Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Н. С. Гринбаум

О ДИАЛЕКТНОЙ ОСНОВЕ ЯЗЫКА ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМ ХОРОВОЙ ЛИРИКИ

(Вопросы языкознания. - М., 1977. - № 1. - С. 56-61)


 
Тезис о дорийской диалектной базе языка древнегреческой хоровой лирики, восходящий к античной традиции и признававшийся незыблемым, на протяжении многих столетий, продолжает находить своих сторонников вплоть до наших дней [1]. Высказанное в свое время А. Мейе предположение о том, что, за исключением отдельных форм аориста на -ξα, в языке хоровой лирики нет ничего дорийского [2], либо обходилось молчанием, либо открыто отвергалось исследователями [3]. Вместе с тем, в последнее время наблюдается стремление некоторых ученых к пересмотру традиционных представлений о диалектном характере языка хоровой лирики. Отражая эти новые веяния, А. Хойбек в своей рецензии на книгу Р. Хирше [4] признает, что число чисто дорийских элементов в хоровой лирике крайне незначительно и предлагает говорить не о ее дорийской основе, а о более или менее выраженной доризирующей тенденции у представителей этого литературного жанра. Указанная тенденция проявляется, по его мнению, в употреблении глагольных окончаний 3-го лица ед. и мн. числа -τι, -ντι, в огласовке α вм. ионийско-аттической η, в преобразовании эпического ηελίοιο в αελιοιο [5]. Ж. Дефрада обращает внимание на сложность идентификации диалектов, используемых хоровыми лириками, и, в частности, указывает на неправомерность причислять к дорийским такие слова, как ων (вм. ουν), ποτι (вм. προς), κεινος (вм. εκεινος), νιν (вм. μιν) [6].
Автору этих строк уже приходилось выступать с решительной поддержкой предположения А. Мейе о недорийской основе языка древнегреческой хоровой лирики [7]. Поскольку дело касается одной из важных научных и методологических проблем античного языкознания и литературоведения, считаем целесообразным вернуться еще раз к ее рассмотрению.
Решение столь сложного вопроса невозможно, на наш взгляд, без анализа целого ряда факторов общего плана, не всегда в должной мере учитываемых исследователями.
1. Архаичность хоровых песен общепризнана [8]. Их первоначальная связь с культом и обрядом не вызывает сомнений [9]. Известно, что хоровые песнопения исполнялись во время общенародных и религиозных празднеств и сопровождались ритуальными танцами. «Илиада» и «Одиссея» свидетельствуют, что некоторые виды хоровых песен были знакомы Гомеру. Они исполнялись ахейцами, троянцами и феакийцами (П. 18.50; 22.391; 24.723. Od. 6.101; 8.262). В историческое время хоровые песни звучали на общегреческих и региональных торжествах в различных центрах Греции.
2. Утверждают, что традиции хоровых песен, сохранившиеся от старины на дорийском Крите, перешли затем в близкую к нему дорийскую Спарту - один из главных музыкальных центров Греции [10]. Вместе с тем известно, что культивирование хоровых песнопений никогда не было привилегией лишь дорийской среды [11]. Среди представителей греческой хоровой лирики дорийцы - редкое явление. У нас нет основания считать таковыми ни Стесихора из Сицилии, ни Ивика из Южной Италии, ни Симонида и Вакхилида с о. Кеоса, ни Ласа из Арголиды, ни Тимокреонта с о. Родоса, ни Пиндара из Беотии. Сами спартанцы, испытывая потребность в слагателях хоровых песен, пригласили к себе Терпандра с о. Лесбоса и Алкмана из Лидии [12].
3. Большинство исследователей признает наличие особого языка древнегреческой хоровой лирики [13]. Сравнивая около ста лет тому назад язык ее виднейших представителей, Э. Муке выделил в нем ряд общих черт, характерных для этого поэтического жанра [14]. Предпринятое нами тщательное изучение языка Пиндара, Вакхилида, Симонида, Алкмана и Стесихора (с учетом значительного увеличения их наследия благодаря папирусным находкам) позволило подтвердить вывод о том, что, несмотря на определенные индивидуальные отличия, язык хоровой лирики представлял собой единое целое [15]. На это указывает также язык хоровых партий греческой трагедии, неизменно отличающийся от языка ее диалогических частей.
4. Некоторые исследователи связывали образование языка хоровой лирики с деятельностью, выдающихся поэтов [16]. Однако, как известно, складывание языка поэтического жанра - процесс объективный, обусловленный всегда социально-историческими причинами. Формирование языка хоровой лирики также было связано с определенными предпосылками исторического развития древней Греции. Архаичность самого жанра и культовый характер песен позволяют отнести его возникновение к самому раннему этапу становления греческой культуры [17].
5. До недавнего времени было принято возводить возникновение языка любого греческого поэтического жанра к Гомеру. После дешифровки крито-микенского письма В стало очевидным, что истоки самого эпического языка восходят к микенской эпохе и развитие отдельных жанров греческой поэзии могло происходить независимо от гомеровского эпоса [18]. Был выдвинут, в частности, ряд доводов, что одним из таких поэтических видов была хоровая лирика. В ее языке были обнаружены явления, не представленные у Гомера, но встречающиеся в крито-микенских текстах XIV-XII вв. до н. э.
6. Предположение о реальном существовании в ранней Греции языковой среды, послужившей основой для формирующегося языка хоровой лирики, привело нас к поискам ее следов в эпиграфическом материале. Многолетние разыскания показали, что в прозаических надписях VI-IV вв. до н. э. ряда древнейших центров материковой Греции и па окраинах греческого мира сохранились многие языковые элементы, характерные и для языка хоровой лирики, в том числе и не встречающиеся у Гомера. Выяснилось, что общие языковые явления встречаются, с одной стороны, в областях Греции, не подвергшихся дорийскому вторжению (Аттика, Аркадия, Пеласгиотида, Малая Азия и Египет) и, с другой, на территориях, оккупированных дорийцами (Фокида, Арголида, Крит и Сицилия); здесь они связаны с додорийским языковым слоем. Наиболее показательными являются в этом плане надписи городов: Ларисы (Фессалия), Элевсина (Аттика), Тегеи и Мантинеи (Аркадия), Дельф (Фокида), Аргоса и Эпидавра (Арголида), Гортины (Крит), Теоса и Эфеса (Малая Азия), Гераклеи (Италия).
Итак, приведенные выше соображения общего характера говорят не в пользу теории о дорийской диалектной основе языка древнегреческой хоровой лирики. К сказанному можно добавить, что и само понятие дорийской диалектной базы трактуется исследователями по-разному. Одни видят в ней дорийский диалект Пелопоннеса [19], другие - искусственный литературный диалект, на котором никто не говорил [20]. Ни те, ни другие не подкрепляют своих гипотез убедительными доказательствами [21].
Основным аргументом, приводимым в подтверждение тезиса о дорийском характере языка хоровой лирики, служит встречающаяся у всех поэтов этого жанра долгая α вместо η [22]. В соответствии с восходящей к античным грамматикам традицией, долгая α - характерный признак дорийского диалекта. Однако, как известно, долгая α встречается и в других греческих диалектах (кроме ионийского и, отчасти, аттического): в лесбосском, фессалийском, аркадском и т. д. Кроме того, как показала дешифровка М. Вентриса, долгая а характеризует крито-микенские тексты XIV-XII вв. до н. э., т. е. она служила общей огласовкой для греческих диалектов II тыс. до н. э. [23]. Другим важным признаком дорийского диалекта еще недавно считались глагольные окончания 3-го лица ед. и мн. числа -τι, -ντι. В настоящее время исследователи склонны видеть в них сохранившиеся до классической эпохи общегреческие архаизмы [24]. Что касается окончания род. падежа мн. числа α- основ -αν, то оно характерно не только для дорийского, но и для эолийского диалекта [25]. Инфинитивы на -εν встречаются в дорийском и аркадском диалектах, инфинитив на -ην и предлог πεδά- в лесбосской поэзии [26]. Местоименные формы εγών, ντοι и предлог ποτί представлены в гомеровских поэмах, наречие ων - у Геродота, т.е. они не были исключительно дорийскими. Иногда исследователи произвольно относят к дорийскому те или иные глагольные или именные формы. Так произошло, например, с перфектной формой πέπουσχα (от глагола πάσχω) у Стесихора [27], еще Р. Хольстен заметил, что в ней нет ничего собственно дорийского [28]. А. Хойбек видит в форме род. падежа ед. числа αελιοιο (Pindarus, 0.7.14) доризированное эпическое ηελίοιο [29], однако огласовка α в αελιος; встречается в надписях Аркадии [30] и Арголиды [31], а род. падеж на -οιο засвидетельствован задолго до Гомера в крито-микенских текстах [32]. К тому же в языке хоровой лирики отсутствуют такие очевидные доризмы, как, например, τέτορες, εικάτι, πρατος, τηνος, γα, κα [33], вместо них встречаются τέσσαρες «четыре», είκοσι «двадцать», πρωτος «первый», κεινος «тот», γε, κε (частицы) и др.
Вряд ли можно после вышесказанного согласиться с утверждением А. Хойбека о наличии доризирующей тенденции у греческих хоровых лириков [34]. Если уже говорить об имеющейся у них тенденции, то было бы более предпочтительным определить ее как архаизирующую и видеть в ней стремление поэтов воспользоваться кое-где старинными формами, вышедшими из обиходного употребления.
Однако диалектная основа языка хоровой лирики была, несомненно, общей у ее представителей и унаследованной многовековой традицией. Эта основа не могла быть дорийской, так как она не содержит ничего специфически дорийского и не создавалась дорийцами. «В литературе, - писал А. Мейе,- ничто не происходит от дорийцев... Что касается хоровой лирики, которую принято считать дорийской, то хотя она часто создавалась для дорийцев, она не была творением дорийцев» [35].
Уже упоминавшееся выше исследование языка наиболее видных представителей древнегреческой хоровой лирики привело автора статьи к следующим заключениям о его диалектной основе.
Алкман (VII в. до н. э.). Основными компонентами языка Алкмана являются протоионийский и эолийский диалекты. Дорийские и лаконские элементы - отражение поэтом местного диалектного колорита.
Стесихор (VII-VI вв. до н. э.). Базу поэтического языка Стесихора составляет некое эолийско-протоионийское койне, в котором протоионийский является основным компонентом.
Симонид (VI-V вв. до н. э.). Наиболее существенной в языке Симонида оказалась доля протоионийских явлений, связанных с основными именными и глагольными моделями. Базой его языка является эолийско-протоионийское койне.
Пиндар (VI-V вв. до н. э.). В основе языка Пиндара лежит не дорийский и не эпический диалект, а эолийско-протоионийское койне.
Вакхилид (VI-V вв. до н. э.). Основным и определяющим в языка Вакхилида является ахейско-протоионийский диалектный компонент с незначительным наслоением эолийского.
Можно предположить, что в VII-VI вв. до н. э. хоровые песни пользовались усиленным вниманием дорийских общин в силу особенностей их общественного развития. Язык же греческой хоровой лирики, как и сам этот архаический поэтический вид песнопений, сложился задолго до Гомера еще в додорийскую, надо полагать, эпоху [36]. Он возник на базе реально существовавшего и исторически сформировавшегося языка микенского периода так же закономерно, как впоследствии, хотя и при других обстоятельствах, это случилось с языком гомеровского эпоса [37].
Некоторое представление об этом древнейшем языке дают нам в настоящее время крито-микенские тексты. Последние являют собой, как указывает И. М. Тронский, редко встречающийся жанр деловой прозы, а их язык - образец «хозяйственно-канцелярской подсистемы греческого языка» [38]. Диалектный характер «микенского» рассматривался нами подробно в другом месте [39]. Нами было высказано предположение, что он был южной разновидностью микенского койне, что в его основе лежали ахейско-протоионийские элементы и что он подвергся определенному влиянию аркадско-кипрского, равно как и местного субстрата Пелопоннеса и о. Крита [40]. М. Лежен обратил внимание на то, что «микенский» не содержал ни одной специфической дорийской черты [41]. Как известно, «микенский» как наддиалектное образование не оставил после себя прямых наследников в позднейший период и исчез вместе с исчезновением микенского общества.
Однако, наряду с документальным, в микенскую эпоху существовало также и поэтическое койне, возвышавшееся в качестве наддиалектного образования над обиходными диалектами того времени. «Дорийская Греция с ее "ахейскими'' государствами, - писал И. М. Тронский, - была едина и в экономическом и в культурном отношении, и единому наддиалекту хозяйственных записей Кносса и Пилоса, Микен и Фив соответствовал, вероятно, несколько особый, но столь же единый наддиалект устной поэзии» [42]. Отмечая, что поэтическая разновидность греческого языка микенской эпохи может быть восстанавливаема только в гипотетическом порядке, И. М. Тронский подчеркивает, что «гипотеза эта является основополагающей для истолкования всего последующего процесса развития греческих литературных языков, начиная с гомеровского» [43].
Этот поэтический наддиалект отличался значительно большим, чем документальный, богатством и разнообразием выразительных средств, закрепленных многовековой традицией, и был связан, как нам представляется, с северо-восточным ареалом архаической Греции, прежде всего Фессалией и островом Лесбосом [44]. Лишь в надписях этого региона нам удалось обнаружить в совокупности такие характерные для хоровой и эпической поэзии языковые явления, как окончания род. падежа ед. числа -οιο, -αο и мн. числа -αν, -αων (-αουν), дат. падеж мн. числа на -εσσι, глагольные формы 3-го лица мн. числа на -οντι и -οισι, причастие жен. рода на -οισα, и перфектное причастие на -ων, атематические инфинитивы на -μεν, -εμεν, инфинитив εμμεναι, личное местоимение άμμε и др. [45]. Диалектную базу поэтического микенского койне составляли, надо полагать, ахейско-протоионийский и эолийский. Именно эти диалекты с соответствующими, разумеется, модификациями лежат в основе языка послемикенской поэзии и, прежде всего, ее двух ведущих ответвлений, хоровой лирики эпоса [46]. Хотя Гомер и его поэмы оказали несомненно значительное влияние на развитие всей позднейшей греческой поэзии, язык отдельных ее жанров и, в частности, язык хоровой лирики следует возводить не к гомеровскому, а к общему и для эпической поэзии, и для хоровой лирики источнику - архаическому поэтическому наддиалекту микенской эпохи.
Вторжение в конце I тысячелетия до н. э. дорийских племен в Грецию оттеснило ее прежних жителей с насиженных мест и привело к изменению языковой ситуации на ее территории. Было нарушено создавшееся веками общественно-политическое и культурно-религиозное единство и резко сузилась сфера употребления архаического греческого языка в его устном наддиалектном варианте [47]. Он продолжал тем не менее еще долго сохраняться в живом употреблении во многих древних, прежде всего, культовых центрах и мы находим его следы в прозаических надписях ряда областей классической Греции под позднейшим, в том числе и дорийским, языковым слоем.
Вместе с тем получили свое дальнейшее развитие хоровые песни, сложившиеся на базе поэтического наддиалекта микенской эпохи. Хоровая лирика, превращаясь в литературный жанр, сохранила унаследованный столетиями язык додорийской эпохи.
Впоследствии, в классический период, эти древние связи языка хоровой лирики с микенским поэтическим языком были полностью забыты, а так как дорийский диалект сохранил столь заметный признак архаического вокализма, как долгая а и ряд языковых архаизмов, а, возможно, и в связи с тем, что хоровые песни пользовались у дорийцев особым вниманием (ср. творчество Алкмана), греческие грамматики и комментаторы стали определять их язык как дорийский. Эта версия, несмотря на ее научную несостоятельность, продержалась вплоть до наших дней.
На самом деле, язык древнегреческой хоровой лирики сформировался на базе поэтического койне додорийской микенской эпохи с его эолийско-протоионийской основой. Он отразил и продолжил в основных чертах вышедший впоследствии из повседневного пользования устный наддиалект северного ареала архаической Греции [48].
 

Литература

1. Ср.: "Der kleine Pauly. Lexicon der Antike", IV. München, 1972, стр. 861.

2. A. Meillet. Aperçu d'une histoire de la langue grecque. Paris, 1965, стр. 211.

3. Ср.: M. Casevitz. Notes sur la langue de Pindare, в кн.: «Mélanges de linguistique et de philologie grecques offerts à Р. Chantraine», Paris, 1972, стр. 23.

4. R. Hiersche, Grundzüge der griechischen Sprachgeschichte bis zur klassischen» Zeit, Wiesbaden, 1970.

5. См.: «Gnomon»,1 44, 1972, стр. 325-326.

6. См.: REG, 82, 1969, стр. 213

7. См.: Н. С. Гринбаум, Микенская койнэ и проблема образования языка древнегреческой хоровой лирики, «Atti e memorie del 1° Congresso internazionale di micenologia», 2, Roma, 1968, стр. 872.

8. Ср.: С. М. Воwra, Greek lyric poetry, Oxford, 1936, стр. 4.

9. Ср.: И. М. Тронский, История античной литературы, Л., 1957, стр. 89.

10. J. Defradas, Literatura elina, Bucuresti, 1968, стр. 51.

11. См.: J. Defradas, Studia Pindarica, REG, 76, 1963, стр. 194-195.

12. По некоторым данным Алкман был лаконцем (см.: J. A. Davison, From Archilochus to Pindar, New York, 1968, стр. 173-175).

13. Ср.: A. Debrunner, Geschichte der griechischen Sprache, Berlin, 1954, стр. 27.

14. E. Mucke, De dialectis Stesichori, Ibyci, Simonidis, Bacchylidis aliorumque poetarum choricorum cum Pindarica comparatis, Lipsiae, 1879.

15. Ср.: U. v. Wilamоwitz-Mоеllendоrff, Pindaros, Berlin, 1922, стр. 96.

16. Ср.: W. Christ, Beitrage zum Dialekte Pindars, «Sitzungsberichte der philosophischphilologischen und historischen Classe der koniglichen bayrischen Akademie der Wissenschaften zu Munchen», 1892, стр. 83.

17. F. DornseifI, Pindars Stil, Berlin, 1921, стр. 3.

18. См.: И . М. Тронский, О диалектной структуре греческого языка и раннем античном обществе, сб. «Вопросы социальной лингвистики», Л., 1969, стр. 282-283.

19. Ср.: О. Hoffmann, A. Debrunner, Geschichte der griechisclien Sprache, I, Berlin, 1953, стр. 105.

20. См.: C..D. Buck, The Greek dialects, Chicago, 1955, стр. 15.

21. Заслуживает внимания и то обстоятельство, что дорийцы почти совершенно игнорируются в греческих героических сказаниях; см.: И. М. Тронский, Вопросы языкового развития в античном обществе, Л., 1973, стр. 72.

22. Ср.: U. v. Wilamowitz-Moellendorff, Pindaros, стр. 101.

23. Ср.: М. Doria, Avviamento allo studio del miceneo, Roma, 1965, стр. 67.

24. Ср.: REG, 82, 1969, стр. 213-215.

25. П. Шантрен, Историческая морфология греческого языка, М., 1953, стр. 37.

26. См.: Е.-М. Hamm, Grammatik zu Sappho und Alkaios, Berlin, 1958, стр. 110, 170.

27. E. Diehl Anthologia Lyrica Graeca, II, fasc. 5, Lipsiae, 1942, стр. IX (fr. 89 B. 4).

28. R. Holsten, De Stesichori et Ibyci dialectis et copia verborum, Gryphiswaldiae, 1884, стр. 24.

29. Того ж е мнения придерживается Б . Форсман (см.: В. Forssman, Untersuchungen zur Sprache Pindars, Wiesbaden, 1966, стр. 7).

30. «Inscriptiones Graecae», V, 2, Berolini, 1913, № 4.12 (Tegea, IVa).

31. «Inscriptiones Graecae», IV, 1, Berolini, 1929, № 590.4 (Epidaurus, IIIa) .

32. «Documents in Mycenaean Greek», ed. by J. Chadwick, Cambridge, 1973, стр. 84.

33. См.: C. D. Buck, указ. соч., стр. 154.

34. Это не значит, что в хоровой лирике не встречаются и отдельные дорийские диалектные элементы, однако, во-первых, их не много, во-вторых, не они определяют характер ее языка.

35. А. МеiIIet, Aperçu..., стр. 199.

36. Ср.: W. Schmid, О. StähIin, Geschichte der griechischen Literatur, I, München, 1959, стр. 336.

37. Ср.: F. Robert, La littérature grecque, Paris, 1958, стр. 9.

38. И. М. Тронский, Вопросы..., стр. 87.

39. Н. С Гринбаум, Древнегреческая диалектология и проблема «микенского», ВЯ, 1974, 3.

40. «Studia Mycenaea. Proceedings of the Mycenaean symposium», Brno, 1966, стр. 177-178.

41. «Atti e memorie del I Congresso Intemazionale di micenolologia, Roma, 27 IX - 3 X 1967», I, Roma. 1967, стр. 234-235.

42. И. М. Тронский, Вопросы..., стр. 131.

43. Там же, стр. 133.

44. Ср.: М. L. West, Greek poetry 2000-700 В.С., «The classical quarterly», 23, 1973, 2, стр. 183; Di Carlo Pavese, La lingua della poesia corale come lingua d'una tradizione poetica settentrionale, «Glotta», 45, 1967, 3/4, стр. 183.

45. H. С. Гринбаум, Язык древнегреческой хоровой лирики (Пиндар), Кишинев, 1973, стр. 277-278.

46. Ср.: W. Schmid, О. Stählin, указ. соч., стр. 39.

47. Ср.: J . A. Notopoulos, Homer, Hesiod and the Achaean heritage of oral poetry, «Hesperia», 29, 1960, стр. 196.

48. Ср.: А. В. Десницкая, Наддиалектные формы устной речи и их роль в истории языка, Л., 1970, стр. 9-10.