Мещерский - Существовал ли "эпистолярный стиль" в Древней Руси?

Следите за нашими новостями!

Philology.ru - Русский филологический портал

Н. А. Мещерский

СУЩЕСТВОВАЛ ЛИ "ЭПИСТОЛЯРНЫЙ СТИЛЬ" В ДРЕВНЕЙ РУСИ? Из заметок о грамотах на бересте

(Мещерский Н.А. Избранные статьи. - СПб., 1995. - С. 39-44)

Вопрос о существовании особого "эпистолярного стиля" в ряду стилей древнерусского литературного языка, как известно, в течение ряда лет был предметом спора в нашей науке. В пользу существования эпистолярного стиля высказался А.Е. Ефимов [104, с. 93-94; 105, с. 75] и, несколько иначе, автор настоящих строк [206; 189]. Противоположную точку зрения отстаивают В.Д. Левин, считающий, что "частная переписка древних новгородцев не может рассматриваться как явление литературного языка, будучи лишь отражением, записью разговорно-бытовой речи" [154, с. 142; ср. 153], и акад. В.В. Виноградов [65, с. 22-24].

Не повторяя здесь соображений, высказанных мной ранее, позволю себе остановиться в данной заметке лишь на вопросе о приметах эпистолярного стиля в берестяных грамотах с привлечением не использованных еще в литературе дополнительных материалов об этих памятниках древнерусской письменности.

Грамоты на бересте донесли до наших дней тексты разнообразного содержания. Из почти 400 грамот около 100 представляют собой частные письма. Наряду с этим многие грамоты - это деловые документы: договоры, завещания, долговые расписки, перечни повинностей и другие записи хозяйственного и юридического характера. Несколько грамот сохранили отрывки богослужебных текстов на церковно-славянском языке. Грамоты, написанные мальчиком Онфимом, включают в себя школьные упражнения, связанные с начальным обучением письму. Наконец, две грамоты, № 10 и 21, являются, по-видимому, остатками текстов художественного содержания. Кроме того, следует иметь в виду, что многие грамоты дошли до нас только в отрывках и поэтому не дают достаточного основания для суждения о характере читаемых на них текстов. Однако наибольшее количество грамот - это частные письма, по которым можно изучать черты эпистолярного стиля древнерусского литературно-письменного языка.

Основной признак всякого литературного языка, в отличие от языка разговорного, мы должны видеть, в соответствии с известным определением А.М. Горького, в том, что это язык, "обработанный мастерами" [79, с. 328]. Одним из следов подобной обработки письменного языка, без сомнения, нужно считать широкое применение в текстах грамот-писем устойчивых оборотов речи, придающих им оттенок вежливости, выявляющих черты характерного для всей средневековой эпохи "литературного этикета" [162, с. 56-59]. Наиболее часто встречаются устойчивые обороты в качестве формул начала и концовки письма.

Самая распространенная в грамотах формула начала письма - это оборот поклонъ отъ NN къ NN. Эту формулу мы отметили в 38 новгородских грамотах на бересте [189, с. 113-114]: "поклонъ оть Грикши къ Есифу" (№o 3); "поклонъ отъ Смешка Фоми" (№ 11) и др. [1].

Разновидность этой формулы, с заменой первого слова его церковно-славянским соответствием покланяние, мы находим в четырех грамотах из Новгорода (№ 87, 103, 139 и 163) и, по всей видимости, в смоленской грамоте, от которой сохранился, к сожалению, только небольшой отрывок [4]. Вариантом той же самой формулы можно считать и такое начало письма, где с левой стороны, перед текстом, стоит сделанный при помощи такого же "писала" крестик, а вслед за этим читается отъ NN къ NN. Это начало встречаем в наиболее ранних по времени грамотах № 9, 34, 105, 114, 115, 142. 155, 159. По предложению польского слависта проф. В.П. Курашкевича, в наиболее старых грамотах значок креста может рассматриваться как своеобразный идеографический эквивалент слова поклонъ [360, s. 69-74]. Этот же исследователь обратил внимание на редко встречающееся начало грамоты № 67, в которой крестик предшествует слову поклонъ, и, таким образом, объединяются обе трафаретные формулы [360, s. 79].

В грамотах, датируемых преимущественно XIV или XV вв. мы обнаруживаем еше более лаконичную формулу начала оть NN къ NN без слова поклонъ и без крестика с левой стороны начальной строки. Такое начало встречено нами в 16 новгородских грамотах и в грамоте, случайно раскопанной в Витебске в 1959 г. [91, с. 283]. К этому добавим еще 4 грамоты из числа найденных в 1960 г. № 377, 384, 389 и 391.

Формула грамота отъ NN къ, NN встретилась нам всего два раза: в № 109 и 181. В.И. Борковский указал, что подобные же формулы, как с наличием слова грамота, так и без него, наблюдаются и в ранее известных науке памятниках, написанных на пергамене [ПЛ, с. 156].

Дважды читается в новгородских берестяных грамотах начальная формула: слово добро отъ NN къ NN (№ 14 и 122). А.В. Арциховский обратил внимание, во-первых, на то, что подобное начало письма засвидетельствовано Псковской летописью [НБГ 1952, с. 15] и, во-вторых, на то, что приведенная формула находится только в переписке между определенными лицами: двумя братьями Фомою и Есифом. Обе грамоты (как и № 129, содержащая иное трафаретное начало, но также адресованная "отъ Есифа брату своему Фоме") Л.В. Арциховский относит к XV в. [НБГ 1953-1954, с. 54-56, 64, 65].

В шести грамотах - № 93, 134, 144, 259, 303 и 383 - читается начальная формула: Приказъ отъ NN къ NN. Из этих писем № 134 и 259 объединяются кроме одинаковой формулы начала еще и общностью имен автора и адресата: "Приказъ оть Григориѣ ко Долонѣ". К названным грамотам примыкают некоторые другие, из которых в № 119 начальная формула сведена лишь к одному имени автора письма: "Оть Рознига". В грамоте № 169, наоборот, содержится только имя адресата: "Василевѣ". - т.е., очевидно, жене Василия. Обе эти грамоты по содержанию, несомненно, тоже приказы.

Весьма часто встречающимся трафаретным началом письма следует признать формулу Целобитье отъ NN къ NN. Такая формула находится в грамотах № 109, 135, 167, 242, 297, 310, 314. Разновидность этой же устойчивой формулы - начальные слова "такому-то целом бью" - находим в грамотах № 31, 157 и, по всей вероятности, в № 32. Иногда то же начало видоизменяется упоминанием имен автора просьбы: "Бьют целом такие-то" (№ 94. 97, 140, 307, 311). Это же самое начало мы наблюдаем и в грамоте № 248. Таковы разнообразные формулы начала письма.

Не менее характерные примеры "литературного этикета" мы можем найти и в концовках писем. Так, дважды в древнейших новгородских грамотах № 9 и 87 нам встретилось в качестве концовки словосочетание добрѣ створя в значении 'будь добр', 'пожалуйста'. Это же сочетание встречаем и в последней фразе витебской грамоты, правда не в абсолютном конце. Названное сочетание, безусловно, следует признать элементом вежливой речи. Оно, как мы уже показывали в наших работах, по всей вероятности, должно восходить к греческому словосочетанию с тем же значением и стилистической функцией ευ ποιειν, широко употреблявшемуся в папирусах в эллинистическую и византийскую эпоху и проникшему в русский литературный язык через старославянскую переводную письменность [206, с. 100-101] [2].

Типичны в концовках грамот также фразы с различными формами глагола кланяться. Например: "а вам кланаiемса" (№ 41); "а аз тобе кланаюса" (№ 141); "а тобе са кланаю" (№ 175); "а азъ тобе са кланаю" (№ 186). Наконец, яркая и лаконичная заключительная формула "а на то тобе цоломъ" встретилась в грамоте № 370.

Приведенные примеры с несомненностью доказывают, что подобные устойчивые словосочетания, обычно встречаются и в ранее известных грамотах, написанных на пергамене или на бумаге, органически связаны как с содержанием, так и с языковой формой берестяных грамот-писем. Недавно в одном из ответов на вопросы анкеты "Об образовании восточно-славянских литературных национальных языков" на страницах журнала "Вопросы языкознания" П.С. Кузнецов высказал свое мнение по поводу подобных устойчивых формул: "Даже наименее связанные традицией новгородские берестяные грамоты, большей частью представляющие собою частные письма, содержат определенные традиционные выражения, определенные штампы, переходящие из века в век... Однако они не составляют основное содержание грамоты" [143, с. 40-41]. Мы можем полностью согласиться с П.С. Кузнецовым, что, конечно, "основного содержания" грамот эти устойчивые выражения составлять не могут. Это содержание всегда определяется предметом сообщения и целевым назначением грамоты. Однако мы, разумеемся, не нашли бы слова приказ в начале грамоты, содержащей просьбу, или слова поклон, если грамота представляет собой распоряжение. Таким образом, без сомнения, эти традиционные словосочетания определяют языковую форму грамот и сами определяются их содержанием.

Эти традиционные концовки и начала, а также другие обороты вежливого "литературного этикета" и составляют несомненные примеры древнерусского эпистолярного стиля. Что это, безусловно именно так, убеждает нас сопоставление берестяных грамот, как нового типа письменных источников с письменными памятниками, уже давно известными, но до сих пор не привлекавшимися к исследованию языка и стиля берестяных грамот.

Несомненной копией частного письма, во всем подобного тем, которые открыты теперь на бересте, является одна их записей из давно уже известном науке новгородском Софийском евангелии XIV в. (Соф. № 8), хранящемся ныне в отделе рукописей ГПБ. На л. 152 об. названной рукописи читаем: "Поклонъ от Фрола г(о)с(поди)ну игумену Микитѣ. Г(о)с(поди)не игуменъ, доправи ми, г(о)с(поди)не, Бога дѣля книгы си на Двину, къ с(вя)т(ому) Михаилу. Книгы же си дадять Григорию Сѣриноу. А ты, г(о)с(поди)не Григории възми собѣ оу игумена Акакия 5 сорочекъ и еу{ан)г(е)лне даи ему. А мнѣ дали Степанъ да Василии два сорока... А се же вамъ книгы. А язъ вам бию челомъ своимъ старѣи(шим) (Степану и Василию и Григорию)" [3, вып. 1, с. 52; 286, с. 93-96).

Совершенно очевидно, что в этом вежливом письме к высокому духовному лицу автор применяет те же самые формулы начала и конца, которые диктовались литературным этикетом того времени и многократно встречались нам в грамотах на бересте.

Таким образом, хотя грамоты на бересте и ближе стоят к разговорной речи своего времени, чем все известные до наших дней письменные памятники древнерусского языка, все же и в них находим заметное воздействие традиций письменности. Поэтому признавать их непосредственным отражением и записью разговорной бытовой речи, как предлагает Б.А. Левин, мы, безусловно, не можем. Мы целиком присоединяемся к той оценке возможностей отражения живых древнерусских диалектов в памятниках деловой письменности, которая недавно была высказана по иному поводу Б.А. Лариным. Письменность, представленная грамотами на бересте, только "изредка дает ценные факты для изучения местных диалектов и разговорной речи горожан, посадских и крестьян, но их историко-диалектное приурочение крайне затруднительно прежде всего из-за фонетической и грамматической нормализации языка" [151, с. 32]. Этой нормализации, бесспорно, не избежала и частная переписка, поскольку ее вели люди грамотные, проходившие "научение книжное" по церковно-славянским книгам, как новгородец Онфим.

Итак, сравнение писем, сохранившихся на берестяных грамотах, с теми остатками этого же жанра, которые дошли до нас иным способом, доказывает, что эпистолярный стиль существовал в древнерусском литературно-письменном языке и проявлялся, наряду с другими приметами литературной обработки, в виде особых устойчивых словосочетаний, свойственных "литературному этикету" и передававшихся из века в век.

Язык берестяных грамот в этом отношении не отличается ничем существенным от того литературно-письменного языка, который предстает перед исследователями при изучении ранее известных письменных памятников, сохранившихся на пергамене или на бумаге, и перед учеными, изучающими берестяные грамоты, остается все та же задача: по крупицам собирать фрагментарные данные, которые сохранились в этих памятниках от живых разговорных диалектов феодальной эпохи.

Примечания

1. Сюда же следует отнести и грамоту № 385, найденную в 1960 г. В настоящей статье нами привлекаются данные о грамотах, найденных в 1960 г., по работе А.В. Арциховского "Новые берестяные грамоты" [14].

2. Эта статья была сдана в печать первоначально еще в 1953 г., но ее публикация задержалась. Позднее, в 1957 г., ту же мысль высказал английский славист У. Мэтьюз [369].

Литература

3. Абрамович В.И. Рписание рукописей Санкт-Петербургской духовной академии: Софийская библиотека. Вып. 1-3. СПб., 1905-1910.

4. Авдусин В.А. Смоленская берестяная грамота // СА. 1957. № 1. С. 248-249.

65. Виноградов В.В. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка. М., 1958.

79. Горький А.М. О том, как я учился писать // Горький А.М. О литературе. М., 1953. С. 307-334.

91. Дроченина Н.Н., Рыбаков Б.А. Берестяная грамота из Витебска // СА. 1960. № 1. С. 282-283.

104. Ефимов А.И. История русского литературного языка: Курс лекций. М., 1954.

105. Ефимов А.И. История русского литературного языка: Курс лекций. 3-е изд. М., 1957.

143. Кузнецов П.С. [Ответы на анкету: "Об образовании восточно-славянских литературных национальных языков"] // ВЯ. 1960. № 5. С. 40-41.

151. Ларин Б.А. Разговорный язык Московской Руси // Начальный этап формирования русского национального языка. Л., 1961. С. 22-34.

153. Левин В.Д. Новые книги по истории русского и украинского литературных языков // ВЯ. 1959. № 3. С. 110-119.

154. Левин В.Д. [Рец. на курс лекций А.И. Ефимова "История русского литературного языка"] // ВЯ. 1955. № 5. С. 140-148.

162. Лихачев Д.С. Об образовании восточнославянских национальных литературных языков // ВЯ. 1959. № 5. С. 56-59.

189. Мещерский Н.А. К изучению стиля и языка древнерусских берестяных грамот // Уч. зап. Карельск. педагог. ин-та. 1962. Т. XII. С. 84-115.

206. Мещерский Н.А. Новое об источниках "Изборника 1076 г." // Вестн. ЛГУ. 1978. № 2. С. 60-69.

286. Срезневский И.И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках // Зап. АН. 1866. Т. IX. С. 1-96.

360. Kuraszkiewicz W. Gramoty Nowogrodzkie na brzozowej korze. Warszawa, 1957.