Таривердиева - Неличные формы латинского глагола и модальность

Следите за нашими новостями!

Philology.ru - Русский филологический портал

М. А. Таривердиева

НЕЛИЧНЫЕ ФОРМЫ ЛАТИНСКОГО ГЛАГОЛА И МОДАЛЬНОСТЬ

(Colloquia Classica et Indogermanica - IV (= Acta linguistica Petropolitana. Труды ИЛИ РАН. - Т. IV. Ч. 1). - СПб., 2008. - С. 261-274)

Функционально-семантическая категория языковой модальности представляет собой сложную и многоплановую систему отношений между говорящим, слушателем, пропозициональным содержанием высказывания и объективной действительностью. Исследователи включают в понятие модальности широкий спектр значений, которые разделяются, в зависимости от параметров их выделения, на автономные группы: утверждение-вопрос-побуждение; утверждение-отрицание; реальность-гипотетичность-ирреальность; достоверность-недостоверность; желание-возможность-долженствование и т. д. (ЛЭС: 303).

Выделение в лингвистическом описании автономных групп модальных значений, отмечая разные ракурсы проявления модальности и разные средства ее выражения, не должно заменять главного: модальность высказывания следует рассматривать как сложное функционально-семантическое единство. Образующие это единство модальные оценки выстраиваются в иерархию значений. Обязательной для любого высказывания является характеристика говорящим пропозиционального содержания по параметрам «объективная действительность, реальность» / «возможный мир, ирреальность» (в последнем определении мы объединяем традиционно выделяемые смыслы «потенциальность, гипотетичность» и «ирреальность»). Мы называем эту характеристику экзистенциальной оценкой, в ее положительном и отрицательном (отрицание при предикате) проявлениях. К ней часто добавляется характеристика по качественным параметрам, квалитативная оценка, которая в случае характеристики пропозиционального содержания как реального проявляется в значениях «хорошо» / «плохо», как ирреального - в значении «желательно», а при включении в модальную семантику высказывания отношения к предмету речи слушателя - в параметрах «возможность» и «долженствование». В зависимости от владения информацией говорящим и слушателем данные модальные смыслы получают воплощение в предложениях разных коммуникативных типов (утверждение-вопрос-побуждение), а отношение говорящего к истинности сообщения - в характеристике последнего как достоверного и недостоверного. Модальность высказывания получает системное языковое воплощение, что было выявлено нами, в частности, при изучении лексико-грамматической семантики латинских предложений разной степени сложности [1].

Главным грамматическим средством передачи модальных значений в латинском языке (как и в других индоевропейских языках) являются наклонения глагола-сказуемого. С помощью глагольных наклонений передается не только характеристика по параметрам «реальность»/ «ирреальность» (индикатив/конъюнктив), но и оценка по качественным параметрам, а также все привходящие модальные смыслы (императив, конъюнктив в значениях побуждения, повеления, желания, сомнения, допущения и др.).

Неотъемлемым элементом синтаксической структуры литературных индоевропейских языков являются конструкции с неличными формами глагола - единицами незавершенной, или вторичной предикации. В латинском языке корпус неличных форм глагола весьма обширен: это - причастия, инфинитивы, супин, герундий и герундив. Участвуя наряду с предикатом-сказуемым в акте создания пропозиции и, следовательно, в формировании предикативности высказывания, неличные формы глагола передают видовременные и залоговые характеристики описываемого соответствующими лексемами положения дел. Поскольку предикативность высказывания тесно связана с его модальностью, представляется правомерным рассмотреть семантику неличных форм латинского глагола и в ракурсе их модального потенциала.

В ходе работы в соответствии с избранным критерием исследования неличные формы были разделены нами на три группы.

Первую группу составили participium praesentis activi и participium perfecti passivi. Несмотря на противоположность передаваемых видовременных и залоговых значений данные причастия сближает сходство в отображении модальности высказывания. Обе формы характеризуются в этом отношении транспарентностью, «прозрачностью». Описанное при их посредстве положение дел, будучи соотнесено с основной пропозицией во временном срезе «картины мира» (одновременность или предшествование), оказывается включенным в событийную ситуацию, на которую распространяется модальная оценка говорящего по параметрам «реальность» / «ирреальность»:

Qui ex hostibus manibus elapsi erant, inermes ad mare fugientes, quidam aquam etiam ingressi manus ad eos, qui in classe erant, tendentes suppliciter vitam orabant (Liv. 44, 42, 4) ‘Те, кто выскользнули из рук врагов, убежав без оружия к морю, некоторые даже войдя в воду, умоляюще протягивая руки к тем, кто находились на кораблях, просили спасти их’ (перевод здесь и далее наш - М. Т.); Segesta est oppidum pervetus in Sicilia, quod ab Aenea fugiente a Troia atque in haec loca veniente conditum esse demonstrant (Cic. Verr. 4, 72) ‘Сегеста - очень старый сицилийский город, который, как говорят, был основан Энеем, бежавшим из Трои и прибывшим в эти места’; Servum sub furca caesum medio egerat circo (Liv. 2, 36, 1) ‘Раба, битого в колодке (вилах), он гонял посреди цирка’; Arruns prior quam pater moritur uxore gravida relicta (Liv. 1, 34, 2) ‘Аррунт умер раньше отца, оставив (вдовой) беременную жену’; Diviciacus Caesarem complexus obsecrare coepit, ne quid gravius in fratrem statueret (Caes. B. G. 1, 20, 1) ‘Дивитиак, обхватив руками Цезаря, стал умолять его не принимать слишком суровых мер против брата’.

Синтаксические обороты с participium praesentis activi и participium perfecti passivi, как правило, входят в пропозицию, получающую модальную характеристику «реальность». Эта характеристика переносится и на содержание причастного оборота.

Вторую группу неличных форм глагола, отличающуюся наибольшей модальной нагруженностью, составляют participium futuri activi и герундив. Наличие в семантике этих форм в классической латыни модального компонента отмечается во всех грамматиках - намерение субъекта потенциального действия, проявление его воли в семантике participium futuri activi, долженствование действия применительно к пассивному объекту в семантике герундива:

Egreditur castris Romanus vallum invasurus (Liv. 3, 60, 8) ‘Римляне выступили из лагеря, намереваясь устремиться на вал’; Librum misi exigenti tibi missurus, etsi non exegisses (Plin. Ep. 3, 13, 1) ‘Я послал тебе книгу по твоей просьбе, собираясь сделать это, даже если бы ты не просил’; Dedit mihi quantum maxime potuit, daturus amplius, si potuisset (Plin. Ep. 3, 21, 6) ‘Он дал мне так много, как только было возможно, готовый дать еще больше, если бы мог’. Antigonus Eumenem mortuum propinquis eius sepeliendum tradidit (Nep. 18, 13, 4) ‘Антигон передал мертвого Эвмена его близким для погребения’; Ad quem (sc. agrum) fruendum etiam invitat atque allectat senectus (Cic. Cat. m. 57) ‘Зрелость побуждает и даже притягивает к тому, чтобы оно (поле) давало плоды’; Oculus conturbatus non est probe affectus ad suum munus fungendum (Cic. Tusc. 3, 15) ‘Расстроенное зрение не очень способно выполнять свое назначение’.

Названные модальные значения, однако, реализуются не во всех употреблениях рассматриваемых форм. Так, в семантике participium futuri activi в ряде случаев усматривают просто предположение о будущем:

Si una est interiturus animus cum corpore, vos tamen memoriam nostri pie servabitis (Cic. Cat. m. 81) ‘Если душа погибнет вместе с телом, вы, однако, будете хранить благую память о нас’; Urbem venalem et mature perituram (Sall. J. 35, 10) ‘Город продажный и обреченный на скорую гибель’; Quoquo modo nos gesserimus, fiet tamen illud, quod futurum est (Cic. Div. 2, 21) ‘Как бы мы ни поступали, случится, однако, то, чему суждено случиться’.

Как видно из примеров, да и позволительно заключить логически, значение намерения реализуется у participium futuri activi при передаче глагольной лексемой осознанного действия (invasurus, missurus, daturus); в случае же указания на состояние субъекта (interiturus, perituram, futurum) можно говорить лишь о предположении. Однако и в том, и в другом случае мы имеем дело с модальным значением (в принятой нами трактовке модальности как оценки содержания высказывания говорящим): сообщение о намерении субъекта базируется на пресуппозиции, что планируемое действие в данный момент не соответствует объективной действительности, то есть ирреально; то же можно сказать и о предполагаемом применительно к будущему состоянии.

Типичной формой реализации participium futuri activi является его употребление в конструкции conjugatio periphrastica activa. Исследователи отмечают такое употребление уже в древней латыни, в то время как начало использования данной формы в чисто причастном значении датируется концом II в. до н. э. (Тронский 2001: 312).

Participium futuri activi наряду с другими причастиями употреблялось в синтаксическом обороте ablativus absolutus:

Carthaginienses prima luce oppugnaturis hostibus castra saxis undique congestis augent vallum (Liv. 28, 15, 13) ‘Карфагеняне на рассвете, ожидая нападения врагов на лагерь, собрав отовсюду камни, наращивают вал’; Rex apum non nisi migraturo examine foras procedit (Plin. 11, 54) ‘Царь пчел выбирается наружу только накануне миграции роя’; Ex tam propinquis stativis parum tuta frumentatio erat dispersos milites per agros equitibus extemplo invasuris (Liv. 31, 36, 5) ‘Из-за очень близкого расстояния между военными лагерями поиски продовольствия были небезопасны, так как враги тут же могли напасть на воинов, рассеявшихся по полям’; Victores circumsidunt urbem, haud dubie postero die aut metu dedituris se hostibus aut vi expugnaturi (Liv. 41, 19, 10) ‘Победители окружают город, не сомневаясь, что на. следующий день или враги от страха сдадутся, или они силой (его) захватят’.

Функция оборота ablativus absolutus - обозначение обстоятельств развития основного события. Но событие не может опережать обстоятельств его возникновения и протекания, из чего следует невозможность обозначения оборотом ablativus absolutus последующего за основным действия. Следовательно, содержание оборота в данном случае представляет не реальное событие, а лишь предполагаемое автором или протагонистом положение дел, реализация которого связывается с будущим, но ожидание влияет на события уже происходящие. В этом отличие оборота ablativus absolutus с участием participium futuri activi от оборота, включающего participium praesentis activi: в последнем случае речь идет о реальном действии, а не о воображаемом.

Употребление в составе оборота ablativus absolutus позволяет считать, что основополагающим элементом в семантике participium futuri activi, отличающим его от других причастий, является не временной, а модальный компонент. Присутствующий же в названии причастия временной термин (futurum) надо соотносить с передаваемым при посредстве данного причастия пропозициональным содержанием, без учета модального компонента.

Данный вывод подтверждается и характером употребления в составе conjugatio periphrastica activa глагола-связки esse - в формах различных времен не только инфекта, но и перфекта:

Bellum scripturus sum, quod populus Romanus cum Iugurtha gessit (Sall. J. 5, 1) ‘Я намереваюсь описать войну, которую римский народ вел с Югуртой’; Primo vere moturus exercitum in Graeciam erat (Liv. 26, 25, 2) ‘Прежде всего он намеревался повести войско в Грецию’; Si natura confirmatura ius non erit, virtutes omnes tollentur (Cic. Leg. 1, 43) ‘Если природа не будет готова подтвердить законы, все добродетели будут упразднены’; E quo intellegi potest, quam acuti natura sint, quoniam haec sine doctrina credituri fuerunt (Cic. Tusc. 1, 48) ‘Из этого можно понять, насколько они проницательны по природе, поскольку они были склонны полагать так без специальных знаний’; Senatus hodie fuerat futurus (Cic. Att. 4, 17, 4) ‘Заседание Сената должно было состояться сегодня’; Incohatas in vestibulo columnas, quibus imposituri statuas regis Persei fuerant, suis statuis victor destinavit (Liv. 45, 27, 7) ‘Колонны, воздвигнутые у входа, на которых должны были поставить статуи царя Персея, победитель предназначил для своих статуй’.

В классической латыни перфектные формы глагола esse не входили в качестве составных элементов в систему аналитических временных форм. Поэтому сочетания этих форм с participium futuri activi вряд ли можно рассматривать как аналитическое будущее.

И здесь participium futuri activi оказывается сопоставимым с participium praesentis activi, при употреблении которого в сочетании с esse функция обозначения временного параметра протекания действия лежит на глаголе-связке:

Mollis ас minime resistens... mens eorum est (Caes. B. G. 3, 19, 6) ‘Характер их... некрепок и очень нестоек’; Currens erat ad dextrum (B. Hisp. 29, 2) ‘Он бежал вправо’; Iugurtha profecto iussis vestris oboediens erit (Sall. J. 31, 19) ‘Югурта, конечно, подчинится вашим приказаниям’; Nemo unquam tam sui despiciens fuit (Cic. De or. 2, 364) ‘Никто никогда не относился с таким презрением к своему’; Quispiam Samius athleta, cum antea non loquens fuisset, dicitur loqui coepisse (Gell. 5, 95) ‘Говорят, что некий самосец, атлет, хотя прежде не умел говорить, начал разговаривать’.

Семантика герундива возводится историками языка к отглагольному прилагательному со значением медиопассивного причастия инфекта. В классической латыни сохранение древнего значения усматривается, в частности, в словах moriundus ‘умирающий’, oriundus ‘происходящий’, labundus ‘скользящий’, secundus ‘следующий’ и некоторых других (Тронский 2001: 263). Возможно, что данное значение сохранялось у герундива в тех случаях, когда этому соответствовала семантика исходного глагола - обозначение состояния:

Puppis pereundast probe (Pl. Epid. 74) ‘Корма (зд. спина) сильно пострадает’; Idus tum Maiae sollemnes ineundis magistratibus erant (Liv. 3, 36, 3) ‘Тогда были майские Иды, установленный день вступления в должность магистратов’; Ludibrium vix feminis puerisve morandis satis validum (Liv. 25, 36, 9) ‘Насмешка, годная лишь для заставляющих себя ждать женщин и детей’.

Развитие у герундива значения долженствования авторы исторических грамматик связывают с его употреблением в отрицательном контексте: non ferendum ‘невыносимое’ > ‘то, что нельзя вынести’ (Leumann, Hofmann, Szantyr 1963: 370; Тронский 2001: 263). Особенно отчетливо модальная функция герундива проявляется при его употреблении в конструкции conjugatio periphrastica passiva:

Praeponenda est divitiis gloria (Cic. Top. 84) ‘Слава должна быть предпочтена богатству’.

В роли предиката долженствования возможно употребление герундива, образованного не только от глаголов действия, но и от глаголов состояния - преимущественно в безличной конструкции:

Inambulandumst (Pl. Asin. 682) ‘Нужно прогуляться’; Minus mirandumst (Pl. Bacch. 409) ‘Нечего удивляться’; Imprimis videndum erit ei, qui rem publicam administrabit, ut suum quisque teneat (Cic. Off. 2, 73) ‘Тому, кто будет управлять государством, прежде всего нужно следить, чтобы каждый владел своим’; Iuveni parandum, seni utendum est (Sen. Ep. 36, 4) ‘Юноше нужно накапливать, старику - пользоваться’; Potius sero quam nunquam obviam eundum (est) audaciae temeritatique (Liv. 4, 2, 1) ‘Лучше поздно, чем никогда следует оказать противодействие дерзости и безрассудству’.

Возможно употребление герундива глаголов состояния в значении долженствования и в личной конструкции:

Si illa tibi placet, placenda dos quoque est, quam dat tibi (Pl. Trin. 1159) ‘Если она тебе нравится, то должно также нравиться и приданое, которое она дает тебе’.

Присутствие оттенка долженствования возможно и при употреблении герундива в роли атрибута:

Gaium Gracchum mors fraterna ad expetendas domestici sanguinis poenas excitavit (Cic. Har. 20, 43) ‘Смерть брата побудила Гая Гракха добиваться отмщения за кровь дома’; Quid nostri philosophi? Nonne in his libris ipsis, quos scribunt de contemnenda gloria, sua nomina inscribunt? (Cic. Tusc. 1, 15, 34) ‘Что наши философы? Разве на тех самых книгах, в которых они пишут о необходимости презирать славу, они не ставят своих имен?’; Omnia iudicia aut distrahendarum controversiarum, aut puniendorum maleficiorum causa reperta sunt (Cic., Caecin. 2, 6) ‘Все суды придуманы для того, чтобы или разрешались споры, или наказывались злодеяния’.

В лингвистической литературе нередко проводится сопоставление герундива в роли атрибута с participium perfecti passivi. Отмечается видовременное различие сравниваемых конструкций: participium perfecti passivi обозначает предшествующее и законченное действие, герундив - будущее по отношению к основному действию или одновременное с ним и еще не оконченное (Kühner, Stegmann 1988: 755). Ср. у Тита Ливия Ab urbe condita ‘От основания города’ (букв.: от основанного города) и Ab urbe oppugnanda Poenum absterruere conspecta moenia, haudquaquam prompta oppugnanti (Liv. 23, 1, 10) ‘От осады города (букв.: от того, чтобы город был осаждаем) карфагенянина (= Ганнибала) отпугнул вид стен совсем нелегких (= не легкодоступных) для осаждающего’.

Мы бы хотели уточнить, что разница между сравниваемыми конструкциями носит не только видовременной, но и модальный характер: в первом примере речь идет о реальном событии, во втором - о действии, которое в описываемый момент ирреально. Добавим, что не только в первой, но и во второй конструкции сохранены черты архаического синтаксиса, когда семантика синтаксических построений отличалась большей конкретностью (в приведенных примерах - предметные существительные с признаковым определением, а не абстрактное обозначение действия с указанием на сферу его применения, как в конструкции с герундием: ad exercendum verba (Sen. N.Q.2, 21, 4) ‘Чтобы упражняться в словах’; ad ducendum eam uxorem (Suet. Claud. 26, 3) ‘Чтобы взять ее в жены’).

Синтаксическое сходство конструкции с герундивом-атрибутом и архаичных построений типа ab urbe condita можно считать аргументом в пользу герундива в остающемся и по сей день открытым вопросе, какая из двух форм - герундив или герундий - является первичной [2].

Особо следует отметить использование герундива в роли атрибута при обозначении цели - в форме датива или аккузатива, беспредложного или с предлогом ad. Герундив выступает здесь как модальный оператор; описываемое с его помощью положение дел имплицитно характеризуется как ирреальное на момент протекания основного события и желательное:

Is opportunus visus locus communiendo praesidio (Liv. 2, 49, 8) ‘Это место показалось подходящим для возведения защитного укрепления’; Reliqua tempora demetendis fructibus ac percipiendis accomodata sunt (Cic. Cat. m. 70) ‘Остальное время отведено для снятия и уборки плодов’. Aedem Castoris P. Iunius habuit tuendam (Cic. Verr. 1, 130) ‘П. Юний должен был охранять храм Кастора’; Caesar pontem in Аrаrе faciendum curat (Caes. B. G. 1, 13, 1) ‘Цезарь заботится о постройке моста через (реку) Арар’; Difficultatem ad consilium capiendum afferebat (Caes. B. G. 7, 10, 1) ‘Это порождало трудность в принятии решения’; Magnum utrisque impedimentum ad rem gerendam fuit (Liv. 33, 6, 7) ‘Это служило обоим большим препятствием для совершения дела’.

Интересно сопоставить модальную семантику герундива и отглагольного прилагательного на -bilis, обозначающего возможность действия или отношения в соотнесении с его объектом (credibilis, amabilis, laudabilis) или с орудием (utilis < *utibilis). Герундив мог выступать не только как грамматический антипод прилагательного на -bilis, передавая пассивное долженствование, но и как его грамматический аналог, обозначая возможность. Исследователи отмечают, что значение возможности у герундива реализуется в отрицательных, условных и вопросительных предложениях:

Iam illa quae natura non litteris (Romani) assecuti sunt, neque cum Graecia, neque ulla cum gente sunt conferenda (Cic.Tusc.1, 2) ‘То, чего (римляне) достигли благодаря своей природе, а не науке, невозможно сравнить ни с Грецией, ни с каким (другим) народом’; Quae quidem si potentia est appellanda, appelletur ita sane (Cic. Mil. 12) ‘Если это может быть названо мощью, пусть будет так названо’; Potentia vix ferenda (Cic. Planc. 24) ‘Мощь, едва выдерживаемая’.

Начиная с эпохи Августа герундив использовался в значении возможности и в положительных контекстах: amandus (= amabilis), horrendus (= horribilis), tremendus, metuendus (Leumann, Hofmann, Szantyr 1963: 371; Kühner, Stegmann 1988: 733).

Герундив, образованный от переходных глаголов, выступает как модально-залоговый антипод participium futuri activi: participium futuri activi включает в свою грамматическую семантику указание на субъект планируемого действия, а герундив обозначает необходимость действия в согласовании с его объектом. Эта оппозиция, очевидно, и явилась стимулом к нередкому именованию герундива participium futuri passivi (Kühner, Stegmann 1988: 728) - тем более, что в поздней латыни герундив регулярно выступает в этой роли:

Scio litteras meas tibi sero reddendas (Symm. Ep. 1, 39) ‘Я знаю, что мое письмо будет передано тебе поздно’; Deum Belenum per haruspices respondisse Maximum esse vincendum (Maxim. 22, 1) ‘Бог Белен через прорицателей ответил, что Максим будет побежден’.

Утрату герундивом модальной функции можно попытаться объяснить развитием в разговорной латыни позднего периода эксплицитных лексических средств выражения модальных значений - в частности, формированием значения возможности (допущения, разрешения) у глагола posse и значения деонтической необходимости (долженствования) у глагола debere. Однако герундив не сразу утрачивает свою модальную функцию - ср. перевод Присцианом (V - нач. VI в.) латинского amandus на греческий язык двумя способами: φιληθησόμενος (причастием пассивного будущего: ‘который будет любим’) и φιλητέος (отглагольным прилагательным со значением долженствования: ‘который должен быть любим’) (Prisc. Gramm. II, 567, 7) (Leumann, Hofmann, Szantyr 1963: 369; Тронский 2001: 264). Можно предположить, что возникновение у герундива значения пассивного будущего было стимулировано именно модальными значениями долженствования и возможности: «который должен/может быть любим» > «который будет любим».

Доминирование модального компонента в семантике participium futuri activi и герундива и слабая выраженность глагольных признаков при их реализации в тексте позволяют, на наш взгляд, сближать эти формы скорее с отглагольными прилагательными, нежели с причастиями.

В третью группу мы включили герундий, супин и инфинитив (здесь мы рассматриваем только infinitivus praesentis; infinitivus perfecti и infinitivus futuri, используемые в инфинитивных оборотах, служат для передачи относительной видовременной характеристики описываемого с их помощью положения дел, оставляя модальную функцию за эксплицитными модальными операторами - предикатами рациональной или эмоциональной оценки, при которых употребляются данные обороты). Герундий, супин и инфинитив объединяет их формальная принадлежность к разряду отглагольных имен существительных. Анализ употребления этих форм выявил параллелизм и их модальных функций.

Герундий в форме аккузатива с предлогом ad, постепенно вытесняющий конструкцию с герундивом-атрибутом, супин I (на -tum, -sum) и инфинитив обозначают цель [3], желаемое положение дел, то есть его модальную оценку. Однако эти формы не являются грамматическими аналогами. Выбор той или иной формы обусловлен лингвистическим контекстом - семантикой управляющего предиката. Герундий употребляется при глаголах конкретного действия или каузативах:

Nulla res tantum ad dicendum proficit, quantum scriptio (Cic. Br. 42) ‘Ничто так не полезно для красноречия, как письменное изложение’; Palus Romanos ad insequendum tardabat (Caes. B. G. 7, 26, 2) ‘Болото замедляло римлянам преследование’; Neque moram ullam ad insequendum intulit (Caes. B. C. 3, 75, 3) ‘И не задержался с преследованием’.

Супин сочетается с глаголами движения или побуждения к нему: Galli gallinacei cum sole eunt cubitum (Plin. 10, 46) ‘Петухи идут спать вместе с солнцем’; Sequani legatos ad Caesarem miserunt oratum, ne se in hostium numero duceret (Caes. B. G. 6, 32, 1) ‘Секваны послали к Цезарю послов с просьбой, чтобы он не считал их в числе врагов’.

Наиболее широкая сочетаемость обнаруживается у инфинитива. Он употребляется при многочисленных предикатах модальной и фазовой семантики - возможности и долженствования, желания, мышления (мнения), обозначения начала, продолжения и конца действия и т.п., а также с глаголами движения [4]:

Nihil habeo ad te scribere (Cic.Att. 2, 22, 6) ‘Мне нечего тебе написать (букв.: ничего не имею тебе написать)’; Volo esse et haberi gratus (Cic. Fin. 2, 72) ‘Хочу быть и чувствовать себя приятным’; Gestio scire ista omnia (Cic. Att. 4, 11, 1) ‘Страстно стремлюсь знать все это’; (Caesar) maturat ab urbe proficisci (Caes. B. G.1, 7, 1) ‘(Цезарь) спешит выступить от Города’; (Caesar) locum duabus ex partibus oppugnare contendit (Caes. B. G. 5, 21, 4) ‘(Цезарь) спешит атаковать место с двух сторон’; Summa vi Cirtam irrumpere nititur (Sall. J. 25, 9) ‘Он изо всех сил стремится захватить Кирту’; Si qui sunt, qui desertum illum curent defendere (Cic. Tusc. 5, 87) ‘Если есть те, кто заботится о том, чтобы защитить эту пустыню’; Pecus egit altos visere montes (Ноr. С. 1, 2, 7) ‘Он угнал скот в высокие горы (букв. угнал смотреть на высокие горы)’; Non... Libycos populare penatis venimus (Verg. A. 1, 527) ‘Мы не пришли уничтожать ливийские пенаты’.

Употребление герундия, супина I и инфинитива в общей функции - обозначение цели - несмотря на разный лингвистический контекст могло явиться одной из причин постепенного вытеснения первых двух форм инфинитивом, чему способствовала, по всей вероятности, нейтральная грамматическая семантика последнего.

Герундий в форме аблатива и супин II (на -tu, -su и -tui, -sui) использовались для обозначения области (рамок) реализации содержания основного предиката. Герундий указывает на сопутствующее действие субъекта, поясняющее действие основное:

Bellum ambulando confecerunt (Cic. Fam. 8, 15, 1) ‘Они осуществили войну гуляючи’; Ita erumpendo navis... incendunt (B. Hisp. 36, 2) ‘Так, прорвавшись, они поджигают корабли’; Quis talia fando... temperet a lacrimis! (Verg. A. 2, 6) ‘Кто, говоря о таком, удержится от слез!’; Iniurias ferendo maiorem laudem quam ulciscendo mereri (Cic. Div. 60) ‘Снося обиду, заслужить большую похвалу, нежели мстя’.

Супин II называет действие, характеризуемое оценочным предикатом-прилагательным:

Omnia praeteribo, quae mihi turpia dictu videbuntur (Cic. Verr. 1, 32) ‘Я не буду упоминать все то, о чем говорить мне покажется постыдным’; O rem cum auditu crudelem, tum visu nefariam (Cic. Planc. 99) ‘О дело, как жестокое для слуха, так и нечестивое для зрения’; Nefas est dictu (Cic. Cat. m. 13) ‘Грешно говорить’; Incredibile memoratu est (Sall. C. 6, 2) ‘Это звучит неправдоподобно’. Istaec lepida sunt memoratui (Pl. Bacch. 62) ‘Это хорошо на словах’; Aqua potui iucunda (Plin. 6, 203) ‘Вода, приятная на вкус (букв.: для питья)’; Divisui facilis (Liv. 45, 30, 2) ‘Легко делимый’.

Обозначение цели при предикатах конкретного действия или приготовления к нему - намерения и т. п. - предполагает ирреальность описываемого положения дел (формы выражения - герундий в дативе и аккузативе, супин I, инфинитив). Обозначение обстоятельств совершения действия (герундий в аблативе) подразумевает их реальность. Оценка действия по параметру «хорошо»/«плохо» с помощью оценочных прилагательных также подразумевает, что оцениваемое действие реально. Использование при оценочных прилагательных супина II не только на -tu, -su (ablativus limitationis), но и на -tui, -sui (dativus finalis) (см. об этом: Тронский 2001: 309-310) не означает, однако, во втором случае ирреальности оцениваемого действия; на это указывает присутствие оценки по параметру «хорошо»/«плохо», применимой по отношению к фактам (Вольф 1985: 14). Оцениваемое действие нужно рассматривать в данном случае как фактивное, но не как единичное и конкретное, а как обычно случающееся. Так модальность высказывания и его лексико-грамматическое оформление оказываются взаимосвязанными и взаимообусловленными.

Следующие примеры демонстрируют вариативность неличных форм глагола при обозначении одних и тех же модальных смыслов в зависимости от содержательного и грамматического контекста высказывания-предложения. Так, цель (желаемое действие) могла передаваться с помощью participium praesentis activi:

Legati veniunt auxilium implorantes (Liv. 4, 9, 1) ‘Приходят послы молить о помощи’; Legati Romam missi (sunt) auxilium ... orantes (Liv. 21, 6, 2) ‘В Рим были посланы послы просить о помощи’.

Participium perfecti passivi в аблативе обозначало желательное действие при opus est:

Opus est facto (Caes. B. G. 1, 42, 5) ‘Нужно делать’; Opus est properato (Cic. Mil. 49) ‘Нужно спешить’; Opus est quaesito (Cic. Parad. 6, 46) ‘Нужно искать’.

В квалитативно-оценочном контексте могли использоваться:

а) активный инфинитив - при выражениях facile (difficile, utile) est:

Audire utile est (Cic. Off. 3, 52) ‘Слушать полезно’; Non facile est invenire, qui, quod sciat, non tradat ipse alteri (Cic. Fin. 3, 66) ‘Heлегко найти, если тот, кто знает, не передаст сам другому’;

б) пассивный инфинитив - при оценочных прилагательных:

Horridus cerni (Lucan. 3, 347) ‘Страшный на вид’; Lubricus adspici (Hor. C. 1, 19, 8) ‘Соблазнительный на взгляд’.

Participium praesentis activi в форме датива при оценочных прилагательных указывало и на оцениваемое действие, и на его субъект:

Facilis quaerentibus herba (Verg. G. 4, 272) ‘Трава, легкодоступная для тех, кто ищет’; Acies facilis partienti,... facilis iungenti (Liv. 9, 19, 8) ‘Строй, легкий для делящего, легкий для соединяющего’; Resina difficilis coquenti (Plin. 14, 122) ‘Тугоплавкая смола (букв.: трудная для плавящего)’; Mare pigrum et grave remigantibus (Tac. Agr. 10) ‘Море медленно текущее и трудное для гребцов’; Facilis occupantibus (Tac. H. 2, 17) ‘Легкодоступный (букв.: легкий для захватывающих)’; Indecora dicentibus (Quint. 11, 1, 60) ‘Непристойный для произнесения (букв.: для говорящих)’.

Действие-объект оценки при оценочных прилагательных могло обозначаться и герундием в аккузативе:

Utebatur eo cibo, qui esset facillimus ad concoquendum (Cic. Fin. 2, 64) ‘Он использовал ту пищу, которая была бы самой легкой в приготовлении’; Oratorem puto esse eum, qui et verbis ad audiendum iucundis et sententiis ad probandum accommodatis uti possit (Cic. De or. 1, 213) ‘Я считаю оратором того, кто может пользоваться словами, приятными для слуха, и суждениями, пригодными для доказательства’.

В скобках заметим, что оцениваемое действие или состояние при оценочных прилагательных могло быть выражено и отглагольными существительными:

Cognitione dignus (Cic. Or. 70; Off.1, 19) ‘Достойный познания’; aestumatione dignus (Cic. Fin. 3, 20) ‘Достойный уважения’; ad usum utilis (Varr. R. R. 2, 8, 2) ‘Полезный для употребления’; fulgentes in adspectu imagines (Vitr. 7. 3. 9) ‘Блестящие по внешнему виду изображения’ (см.: Kühner, Stegmann 1988: 726).

Уже на завершающем этапе классической латыни герундий в аблативе в роли предикативного атрибута являлся грамматическим аналогом participium praesentis activi.

Libero commeantes mari saepiusque adeundo ceteris incognitas terras (Curt. 4, 4, 20) ‘Плывя в открытом море и часто приближаясь к неизвестным для других землям’; Socors ingenium eius in contrarium trahens callidumque et simulatorem interpretando (Tac. A. 13, 47) ‘Его беспечный характер, влекущий к противоположному и лукавому и выдающий притворщика’; In edita assurgens et rursus inferiora populando (Tac. A. 15, 38) ‘Устремляясь к возвышенному и в то же время разрушая низшее’.

В поздней латыни при регулярном употреблении, в процессе распада падежной парадигмы, формы аккузатива/аблатива вместо номинатива и интервокальном озвончении t > d произошло фонетическое сближение этих форм, что привело к постепенному вытеснению participium praesentis activi в этой функции герундием.

Подводя итог проведенному исследованию, можно заключить следующее.

Неличные формы латинского глагола, участвуя в формировании предикативности высказывания, наряду с передачей видовременных и залоговых характеристик описываемого с их помощью действия, отображали и модальное содержание высказывания.

Неоднородные по своему модальному потенциалу, неличные формы выражали по-разному и разные модальные смыслы: отражение экзистенциальной оценки основного действия или состояния, выраженного предикатом-сказуемым (participium praesentis activi и participium perfecti passivi); опосредованная передача экзистенциальной оценки через квалитативную оценку действия, принадлежащую персонажу (participium futuri activi) или автору высказывания (герундив); опосредованное выражение экзистенциальной и квалитативной оценок - указание на цель, ergo желательность действия (герундий в дативе или аккузативе, супин I, инфинитив, иногда participium praesentis activi и participium perfecti passivi); имплицитно передаваемая характеристика основного действия как реального (герундий в аблативе); указание на реальность действия эксплицитно выраженной его квалитативной оценкой «хорошо» / «плохо» (супин II, participium praesentis activi, инфинитив, герундий в аккузативе при оценочных прилагательных, а также не рассматриваемые в настоящей статье инфинитивные обороты при эксплицитных предикатах рациональной и эмоциональной оценки).

Как видно из приведенного перечня, в употреблении неличных форм обнаруживается их модальная полисемия, результатом которой явилось пересечение разных неличных форм в одних и тех же модальных функциях. Функциональный параллелизм неличных форм органично вписывался в литературный язык классического периода, характеризующийся разнообразием лексических и грамматических средств и разработанностью стилистических вариантов. Однако в поздней латыни, при доминировании в языке разговорных элементов (неличные формы глагола как единицы вторичной предикации таковыми не являются) и развивающейся тенденции к предпочтению линейной зависимости «форма - содержание» большинство неличных форм оказалось невостребованным, что в конечном итоге, по-видимому, способствовало выходу их из употребления и исчезновению из грамматической системы латинского языка.

Примечания

1. Данная концепция модальной структуры высказывания в латинском языке подробно разработана в: М. А. Таривердиева. Функциональная семантика модальных структур в латинском языке. Докт. дисс. М., 1989.

2. Сторонники гипотезы первичности герундива по отношению к герундию выдвигают различные толкования. Так, например, предлагается трактовать герундий как склонение безлично употребленного герундива (Kühner, Stegmann 1988: 728).

3. В грамматиках указывается на употребление (очень редкое) в этой функции и герундия в форме датива, но приводятся только примеры герундивных конструкций (которые обычно рассматриваются параллельно с герундием во всех случаях одинакового употребления).

4. Обширный перечень глаголов, присоединяющих инфинитив, приводится, в частности, в работе: Kühner, Stegmann 1988: 667-676.

Литература

Вольф 1985 - E. M. Вольф. Функциональная семантика оценки. М.
ЛЭС - Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Тронский 2001 - И. М. Тронский. Историческая грамматика латинского языка. 2-е доп. изд. М.
Kühner, Stegmann 1988 - R. Kühner, C. Stegmann. Ausfürliche Grammatik der Lateinischen Sprache. Bd.1, Teil II Satzlehre. Hannover.
Leumann, Hofmann, Szantyr 1963 - М. Leumann, J. B. Hofmann, A. Szantyr. Lateinische Grammatik. Bd. 2. Syntax und Stilistik. I Lieferung. München.

Источник текста - сайт Института лингвистических исследований.