(Фридрих И. Дешифровка забытых письменностей и языков. - Изд. 4. - М., 2007.
- С. 129-135)
Греки, заселившие остров Кипр в конце II - начале I тысячелетия до н. э.,
в историческое время пользовались письменностью, отличавшейся от письменности
всех остальных греков. Это была своеобразная слоговая письменность. Писали ею
справа налево. Она содержала только слоги типа согласный + гласный и была плохо
приспособлена к греческому языку. По-видимому, греки переселились на Кипр до
введения буквенного письма на материке и восприняли на острове письменность
совершенно иного народа [1].
Так как греческий язык, будучи передан средствами кипрской слоговой письменности,
приобретает весьма непривычный облик, здесь будут весьма уместны некоторые замечания
об особенностях кипрской передачи греческого языка. При написании смычных согласных
эта письменность не различает звонких, глухих и придыхательных, т. е. звуки
d, t и th передаются как t, звуки b, p и ph - как р, звуки g, к и ch - как к.
Иначе говоря, для da, ta и tha пишется знак ta, для bi, pi и phi - знак pi и
т. д.
В отличие от греческой кипрская письменность не различает долгих и кратких
e и о, так что вместо όνέθηκε (onétheke) «он поставил» (аттич. άνέθηκε)
пишется o-ne-te-ke. Носовые перед согласными не обозначаются: pa-ta = πάντα panta
«всё». Согласные, закрывающие слог, пишутся обычно в сочетании с непроизносимым
гласным, большей частью е, например: ka-re = γάρ (gar) «ибо», te-o-i-se =
θεοις
(theois) «богам», to-ko-ro-ne = τò(ν) χώρον (to(n) chöron) «место (вин.
п.)». Группы согласных в начале или внутри слова устраняются также при помощи
графических вспомогательных гласных, причем если группа согласных находится
в начале слова, то первый слоговой знак получает тот же гласный, который следует
за вторым согласным, например:
При наличии группы согласных внутри слова в том случае, если она может встречаться
и в начале слова, после первого согласного группы также ставится тот же гласный, что
и после второго согласного: A-po-ro-ti-ta-i =
Άφροδίται (Aphrodítāi) «Афродите»; если же группа согласных в начале слова не встречается, то повторяется
гласный предшествующего слога, например: a-ra-ku-ro =
΄αργύρω (argýrō) «серебра».
Так как кипрский диалект имеет ряд языковых отличий от общегреческого, то вполне
естественно, что в некоторых случаях получить вполне достоверные чтения не удается.
Так, написание a-to-ro-po-se может читаться как ΄άνθρωπος (ánthropos) «человек»,
как ΄άτροπος (átropos) «неизменный», как
΄άτροφος (átrophos) «неупитанный»
и, наконец, как ΄άδορπος (ádorpos) «ненакормленный».
Образцы рассматриваемой письменности в виде надписей на кипрских монетах и
медалях стали известны примерно с 1850 г. Первоначально трудно было предположить,
что за этой чужой письменностью скрывался греческий язык. Ряд билингв на кипрском
и финикийском языках или же на кипрском и греческом языках, известных в настоящее
время, не были знакомы первым исследователям, так что дешифровка кипрской письменности
была приблизительно до 1870 г. ареной самых фантастических гипотез.
В 1872 г. англичанин Р.X. Лэнг познакомил ученый мир с первой финикийско-кипрской
билингвой. Это была надпись, опубликованная впоследствии семитологами в Corpus
Incriptionum Semiticarum, 1,89 и филологами-грецистами в Собрании Коллитца-Бехтеля
(Collitz-Beсhtel, Sammlung der griechischen Dialekt-Inschriften, Göttingen,
1883-1915) под № 59, а также в Собрании Швицера (Sсhwуzeг, Dialectorum Graecarum
exempla epigrapnica potiora, Leipzig, 1923) под № 680 (рис. 60). Она представляла
собой посвятительную надпись знатного финикийца Баалрома Аполлону Амиклейскому,
датированную четвертым годом Милкйатона, финикийского царя городов Идалиона
и Китиона, т. е. 388 г. до н. э. Финикийская часть сильно повреждена, но восстанавливается
по аналогичным надписям того же царствования. Таким образом, имена этой надписи
дали некоторые предпосылки для дешифровки, а словоделение при помощи точек сильно
облегчило различение отдельных слов. Так как в надписи дважды встречалось слово
«царь», уже Лэнг предложил рассматривать одну из групп знаков как имя и титул
царя Милкйатона.
«(1) [В четвертом году, когда] царь Милкйатон Китионом и Идалионом пра-
(2) [вил], в последний день пятидневки [високос]ных дней, эту статую поставил
князь
(3) [Ба'алромг] [сын] 'Абдимилка, для Аполлона Амиклейского, после того как
он для себя желания
(4) достиг; на благое счастье!»
Непосредственно вслед за этим Джорджу Смиту удалось продвинуть дешифровку
значительно дальше. Он также прежде всего обратил внимание на имена собственные
Милкйатон, Идалион и Китион. Значительное число знаков (около 55) с самого начала
навело его на мысль, что кипрская письменность является не алфавитной, а слоговой.
Уверенность в справедливости этого предположения укрепило то обстоятельство,
что основа топонимических названий Идалион и Китион в написании не оканчивались,
как следовало бы ожидать, исходя из греческого, на одну и ту же гласную i; это
i, представлявшее собой окончание основы обоих названий, по-видимому, входило
в слоговой знак (по-кипрски, справа налево: Ke-ti-, E-da-li-). Кроме того, l,
входящее в имя Milkjaton (точнее, слоговой знак li, входящий в написание Mi-li-ki-ja-to-ne),
Смит обнаружил также в слове Idalion.
Слово «царь», задолго до того предположительно выявленное Лэнгом, установил
также и Смит. Это слово, засвидетельствованное в двух местах, употреблено в
разных падежах, один раз в родительном, а другой раз, в соответствии с ошибочным
предположением Смита, якобы в именительном. Задав себе вопрос, в каком языке
слово «царь» меняет при склонении, подобно кипрскому, предпоследний звук, Смит
остановился на греческом basilèus «царь» (род. п. ед. ч. basiléos).
В связи с этим он пришел к довольно поверхностному, но тем не менее, как нам
теперь известно, правильному выводу, что язык кипрских надписей - греческий.
Этот вывод определил весь дальнейший ход дешифровки.
При помощи имен собственных и слова basilèus Смит с известной долей
вероятности установил 18 слоговых чтений. Опираясь на эти чтения, Смит сделал
попытку прочесть короткие надписи на медалях, которые, как предполагалось, состояли
только из имен и притом, как думал Смит, греческих. Он установил, например,
мужские имена Euagoras, Euelthon, Stasioikos, Pythagoras (на самом деле Philokypros!),
Stasiagoras (на самом деле Stasikypros) и т. д.
Если Смит не продолжил своей дешифровки, хотя она была начата им в основном
правильно, то, очевидно, потому, что не обладал достаточными знаниями греческого
языка. Поэтому решающим явилось подтверждение египтологом Бэрчем того, что кипрский
язык не может по своему строю являться ни семитским, ни египетским языком, а
может быть лишь разновидностью греческого. Однако в чтении Бэрча греческий язык
кипрских надписей производил впечатление языка странно искаженного и варварского.
Это объяснялось отчасти неправильным чтением некоторых слоговых знаков (ведь
слоговая письменность, обладающая большим числом знаков, представляет для дешифровщика
задачу более трудную, чем буквенная) - отчасти тем, что ученые еще не знали
многих из постепенно раскрывавшихся перед ними особенностей весьма своеобразного
кипрско-греческого диалекта.
Безвременно скончавшемуся немецкому нумизмату Иоганнесу Брандису мы обязаны
выявлением союза «и», а также связанным с этим важным открытием более четким
расчленением одноязычных надписей. Вместо обычного греческого kai «и» киприоты,
как указывал греческий лексикограф Гесихий, говорили kas, и это kas Брандис
сумел обнаружить в надписях. Он выяснил также еще ряд слоговых чтений. Ведь
после того, как был установлен греческий характер языка, уже можно было не ограничиваться
скупыми по содержанию билингвами, а использовать также более или менее понятные
предложения и части предложений одноязычных текстов и, опираясь на них и на
знание греческого языка, выяснить недостающие слоговые чтения кипрских знаков.
При этом особое значение приобрела одноязычная надпись на бронзе из Идалиона,
которая была опубликована иенским грецистом Морицем Шмидтом в 1874 г. На основании
текста этой надписи Шмидту удалось установить комбинаторным путем еще ряд слоговых
чтений и окончательно выяснить характер кипрской письменности, которая, как
оказалось, состояла из одних слоговых знаков, представлявших собой либо отдельные
гласные, либо сочетания типа согласный + гласный.
Дешифровка была в основном закончена Декке и Зигизмундом. Главной их заслугой
было то, что, установив слоговые знаки с начальным j и w, они устранили последние
трудности, мешавшие чтению. Изложение последующих исследований частных языковых
проблем выходит за пределы настоящей книги.
Первоначально недостаточно обоснованное утверждение Дж. Смита о том, что языком
кипрских надписей является греческий, оправдало себя точно так же, как и не
менее смелая гипотеза Ганса Бауэра о западносемитском характере угаритского.
Но вместе с тем правы и ученые, которые полагают, что письменность, столь мало
пригодная для передачи греческого, заимствована у носителей другого языка. В
1910 г. на Кипре было обнаружено несколько надписей той же письменности, но
на другом, не греческом, языке, в котором справедливо хотят видеть язык исконного
населения Кипра. Есть даже билингва, одна версия которой написана на неизвестном
языке, а другая - на аттическом диалекте греческого языка, относящемся к IV
в. до н. э. Однако, несмотря на попытку, предпринятую Борком, интерпретировать
эту надпись пока не удалось, главным образом из-за краткости ее греческой версии.
Тем не менее имена, которые удается обнаружить в обеих версиях, подтверждают,
несмотря на известные несоответствия, что слоговые чтения знаков, которыми написан
текст на неизвестном языке, те же самые, что и в кипрско-греческих надписях.
Примечания
1. Как сейчас установлено, кипрская письменность
является потомком крито-микенской, которой обитатели Греции пользовались уже
в течение II тысячелетия до н. э. Очевидно, эта письменность была известна
грекам в то время, когда они поселились на Кипре. - Прим. ред.
