösigivus (сейчас tööviljakus), anderikkad tooted (сейчас kultuurisaavutused). Много было и иностранных слов, орфография которых ещё не установилась: politikavangid, senualismus, block (в значении 'союз нескольких партийных групп'). К тридцатым годам соответствующий лексикон в общих чертах был зафиксирован.
Словарный состав художественной литературы приобретает своё лицо в течение второго и третьего десятилетий. Основные пробелы были большей частью восполнены словами из диалектов (hõng, jada, vagel, halama) и финскими заимствованиями (avarduma, haihtuma, ilme, mugav, üllatama). Развивалась синонимика и формировалось богатство оттенков (kahkjas - hahkjas, kaduma - hääbuma). Особенно часто встречаются новообразования в стихотворной речи; в соответствующем контексте они были понятны и оживляли его, в язык же они вошли лишь частично.
Если издания "Noor-Eesti" и начальный этап языкового обновления характеризуется целым потоком иностранных слов, хлынувших в язык художественной литературы, то позже обогащение словаря осуществлялось в основном за счёт собственных средств. В язык оригинальной и переводной художественной литературы вводили неологизмы прежде всего Ф. Туглас, В. Грюнталь-Ридала, Й. Аавик и др. Из этих слов многие также стали достоянием языка. В тридцатые годы лексика художественной литературы в общих чертах уже стабилизировалась.
Необходимость создания и уточнения эстонской терминологии проявилась в первые два десятилетия в связи с преподаванием на эстонском языке, введённым в некоторых школах, и с написанием для них учебников. С 1909 г. начали выходить терминологические словари - математических, географических, химических, медицинских и ботанических терминов. Когда стал эстоноязычным Тартуский университет, возникла необходимость упорядочить терминологию. В 1920 - 1935 гг. было создано - главным образом в Тартуском университете - около сорока комиссий для обсуждения и утверждения терминов. Наряду со специалистами по данным наукам участие в работе всех этих комиссий в качестве языкового эксперта принимал Й. В. Вески. Им были внесены многочисленные предложения по нахождению эстонских соответствий, созданы целесообразные терминологические системы и унифицировано употребление слов в разных отраслях науки. Так, в экономической науке вошли в употребление слова jaemüük ('розничная продажа'), käitis ('промышленное предприятие'), majand ('хозяйство' / в значении 'производственная единица'), tarbima ('потреблять'); в юридической - teatmik ('справочник'), tõend (удостоверение); в медицинской - lööve ('сыпь'), nakkus ('инфекция'), kehvveresus ('анемия'); в исторической - asula ('селение'), sajand ('столетие'), suremus ('смертность'); в области техники - tihend ('уплотнение, прокладка'), valamu ('раковина'), keevitama ('сваривать'); в области зоологии и ботаники была создана чёткая система в употреблении производных с суффиксами -line и -lane и т. д. Всего в 1920 - 1935 гг. было зафиксировано более 100 000 терминов, большинство которых вошло в употребление. Примерно половина этих слов нашла отражение в словарях (ботанических, зоологических, технических, медицинских, юридических и др. терминов), соавтором которых является Й. В. Вески, вторая половина опубликована списками в журналах.
В целом для обогащения эстонского словарного состава были использованы следующие основные источники и средства:
1) Диалектные слова (maak, pälvima, äsja), которые широко вводили в литературный язык, с одной стороны Й. Аавик и писатели, с другой стороны Й. В. Вески и языкоустроители. Диалектные основы, часто взятые из словаря Видемана (50), широко использовались для пополнения терминологии производными словами.
2) Производные слова. В обилии создавал производные слова Й. В. Вески (arvutama, anded, pöörang); им использованы все суффиксы эстонского языка. Много слов составлено и Й. Аавиком, который привлекал более редкие суффиксы (-tar, -elm, -elu, -ahta).
3) Заимствования из других языков, среди которых наиболее многочисленны финские (hääbuma, kogema, üllatama): введены в литературный язык прежде всего Й. Аавиком и сторонниками языкового обновления. Й. Аавиком введена в язык и значительная часть заимствований из неродственных языков (morn, poor, pööbel). Й. В. Вески использовал в основном интернациональную лексику по некоторым специальностям (химия, математика).
4) Сложными словами пополнил литературный язык, главным образом терминологию, Й. В. Вески (tarbekaup, vallasvara). Й. Аавик предпочитал одноосновные слова; при образовании композит он рекомендовал номинативное сложение (tubakärbes, merimaastik). Й. В. Вески по примеру народного языка пытался разграничить слова с генитивным и номинативным первым компонентом (käekiri, käsikiri).
5) Вошло в употребление некоторое количество калек, в основном введенных Й. В. Вески (soojalembene - греч. thermophilos, käendama - русск. порука).
6) Возрождены - также главным образом Й. В. Вески - и некоторые архаизмы (könnama, häil, lõiv).
7) Искусственно создавал слова в течение этого периода только Й. Аавик (veenma, siiras, tõik), частично взамен сложных слов (roim-kuritöö, kolp-pealuu). Из искусственно созданных Аавиком слов в в употребление вошло около тридцати.
В рассматриваемый период эстонский словарный запас значительно обновлён. Были восполнены пробелы, лексика обогатилась синонимами, расширилась возможность выражения нюансов. Совершенно новое явление представляет собой кодификация терминов.
Можно сказать, что в 1900 - 1940 гг. был завершён процесс формирования эстонского литературного языка как отработанного языка культурно развитого народа; к функциям, выполняемым им ранее, добавилась функция языка науки. В этот период было осуществлено широкое нормирование литературного языка, в ходе которого были выработаны основы орфографии и всесторонне упорядочена грамматическая система. При этом в одних случаях были сохранены многие параллельные формы, в то же время встречается и стремление к излишней строгости системы, что иногда приводило к отсутствию гибкости. Существенно обогатилась лексика с её средствами нюансировки и синонимикой, столь существенной для языка художественной литературы. Сложились разные функциональные стили литературного языка.
Развитие литературного языка происходило в условиях резких столкновений разных точек зрения. Главную роль в этом играли обновительское направление во главе с Й. Аавиком и языкоустроительное направление, возглавляемое Й. В. Вески. В нормировании литературного языка ведущими стали взгляды языкоустроительного направления; новое же в лексике, как в общеупотребительной, так и в лексике художественного языка, во многом сложилось также под влиянием сторонников языкового обновления. Для фиксации научной терминологии особенно существенной была словотворческая и унифицирующая деятельность Й. В. Вески.
В ходе обогащения и нормирования в грамматику и лексику литературного языка, опирающегося на северный диалект, влился целый ряд элементов, характерных для южной Эстонии. В основной своей части эстонский литературный язык опирался на народный язык; в процессе развития литературного языка в основном принимались те предложения, которые находили опору в народном языке.
Важную роль в деле ознакомления читателей с нормами литературного языка и унификацией лексики в рассматриваемый период играли ортологические словари ЭОС, ОСЭЯ и МОС.
С точки зрения формирования литературного языка период 1900 - 1912 гг. характеризовать как время умеренных поправок. До 1907 г. литературный язык в первую очередь обогащался новыми словами; с 1908 г. началось нормирование орфографических и фонетических, а также некоторых грамматических явлений. 1912 - 1925 гг. были периодом бурного развития, когда в результате столкновения взглядов были отобраны и зафиксированы основы звуковой и грамматической системы, а также значительно пополнился лексический состав и была начата разработка терминов. 1925 - 1940 гг. были годами стабилизации; окончательно сформировался официальный литературный язык - как часть основных норм, так и часть лексики. В 1935 г. завершилось предварительное упорядочение терминов. Если весь рассматриваемый период является этапом интенсивного развития эстонского литературного языка, то нормы его сформировались благодаря целенаправленной деятельности в основном в 1908 - 1933 гг. - в течение четверти века.

 

Литература

1. Aavik J. Eesti kirjakeele täiendamise abinõudest. - Noor-Eesti I. Trt., 1905.
2. Aavik J. Eesti kirjakeele õpik ja grammatika. - Trt., 1936.
3. Aavik J. Ilusa keele kõlaline inetus. - Ekirj, 1912.
4. Aavik J. Katsed ja näited, 1915-20.
5. Aavik J.Keele ilo, Siuru I. - Tln., 1917.
6. Aavik J. Keele kaunima kõlavuse poole. - Ekirj, 1912.
7. Aavik J. Keeleline Kuukiri,  1914-16.
8. Aavik J. Keeleuuenduse äärmised võimalused. - Trt.,1924.
9. Aavik J. Kõige suurem germanismus eesti keeles. - Ekirj, 1912.
10. Aavik J. Rahvamurdet ja kirjakeel. - Trt. , 1920.
11. Aavik J.  Sada uut tüüpsõna. - Tln., 1932.
12. Aavik J. Soome-eesti hõimlus ja keeleuuendus. - Trt., 1926.
13. Aavik J. Soome sõnad Eesti kirjakeeles. - Ekirj, 1912.
14. Aavik J. Tuleviku Eesti-keel. - Noor-Eesti IV. Trt, 1912.
15. Aavik J. Uma-lõpulised refleksivid. - Trt., 1920.
16. Aavik J. Õigekeelsuse js keeleuuenduse põhimõtted. - Trt., 1924.
17. Aavik J. Õigekeelsuslik grammatika. 1. osa. Mitmuse partitiv (Äratrükk “Päevalehest”. - Trt., 1919).
18. Aavik J., Ridala V. O sõnastik. - Trt., 1916 (Keelelise uuenduse kirjustik, nr. 12).
19. Ahven E. Eesti kirjakeele arenemine aastail 1900 - 1917. - Tln., 1958.
20. Eesti kirjakeele reeglid. Eestimaa rahvahariduse. - seltsi Kirjanduse haruseltsi ja Eesti kirjandusseltsi asemikunde otsused. Trükki andnud J. V. Veski. - Tln. , 1912.
21. Eesti õigekeellsuse-sõnaraamat. I - III. - Trt., 1925, 1930, 1937.
22. Eesti keele õigekirjutuse- sõnaraamat. - Trt., 1918.
23. Eesti kirjakeele reeglid. Eestimaa Rahvahariduse-seltsi Kirjanduse-haruseltsi ja Eesti Kirjanduseltsi asemikkude ühiste koosolekute otused. Trükki andnud J. V. Veski. - Tln., 1912.
24. Erelt T. Andrus Saareste keelekorraldus. - Kirjakeel, 1983.
25. Kask A. Eesti kirjakeele ajalost. II. TRÜ rotaprint. - Trt., 1983.
26. Kask A. Johannes Aavik ja keeleuuendus. - KK, Tln., 1966. - nr. 1.
27. Kask A., Vaigla A., Veski J. V. Eesti keeleõpetus ja harjutustik I - IV. - Trt., 1934-36.
28. Kask A., Vaigla A., Veski J. V., Väinaste J.  Eesti keeleõpetus ja harjutustik. V. - Trt., 1936.
29. Keelekultuur I. - Trt., 1928-29.
30. Loorits O. Eesti keele grammatika. - Trt, 1923.
31. Muuk E.   Eesti keele grammatika. - Trt. - 1927.
32. Muuk E.   Eesti kirjakeele praegusest seisukorrast. - Ekirj, 1926.
33. Muuk E. Häälikuseaduslikkus ja analoogilisus meie õigekeelsusnähtuste kirjendamise mõõdupuuks. - Ekirj, 1925.
34. Muuk E. Keeleuuendus ja kirjakeele fikseerimine. - Ekirj, 1927.
35. Saareste A. Eesti õigekeelsuse põhimõtteist. Johannes Aaviku “Eesti õigekeelsuse õpiku ja grammatika ilmumise puhul” - Eesti keele arhiivi toimetised, nr. 9. - Trt., 1937.
36. Saareste A. Eesti keele mitmest palgest. Pisut katselist statistikat. AES-i toimetised, XXXVI. - Trt., 1938.
37. Saareste A. Meie keelekorranduse põhimõtteist ja nende kohaldamisest. - Ekirj, 1933, nr. 9.
38. Saareste A. Murdesõnad Põhja-Eestist. Kirjakeele tegelikuks tarvituseks valinud ja esitanud A. Saaberk-Saareste. - Trt., 1921.
39. Saareste A. Tegelikud õigekeelsuse määrused. - Trt., 1921.
40. Tauli V. Õigekeelsuse ja keelekorralduse põhimõtted ja meetodid. - Trt., 1938.
41. Uute sõnade sõnastik. - Trt., 1919.
42. Veski A., Veski J. V. Eesti keele sõnavara arendajana. - ESA IV. Tln., 1959.
43. Veski J. V. Eesti keele uuendamise asjus. - Ekirj, 1914.
44. Veski J. V. Eesti keele praegune arenemisejärg. - Ekirj, 1914.
45. Veski J. V. Eesti kirjakeele edasirendamise teedest. - Voog I. - Tln., 1913.
46. Veski J. V. [Vastuseka ankeedile]. Keeleline Kuukiri, 1915.
47. Veski J. V. Eesti kirjakeele edasiarendamise teedest. - Voog I. Tln., 1914.
48. Veski J. V. Üleskutse eesti sõnade korraldamise asjus. - Rahvaleht, 1907, nr. 75.
49. Väikene õigekeelsus-sõnaraamat. Koostanud E. Muuk. - Trt., 1933.
50. Wiedemann F. J. Estnisch-deutsches Wörterbuch. - St.-Petersbourg, 1869, 1893.
51. Баланина Й. Венгерский язык. - М., 1951.
52. Гухман М. М. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. Часть I. - М., 1955.
53. Жирмунский М. В. История немецкого языка. - М., 1948.