Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Н. С. Гринбаум

ИЗ ИСТОРИИ ФОРМИРОВАНИЯ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

(Вопросы языкознания. - М., 1978. - № 4. - С. 68-75)


 
I. Микенский период (XIV-XII вв. до н. э.). Дешифровка М. Вентрисом в 1952 г. крито-микенских текстов первой половины II тысячелетия до н. э. позволила раздвинуть историю древнегреческого языка почти на пятьсот лет. Это событие оказало и продолжает оказывать значительное влияние на развитие науки об античности и прежде всего на разработку проблем, относящихся к древнейшему периоду истории Греции, ее социально-экономической, общественно-политической и культурной жизни. Дешифровка дала также новый импульс изучению вопросов, связанных с языковой обстановкой и состоянием письменности в столь отдаленную от нас эпоху. Их пристальное исследование может, нам представляется, пролить определенный свет на проблему формирования древнегреческого литературного языка и жанровых языков древнегреческой литературы.
Во второй половине XV столетия до новой эры в эгейском мире произошел переход лидерства от Крита к Микенам. Период с 1400 по 1200 год, называемый в научной литературе II и III позднеминойским (позднеэлладским) и отражающий эгейскую цивилизацию периода поздней бронзы, признается временем расцвета Микен и их могущества. Вместе с тем это период подъема микенской культуры, отголоски которой нашли яркое отражение в греческой мифологии и литературе. Благодаря прочтению крито-микенских текстов картина микенской эпохи стала намного яснее и зримее для науки. «Очень существенно, - отмечает И. М. Тронский, - что тексты показали рабовладельческий характер греческого общества II тысячелетия до н. э. как на Крите, так и в центрах микенской культуры... Во всяком случае перед нами раннее рабовладельческое общество с многочисленными следами родовой демократии, с большими дворцовыми хозяйствами и наряду с этим с частным землевладением и рабовладением» [1].
Итак, микенское общество - общество рабовладельческое. Рабским трудом пользуются владельцы дворцов, храмовые хозяйства, сельские общины и, по-видимому, частные лица. В определенных областях производства, особенно в текстильном, широко применяется труд женщин-рабынь. Значительная роль в народном хозяйстве отводится ремесленникам. Они объединены в трудовые артели и работают в мастерских различного назначения. Пилосское царство, например, обслуживалось 400 кузнецами. Их специализированные мастерские были расположены в различных поселениях, в их распоряжении находились рабы. Сельское население организовано в общины (damoi) и имеет в своем распоряжении землю, которую может обрабатывать или совместно, или разделив ее на участки (onata). Видное место занимают в микенском обществе жрицы и жрецы, ведающие храмовым хозяйством и также пользующиеся рабским трудом для его обслуживания. Оборону страны обеспечивают воины, которые могут быть подняты по тревоге в любое время года. В кносских табличках упоминается отряд всадников численностью около 550 человек, сражающихся с военных повозок. Возглавляет страну верховный правитель wanaks, вторым лицом после него является lawagetas. Пилосское царство состоит из двух провинций, подразделяющихся соответственно на девять и семь районов. Каждый из них обязан доставлять для нушд дворца определенную и разнообразную продукцию. Контроль за выполнением ими обязательств возложен на служащих провинциального (damokoro, duma) и районного (korete, porokorete) ранга. В маленьких местностях административные функции выполняет basileus [2].
Экономика страны основана на системе обязательств и обмене услуг или произведенной продукции. Нет данных об употреблении денег, хотя иногда стоимость предметов находит выражение в соотношении, например, материала к бронзе или зерну. В табличках встречаются сделки частного порядка (покупка раба частным лицом, обмен продукцией между сельским владельцем и производителем ароматных масел). Зато широко представлена дворцовая экономика: распределение продуктов и первичных материалов для переработки, взимание налогов, поставки в натуре, дополнительные обложения в условиях войны. Таблички дают нам представление о хозяйственной жизни микенского общества: продуктах питания (зерновых, мясе, растительном масле, вине, меде), пряностях, мазях и маслах, кожах и их использовании, тканях (шерсти, льне) и одежде, металлах, строительстве домов и вооружении.
При царском дворце существовала отдельная служба учета и регистрации, организованная в специальные «бюро». Ее работники-писцы фиксировали соответствующие данные на глиняных табличках и хранили их в архивах. Писцов готовили, по-видимому, в дворцовых школах, где они не только обучались технике записей, но и усваивали соответствующие языковые навыки. Палеографическое исследование позволило уточнить «почерк» (руку) писцов, работавших в различных микенских центрах. В Кноссе, например, их насчитывалось свыше 60, в Пилосе - примерно 30.
Около пяти тысяч глиняных табличек [3], исписанных линейным письмом Б и обнаруженных в микенских архивах, дают основание предполагать, что письменность довольно широко использовалась дворцовой администрацией для хозяйственных нужд. Дж. Чэдуик придерживается мнения, что за пределами «бюрократических кругов» письменность едва ли существовала - ни высшие, ни низшие члены общества читать не умели [4]. В сохранившихся до нас микенских табличках содержатся лишь сведения, относящиеся к данному хозяйственному году. Трудно поверить, что существовавшая при дворцах система учета ограничивалась столь незначительным
сроком. Однако вряд ли итоговые данные за более длительное время записывались на глиняных табличках - достаточно грубом и неудобном писчем материале. Анализ микенского письма с его тонкими линиями и небольшими изгибами дает основание думать, что «микенцы писали не только на глине; форма знаков свидетельствует о том, что первоначальным инструментом этого письма были перо и чернила. Следует учесть, что в это время в Египте уже использовался папирус» [5]. Высказывая это предполо жение, Дж. Чэдуик сомневается, существовали ли в микенскую эпоху книги и читающая публика, хотя и не исключает возможности использования линейного письма Б в письмах.
Язык крито-микенских текстов являет собой, по мнению И. М. Тронского, образец хозяйственно-канцелярской подсистемы греческого языка, относимый к жанру деловой прозы и сравнимый разве что с папирусными документами эллинистического Египта [6]. Несмотря на кажущуюся простоту (таблички содержат данные о состоянии дворцового хозяйства), язык микенских документов нельзя приравнивать к бытовому [7]. В силу выполняемой строго ограниченной функции он отличается рядом специфических черт и, в частности, содержит весьма мало финитных форм (около 60, к тому же засвидетельствованных лишь 3-м лицом ед. числа), редки в нем местоимения, почти нет числительных. Большим материалом представлены, однако, нарицательные существительные и прилагательные, а также имена собственные - личные и географические [8].
М. Вентркс доказал, что крито-микенские таблички составлены на греческом языке. Что это за язык? Каковы его главные черты? Какой диалект лежит в его основе? Эти вопросы стали предметом пристального изучения в последовавшие за дешифровкой Вентриса годы. Однако ответить на них оказалось нелегко. Исследователи пришли к единому мнению, что диалект табличек, условно названный «микенским», не принадлежит к западногреческой диалектной группе, к которой относится дорийский [9]. Не вызвало сомнений и наличие явной близости «микенского» к южногреческим диалектам - аркадскому и кипрскому [10]. Однако не устранены разногласия в определении его связей с другими греческими диалектами. Часть исследователей находит в «микенском» черты ахейской и ионийской, часть - эолийской диалектной группы. В защиту каждой из гипотез приводятся веские доказательства. Не ставя перед собой здесь задачу решить, какая точка зрения представляется более убедительной [11], хочется обратить внимание, что в «микенском» обнаружены аркадско-кипрские, ахейско-протоионийские и протоэолийские диалектные элементы. Это обстоятельство не только не противоречит, а, наоборот, подтверждает в целом предполагавшуюся картину древнейших диалектных отношений, сложившихся на ранней ступени развития на греческом материке. Заслуживают внимания два момента. «Микенский», судя по всему, не был самостоятельным и отдельным греческим диалектом, поскольку в нем нет каких-то особых черт, не известных позднейшим диалектам. В «микенском» отражена диалектно-языковая ситуация, характерная для средней и южной Греции второй половины II тысячелетия до н. э.
В настоящее время преобладает мнение, что «микенский», на котором написаны крито-микенские тексты, представлял собой наддиалект, образовавшийся на базе реальных диалектов микенского языкового ареала [12]. В пользу этого предположения говорит ряд обстоятельств. «Микенский» не оставил после себя наследников. Он почти одинаков в кносских, пилосских и микенских текстах. Он неоднороден в диалектном отношении. Высокий уровень развития дворцовых хозяйств на Крите и греческом материке предполагает существование между ними и в целом между различными регионами микенского мира определенных экономических, торговых, политических и культурно-религиозных связей. «Высокая цивилизация на обширном ареале, - справедливо отмечает И. М. Тройский, - не может обойтись без наддиалектных средств общения» [13].
Итак, у нас есть основание представлять себе микенскую языковую ситуацию следующим образом. Жители центральной и южной Греции говорят на живых диалектах, к которым восходят позднейшие аркадско-кипрский, эолийский и аттико-ионийский. Эти диалекты, претерпев те или иные изменения, пережили микенскую эпоху и продолжили свое существование в послемикенское время. Наряду с живой речью, несомненно отличной в разных и удаленных друг от друга районах микенской Греции, образуется в период их длительного мирного развития деловой наддиалект, служащий целям общения и обеспечивающий широкую и сложную область общественной и хозяйственной жизни страны во II тысячелетии до н. э.
Этот наддиалект, охватывавший северный и южный ареалы греческого материка и островов, существовал, мы полагаем, в двух вариантах. Первый из них, и притом основной, был устным, разговорным. Возможно, что он служил средством общения и для ахейских вождей во время их крупных совместных военных походов, таких как осада Фив и относимая к XIII в. до н. э. троянская война. Второй, образовавшийся на его основе, был письменным, документальным. Последний и представлен частично, в весьма урезанном виде в сохранившейся до нас в табличках хозяйственно-канцелярской подсистеме греческого языка, приспособленной к обеспечению нужд дворцовых хозяйств Кносса, Микен, Пилоса и других центров страны. Эта подсистема исчезает вместе с гибелью микенской культуры.
Вопрос о судьбе документальной разновидности, равно как и устного наддиалекта, в целом остается пока открытым. Можно предположить, что их участь была неодинаковой. Документальный вариант, связанный в южной Греции с микенским силлабическим алфавитом, по-видимому, скоро вышел из употребления. Устный наддиалект, намного шире документального по своему распространению, более богатый лексически и с более развитой структурой, продолжал, несомненно, свое существование, несмотря на резко изменившуюся обстановку. Не следует забывать, что он к тому же сохранял свои прежние позиции в северной части Греции, где его развитие проходило в иных условиях, чем на юге материка. Деловой наддиалект не был единственным в микспской Греции. Предполагается наличие в ней также и сакральных, правовых, фольклорных и других наддиалектов. Особое место среди них занимал, безусловно, поэтический язык, чьи истоки могли восходить к домикенской эпохе [14].
Непосредственных сведений об этом наддиалекте не сохранилось. Тем не менее, как показали наши многолетние разыскания, удается определить некоторые его координаты. Во-первых, складывание древнегреческого поэтического языка связано с северо-восточной частью материковой Греции и прежде всего с Пеласгиотидой и о. Лесбосом, т. е. с теми областями, в которых пока еще не обнаружены крито-микенские тексты. Во-вторых, Пеласгиотида и прилегающие к ней районы относятся по имеющимся у нас данным к местам древнейших поселений греков после их прибытия на Балканский полуостров в III-II тысячелетиях до н. э., и с этим регионом связаны их древнейшие религиозные представления и мифологические предания. В-третьих, можно предполагать, что диалектная основа древнегреческого поэтического языка греков не была однородной и отражала главные архаические диалектные группы: ахейскую, протоионийскую и протоэолийскую.
Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что в рассматриваемый нами микенский период впервые создаются условия, благоприятствующие образованию в Греции отдельных черт будущего литературного языка. На базе местных наречий возникает деловой наддиалект. Появляется письменность. Ее применение ограничивается в основном сферой хозяйственных потребностей микенских дворцов, но, как видно, не сводится только к ней. Имеется определенная группа населения - главным образом, писцы при дворцах, - умеющая пользоваться письмом. Правда, грамотна лишь незначительная часть общества (микенский алфавит насчитывает свыше 80 сложных знаков). Получает дальнейшее развитие имеющее древние традиции поэтическое творчество и фольклор, связанные первоначально
с северо-восточным регионом Греции. Хотя их распространенность и нормированность определить крайне сложно, можно предположить, конечно в определенных пределах, наличие того и другого. Найденная в Пилосе фреска с изображением певца с лирой в руках подтверждает, по мнению некоторых исследователей, и предположение об исполнении в царских дворцах песен эпического характера [15].
Нет оснований сомневаться, что при дальнейшем благоприятном развитии событий уже в конце II тысячелетия до н. э. могли появиться и другие компоненты, необходимые для становления литературного языка.
Действием мощных внешних и внутренних факторов, приведших к катастрофической гибели Микен и их цивилизации, начавшийся процесс формирования древнегреческого литературного языка в южной Греции был резко прерван и приостановлен.
II. Послемикенский период (XI - IX вв. до н. э.). В конце XII в. до н. э. происходит внезапное падение микенского могущества, разрушение микенских дворцов и микенской культуры. Причины этих событий продолжают поныне оставаться невыясненными. До недавнего времени господствовало мнение, что их виновниками были дорийские племена, вторгшиеся в Грецию в этот период [16]. В последние годы раздаются голоса, ставящие под сомнение эту гипотезу [17]. Дж. Чэдуик обращает, в частности, внимание на полное отсутствие археологических данных, подтверждающих причастность дорийцев к гибели Микен [18]. По его мнению, основными причинами
катастрофы могли быть войны, эпидемии или голод. Период с XI по IX вв. до н. э. является одним из наименее изученных из-за отсутствия источников и именуется «темным» в греческой истории [19]. Вместе с тем он представляет большой интерес для науки, поскольку именно в это время создаются предпосылки зарождающейся греческой классической государственности и возникают условия для будущего расцвета греческой культуры.
Наиболее характерной чертой послемикенского периода является резкая смена в стране экономического и общественно-политического уклада жизни. Происходит разрушение производительных сил и материальных ценностей. Наступает у док ремесла и земледелия, сокращение торговли. Нарушаются прежние связи и сношения между отдельными районами Греции. Исчезает централизованный и опиравшийся на дворцовую администрацию разветвленный государственный аппарат. Не строятся больше монументальные дворцы и гробницы. В керамическом искусстве наблюдается переход к более примитивному по сравнению с микенским протогеометрическому и геометрическому стилям. В археологическом материале почти полностью отсутствуют привозные изделия, что свидетельствует об ослаблении контактов с другими странами.
Передвижение дорийцев с северо-запада на юг и захват ими в конце II тыс. до н. э. значительной части Пелопоннеса является твердо установленным фактом [20]. Если даже допустить, что не они разрушили микенские дворцы, следует признать, что их вторжение имело для архаической Греции далеко идущие последствия. Произошло вытеснение железом бронзы из широкого употребления, что повлекло за собой создание новых более прочных орудий труда и вооружения [21]. Было нарушено прежнее расположение греческих племен и началось их массовое перемещение за пределы материка. На оккупированных дорийцами землях изменились социально-политические отношения. Часть местного населения была превращена завоевателями в бесправных исполнителей их воли. Сохранившиеся у дорийцев родовая организация и родовая сплоченность обеспечили им превосходство в столкновениях с восстающими против насилия автохтонами. Для закрепления своего господства дорийцы пользовались не только военной силой, но и устанавливали контакты и заключали соглашения с местной земледельческой знатью, действуя нередко с ней заодно. К этому же, в отдельных случаях дорийцы вынуждены были считаться с численным превосходством и более высоким культурным уровнем жителей захваченных ими территорий. Показательно, что коренное население и, в частности, ахейское жречество относилось к дорийцам еще значительно позже с определенной сдержанностью и чувством собственного превосходства. Геродот сообщает, что афинская жрица не разрешила спартанскому царю Клеомену I войти в святилище Афины в Эрехфейоне, ссылаясь на то. что он дориец, а не ахеец [22].
Вместе с тем не следует упускать из виду, что дорийцы распространили свою власть лишь на часть Греции. Не были ими захвачены такие области, как Пеласгиотида, Аттика и Аркадия. Здесь продолжали сохраняться старинные устои сельской жизни и древние традиции. Основу экономики составляли, как и прежде, мелкие земледельческие хозяйства и более крупные поселения во главе с местными правителями, получающими все необходимые продукты как с принадлежавших им земель, так и от подвластного населения.
В результате происшедших в конце II и в начале I тысячелетия до н. э. событий на территории Греции складывается в основном та картина распространения греческих диалектов, которая нам известна по описаниям древних авторов и по сохранившемуся эпиграфическому материалу. В северо-восточной части материка и на о. Лесбосе закрепился эолийский диалект, в центральной Греции - аттический, на Пелопоннесе - дорийский и аркадийский. В результате начавшейся колонизации греческие диалекты обосновались и на малоазийском побережье: эолийский на севере, ионийский в центре, дорийский на юге. Диалектная ситуация, характерная для предыдущего периода, оказалась в значительной степени нарушенной. Можно предположить, что она не претерпела столь существенных изменений лишь в районах, куда не дошли дорийские завоеватели. Однако в других областях, как Фессалия, Беотия и особенно большая часть Пелопоннеса, эти изменения были несомненно значительными. Дорийский диалект или вытесняет здесь прежние диалекты, или оказывает определенное влияние на их дальнейшее развитие. В результате происходящего передвижения населения Греции значительно суживается сфера распространения делового наддиалекта микенской эпохи. В отличие от документального, он не исчезает, а продолжает функционировать как на территории, не оккупированной дорийцами, так и (в более ограниченных пределах) на захваченных ими землях, особенно в культовых центрах страны. Следы этого наддиалекта мы находим еще в классическое время в ряде эпиграфических памятников. Однако его дальнейшее самостоятельное развитие было уже приостановлено, и он был обречен на постепенное исчезновение.
Послемикенский период характеризуется и определенным снижением культуры и грамотности общества. Линейное письмо Б выходит из употребления, поскольку отпала необходимость в учете и записях прежних крупных дворцовых хозяйств и в подготовке обслуживавших их писцов. Во всяком случае, следы этого письма пока не обнаружены в послемикенское время. Однако постепенно, на новом этапе общественных отношений, возникла необходимость в фиксации тех или иных явлений и событий частного или более широкого характера. И снова, как это уже было в микенский период, письменность приходит в Грецию извне. Семитический буквенный алфавит [23], заимствованный в IX - VIII вв. до н. э. греками (он насчитывал всего 22 буквы), оказался намного более приспособленным к особенностям их языка и значительно более простым в употреблении, чем силлабический микенский. Создание собственной системы письма в послемикенское время представляет собой одно из наиболее выдающихся явлений в развитии греческой культуры, обусловивших ее расцвет в последующие столетия. Трудно, естественно, определить степень распространения письменности в этот ранний период греческой истории и круг лиц, владеющих искусством письма. По-видимому, они были довольно узкими. В гомеровских поэмах лишь дважды («Илиада») говорится об употреблении то ли письма, то ли каких-то письменных знаков. Упоминается случай, когда ахейские вожди ставят свои знаки на камешках, решая путем жеребьевки вопрос о том, кому предстоит сразиться с Гектором («Илиада», 7.175; 187, 189). Более убедительным свидетельством употребления письма является рассказ Гомера о послании Пройта, переданном Беллерофонтом царю Ликии, с указанием убить его доставителя («Илиада», 6.169). Однако нет ясности, о каком письме идет речь, ликийском или микенском [24]. Характерно также, что ни в «Илиаде», ни в «Одиссее» нет намека на то, что ахейские вожди, находившиеся почти десять лет под Троей, обращались с письмами к оставленным в Греции семьям [25]. К тому же в гомеровских поэмах изображается в основном жизнь ахейских правителей, а не простого народа.
Языковая ситуация послемикенского периода складывается, по нашему мнению, следующим образом. Население Греции продолжает пользоваться в повседневной жизни местными разговорными диалектами. Вторжение дорийского диалекта резко сокращает сферу употребления и вносит изменения в ареал их распространения. Происходит размежевание аттического с ионийским и начинается их дальнейшее самостоятельное развитие. Стабилизируются эолийский диалектна северо-востоке и аркадийский на юго-западе. Наряду с живыми диалектами в некоторых районах и культовых центрах находится в обращении теряющий свои позиции деловой наддиалект предыдущего периода. В то же время созданное на его основе фольклорное и поэтическое творчество получает дальнейшее широкое развитие. Углубляются при этом их жанровые различия. Поэтические песни становятся неотъемлемым атрибутом общественной и частной жизни. Они звучат во время религиозных и культовых торжеств в исполнении хоровых коллективов, сопровождаемые музыкой и пляской. Они украшают большие и малые пиршества, а их исполнители - народные певцы окружены почетом и всеобщим уважением. Под аккомпанемент струнного инструмента ими воспеваются былые времена, трудовые и ратные подвиги предков, прославляются величие и добродетели богов и героев.
Итак, период с XI по IX вв. до н. э. характеризуется, с одной стороны, утратой ряда завоеваний микенского времени: нарушением сложившегося диалектного равновесия, резким снижением грамотности, свертыванием делового наддиалекта. Вместе с тем активизируется поэтическое творчество и усиливается его жанровое расслоение, растет лексическое богатство и совершенствуется грамматическая структура языка, возникает и расширяется новый малоазийский ареал распространения греческих диалектов. Появление к концу этого периода письменности, базирующейся на более доступном, чем микенский, семитическом алфавите [26], открывает путь для ускоренного развития общественной жизни, культуры и образованности. Этот процесс происходит неодинаково в отдельных областях Греции и неразрывно связан с их экономическим и социально-политическим положением. В силу определенных исторических условий, причины которых не выяснены окончательно до сих пор, центр тяжести общественной и политической жизни Греции переносится в IX-VIII вв. до н. э. в Малую Азию и здесь раньше, чем где-либо, начинают создаваться предпосылки для появления первой разновидности древнегреческого литературного языка.
Анализ языковой ситуации микенского и послемикенского периодов приводит к заключению, что экономические и общественно-политические условия первого из них были благоприятными для формирования некоторых компонентов литературного языка и привели к созданию, наряду с местными разговорными диалектами, делового, документального и поэтического наддиалектов. Катастрофическая гибель Микен помешала их дальнейшему нормальному развитию.
Послемикенский период начинает свой путь при менее благоприятных условиях, когда идут па убыль микенский деловой и, в еще большей степени, письменный документальный наддиалекты. Однако им унаследован от предыдущего периода поэтический наддиалект, и, главное, продолжают свое существование, а, следовательно, сохраняют потенциальные источники роста живые греческие диалекты. Кроме того, послемикенский период начинает не с нуля, а при наличии в отдельных областях Греции центров, где не была нарушена диалектно-языковая традиция прошлых столетий. И, наконец, возрождение письменности на базе нового алфавита к концу послемикенского периода предвещает скорый подъем духовной культуры бурно развивающегося греческого общества.
 

Литература

1. И. М. Тронский, Вопросы языкового развития в античном обществе, Л., 1973, стр. 86-87.

2. Картина микенского общества воссоздана нами по книгам: М. Lejeunе, Mémoires de philologie mycenienne, III-e serie, Roma, 1972; «Documents in Mycénaean Greek», by M. Ventris and J. Chadwick, 2-nd ed. by. J. Chadwick, Cambridge, 1973.

3. В кн.: J. P. Olivier, L. Godart, C. Seydel, С. Sourvinou, Index generaux du lineaire B, Roma, 1973; учтены 3372 таблички из Кносса, 1101 - из Пилоса, 74 - из Микен и 136 надписей на вазах, итого 4683 текста.

4. Дж. Чэдуик, Дешифровка линейного письма Б, сб. «Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки», М., 1976, стр. 227.

5. Там же, стр. 228. Ср. также: M . Hammond, The city in the ancient world, Cambridge (Mass.), 1972, стр. 115.

6. И. М. Тронский, указ. соч., стр. 87.

7. Там же, стр. 99.

8. Там же, стр. 87.

9. Ср.: М. Lejenae, Phonétique historique du mycénien et du grec ancien, Paris, 1972. стр. 10.

10. Ср.: E. Risсh, Les traits non-homériques chez Homère. «Mélanges de linguistique el de philologie grecques offerts à Pierre Chantraine», Paris, *972, стр. 191.

11. См. подробнее: H. С. Гpинбаум, Древнегреческая диалектология и проблема «микенского», ВЯ, 1974, 3.

12. Ср.: А. Bartonek, Mycenaean koine reconsidered, «Proceedings of the Cambridge colloquium on Mycenaean studies», Cambridge, 1966, стр. 95-103.

13. И. М. Тронский, указ. соч., стр. 101.

14. См.: И. М. Тронский, указ. соч., стр. 151.

15. См.: J. Chadwick, The Mycenaean world, Cambridge, 1976, стр. 183.

16. Ср.: N. S. L. Hammоnd, Studies in Greek History, Oxford, 1973, стр. 36-38.

17. J. Sarkady, Outlines of the development of Greek society in the period between the 12-th and 8-th centuries В. С, «Acta antiqua», 23, 1975, стр. 113.

18. J. Chadwick, The Mycenaean world, стр. 3.

19. В последнее время появился ряд исследований об этом периоде: V. R. d'A. Desborough, The Greek dark ages, London, 1972; A. M. Snodgrass, The dark age of Greece, Edinburgh, 1971; Ю. В. Андреев, Раннегреческий полис, Л., 1976.

20. Ср.: N. S. L. Hammond, указ. соч., стр. 36.

21. См.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 21, стр. 163.

22. Геродот, 5.72.

23. Мнение о финикийском происхождении греческого алфавита оспаривается в последнее время рядом исследователей (см.: П. Олива, Древний Восток и истоки греческой цивилизации, ВДИ, 1977, 2, стр. 4-5).

24. Ср.: «A companion to Homer», ed. by A. J. B. Wace, F. H. Stubbings, London, 1983, стр. 555.

25. Ср.: R. Carpenter, Folk tale, fiction and saga in the Homeric epics, Berkeley, 1956, стр. 28.

26. Ср.: D. M. Jоnes, The Greek language, в кн.: «The classical world», London, 1972, стр. 104.