Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Э. Бенвенист

ЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СИСТЕМЫ ПРЕДЛОГОВ В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

(Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М., 1974. - С. 148-156)

 
В своем капитальном труде «Категория падежей» (I, стр. 127 и сл.) Луи Ельмслев установил основные черты «сублогической системы», которая определяет различия падежей в любом языке и позволяет выявить целостную картину падежных отношений для любого синхронного состояния языка. Эта сублогическая система включает три измерения, каждое из которых может выступать в нескольких разновидностях: 1) направление (приближение - удаление); 2) связность - несвязность; 3) субъективность - объективность. Занимаясь исключительно падежами, Ельмслев в своем анализе не мог, хотя бы косвенно, не затронуть и предлогов, настолько тесна функциональная связь между обеими категориями. Мы исходим из того, что самые разнообразные употребления, свойственные каждому предлогу какого-либо рассматриваемого нами языка, укладываются в определенную схему (конфигурацию), в рамках которой координируются его значения и его функции и которую мы должны выявить, если хотим дать адекватное определение всей совокупности его семантических и грамматических особенностей. В ее основе лежит та же сублогическая система, которая управляет падежными функциями. Чтобы построенное по такому принципу описание получило доказательную силу, оно, естественно, должно охватить все множество предлогов и всю совокупность падежных отношений в рассматриваемый период языка. Можно, однако, строить это описание и на анализе некоторых отдельных фактов, что будет в таком случае самостоятельным исследованием с задачей прежде всего показать, что подобный подход позволяет решать конкретные вопросы, связанные с употреблением того или иного предлога [1].
Для указания на положение «перед» в латинском языке используются два предлога, pro и prae. Специалисты по латинскому языку [2] считают их почти тождественными по значению, что вполне достаточно для конкретных целей перевода, но не позволяет выявить их подлинные отношения в языке. Глубокое различие между ними оказывается при этом стертым. Чтобы обнаружить схему (конфигурацию) их взаимоотношений, следует точно охарактеризовать разницу между ними.
1) Pro означает не столько «перед», как «вне, снаружи»; это положение «впереди», взятое как результат выхода из какого-то места, предполагающего наличие внутренней части или укрытия (ср. prodeo «идти вперед, выступать», progenies «потомство; потомок»); 2) такое движение создает отдаленность начальной позиции от позиции pro; вот почему pro, указывая на нечто, оказавшееся «перед» отправной точкой, может в зависимости от конкретной ситуации обозначать прикрытие, покровительство, защиту или же равноценность, перемещение, замещение; 3) само направление подобного движения устанавливает объективное отношение между точкой отправления и точкой pro, т. е. отношение, которое не меняется при изменении позиции наблюдателя.
Благодаря этим особенностям pro отличается от prae, который мы рассмотрим подробнее. Для prae характерны следующие признаки: 1) он означает не «перед» объектом, а «в переднюю часть, в передней части» объекта; 2) этот объект всегда понимается как непрерывный, так что prae характеризует предшествующую часть этого объекта по отношению к последующей; 3) отношение, которое устанавливается с помощью prae, предполагает, что субъектом является сама последующая часть этого объекта или что субъект занимает эту часть объекта; из нее и исходит движение prae к тому, что находится впереди, в оконечности, в будущем или на пределе чего-либо, но это движение никогда не разрывает целостности, то есть не отделяет «нормального» положения сзади от «предельного» положения впереди.
Это определение легко подтверждается на примерах самых распространенных употреблений. В таких выражениях, как i prae, iam ego te sequar «иди вперед, я пойду за тобой» (PL, Cist., 773) или praefert cautas subsequiturque manus «с осторожностью протягивает он вперед руки и следует за ними» (Ov., Fast., II, 336), где появление sequi вслед за prae вызвано своего рода внутренней необходимостью: если употреблено prae, объект тем самым характеризуется как цельный и оставшаяся его часть не может за ним не «следовать», поскольку объект неразделим. Чтобы убедиться в постоянстве этого отношения, достаточно рассмотреть некоторые сложные с prae имена существительные и глаголы: praeео «находиться во главе» (подразумевая, что войско идет вслед); praeire verbis «предшествовать словом, т. е. произносить фразы священного текста, с тем чтобы другой повторял их вслед»; praecipio «принять предупредительные меры (за которыми последуют другие)»; praecingo «окружить спереди»; praecido, -seco, -trunco «дойти до предела» («решиться на крайность»); praefringere bracchium «поломать себе руку (как крайнюю часть тела, при несчастном случае, происшедшем со всем телом целиком)»; praeacuo «заточить острие»; praerupta saxa «изломанные (по краю) скалы (переходящие в обрыв)»; praehendo «ухватить за край» (praehendere pallio «...плащ», auriculis «...уши», учитывая неразрывность схваченной и остальной части объекта); praedico, -divino, -sagio, -scio «...заранее» (предвосхищая событие или опережая других); praeripio «перехватывать, похищать», букв, «взять с краю чего-либо»; huc mihi venisti sponsam praeriptum meam «чтобы отнять ее у меня из-под носа» (PL, Cas., 102); praescribo «написать первым (то, что должен написать другой)», откуда «предписывать»; praebeo букв, «держать на краю самого себя (на границе своего тела)» (ср. prae se gerere «носить при себе»), «подносить, дарить» (какую-либо вещь, которую держат на теле); praebere collum «подставлять шею», отсюда praebia «амулеты на шее у детей», букв. «вещи, которые держат перед собой (чтобы отвратить несчастье)»; praefari carmen «предварять песней (carmen) (начинать песней обряд, который за ней следует)»; также praefari «вставить слово (извинения) перед тем, как сказать (нечто неуместное)»; в составных именах: praenomen «то, что выступает перед nomen - именем (которое обязательно должно следовать)»; praefurnium «то, что находится перед furnus, т. е. устье печи»; praecox, -maturus «который созревает раньше, который опережает (нормальную) пору созревания»; praeceps «головой вперед (а остальное вслед)»; praegnas букв, «в состоянии, которое предшествует родам, когда роды уже обязательно последуют», т. е. «беременная»; praepes букв, «которая опережает свой собственный полет (птица), которая исчезает в быстром полете» и т. д.
Одно прилагательное заслуживает того, чтобы рассмотреть его отдельно: это praesens. С ним связана одна семантическая проблема, разрешить которую не удалось даже выдающимся филологам. Совершенно очевидно, что praesens не соотносится с praesum. Чтобы компенсировать отсутствие причастия от esse, соответствующего греч. ών, латинский язык создал составные формы с -sens, такие, как absens от absum. Тогда, казалось бы, рядом с adsum следует ожидать *adsens. Однако в смысле, который должен был бы соответствовать *adsens, мы находим только praesens. Почему? Вакернагель, не найдя никакого внутреннего объяснения этой аномалии, заключил, что praesens возник как калька греч. παρών [3]. Но, не говоря уже о том, что prae не вполне аналогично греч. παρά, такое решение оставляет без ответа важнейший вопрос: в то время как появление *adsens диктовалось пропорцией absum : absens/adsum : x, то какая причина побудила выбрать ргае-? Ответ следует искать только в самом значении prae. Начинать же нужно с восстановления точного значения praesens, которое не вполне согласуется с его употреблением в языке классического периода. Это можно наблюдать в следующем отрывке, где сравниваются две беды: illud malum aderat, istuc aberat longius; illud erat praesens, huic erant dieculae (Pl., Pseud., 502). Соотнесенность adesse и praesens в этом тексте очевидна, но здесь же выступает и разница между ними. Собственно, с помощью praesens обозначено не «то, что находится здесь», а «то, что передо мной», и значит, «неминуемое, настоятельное», почти с тем же образом, что и англ. ahead; то, что характеризуется как praesens, не терпит отлагательства (dieculae), не отделяется интервалом времени от момента речи. Приведем еще примеры: iam praesentior res erat «это дело становилось неотложным» (Liv., II, 36, 5); praesens pecunia «наличные деньги», букв, «которые платят сразу же, тут же, немедленно»; praesens poena «немедленная кара» (Cic., Nat. Deor., II, 59); praesens (tempus), in praesenti «момент, который должен наступить незамедлительно». Следовательно, praesens употребляется по отношению к тому, что находится «на глазах, что можно видеть, что непосредственно дано» («наличествует»), и может поэтому, не создавая плеоназма, сочетаться с adesse, как в приведенном отрывке из Плавта или как в следующих фразах: praesens adsum (Pl., Cic.); lupus praesens esuriens adest (Pl, Stich., 577); belua ad id solum quod adest quodque praesens est se accommodat «то, что присутствует и находится у него перед глазами» (Cic., Off., I, 4). Это этимологическое устойчивое значение уже очень рано могло переноситься в фиксированные словосочетания praesente testibus, praesente amicis (Pompon., Com., 47, 168), где praesente превращается почти в предлог и означает не только «тот, который adest, παρών», но и «который на глазах, вот здесь, в данный момент». Мы видим, как praesens благодаря таким его употреблениям сделало бесполезным создание *adsens, хотя последнее и не было бы его точным эквивалентом, и как это прилагательное уже с древней поры ассоциировалось с adesse. Собственное же значение praesens оказывается полностью соответствующим определению, которое мы дали prae, и именно это здесь важно подчеркнуть.
До сих пор относительно легко было обнаружить общее значение prae в составных словах. Подлинные трудности начинаются, когда мы хотим объяснить употребления этого предлога в сравнительном и причинном значениях. Категории сравнения и причины не зависят друг от друга и представлены в латинском языке с самого древнего периода. Известно, что предлог prae может указывать на причину: cor Ulixi frixit prae pavore «сердце Улисса оцепенело от ужаса» (Liv. Andr., Od., 16). Кроме того, он может выражать и сравнение: videbant omnes prae illo parvi futuros «они увидели, что по сравнению с ним всем предстоит иметь малое значение» (Nep., Eum., 10). Мы имеем здесь дело с такими употреблениями prae, которых нет у pro и истоки которых следует искать только в собственном значении prae. Но их происхождение непросто обнаружить, и нужно прямо сказать, что ни одно из приводившихся в литературе до сих пор объяснений не способствует пониманию этих употреблений. Б. Кранц (В. Kranz) надеется выйти из положения, предположив, будто prae со значением причины употребляется вместо prae(sente), что представляется совершенно неправдоподобным. По мнению Бругмана, при решении этого вопроса нужно исходить из пространственного значения: «Etwas stellt sich vor etwas und wird dadurch Anlass und Motiv für etwas» («Нечто помещается перед чем-то другим и тем самым становится поводом и причиной этого другого») [4]. Не возникает ли здесь ошибки в результате двусмысленного определения? Что значит «vor etwas» {«перед чем-то»)? Создается впечатление, что prae может означать предшествование одного события другому, и поэтому - причину, но это невозможно. Ошибочность этого рассуждения становится очевидной, как только мы попробуем применить его к переводу какого-нибудь конкретного примера. Так, у Плавта: prae laetitia lacrimae prosiliunt mihi «от радости у меня брызнули слезы». Разве можно сказать, что «нечто» помещается «перед» радостью? А этого требовало бы объяснение Бругмана. Согласно этому толкованию, мысль «я плачу от радости» следовало бы передать по-латыни «я плачу перед радостью, (находясь) перед лицом радости». На каком языке выражаются подобным образом? Эго не только странно, но и логически противоречиво: коль скоро prae gaudio означает «перед радостью», следовало бы признать, что «перед радостью» равносильно «вследствие радости», а значит, предлог, выражающий причину, служит для указания на следствие. Другими словами, если prae gaudio означает «перед лицом радости» и если prae указывает на то, что предшествует и что является причиной, то отсюда следует, что во фразе prae gaudio lacrimae prosiliunt mihi слезы предшествуют радости и вызывают ее. Таков результат объяснения, опирающегося на ошибочную точку зрения и приводящего к путанице. Следовательно, мы не можем вслед за Гофманом (J. В. Hofmann) считать, что причинное значение развилось «из пространственно-временного». Не удалось также решить вопрос и об употреблении prae в сравнительном значении, исходя из предположения, что prae со значением «перед» могло привести к значению «(на)против, в сравнении с». И здесь ошибка в рассуждении появляется из-за двусмысленности перевода prae как «перед». Напомним, что prae ни в коем случае не означает «перед» в смысле «напротив», который и подразумевается как раз при сравнении одного объекта с другим; предлог prae не мог указывать на противопоставление двух разных объектов по той простой причине, что он отражает неразрывность, а следовательно, единство объекта. Всякое объяснение, игнорирующее этот важнейший момент, просто обходит проблему, а не решает ее.
 
Отклонив разобранные псевдообъяснения проблемы, обратимся для решения вопроса к признакам, характеризующим общее значение этого предлога. И prae со значением причины, и сравнительное prae должны найти объяснение в той же самой сублогической схеме, которая лежит в основе его обычных употреблений. Рассмотрим сначала причинное значение. В каких пределах prae способно выражать причину? Каждый латинист знает, что prae не может замещать ни ob, ни erga, ни causa в их обычных функциях. Невозможно было бы заменить ob earn causam «по этой причине» через *prae еа causa. Как же в этом случае определяется функция prae? Рассмотрим все относящиеся к этому случаю примеры у Плавта:
 
prae laetitia lacrimae prosiliunt mihi (Stich., 446);
neque miser me commovere possum prae formidine (Amph., 337);
ego miser vix asto prae formidine (Capt., 637);
prae lassitudine opus est ut lavem (Truc, 328);
prae maerore adeo miser atque aegritudine consenui (Stich., 215);
terrore meo occidistis prae metu (Amph., 1066);
prae metu ubi sim nescio (Cas., 413);
prae timore in genua in undas concidit (Rud., 174);
omnia corusca prae tremore fabulor (Rud., 526).
 
Тотчас становится ясно, что это употребление подчиняется жестким условиям: 1) в роли дополнения причинного prae всегда выступает слово, обозначающее какое-то чувство (laetitia, formido, lassitudo, maeror, metus, terror, tremor, timor); 2) это чувство воздействует всегда на субъект глагольного действия. Таким образом, условие, которым характеризуется prae, указывает на внутреннее и «субъективное» соотношение субъекта с глагольным действием, поскольку субъект действия выступает как носитель этого чувства. Когда prae выражает причину, эта последняя не мыслится объективно вне субъекта и не связывается с каким-то внешним фактором, а заключается в некотором чувстве субъекта, точнее, зависит от определенной степени этого чувства. В самом деле, все примеры подчеркивают крайнюю степень испытываемого субъектом чувства. Это и есть объяснение prae, которое означает буквально «на крайней линии, на острие» той или иной эмоции, а следовательно, «на пределе». Именно этот смысл подходит ко всем примерам: prae laetitia lacrimae prosiliunt mihi «от крайне сильной радости («на пределе радости») у меня брызнули слезы»; cor Ulixi frixit prae pavore «сердце Улисса оцепенело от крайне сильного страха», и т. д. Этот ряд можно продолжить без всякого исключения многими примерами из разных авторов: vivere non quit prae macie (Lucr., IV, 1160); prae iracundia non sum apud me «от крайне сильного гнева я не владею собой» (Ter., Heaut., 920); prae amore exclusti hunc foras «от чрезмерной любви ты прогнала его вон» (Eun., 98); oblitae prae gaudio decoris «забыв приличия от чрезмерной радости» (Liv., IV, 40); in proelio prae ignavia tubae sonitum perferre non potes (Auct. ad Her., IV, 21); ex imis pulmonibus prae cura Spiritus ducebat (там же, IV, 45); nec divini humanive iuris quicquam prae impotenti ira est servatum (Liv., XXXI, 24); vix sibimet ipsi prae necopinato gaudio credentes (там же, XXXIX, 49), и т. д. Всюду выступает тот же «пароксический» смысл, который является не чем иным, как частным случаем общего значения предлога prae. Указывая на движение к передней и выдвинутой вперед части нераздельного объекта, prae тем самым как бы ставит другую часть этого объекта в положение худшей части; поэтому негативные выражения и преобладают: non me commovere possum prae formidine «от крайне сильного испуга я не могу пошевелиться». Таким образом, неправомерно в подобных случаях говорить о причинном значении. Prae не вводит объективную причину; он указывает только вершину, предел, следствием которого и является определенное, главным образом негативное состояние субъекта.
Одновременно появляется возможность истолковать сравнительное употребление prae. Важно лишь предварительно подчеркнуть обстоятельство - отмеченное, насколько нам известно, одним только Риманом [5], - которое заключается в том, что, «как правило, prae присоединяется к тому из двух слов, которое обозначает более высокую степень чего-либо по сравнению с другим». Исходя из этого, легко понять связь данного употребления предлога prae с предыдущим, например, в такой фразе из Цезаря: Gallis prae magnitudine corporum suorum brevitas nostra contemptui est «y галлов наш маленький рост против (по сравнению с) их высокого стана вызывает пренебрежение» (В. G., II, 30, 4). И здесь тоже появляется идея «крайней степени», которая реализуется в сравнительной функции prae, так как prae magnitudine означает «из-за крайне больших их размеров = столь велик их рост (что мы им кажемся маленькими)». Расширяя это употребление, prae получает затем возможность сочетаться с каким угодно именем и даже местоимением, чем подчеркивается всякий раз превосходство: omnium unguentum prae tuo nauteast (Pl., Curc, 99); sol occaecatust prae huius corporis candoribus (Pl., Men., 181); pithecium est prae illa (Pl., Mil., 989); te... volo adsimulare prae illius forma quasi spernas tuam (там же, 1170); solem prae multitudine iaculorum non videbitis (Cic.); omnia prae divitiis humana spernunt (Liv., III, 26, 7). И наконец, мы добрались до сравнительного употребления: non sum dignus prae te (PI., Mil., 1140). Все это выводится из общего значения самого prae и отличается от так называемого причинного prae фактически только одним признаком: если в предыдущем случае prae управляет абстрактным словом, обозначающим состояние субъекта, то здесь благодаря расширению сферы употребления prae связывается с объектом, внешним по отношению к субъекту. Таким образом, два типа употреблений соотнесены друг с другом, от prae gaudio loqui nequit «от крайне сильной радости он не может говорить», через (промежуточную) ступень prae candoribus tuis sol occaecatust «от крайнего блеска твоей славы меркнет солнце», мы приходим к выражению prae te pitheciumst «против тебя (по сравнению с тобой) она обезьяна».
Итак, все случаи употребления prae укладываются в рамки некоторого постоянного определения. Мы хотели показать на примерах, что при изучении предлогов любого языка любой эпохи новая техника описания необходима и возможна, и ее использование позволяет воссоздать структуру каждого из предлогов и объединить эти структуры в единую общую систему. Эта задача обязывает заново интерпретировать все известные факты и заново сформулировать привычные категории.
 

Примечания

1. Мы не проводим здесь различия между предлогом и глагольной приставкой.

2. См., в частности, Bruno Kranz, De-particularum «pro» et «ргае» in prisca latinitate vi atqueusu, Diss. Breslau, 1907, и J. B. Hofmann, Lateinische Syntax, стр. 532 и сл.

3. J. Wackernagel, «Jahrbuch des Schweizer Gymnasiallehrervereins», XLVII (1919), стр. 166 и сл.; к нему присоединяется и Гофман в цит. соч.

4. К. Brugmann, Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, 2-е изд., II, 2, стр. 881, § 692 В.

5. Riemann, Syntaxe latine, стр. 195, п. 1.

Источник текста - Classes.ru - Репетитор по английскому языку в Санкт-Петербурге.