Соотношение или, если угодно, взаимодействие между языковым пространством
и пространством социальным далеко не однозначно и не изометрично. Безусловно,
язык (речь) [1] погружен в определенное социальное
пространство, где он и выполняет целый комплекс своих коммуникативных функций
(от информативной до манипулятивной). Разумеется, общество (социум и этнос)
без языка, “устраивающего” и выстраивающего систему отношений между членами
социума (или этноса), в принципе не может существовать. Однако на вопрос - а
может ли язык существовать вне и без общества? - ответ, на мой взгляд, может
быть такой: да, может. Его структура, его строй, его словарь. Латинский язык
мертв, но не потому, что исчезла его система и словарь - они сохраняются до
сих пор (тексты, грамматики, словари), а потому, что исчезли люди, использующие
латынь как средство коммуникативного взаимодействия. Нет функций - нет языка
как коммуникативной системы при сохранении его как системы собственно лингвистической.
Эта преамбула необходима для того, чтобы реально представить себе, как, где
и зачем мы используем то, что называем “языком” (“русским языком” - в нашем
случае) в ситуациях непосредственного речевого взаимодействия, alias речевой
коммуникации.
Безусловно, социальный характер функционирования языка в пространстве речевой
коммуникации и в соответствующем социальном пространстве [2]
определяется типом самого общества и социальными характеристиками людей как
его членов. Антропоцентрическая парадигма современной лингвистики, как известно,
базируется на примате человека как языковой личности (ЯЛ). Однако эта личность
еще и социальная, культурная, можно даже сказать, и региональная (не говоря
уже об этнических характеристиках ЯЛ). Это также необходимо учитывать при описании
или истолковании современной речевой коммуникации.
Подход к языковой личности с позиций ее места в определенном обществе (социуме
- микро- или макро-), проблематика взаимосвязей между личностью и социумом в
социолингвистическом аспекте подробно рассматриваются в ряде работ Л.П. Крысина
[Крысин 1989 (а, б)] и некоторых других авторов. Несмотря на несколько односторонний
характер таких исследований (только социальный аспект, без явно выраженного
культурного или социокультурного моментов, а также параметров региональных и/или
регионально-этнических), они, по сути, положили начало актуальному ныне описанию
социально-речевых портретов русской ЯЛ, как совокупной, так и индивидуальной.
Один из интересных и актуальных в исследовательском плане типов совокупной ЯЛ
- современный российский студент, чей речевой портрет во многом отражает нынешнюю
языковую ситуацию и особенности речевой коммуникации не только в сугубо молодёжной
сфере общения, но и коммуникативного пространства современного города в целом
(с его формами речевой субкультуры и т. п.).
В данной статье мы наметим - на стадии предварительного изучения - отдельные
социолингвистические и социокультурные характеристики студента Лесосибирского
пединститута, учитывая его статус как конкретной ЯЛ, так и члена определенной
социальной группы (совокупной ЯЛ). Материалом статьи являются записи спонтанной
речи лесосибирских студентов и данные коммуникативного опроса по анкетам, разработанным
в лаборатории речевой коммуникации. В настоящее время этой темой занимается
ряд студентов, работающих в проблемной группе “Язык современного сибирского
города”. Настоящая публикация носит предварительный характер.
Языковая личность, как известно, всегда проявляет себя в конкретных социальных
общностях (социогруппах, микро- и макросоциумах), которым она принадлежит и
структура которой воздействует на саму ЯЛ, прежде всего, как социальную и культурную.
Если рассматривать ЯЛ студента в обычной для него коммуникативной среде, то
это, прежде всего, учебная группа, членом которой он является; затем курс, факультет
и, наконец, институт в целом. Учебные, производственные, спортивные, военные
и т. п. коллективы относят ко вторичным малым группам (микросоциумам), в которые
индивид входит, уже будучи членом групп первичных, формальных (например, семьи)
или неформальных (круг друзей, бывших одноклассников и т. п.) [Крысин 1989б:
79-80].
В малых социумах студент как личность социокультурная и языковая вступает
как в личные, так и в деловые формы коммуникативного взаимодействия. Это разграничение
коммуникативных форм взаимодействия, предложенное Дж. Гамперцом, важно, например,
для описания типов речевого поведения ЯЛ в различных микро- и макросоциумах:
личные формы взаимодействия связаны с такими микрогруппами, как семья, компания
друзей или сверстников, круг людей, имеющих общие интересы (музыкальные, спортивные
и т. д.), деловые - с такими, как учебная группа, курс, факультет, или, если
студент занимается бизнесом (что сейчас нередко), то и деловая компания [Гамперц
1975: 313].
Обычно любой человек является одновременно членом нескольких малых социогрупп,
на что указывают многие лингвисты, занимающиеся данной проблематикой. Это же
подтверждается и нашими материалами: студент является членом своей семьи, у
него есть своя компания близких друзей или подруг, он входит в какую-либо группу
(“группировку”) по интересам (например, в круг фанатов “Фабрики звезд” или в
компанию любителей аэробики, туризма и т. п.), в том числе и деловым, и, конечно,
выступает членом своей учебной студенческой группы. Кроме того, студент, обучающийся
в ЛесПИ, может входить и в другие малые группы, имеющиеся на курсе, факультете
или институте (студпрофком, редколлегия, УВК, команда КВН и т. п.).
Социолингвистическая характеристика ЯЛ студента должна при этом учитывать
важный для описания его речи и речевого поведения (т. е. речевого портрета)
момент: нормы и ценности разных малых социогрупп могут не совпадать или даже
резко противоречить друг другу. Поэтому в своем поведении, в том числе - речевом,
человек вынужден приспосабливаться к разным групповым требованиям. В речи это
проявляется, например, в феномене “переключения кода” [Крысин 1998]: студент
использует разный набор речевых форм в соответствии с речевыми требованиями
конкретных малых групп, а также разные типы и формы речи - литературный язык,
разговорную речь, официально-деловой тип речи, обиходно-бытовую речь, жаргон,
сленг и т. д. - в зависимости от типа коммуникативного взаимодействия и конкретной
коммуникативной среды.
Например, в семье студент использует один код - то, что называют “домашний
язык” или ойколект (об этой форме речи см.: Шарифуллин 2002а). Обычная форма
общения в семье, в зависимости от социального происхождения, образования, культуры,
- устная разговорная речь, более или менее приближенная к литературной речи,
или городское просторечие, иногда даже и региональный говор. Встречается и инвективный
тип семейного речевого общения, т. е. с использованием оскорблений, брани, обсценной
лексики - это обычно в недружных, плохо относящихся друг к другу семьях, а также
в ситуациях семейной ссоры [Шарифуллин 2002б].
Общаясь в кругу приятелей, сверстников, студент переключается уже на другой
код, с использованием сленга или жаргона. Общение в учебной группе, на курсе,
факультете - если это учебные или другие ситуации официального общения - требует
использования литературной формы речи или профессионально (педагогически) окрашенного
ее варианта. Если же это неформальное общение - то используются средства студенческого
сленга. Переключение может происходить и тогда, когда за коммуникативным общением
стоит одно и то же событийное содержание. Например, при коммуникативном событии
“пересдача экзамена” студент сообщает своему одногруппнику: Зарубу завалил,
надо хвосты подчистить. Обращаясь же к преподавателю, студент-задолжник
меняет код: Когда мне прийти к Вам пересдавать зарубежную литературу?
В целом, это не говорит о каком-то “приспособленчестве” или “двуязычии” (диглоссии)
студента как ЯЛ - у него есть определенные предпочтения в речи и речевом поведении,
соответствующие нормам и ценностям той социальной микрогруппы, с которой он
чувствует себя связанным наиболее тесно и мнением которой дорожит. Такие социогруппы
Л.П. Крысин называет “референтными” [Крысин 1989б: 80].
Обычно для студента референтной группой является круг его друзей, сокурсников
или тех, с которыми он связан общими интересами (музыка, спорт, какое-нибудь
увлечение - вплоть до секса и т. п.), то есть так называемые “корпоративные
группы”. В подобной референтной группе обычно складываются такие формы речи
и речевого общения, которые являются для нее специфическими (“своими” в противовес
“чужим”) и определяют речевое поведение членов этой группы. Таким образом, формируется
общность речевых средств и сходство правил их использования, а также типа речевого
поведения. В речи участников конкретной группы часто образуются определенные
речевые шаблоны и стереотипы речевого поведения: нужно следовать
тем правилам, которые приняты в данной группе, иначе тебя перестанут считать
“своим”.
Например, речевое поведение студента в референтной для него группе (по нашим
наблюдениям) характеризуется следующими параметрами (для примера взята группа
“компьютерщиков”).
- Использование специфического компьютерного жаргона: выпасть - “выйти
из программы”, глючит - “периодически дает сбои по неясным причинам”,
дема - “демонстрационная версия программы”, едритор - “текстовый
редактор (Editor)”, кейборда, Клава - “клавиатура”, крекер - “программа-взломщик
(Cracker)”, мудем - “модем”, подоконник - “Windows” и пр.
- Употребление общемолодежного сленга (интержаргона): Б/у - “проститутка”,
бухать - “пить”, забабашка - “слишком умный человек”, забивать
жаб - “знакомиться с девушками”, завизировать - “ударить по лицу”,
кент - “друг”, кисоваться - “целоваться”, клево - “хорошо”,
козебака - “сексуальная, хорошо одетая девушка”, круто - “хорошо,
отлично”, стрёмно - “плохо, паршиво, неправильно и т. п.” и др.
- Употребление ненормативной (обсценной) лексики, что вообще характерно для
молодежи, причем современные девушки матерятся в “своем” кругу ничуть не меньше
парней.
- Использование элементов языковой игры: цитаты из культовых фильмов и книг
(“Матрица”, “Властелин колец”, “Ночной дозор”, тексты В. Пелевина, С. Лукьяненко
и пр. - то, что относится к формам речевой субкультуры современного города),
переделка английских слов и выражений - прежде всего относящихся к сфере компьютерной
коммуникации, Интернета и мультимедиа.
Использование студентом в своей речи такого (или аналогичного - для иных референтных
групп) набора речевых (языковых) средств показывает, что данный человек (как
ЯЛ, как социокультурная личность) принадлежит к этой референтной группе, что
он “свой”, а не “лох” или “чайник”, т. е. “чужак”.
Помимо этой части лексикона “среднестатистического” студента, которая объединяет
его с другими участниками своей референтной группы, он использует, конечно,
и общий студенческий сленг, другие языковые (речевые) средства, которые определяют
его уже как члена данной студенческой группы или факультета.
Студента - как ЯЛ, и тем более как личность социокультурную, - можно отнести
к личностям достаточно творческим, особенно в тех случаях, когда он является
человеком пишущим: как автор курсовых, дипломных работ, рефератов и т. п., а
также, конечно, когда он пишет, например, стихи, тексты для КВН и т. п. Здесь
мы имеем дело с письменными формами языка отдельной личности, ориентирующейся
на принятые литературные стандарты, а с другой стороны - демонстрирующей какие-то
попытки творческого (индивидуально-авторского) подхода к тексту. Нередко такого
рода письменные тексты относятся к формам естественной письменной речи.
Среди таких текстов особое место занимают “студенческие граффити”, или различного
рода надписи вербально-иконического характера, на столах в аудиториях [Шарифуллин
2002в]. Этому особому параметру речевой личности современного студента, помимо
отдельных статей (например [Лебедева 2001]), посвящено уже несколько студенческих
дипломных работ (Красноярск, Лесосибирск, Кемерово, Барнаул), а также кандидатская
диссертация (Барнаул).
Разумеется, студент является одновременно и носителем индивидуальной формы
речи (идиолекта), отражающей его социальное, территориальное и этническое происхождение,
уровень его образования и культуры и т. д. В этом случае студент как языковая
личность является “рядовым” носителем русского языка и соответствующим объектом
изучения. Такая амбивалентность студента как ЯЛ обусловила определенные свойства
его идиолекта, который включает в себя элементы разных форм русской национальной
речи: литературный язык, более или менее соответствующий его нормам, устная
разговорная речь, групповые жаргоны и т. п. И, конечно, особая характеристика
речевого портрета современного студента - владение им студенческим (молодежным)
сленгом.
Примечания
1. Термины “язык” - “речь”, конечно, неудовлетворительны,
но ими приходится пользоваться. Хотя, собственно, лингвисты, как я полагаю,
понимают, о чём идёт речь в каждом конкретном случае.
2. О языковом пространстве русского языка
в его взаимодействии с иными (социальным, культурным, географическим, историческим)
пространствами см.: Шарифуллин 2003.
Литература
Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного
русского языка. М., 1989а.
Крысин Л.П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях (постановка
вопроса) // Язык и личность. М., 1989б.
Крысин Л.П. Кодовое переключение как одна из форм языкового варьирования //
Языковая вариативность. Красноярск, 1998.
Гамперц Дж. Об этнографическом аспекте языковых изменений // Новое в лингвистике.
Вып. 7. Социолингвистика. М., 1975.
Лебедева Н.Б. Студенческое граффити: жанроведческий анализ // Вестник алтайской
науки. Образование. Вып. 1. Барнаул, 2001. 114
Шарифуллин Б.Я. Формы речевой субкультуры в городском ойколекте (на материале
речи г. Лесосибирска) // Русский язык в Красноярском крае. Вып. 1. Красноярск,
2002а.
Шарифуллин Б.Я. Коммуникативные стратегии и тактики инвективы: семейный скандал
// Языковая ситуация в России начала XXI века: Материалы Международной научной
конференции. Кемерово, 2002б. Т. 2.
Шарифуллин Б.Я. Герменевтика и прагматика современной русской эпиграфики //
Речевое общение: Специализированный вестник. Красноярск, 2002. Вып. 4 (12).
Шарифуллин Б.Я. Языковое пространство русской Приенисейской Сибири // Ежегодник
регионального лингвистического центра. Красноярск, 2003. Вып. 2.
