Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. Бертольди

ГРЕЧЕСКИЙ И ЛАТИНСКИЙ: ЯЗЫКИ, СЛУЖИВШИЕ СРЕДСТВОМ ПЕРЕДАЧИ МЕСТНЫХ ТРАДИЦИЙ И ОРУДИЕМ КОЛОНИЗАЦИИ В ЗАПАДНОМ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ

(Новое в лингвистике. - Вып. 6. - М., 1972. - С. 120-129)

 
Языковой облик европейского Средиземноморья повсеместно и многократно менялся вследствие инородных проникновений и колонизации и проходил через различные фазы и формы двуязычия и многоязычия. В самом деле, между началом и концом любого процесса языкового обновления, даже самого быстрого и решительного, имеет место смена длинного ряда промежуточных этапов, характеризующихся разными формами двуязычия, начиная от чисто слуховой фазы, когда говорящий понимает другой язык, но не может на нем говорить, и кончая полным владением двумя языками; эти этапы определяются, говоря на самом общем уровне, различными комбинациями факторов взаимного слияния и противоборства двух языков: побеждающего и терпящего поражение.
Например, движение арийских и семитских народов в бассейн Средиземноморья представляет собой начало длительного языкового процесса приспособления и обновления, которому было суждено, совершаясь постепенно, шаг за шагом, привести к медленному разложению местных средиземноморских наречий, но не к полному их исчезновению. Поэтому нет ничего удивительного в том, что лингвистические исследования в последние десятилетия с особенным предпочтением и с неожиданным успехом были обращены на изучение форм и степеней многоязычия, возникшего в результате столкновения между местными традициями средиземноморской культуры и культурными традициями пришельцев. Иначе говоря, в какой степени и при каких условиях можно говорить, что исторически засвидетельствованные или ныне существующие в Средиземноморье языки несут на себе следы общего субстрата? Будучи ограничена рамками тирренско-апеннинской и эгейско-анатолийской областей, проблема уточняется до следующей: выявить те инновации, которые пришлось претерпеть таким двум языкам, как латинский и греческий, вследствие необходимости соблюдать некоторые культурные прерогативы, принадлежавшие местному населению Средиземноморья. Например, греческий и латинский языки остаются чуждыми континентальной европейской традиции в отношении имени «железо». Оба языка, один со своим σίδηρος, другой - с ferrum, примыкают к различным сторонам средиземноморской культуры. Действительно, анализ показывает, что эти два слова с одинаковым значением имеют догреческое и долатинское происхождение. Переведенный в термины культуры, этот языковой факт приводит к первому выводу исторического порядка: обнаруживается, что континентальная Европа не принимала участия в тех фазах средиземноморской истории железа, которые нашли свое отражение в греческом и латинском именах. Более того, из факта, что термину σίδηρος соответствует равнозначное ему слово ferrum совершенно другого происхождения, можно сделать еще один вывод: греческий мир и римский мир обнаруживают свою независимость друг от друга в отношении первоначального понятия о железе и ранней эпохи его применения. Таким образом, языковое различие позволяет установить взаимную независимость двух культур. С другой стороны, общее для них обоих следование средиземноморским традициям несомненно показывает, что греки и римляне впервые узнали железо вскоре после своего прихода в те места, где их застает история. Какому же народу они обязаны этим знанием?
Проведя более тщательный анализ слов, обозначающих железо в греческом и латинском, мы, возможно, будем в состоянии ответить на этот вопрос. Что касается слова Σιδηρους, то факты указывают в направлении Малой Азии и более точно - Фригии [1] или Ликии, если видеть в ликийском топониме σίδηρος, собирательное от σίδηρος, т. е. страну, в которой железо добывалось или из которой оно вывозилось в Элладу. Если учесть к тому же то, что в кавказских диалектах [2] сохранилось слово zido «железо», то можно предположить, что первыми дали имя металлу жители богатых железом горных районов Малой Азии, и, таким образом, считать σίδηρος греческой адаптацией анатолийского термина.
В Западной Европе средиземноморской традиции, отразившейся в ferrum, противостоит континентальная традиция, проявившаяся в галльском *isarnos «железо» [3]. Археологические исследования и находки, согласно которым родиной добычи железа на Апеннинском полуострове, по-видимому, была Этрурия, дают основание видеть в ferrum технический термин, пришедший в латынь через посредство этрусского языка. Если это так, то имя ferrum присоединяется к ряду слов, начинающихся на f- и появившихся в латыни из того же источника. Известно, что этрусско-латинская традиция изобилует именами с начальным f-. Вспомним, например, имена населенных пунктов в древней Этрурии и по соседству с ней, такие, как Felsina, Faesulae, Fescennia, Fregenae и т. д., или собственные имена и имена родов, как Faesonius, Fulfennius, Ferennius и т. д., а также имя богини Feronia «mater nympha Campaniae» («нимфа - мать Кампании») (Сeрвий, ad Aen. VIII, стр. 564), которая в этрусско-кампанском культе считалась «dea agrorum sive inferorum» («богиней полей или подземного мира»): «Circaeumque iugum: circa hune tractum Campaniae colebatur... Iuno virgo, quae Feronia dicebatur» («Киркейский холм: в этой части Кампании почиталась... дева Юнона, называвшаяся Ферония») (Сeрвий, ad Аеп., VII, стр. 799). В особенности же латинский словарь богат такими именами, как fala, falarica, faecenia (vitis), fescennini versus, fenestra и т. д., которые все начинаются с f- и связаны, как о том свидетельствуют различные источники, с культурой Этрурии; языком, через который они проникли в латынь, был, по-видимому, этрусский.
Во многих из этих случаев мы находим в этрусском языке f- в тех словах, которые вне Этрурии засвидетельствованы с начальным p- или b-. Так, этрусско-латинское имя Fursius (этрусск. φurse) сопоставляется с собственным именем Porsenna. Имя этрусского божеотва Feronia сопоставляется с Perenna в имени божества Anna Perenna; точно так же родовому имени Perennius соответствует этрусско-латинское Ferennius.
Многие полезные соответствия обнаруживаются, как обычно, в лексике. Этрусско-латинское falae «dictae ab altitudine» («называемые так из-за их высоты») (Фест, 88) имеет соответствия за пределами Этрурии в существительном pala «возвышенность»; деривату faladum «quod apud Etruscos significat caelum» («что у этрусков означает небо») (Фест, 88) соответствует «caeli palatum», которое засвидетельствовано Эннием со значением «небесный свод» [4]. Одно из важнейших соответствий - этрусское слово φersu, относящееся к изображению человека в маске на могиле авгуров в Тарквиниях, что навело Скутша (Skutsсh) на счастливую мысль сблизить это слово с латинским persona, первоначальное, техническое значение которого - «театральная маска» [5].
В свете этих соответствий имя ferrum может быть интерпретировано в связи с традицией восточного происхождения, к которой относятся слова одного и того же значения типа *parzu и, между прочим, ассирийское parzillu «железо» и финикийское barzel; промежуточной формой было *fersom, из которой ferrum образовалось по ассимиляции. Таким способом удается восстановить, в полном согласии с данными исторических и археологических источников, еще одно большое течение в средиземноморской культуре: с востока на запад, из Месопотамии в тибрско-тирренскую область; это течение связано с открытием и использованием железа, название которого - ferrum указывает на то, что путь этого течения проходил через горнодобывающий район Этрурии.
Термины для понятия «железо», находимые в латинском и греческом языках, представляют собой лишь один из многих примеров функционирования этих двух языков в общей для них обоих исторической роли посредников между двумя разными формами цивилизации, вошедшими в контакт: цивилизацией автохтонных племен Средиземноморья и цивилизацией народов пришлых, эллинистических и италийских.
 
Несмотря на тесные узы родства, связывавшие два великих языка культуры - греческий и латынь,- и несмотря на то, что им обоим суждено было расцвести в культурной атмосфере Средиземноморья, их история представляет значительные расхождения как в плане их роли посредников между различными сторонами и формами средиземноморской цивилизации, так и в отношении их экспансии в страны восточного Средиземноморья в качестве колонизаторских языков.
Различными были прежде всего взаимоотношения между устной и письменной традициями. Поэтому различен и вклад отдельных областей в литературный язык.
В тибрско-тирренской области - полное подавление диалектов единым языковым типом Лациума, который в силу ассимилирующего и экспансионистского влияния Рима становится языком всего полуострова, а затем и всех провинций империи.
В районе Эллады, напротив, - многочисленность и разнообразие факторов, способствующих превращению языка в литературный. В Элладе каждая область, каждый крупный городской центр имел собственный диалект, на котором и составлялись общественные и частные документы; каждому литературному жанру соответствовала особая разновидность языка; и каждый писатель по-своему реагировал на ту его разновидность, которой ему приходилось пользоваться в своем творчестве. В Греции существовала весьма сложная языковая ситуация.
Если в Италии имелись особые диалекты Умбрии, Кампании, Сабины, диалекты Фалер, Пренесте и др., все в большей или меньшей степени втянутые в орбиту языка Рима и Лациума, то в Греции был не только диалект Афин и Аттики, ставший языком великих трагиков, и не только ионийские и эолийские говоры, наложившие отпечаток на сложный по своему типу язык гомеровских поэм, но и особый диалект острова Лесбос, с которым связана поэзия Сафо и Алкея, дорийские говоры, лежащие в основе технической традиции хоральной поэзии, наконец, говоры Беотии, на которых сложилась поэзия Коринны.
Таким образом, процесс эволюции от диалекта к языку как орудию искусства совершается вновь и вновь в разных областях Эллады, и региональный вклад в историю общего языка оказывается достаточно богатым и разнообразным для подтверждения того взгляда, что история греческой культуры есть, в сущности говоря, история эллинской колонизации.
Различным было в греческом и латыни и направление ассимиляции общесредиземноморского материала. Заимствуя сельскохозяйственные и ритуальные термины средиземноморского происхождения, латинский язык удовлетворял потребности религиозной жизни и сельского хозяйства. Греческий же язык, заимствуя эгейские, анатолийские или догреческие термины, относящиеся к организации общества и государства, к морскому делу, театру, состязаниям, музыке, танцам и пению, удовлетворял потребности рафинированной жизни города.
И в историческом функционировании двух языков колонизации, греческого и латыни, имеются существенные различия. В латинском наблюдается максимальная ассимилирующая сила, в греческом - минимальная. История греческого как колониального языка коротка, а его влияние пространственно ограниченно. Действительно, греческому языку удавалось завоевать лишь прибрежные зоны; он не проникал во внутренние районы колонизируемых стран.
В качестве колониального языка греческий предстает лишь как язык моряков и вообще людей, связанных с морем.
Напротив, история латинского языка как языка колонизации оказалась долгой, а его влияние распространилось очень далеко. Победа латинского языка в провинциях знаменует и освящает территориальное завоевание всей колонизованной страны. Например, Галлия в результате римского завоевания изменила и свой языковой облик. Из галльской она постепенно превратилась в латинскую, пройдя ряд этапов галльско-латинского двуязычия. Даже если верить Сульпицию Северу (Dial., I, 27) в том, что галльский в какой-то мере был живым языком в сельских местностях вплоть до V века, его быстрое исчезновение и вытеснение латынью было предрешено уже несколькими столетиями ранее в городских центрах Галлии и среди высших классов галльского общества. В деле романизации завоеванной территории участвовали, впрочем, все классы общества: легионеры, колоны, купцы, учителя и т. д.
То же самое в Иберии. Правда, здесь процесс упадка и исчезновения местных говоров, вытесняемых латынью, был, по-видимому, более замедленным, если судить по эдикту, изданному императором Веспасианом, который счел нужным разрешить употребление иберийских диалектов в частных отношениях и документах. Кроме того, латинский язык встретил стойкое противодействие в баскских диалектах Пиренеев, этой маленькой языковой крепости, не сдающейся до сего дня.
Как и в Галлии, в Иберии решающие этапы упадка диалектной традиции, вытесняемой языком колонизаторов, ознаменованы триумфом латыни в сельских местностях. Ускорению этого процесса, как всегда, способствовало начало установления родственных связей между колонизаторами и колонизируемыми; появление смешанных сельских семей привело к возникновению двуязычной среды, чрезвычайно благоприятной для решительного изменения языка. Это та среда, о которой говорит Геродот, повествуя об ионийско-греческой колонизации Малой Азии. Геродот рассказывает, что ионийские завоеватели, истребив значительную часть исконных жителей Карий, взяли в жены их дочерей. Многочисленные термины родства карийского происхождения, встречаемые в ионийских надписях, свидетельствуют о той стадии двуязычия, которая предшествует полной победе языка колонизаторов.
Из эпиграфических источников мы узнаем о существовании в Северной Африке, Мавритании и Нумидии аналогичной двуязычной среды, возникшей вследствие римского завоевания.
Тот факт, что находимые в романо-африканской эпиграфике собственные имена ливийского и пунического происхождения обычно относятся к старшим членам семьи, позволяет нам как бы быть свидетелями своеобразного конфликта в лоне одной и той же семьи, конфликта, при котором латинский язык оказывается достоянием младшего поколения.
Мы видим, что как на территории греческих колоний в Анатолии и других частях восточного Средиземноморья, так и в районах, захваченных римлянами в западном Средиземноморье - в Галлии, Иберии и Ливии, следует исходить из колеблющегося и богатого оттенками многообразия явлений двуязычия, развертывающегося на фоне самых разнообразных социальных ситуаций.
Более того, латинскому языку Иберии в том виде, какой он постепенно принял в Испании и Португалии, суждено было еще раз стать языком колонизации и распространиться на вновь открытые континенты. К европейским и африканским территориям, вошедшим в сферу действия латинского языка в античную эпоху, прибавились страны южноамериканского континента, завоеванные испанским и португальским языками в новое время. Этой огромной территории, подпавшей под влияние латыни в результате нескольких колонизации, в истории греческого языка противостоит лишь небольшая часть Балканского полуострова, занимаемая нынешней Грецией, где до сих пор звучит в новогреческой форме эллинская речь. Вся остальная территория, на которой в свое время победил греческий язык, давно потеряна для него: в Марселе, Сиракузах и Неаполе говорят ныне на неолатинских диалектах.
Статистический баланс между двумя языками, греческим и латинским, как орудиями колонизации всецело в пользу латинского - как по размерам территории, так и по числу говорящих.
Однако престиж языка не измеряется лишь квадратными километрами или миллионами говорящих на этом языке.
В самом деле, судьба отдельных греческих слов - символов культуры - в Европе и во всем мире оказалась совсем иной. Вся гражданская жизнь Европы пронизана греческими заимствованиями. Известно, что наука, техника, философия, искусство достигли выразительности и точности благодаря греческой терминологии. Традиция, связанная с латинским словом ferrum, по существу, не вышла за пределы латинского мира; грецизм же siderurgia стал техническим термином, используемым во всем мире.
По сравнению с латынью восприимчивость греческого языка почти равняется нулю. По сравнению с греческим восприимчивость латинского языка огромна.
И поскольку восприимчивость означает гибкость латыни и ее способность к приспособлению и реакции, то проблемы, возникающие в связи с грецизмами в латинском языке, многообразны и сложны. В самом деле, различия в реакции латыни на греческие термины зависят не только от того, в какую эпоху греческие слова проникли на италийскую почву от древнейших времен, когда грецизмы ионийского происхождения проникали через порт Кумы [6], до более поздней эпохи, но прежде всего от различных культурных и социальных условий, в которых греческим словам суждено было войти в употребление в латыни.
Например, латинское слово gubernare «управлять кораблем», отражающее мореходный термин κυβερναν, по всей вероятности, было передано эгейскими моряками через посредство ионийских моряков кумским морякам.
Латинский язык восприимчиво реагирует также на грецизмы, распространившиеся вдоль береговой полосы западного Средиземноморья в результате фокийской колонизации. В колеблющейся форме слова circius или cercius (греческое название ветра: κίρκιος) видна реакция крестьян Галлии или Иберии на слово, занесенное массалийскими моряками. Другой морской термин греческого происхождения (греч. 'ρυμουλκός), пришедший в западносредиземноморские порты из того же массалийского источника, хорошо приспособился к латыни и вошел в ней в употребление, но зато получил новую форму remulcum, подсказанную ассоциацией с remus «весло». В случае со словом durata - западнолатинским диалектизмом, обозначающим разновидность ванны, называемую греками δροίτη, реакция выразилась в том, что в начальную группу согласных был вставлен гласный. Если происхождение слова и в этом случае несомненно греческое, а само слово было внесено в латинский язык Иберии массалийскими колонизаторами, то эту адаптацию слова следует приписывать оскам; во всяком случае, ее легко можно объяснить, если исходить из оскско-латинского двуязычия завоевателей Иберии.
Это лишь немногие примеры, но из них явствует, что каждое греческое заимствование в латинском языке ставит проблему одновременно эллинской и латинской культур, так как за перипетиями языка, как обычно, стоит история культуры, причем не только греческого народа, который «дает», но и латинского, который «принимает», а также культуры того народа, который сыграл роль посредника в контактах между греками и римлянами.
Из примеров становится ясно, кроме того, что греческая культура в большой степени распространялась римлянами.
Эллинизированные римляне сами стали одной из самых действенных сил в распространении греческой культуры. Христианство в своем победном шествии с востока на запад принимает по большей части греческое языковое обличье. Христианская церковно-обрядовая терминология насыщена грецизмами. Огромная масса греческих слов во все эпохи была источником обогащения ученой лексики Европы и всего мира.
С этой точки зрения баланс получается, несомненно, в пользу греческого языка. Graecia capta ferum cepit victorem!
Понимаемая таким образом история языка всегда сводится к истории культуры.
 

Примечания

1. На город Ида во Фригии указывают как на место, богатое железом, обитатели которого ('Ιδαιοι Φρύγες άνδρες 'ορέστεροι «идейцы - горные жители Фригии») первыми обнаружили в горных долинах этот металл и с помощью огня положили начало металлургии ('οι πρωτοι τέχνην Πολυμήτιος Ηφαιστόιο έυρον 'εν ουρειησι νάπαις ίοεντα σίδηρον ες πυρ τ'ήνεγκαν και αριπρεπές έργον έδειξαν «Первыми обнаружили в лесистых лощинах темно-синее железо и [овладели] искусствам] хитроумного Гефеста. Они помещали его в огонь и дали образцы чудесной работы» - Schol. Apoll., Arg., I, стр. 1126).

2. Ср. Tomaschek в «Zeitschr. f. orient. Philol.», I, стр. 125; Воisасq, Dict. étym. 1. grecque, стр. 864; Schräder - Nehring, Reallexikon, 1, 1923, стр. 230.

3. Галльское название *isarnos «железо» является частью сложного слова Isarno-dori, которое латинские источники переводят как Ferrei-ostii: «Ortus haud longe a vico, cui vetusta paganitas ob celebritatem clausuramque fortissimam superstitiosissimi templi Gallica lingua Isarnodori i.e. Ferrei Ostii indidit nomen» -«возникший недалеко от поселения, которому языческая древность дала на галльском наречии имя Isarnodori, т. е. Железная Дверь, потому что там находился древнейший и знаменитый храм с очень сильно укрепленным входом» (см. Holder, Altcelt. Sprachschatz, II, 76).

4. В связи с лексическим гнездом fala сошлюсь на обширную библиографию, собранную Гофманом (Ноfmann) - под словом fala в LEW3, стр. 446, 864; ср. также Studi etruschi VII, стр. 279 и сл. Сравнение этрусско-латинского Fursius (этрусск. φurse) с именем Porsenna, а также Feronia (этрусское божество) с Perenna (древнее италийское божество) принадлежит Fr. Аltheim, Terra mater, стр. 102 и сл.

5. Skutsсh, «Archiv f. lat. Lex.», XV, 1908, стр. 145 и сл.; A. Ernоut, Les éléments étrusques du vocabulaire latin, «Bull, de la Soc. linguistique de Paris», XXX, 1929, стр. 88; A. Meillet, Esquisse d'une histoire de la langue latine, 1931, стр. 84; Ernоut - Meillet, Dict. étym. 1. lat., 1939, стр. 758; F. Fiesel, Etruskisch, 1931, стр. 47.

6. В связи с этой темой сошлюсь на фундаментальный труд G. Раsquаli, Preistoria della poesia romana, Firenze, 1936, в особенности на главу под названием «Культура архаического Рима» (La cultura di Roma arcaica), стр. 59-74; глава, полная, как всегда, фактов и оригинальных, острых наблюдений. Ср. также В. Friedmann, Die ionischen und attischen Wörter im Altlatein, Helsingfors, 1937; G. Devoto, I primi grecismi nella storia della lingua latina, «Mélanges Boisacq», Bruxelles, 1937, 1, стр. 327-332.

Источник текста - сайт www.classes.ru - Репетитор по английскому языку в Санкт-Петербурге.