Добродомов, Шаповал - Стрёма! (Из историко-лексикологических маргиналий к одному лексикографическому проекту)

Следите за нашими новостями!

Philology.ru - Русский филологический портал

И. Г. Добродомов, В. В. Шаповал

СТРЁМА! (ИЗ ИСТОРИКО-ЛЕКСИКОЛОГИЧЕСКИХ МАРГИНАЛИЙ К ОДНОМУ ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОМУ ПРОЕКТУ)

(Единым письмен употреблением памяти подкрепляется вечность. - СПб., 2007. - С. 183-210)

Зинаида Михайловна Петрова, редактировавшая "Словарь русского языка XVIII века" [1], новизна которого связана с показом динамики словарного состава в течение столетия, с выявлением взаимодействия церковной и светской стихий в лексике, всегда высоко оценивала картотеку этого словаря, насчитывающую более двух миллионов карточек-цитат. Картотека - это основа словаря, и её достоинства обильного материала требуют внимательной и профессиональной работы с источниками. Источниковедческие принципы приобретают особую актуальность при создании словарей исторического типа для нового времени, когда возникает необходимость разобраться в противоречивом материале многочисленных текстов и словарей прошлого, оценивая их показательность и филологическую достоверность.

Известный русский лингвист Ю.С. Сорокин (1913-1990), специализировавшийся преимущественно в области исторической лексикологии, выступил с идеей создания исторического словаря для русского языка только XIX века, поскольку лексика этого периода весьма поверхностно и недостаточно отражена в академическом семнадцатитомном "Словаре современного русского литературного языка", который считается нормативно-историческим словарем с явным уклоном преимущественно в бескомпромиссную нормативность, причем такой синтез принципов исторического и современного словаря в этом случае, по мнению Ю.С. Сорокина, неудачен [Сорокин 1999: 29]. Известная большая монография Ю.С. Сорокина [Сорокин 1965] хорошо освещает недостаточность реализации в этом академическом словаре исторического компонента. К монографии приложен указатель, который уже как бы является словником для такого словаря, правда, в ограниченном объеме. Ю.С. Сорокин, являясь уникальным специалистом по исторической лексикологии, мог бы составить подобный словарь, однако кому-либо другому осуществить эту идею в полной мере, по-видимому, не дано.

Ученый не успел дополнить свою богатую картотеку и хотя бы частично реализовать свои интересные замыслы. Заявку на это постаралась сделать группа его учеников и почитателей, скоропостижно подготовивших большой, но несколько сыроватый и малопродуманный проект "Словаря русского языка XIX века" [Проект 2002], в котором нет четкого понимания всех сложностей, возникающих при сборе и дальнейшей обработке даже одной группы лексики и особенно отдельного слова. Знакомство с материалами проекта создает впечатление, что во многих случаях, например, сведения о гетерогенной жаргонной лексике, которую планируется чохом включить в будущий словарь, основаны на весьма скромных и не вполне надежных источниках, которые предусмотрительно конкретно не названы в соответствии с постепенно сложившейся дурной традицией академических словарей современного русского языка уклоняться от точного называния эксцерпированных источников и особенно их аккуратной паспортизации. Сведения об одних и тех же словах в разных местах небрежного проекта не вполне совпадают орфографически, по шрифтовому выделению и толкованию.

Обращает на себя внимание подача небольшого списка слов, которые в Проекте словаря унифицировано трактуются в едва ли нужном обобщении и поданы под обезличенным названием жаргонной лексики, однако с упоминанием всуе (в сноске) только офенского языка русских бродячих торговцев и ремесленников: "В Словарь включается жаргонная лексика, проникающая в разговорно-обиходную речь [2]: жулик 'маленький мошенник', мазурить 'воровать', фомка 'лом', стрёма 'дворник', клёвый маз 'большой вор', лафа 'счастливое, безбедное житье' (ср. в одном из писем И.С. Тургенева: "Вот бы вам была лафа!") и т.п. При этом принимается во внимание возможность актуализации подобной лексики в последующие периоды развития языка (например, в "блатном" и молодежном жаргонах современного языка)" [Проект 2002: 34, Гл. 1, п. 5] [3].

В другом месте приводятся частично те же примеры, но уже в иной орфографии (не соответствующей требованиям к лексикографическим изданиям!), с другими выделениями и с несколько отличающимися толкованиями и указывается, что слова разных жаргонов в проектированном словаре получают всего лишь одну унифицированную (фактически обезличивающую их!) помету, что едва ли целесообразно для исторического словаря, который призван не столько сваливать в одну кучу разные материалы, как это обычно делается в примитивнейших нормативных словарях, сколько разграничивать и дифференцировать гетерогенный состав лексики: "Помета Жарг. (жаргонное) употребляется только применительно к лексике социально замкнутых обособленных групп (офенский язык, "тайные языки" <sic!>), включаемой в Словарь в соответствии с правилами, обозначенными в Гл. 1, п. 5 ("Словник"): ЛАФА .. Беззаботное житье. ФОМКА .. Инструмент воров для открывания замка. СТРЕМА .. Дворник (ср. на стреме). СУФЛЕРА .. Продажная женщина, проститутка. КОБЫЛА .. Скамья или доска, к которой привязывали наказываемого кнутом и т.д." (с. 169).

Со значительной долей уверенности можно предположить, что все "жаргонные" слова первого и частично (три первых) второго списка восходят к не вполне правдоподобному разговору двух петербургских мазуриков, малознакомых друг с другом, но вместе "идущих на дело", в повести князя В.Ф. Одоевского "Живой мертвец", написанной в 1838 году, но напечатанной только через шесть лет в "Отечественных записках" [Одоевский 1844: 305-332 (1-й пагинации)].

В недавно опубликованных В.Д. Бондалетовым материалах В.И. Даля: 1) "Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки или байкового языка" 1842 г., который впервые был издан А.Л. Топорковым [Даль 1990]; 2) "Словарь офенского языка" 1854 г.; 3) "Русско-офенский словарь" 1855 г. [Бондалетов 2004: соответственно 151-157; 240-350; 351-440; помета маз. в двух последних словарях дана при словах из языка мазуриков] - находим как значительные несоответствия, так и соответствия с материалами В.Ф. Одоевского, которые видны из сопоставления тех расширенных подстрочных комментариев автора с материалами арготических словарей В.И. Даля и других материалов после двух вертикальных черт:

"ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Ну, да гдѣ жъ ты научился по музыкѣ ходить (1) [4] что ты изъ жульковъ (2) [5], что ли?

ФИЛЬКА. Нѣтъ! куда! Совсѣмъ бы мнѣ не тѣмъ быть, чѣмъ я теперь. Отецъ у меня былъ человѣкъ строгiй и честный, поблажки не давалъ и доброму училъ; никогда бы мнѣ музыка на умъ не пришла... Да попался я въ услуженiе къ Василiю Кузьмичу, вотъ для котораго скоро большая уборка (3) [6] будетъ...

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Да что? не-ужь-ли онъ мазурилъ?.. (4) [7]

ФИЛЬКА. Клёвый мазъ (5) [8] былъ покойникъ .. только, знаешь, большой руки. Знаешь, къ нему хаживали просители съ стуканцами (6) [9]...

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Постой-ка - никакъ стрёма (7) [10].

ФИЛЬКА. Нѣтъ! Херъ (8) [11] какой-то... Да куда наша фига (9) [12] запропастилась?

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Да нельзя же вдругъ...

ФИЛЬКА. О! проклятое дѣло! продрогъ какъ собака...

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Ничего! какь разсвѣнетъ, вь шатунъ (10) [13] зайдемъ... Ну, такь ходили просители…

ФИЛЬКА. Ну, да! ходили... а Василiй-то Кузьмичъ думалъ, что я простофиля... Вотъ, говоритъ, прiятель пришелъ; что онъ тебѣ, отдастъ, то ко мнѣ принеси, а тебѣ за то синенькая; вотъ я дѣломъ-то смекнулъ: вижу, что Василiю-то Кузьмичу не хочется, зазора-ради, изъ рукъ прямо деньги брать, а чтобъ того, знаешь, какова пора ни мѣра, на меня все свалить. Я себѣ на умѣ - за что жь мнѣ даромъ служить? вотъ я и съ Василiя Кузьмича магарычи, да и съ просителя подачку...

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Такь тебѣ, братъ, лафа была... (*) [14].

ФИЛЬКА. Оно такъ! да вотъ что бѣда: какъ пошли у меня стуканцы черезъ руки ходить, такъ сердце и разгорѣлось, - больше захотѣлось... а между-тѣмъ Василiй Кузьмичъ меня то туда, то сюда; поди-ка, Филька, вотъ то провѣдай, а того-то проводи, а вотъ этому побожись, будто меня продаешь, - и разнымъ этакимъ залихватскимъ штукамъ училъ, такъ-что сначала совѣстно становилось, особливо, бывало, какъ отцовскiя слова вспомнишь, а потомъ, и то приходило въ умъ: что же тутъ дурнаго для своей прибыли работать? Василiй Кузьмичъ - не мнѣ чета, ужь знаетъ, что дѣлаетъ, а отъ всѣхъ почтенъ, уваженъ... что жь тутъ въ зубы-то смотрѣть? ужь коли музыка, такь музыка. Да этакъ подумавши, я однажды и хватилъ - за толстую кису (**) [15], да такъ, что надобно было лыжи навострить, - а съ-тѣхъ-поръ и пошло, чѣмъ дальше, тѣмъ пуще; да теперь вместо честнаго житья - того и смотри, что буду на Смольное глазѣть... (***) [16]

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. Смотри, смотри фига знакъ подаетъ...

ФИЛЬКА. А! насилу-то! (встаетъ).

ТОВАРИЩЪ ФИЛЬКИ. А фомка (****) [17] съ тобою?" [Одоевский 1844: 315-316 (1-й пагинации)].

Проектёры едва ли представляют себе, какие сюрпризы ожидают лексикографов при использовании художественных литературных источников иллюстративных цитат для составления словарей, поскольку точность в передаче жаргонного материала писателями оставляет во многих случаях желать лучшего. В.Б. Быков убедительно это показал, опираясь на неудачный опыт такого чуткого к языку писателя, как А.П. Чехов, который на Сахалине картежное выражение транспорт с кушем понял как транспорт скушан: "Писатель недослышал весьма обыкновенную формулу карточной игры" [Быков 2000: 66; Шаламов 1996, 200-201; Чехов 1895: 144, прим. *].

Но особую трудность представляет семантическая составляющая жаргонной лексики: неправильное понимание жаргонных слов представляет для лексикографов массу камней преткновения. Откликаясь 1 мая 1936 года на первое прочтение книги Н.Н. Берберовой "Чайковский: История одинокой жизни" (Берлин, 1936), В.Ф. Ходасевич обратил внимание на фразу о бывшей жене Чайковского Антонине Ивановне [Милюковой]: "Как промѣняла она когда-то роль жертвы на роль хипесницы, такъ сейчасъ превратилась во все забывшую и все простившую покорную жену" [Берберова 1936: 200]. Неудачное употребление Н.Н. Берберовой жаргонного слова он так прокомментировал в письме к ней: "Антонину Ивановну нельзя называть хипесницей: это слово блатное, означает оно не стерву, не хищницу вообще, а специально проститутку, которая заманивает гостя и обкрадывает его, напоив или во время сна. Тут ты поступила, как профессор Коробочкин [18], все цветы называющий лютиками" [Бетеа 1988: 308]. Неточное понимание жаргонных слов у В.Ф. Одоевского представляет собой лишь частный и не такой уж редкий случай подобной писательской практики обращения к малознакомой лексике социальных диалектов.

Из вышеприведенного диалога мазуриков в повести "Живой мертвец" и авторских примечаний к нему видно, что князь В.Ф. Одоевский не был большим знатоком ни речи мазуриков, ни офенского языка, о котором он узнал из статьи И.И. Срезневского в "Отечественных записках" [Срезневский 1839: 1-12 (отд. VIII, "Смесь")]. Думается, за этим не вполне убедительным лингвистическим экспериментом В.Ф. Одоевского с использованием жаргонного словаря в художественном тексте стоит не замеченная авторами проекта "Словаря русского языка XIX века" скрытая полемика с "Московским телеграфом", в котором нередко обсуждалась уместность простонародных и жаргонных слов в литературе [Виноградов 2000: 365]: "Статья объ Офенскихъ словахъ [19], по нашему мнѣнiю, не принесетъ ни малѣйшей пользы. Какое употребленiе можно сдѣлать изъ этихъ варварскихъ, областныхъ(*) [20], не Русскихъ словъ?"; "Непонятное названiе небольшой статьи: Слова, произносимыя Рязанской губернiи въ Раненбургскомъ уѣздѣ [21], столько-же изумляетъ насъ, какъ и содержанiе оной! Что это такое? Къ чему послужатъ для Русскаго языка исковерканныя уѣздныя слова, и какая надобность намъ, что въ Раненбургскомъ уѣздѣ говорятъ, вмѣсто: стыдить - абизорить, самая дура - Баколда, форштмейстеръ - бахместеръ, шалить - дуровать и проч. и проч?" [Современная 1829: 125] [22].

Следует отметить, что слова жаргона, представленного у В.Ф. Одоевского, не находят параллелей в указанной выше работе И.И. Срезневского об офенском ("афинском") языке. Так что и применение к этому жаргону криминальных элементов названия "афеньский язык" (с. 315, прим. 1) не вполне уместно [23].

Часть слов, представленных в этом отрывке у В.Ф. Одоевского в качестве арготических, В.И. Даль счел общеизвестными (киса, лафа, мазурить). Различия в трактовке жаргонных слов у В.Ф. Одоевского и В.И. Даля таковы: стуканцы 'деньги || часы', фига 'лазутчик [соучастник воров] || лазутчик [противник воров]'. Петербургское выражение на Смольное глазеть 'подвергаться публичному телесному наказанию на площади напротив здания Смольного' в арготических материалах Даля не отмечено.

Однако между этими источниками имеются и значительные переклички: *жулек || жулик 'мальчишка-вор', музыка 'воровство || у Даля еще и жаргон', клёвый маз 'большой вор || атаман шайки, мошенник первой руки', уборка 'похороны', фомка 'ломик', хер 'пьяный', шатун 'питейный дом || винный погреб'. Эти красноречивые параллели между образчиками жаргонной речи мазуриков у В.Ф. Одоевского и материалами жаргонной лексикографии В.И. Даля не случайны, во время написания повести "Живой мертвец" эти авторы уже были знакомы и состояли в переписке.

Отчасти перекликаются также толкования слова стрёма у В.Ф. Одоевского ("стрёма … (7) Караульный, дворникъ") и в арготических материалах В.И. Даля. В словарике В.И. Даля "Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки или байкового языка" 1842 г. стрёма сначала толкуется путем перечисления типичных источников опасности, среди которых на последнем месте также стоит 'дворник': Стрёма 'обход, дозор, часовой, сторож, дворник' (с. 152). Однако там же далее представлены другие толкования: Стрема 'будь осторожен, смотрят' (с. 156); Стрёма стремит михлютка. 'Осторожней, жандарм глядит' (с. 156).

Оба издателя словарных материалов В.И. Даля "Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки и байкового языка" - и А.Л. Топорков и В.Д. Бондалетов - не обратили внимание на то обстоятельство, что в их публикациях как слово стрёма, так и однокоренные производные от него постепенно уточняются: сначала дается толкование путем перечисления видов опасности 'обход, дозор, часовой, сторож, дворник', сигналом появления которых и является слово стрёма (с. 152), из чего уже у В.Ф. Одоевского получилось толкование 'караульный, дворник', а в проекте "Словаря русского языка XIX века" осталось совсем обманчивое значение 'дворник'. Затем у В.И. Даля дается более точное толкование сигнала стрёма! - 'будь осторожен, смотрят' (с. 156) отдельно и в составе фразы Стрёма стремит михлютка 'Осторожней, жандарм глядит' (с. 156). Сюда же относятся и производные: глагол острёмиться 'покуситься неудачно на воровство' (с. 155) и в составе фразы затынь жулика, чтоб не стремили каплюжники 'заслони мальчика, чтоб полицейские не увидели его' (с. 157). Можно думать, что эти лексические данные В.И. Даля являются необработанной писарской копией полевых материалов, где не были устранены несогласованности между разными фиксациями. Колеблющиеся толкования слова стрёма в разных случаях у В.И. Даля связаны не с развитием и изменением его значений, а просто с историей все более уточняющегося понимания этого жаргонного слова лексикографами.

Вопреки прилагательному офенский в названиях двух офенских словарей В.И. Даля, в них также присутствуют материалы байкового языка мазуриков и жуликов (с пометой маз.), а также жгонского языка костромских шерстобитов (с пометой ш.), хотя В.И. Даль четко различал эти идиомы. В качестве приложения к своему "Толковому словарю живого великорусского языка" лексикограф собирался напечатать материалы двух условных языков: "Может быть я приложу, в конце словаря, словарики офенский и жгонский" ("О наречиях русского языка") [Даль1-1: XLVIII], но это намерение не было осуществлено по неизвестным причинам. Также неясно, имеют ли упомянутые офенские и жгонские материалы В.И. Даля отношение к несостоявшимся планам дополнения Толкового словаря.

Частично слово стрёма и производные попали с пометой маз. в "Словарь офенского языка" 1854 года: стрёмать 'зорко смотреть', стрема 'остерегись' (с. 327), острёмиться 'дать маху' (с. 296) - где фигурируют только уточненные значения этих слов. В "Русско-офенском словаре" 1855 года зафиксированы с пометой маз. только они: 'дать маху' острематься (с. 365), 'зорко глядть' стремать (с. 376) и 'остерегись' стремо (с. 395). Слова обход, дозор, часовой, сторож, дворник или отсутствуют в "Русско-офенском словаре" или даны с другими соответствиями без слова стрёма из языка мазуриков.

В рассказе В.И. Даля "Петербургский дворник" описано, как молодой дворник научается от опытного коллеги языку мошенников: "Иванъ научился также отъ Григорiя пугать мошенниковъ и узнавать ихъ въ толпѣ; стоитъ только сказать: "стрема", т.е. берегись! и всякий мазурикъ сейчасъ-же кругомъ оглянется" [Даль 1845: 125]. Эти контексты хорошо иллюстрируют междометное употребление слова стрёма с диффузным значением 'опасность' (показательно междометие чу, использованное выше в толковании). Таким образом, В.И. Даль на протяжении ряда лет подыскивал различные способы толкования этого ёмкого слова.

В современном В.И. Далю и В.Ф. Одоевскому очерке И.Т. Кокорева "Мелкая промышленность в Москве" слово стрёма разъяснено в примечании к жаргонным словам, выделенным курсивом тексте: "<..> потомъ прислушались бы мы къ речи здѣшнихъ обитателей, называющихъ другъ друга физиками, механиками, гранилами, а въ презрительномъ смыслѣ - жуликами семикопеечными, мазуриками; узнали бы, что значитъ лафа, стрема, что такое пѣтухъ, что за вѣщь бабки и какъ кусается шмель". К ним сделано автором подстрочное пояснение: "Слова изъ наречiя (jargon) карманныхъ промышленниковъ: лафа - пожива, стрема - неудача, пѣтухъ - сторожъ, бабки - деньги, шмель - кошелекъ]" [Кокорев 1858: 94, прим. (*)]. Толкование И.Т. Кокорева "стрема - неудача" представляет еще одну попытку дать описание контекстной семантики этого трудного слова, с которой также можно согласиться лишь отчасти [24]. В словаре М.А. Грачева "Язык из мрака" представлена другая попытка описания контекстной семантики этого слова: "СТРЕМА, -ы, ж. Наблюдательный пост, место во время совершения преступления. "Тише ты, цыганская морда! - прошипел Долгорукий. - Живо! Барин, Козел, на стрему!.." [1] [25]" [Грачев 1992: 159].

Жизнь слова в арго и её отражение в словарях порой не вполне совпадают, поскольку адекватное описание чуждого лексикографам арготического слова средствами литературного языка наталкивается на ряд трудностей, особенно из-за опасности ложного отражения по причине недостаточности материала как такового и его количества.

Одним из источников неточностей в словарях является некорректное цитирование предшественников. В проекте "Словаря русского языка XIX века" мелькает жаргонное слово Стрёма 'дворник', также с иными шрифтовыми выделениями: СТРЕМА ... Дворник (ср. на стреме) [Проект 2002: 34, 169]. Как надо понимать на стрёме? 'На дворнике'??? Столь сбивчивое оформление и странное толкование противоречат приведённым источникам.

Ошибка в виде чересчур категоричного узкого толкования "Стрёма 'дворник'", возможно, возникла в связи с вольным сокращением двусловного толкования В.Ф. Одоевского 'караульный, дворник', где соответствующие слова не являются синонимами. Однако, если "дворник" перечисляется в ряду источников опасности, то получаемое толкование слова стрёма может быть ещё признано приемлемым, но если в качестве толкования междометного слова с диффузной семантикой остается одно только одушевленное существительное "дворник", то с таким решением согласиться нельзя. Такого значения у слова стрёма не было никогда [Добродомов, Шаповал 2005c: 153].

Использование жаргонного слова стрёма в литературе продолжилось и в XX веке. В 1934 г. И. Ильф и Е. Петров написали к первому съезду писателей фельетон "Кипучая жизнь", где высмеяли раздутые штаты редколлегий журналов: "Тем не менее редколлегии разрастаются, и скоро уже вместо заседаний надо будет применять более совершенные методы собирания людей в одну кучу: "Объединенную конференцию членов редколлегии журнала "Всюду жизнь"", или "Всесоюзный слет членов и кандидатов редколлегии журнала "Критик на страже" [Ильф, Петров 1934: 65]. В следующем 1935 г. фельетон был включен в авторский сборник, а название придуманного журнала приобрело следующий уже окончательный вид: "Критик на стреме" [Ильф, Петров 1935: 101; Ильф, Петров 1961: 334]. Этот довольно дерзкий намек на журналы РАППа "На посту" и "На литературном посту", низводивший пролетарских критиков до уровня шпаны, вошел в окончательную редакцию текста фельетона. Использование жаргонного выражения на стрёме в данном случае без пояснительных примечаний свидетельствует о широкой известности выражения вне собственно криминальной сферы.

Широкое распространение в русском языке революционной эпохи лексики из "жаргона преступников", хотя и осуждаемое в административных сферах [Селищев 1927: 75-81], привело к включению в нормативный "Толковый словарь русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова в качестве просторечных вульгарных слов междометного стрёма и глагола стрёмить: "СТРЁМА, в знач. пов. накл. (простореч., вульг.). Употр. находящимся на страже в знач. берегись, есть опасность. На стреме (быть, стоять) или на стрему (ставить, итти; простореч.) - находиться на страже, охраняя кого-что-н. Эй, младший, на стрему! гляди хозяина! Чапыгин."; "СТРЁМИТЬ, млю, мишь, несов., кого-что и без доп. (простореч. вульг.). Стоять на стреме, высматривая кого-что-н." [Толковый 1940-IV: 556] [26] - с дальнейшей кодификацией первого слова в академическом "Орфографическом словаре русского языка" 1956 года, уже без стилистической и загадочной грамматической помет в знач. пов<елительного> накл<онения> (с. 1034).

В.И. Чернышев в критическом отзыве на "Толковый словарь русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова подвергал сомнению целесообразность включения в нормативный словарь арготизмов типа стрёма, причем этому слову была дана более точная, чем в "Толковом словаре", стилистическая и социологическая характеристика: "Полагаю, что вообще напрасно в Толковом словаре русского языка вводились такие просторечные и областные слова, как болтыхать, гнус, гнусь, голинка, гопля (дано без какой-либо пометы, значит, как слово вполне литературное), густняк, заусенец, индеичий, колтыхать, ловчить, прочкнуть, рыля (искаженное лира), рылейка, рылейный, рылейщик, рыпаться, сантал (вм. сандал), сапатеть, саранчук, свежатина, сдоить, смирёна, снежура, советь, стебать, стега, стожить, стрёма (воровское арго), студенеть, студениться (оба слова без пометы, как чисто литературные), смыться, шамать и т.п., в очень большом количестве. Правда, в тексте Толкового словаря обычно эти и подобные слова сопровождаются указаниями, что данное слово просторечное, областное или вульгарное, но это мало исправляет положение. Если данные и подобные им слова бытуют только в живом вульгарном обороте, в невзыскательном просторечии, то какие основания были вводить их в Толковый словарь? Если же они засвидетельствованы в текстах литературного языка, т.е. в речи авторов, то это следовало показать цитатами. Без последнего условия помещение их в словаре ничем не оправдано" [Чернышев 1970-I: 357]. В.В. Виноградов солидаризировался с В.И. Чернышевым и дважды сочувственно процитировал эту мысль из его критического разбора Толкового словаря [Виноградов 1970: 15, 38].

Слово стрёма долгое время без помет фигурировало в академическом "Орфографическом словаре русского языка" (напр., 6-е изд. 1968, с. 888): "стрёма: на стрёме, на стрёму", что отражает, по-видимому, взгляд составителей словаря на слово как на не имеющее полной словоизменительной парадигмы и употребляющееся только в этих двух падежных формах. Этот взгляд, вероятно, более четко, но и менее ясно (поскольку сочетаемость не указана) выражен в "Грамматическом словаре русского языка: словоизменение" А.А. Зализняка: "стрёма ж 1а: стоять на стрёме, ставить на стрёму" [Зализняк 1977: 196], а в разделе "Как пользоваться словарем" индекс 1а трактуется как "слово с ограниченной сочетаемостью" [Зализняк 1977: 17], что уже полностью игнорирует междометно-предикативное употребление именительного падежа вне сочетаемости (стрёма!), которое для составителей, например, Ушаковского словаря было исходным.

В большой академический "Словарь современного русского литературного языка" включено три слова этого корня: стрёма, стрёмщик, стрёмить [ССРЛЯ-XIV: 1036, 1038, 1041], но уже как обычные просторечные, с реальными поправками в составе дефиниции: "Стрёма, ы, ж. Простореч. В воровском арго - охрана, стража, выставляемая для предупреждения об опасности. Что почувствовал бы бравый штабс-капитан, что сказал бы, если бы хоть во сне увидел однажды, как ненавистные ему "артисты", расставив на дворе стрему, перелезают через забор карцерного дворика. Мельш. В мире отверж. 1 [27]. Стоять, быть и т.п. на стрёме. Находиться на страже, охранять кого-, что-либо. Мальчишки, кроме того, стояли "на стреме", когда взрослые воровали. Гиляров. Москва и москвичи. Стрёма! Предупреждение находящегося на страже о грозящей опасности. - Даль, Слов. (3-е изд.): Стрёма" [ССРЛЯ-XIV: 1036] [28].

В большом академическом словаре есть также два производных слова (глагол и существительное со значением лица) с иллюстративными цитатами из авторов конца XIX - начала XX в., причем помета о просторечном характере слова фактически исправляется в дефиниции указанием на реальное употребление его в воровском арго, на что правильно обращал внимание В.И. Чернышев и что касается как существительного, так и глагола:

"Стрёмить, млю, мишь, несов., перех. и неперех. Простореч. В воровском арго - охранять кого-, что-либо, предупреждая об опасности; быть на стреме. На кражу [вор-карманник [29] .. редко идет в одиночку: ему необходимо, чтобы кто-нибудь "стремил" (стерег, наблюдал) в то время, когда он работает. Купр. Вор." [ССРЛЯ-XIV: 1038]. Здесь иллюстративная цитата показывает только непереходное употребление этого "повсеместного" [Куприн 1902: 41] в воровской речи глагола. Неосторожное указание на управление "кого-что" в "Толковом словаре" под ред. Д.Н. Ушакова - в семнадцатитомном словаре трансформировалось в едва ли справедливую помету "перех.", поскольку невозможно лексически конкретизировать в виде прямого объекта при глаголе стрёмить ту неизвестную опасность или помеху, в ожидании которой стрёмщик стрёмит (пребывает в состоянии бдительности), а также заведомо невозможен в качестве прямого объекта сам охраняемый (*стрёмь меня), поскольку не является источником опасности. Во всяком случае, переходность глагола стрёмить иллюстративным примером не подтверждается и как бы повисает в воздухе.

"Стрёмщик, а, м. Простореч. В воровском арго - тот, кто охраняет кого-, что-либо <? - И.Д., В.Ш.>, предупреждая об опасности, стоит на стреме. У дверной форточки обязательно стоял стремщик, который при приближении надзирателя обыкновенно провозглашал: "Двадцать шесть" - обычный условный сигнал тюремных жуликов. Мельш. В мире отверж. 1. Стремщик тихо свистит. Оба бегут. М. Горький. Преступники." [ССРЛЯ-XIV: 1041]. Хотя дефиниция существительного стрёмщик дана с опорой на слово стрёма (тот, кто стоит на стреме), что демонстрирует словообразовательную направленность (производность), А.Н. Тихонов в своём "Словообразовательном словаре русского языка" [Тихонов 1985-II: 180] явно опрометчиво считает название лица производным исключительно от глагола, а не от существительного, даже не прибегая к сомнительному тезису о множественности мотивации (см. схему I).

Если же исходить из дефиниции слова стрёмщик в большом академическом "Словаре современного русского литературного языка", то словообразовательное гнездо с базовым словом стрёма будет выглядеть несколько по-иному: глагол стрёмить и существительное стрёмщик будут оба производными от базового мотивирующего слова стрёма (см. схему II).

Но поскольку исследователю трудно решить дилемму из двух возможностей, то приходится прибегнуть к так называемой множественности (неопределенности) мотивации, за которой реально скрывается бессилие специалиста по словообразованию выбрать для производного слова производящую основу из нескольких возможных (см. схему III, где существительное стрёмщик1 выводится от производящего существительного же стрёма, а то же название лица стрёмщик2 связывается с глаголом стрёмить).

В словаре М.А. Грачева "Язык из мрака" представлен также редкий словообразовательный вариант этого слова: "СТРЕМАЧ, -а, м. Преступник, который стоит на стреме" [Грачев 1992: 159, 69] - с иллюстративным примером "ваши стремачи стремят в наших местах" с глухой ссылкой на повесть В.Я. Шишкова "Странники"о беспризорниках 1930-х годов [Шишков 1936: 45; ч. I, гл. 5]. С включением в словообразовательное гнездо и слова стремач оно приобретает следующий вид:

(I) стрём(а)
стрём-и-ть
стрём-щик
(стрем-ач)

(II) стрём(а)
стрём-щик
(стрем-ач)
стрём-и-ть

(III) стрём(а)
стрём-щик1
(стрем-ач1)
стрём-и-ть
стрём-щик2
(стрем-ач2)

В направлении, подсказанном В.И. Далем, искали происхождение слова Л.И. Скворцов [Скворцов 1972: 52] и Е.С. Отин, которые опирались не столько на московские и владимирские прилагательные стрёмный, стрёмкий, стрёмый 'прыткий, проворный, бойкий, расторопный', сколько на второе значение отмеченного там же глагола стремить или на существительное стремнина 'быстрина теченья, стрежь, стрежень; || круча, обрыв, крутизна, скала, утесъ, отвесная высота либо глубина, пропасть, бездна', причем Е.С. Отин учитывает также особо диалектный глагол стремить 'торчать' [Отин 1999: 182-183, со ссылкой на: Миртов 1929: 312], но игнорирует, что семантика последнего фактически является украинизмом, поскольку в словаре А.В. Миртова речь явно идет об украинском глаголе стремiти 'торчать'.

В связи со сказанным никак нельзя принять совершенно неубедительную фонетически и семантически этимологию Б.А. Ларина, сближавшего "Стрема, стремить 'наблюдение, карауленье; следить, караулить'" с арготическим немецким (Rotwelsch) "Strohmer 'бродяга, нищий'; strohmen 'бродить'" [Ларин 1931: 123] [30]. Ее сочувственно приводят М.А. Грачев и В.М. Мокиенко, и, вероятно, не веря в неё <?>, сами зачем-то предлагают еще более спорную альтернативную версию этимологии Б.А. Ларина на основе фонетически и семантически далёкого однокоренного с приводимыми Б.А.Лариным немецкими арготизмами общелитературного немецкого Strom 'поток': "Учитывая, что в приведенном ряду "караульных" идиом довольно активна мотивация, связанная с водой, опасностью на воде (см. вассер, на вассере) [31], можно предположить, что слово стрем этимологически восходит к нем. Strom 'поток', 'быстрое течение', 'большая река', имеющее в арго коннотации с опасностью" [Грачев, Мокиенко 2000: 158; Мокиенко, Никитина 2000: 570-571], но фонетическая сторона и здесь вызывает большие сомнения. На связь с нем. Strom указывает и В.П. Коровушкин [Коровушкин 2000: 276].

Учитывая ранние фиксации слова стрёма в условном языке мазуриков, относящиеся к первой половине XIX века, ещё до притока значительного числа германизмов в русские жаргоны, представляется целесообразным выразить сомнение в германских этимологиях и напомнить уже упомянутую более простую и убедительную этимологию В.И. Даля, считавшего жаргонное стрёма словом исконного происхождения от прилагательных: "Стрёмный, стрёмкiй, стрёмый мск. влд. прыткий, проворный, бойкiй, расторопный; отсюда окрикъ мазуриковъ и жуликовъ другъ на друга: Стрема! берегись, есть опасность" [Даль1-4: 309], см. также: [Фасмер-IV: 775, на стремглав].

В связи с прилагательным стрёмый следует упомянуть и вероятное императивное междометное наречие от него, если в этой записи не сказалось гиперкорректное "антиаканье": "Стремо" с пометой "маз<урики>" в значении 'остерегись', представленное наряду с вариантом стрёма в уже упоминавшемся рукописном "Русско-офенском словаре" В.И. Даля 1855 г., опубликованном В.Д. Бондалетовым [Бондалетов 2004: 395]. Первообразное значение окрика-предостережения стрёмо! реконструируется как '[действуй] быстро, проворно, расторопно и [веди себя] бдительно, осторожно, [поскольку] опасно, пора уходить'. Вообще значения 'скорости' и 'опасности' связаны со словом стрёма более очевидно, чем значения 'воды' и 'опасности'.

Любопытно, что академический "Сводный словарь современной русской лексики" указывает на наличие глагола стрёмить в малом академическом четырехтомном "Словаре русского языка" под редакцией А.П. Евгеньевой, что истине не соответствует [Сводный 1991-II: 495].

При не вполне ясных обстоятельствах появляется и закрепляется в русской жаргонизированной речи новая форма стрём, которая была неизвестна в XIX и первой половине XX века. Существительное стрём с весьма неполным толкованием 'сторож' впервые отмечено в 1971 г. у И.П. Вориводы (стоит процитировать целиком фрагмент словаря на стре-): "СТРЕМ - сторож. СТРЕМАТЬ - следить, наблюдать. СТРИГАНИ - посмотри, послушай <с нарушением алфавитного порядка, возможно, следует читать *стремани - И.Д., В.Ш.>. СТРЕМЕ - стоит в наблюдении <следует читать *на стрёме - И.Д., В.Ш.>"; цит. по: [СРВС-IV: 186]. Слово стрём 'сторож' повторили и др. словари. Примечательно, что у И.П. Вориводы более старого варианта стрёма нет вообще, то есть нет оснований вести речь о преемственности. Однако в данном случае возникает подозрение, что ошибочная для словаря запись стрем без обозначения буквы ё возникла в словаре 1971 г. на месте стрема. Не исключено, что странное толкование СТРЕМ 'сторож', возвращающее нас на уровень арготической лексикографии середины XIX в., то есть на стадию нащупывания и уточнения толкования слова стрёма В.И. Далем по мере накопления примеров употребления, в действительности восходит к цитате из словаря криминолога НКВД С.М. Потапова 1927 г., который опирался на попытку пристава В.М. Попова передать междометное значение: "Стрёма, - осторожней; опасность" [Попов 1912: 82]. С.М. Потапов в 1923 г. дополнил эту запись однокоренным глаголом в повелительном наклонении: "СТРЕМА - осторожный, опасность. СТРЕМ - следи" [Потапов 1923], цит. по: [СРВС-II: 214]. Абсурдное толкование "осторожный" ошибочно возникло на базе толкования В.М. Попова "осторожней". Нарушение алфавитного порядка заставляет предположить, что СТРЕМ восходит к стремь, прочитанному как *стремЪ с последующим уничтожением конечного ера. В переиздании 1927 г. был исправлен алфавитный порядок и дополнено толкование глагольной формы стрем синонимами, изменилось и толкование существительного стрёма: "Стрем - "следи", "смотри", "высматривай". Стре(о)ма - сторожа; опасность" [Потапов 1927: 158]. Именно последнее описание могло быть сокращено при копировании с перескоком взгляда на соседнюю строку у И.П. Вориводы. Однако неясно, почему стрёма приобрело толкование 'сторóжа / сторожá <?>' в словаре 1927 г. Быть может, это повелительное *'сторожи', ошибочно перенесенное от стрем к стрёма и далее прочитанное как более или менее правдоподобное здесь существительное. На широкую известность повелительного стремь в 1920-е годы указывает и цитата из рассказа Георгия Никифорова "Две смены" [Никифоров 1924: 13-36], приводимая А.М. Селищевым с толкованием из подстрочного авторского примечания Г. Никифорова: "А там твоё дело, стремь [смотри]" [Селищев 1927: 76].

С другой стороны, в сленге хиппи и вообще молодежном жаргоне более новое слово стрём представлено в качестве обозначения отрицательной эмоциональной реакции или её причины: 'опасение, что не хватит водки' [Рожанский 1992: 47; Югановы 1997: 211], 'стресс' [DL: 138], 'опасение опозориться, потерять лицо' [Югановы 1997: 212]. Этот арготизм явно отделяется от описания И.П. Вориводы как по семантике, так и по кругу носителей.

В деле появления сомнительной для уголовного жаргона, но распространенной в молодежном жаргоне формы стрём какую-то роль сыграла и орфографическая и лексикографическая небрежность в подаче (за ромбом) вместе двух разных устойчивых выражений (фразеология) в весьма авторитетном "Толковом словаре русского языка" под ред. Д.Н. Ушакова: "На стреме (быть, стоять) или на стрему (ставить, итти; простореч.) - находиться на страже, охраняя кого-что-н.", где двусмысленна также и иллюстративная цитата из Чапыгина: "Эй, .. <отправляйся> на стрёму (ж.р.)" или "Эй, .. <находящийся> на *стрему (м.р.)" [Толковый 1940-IV: 556] - всюду без ударения и точек над ё с одним общим толкованием, благодаря чему обе эти разные предложно-падежные формы воспринимались как синонимы, а второе из них могло читаться на стрему. Ср. восстановление именно такого предсказуемого ошибочного чтения: на стрему в современном словаре [Мокиенко, Никитина 2000: 570].

Строго соблюдая подбор слов и менее строго их дефиниции академического "Словаря современного русского литературного языка", Т.Ф. Ефремова в своем большом словаре с косноязычным названием "Новый словарь русского языка: Толково-словообразовательный" воспроизводит старую трактовку материала, заменяя лишь стилистическую помету простореч. на загадочную разг.-сниж. и сохраняя сомнительную грамматическую помету о возможности наличия у глагола стрёмить переходности:

"СТРЁМА ж. разг.-сниж. 1. Охрана, стража, выставляемая для предупреждения об опасности.

СТРЁМИТЬ несов. перех. и неперех. разг.-сниж. 1. Охранять кого-л., что-л., предупреждая об опасности, быть на стрёме.

СТРЁМЩИК м. разг.-сниж. 1. Тот, кто находится на стрёме, охраняя кого-л., что-л., предупреждая об опасности" [Ефремова 2000-2: 718].

Новую форму стрём "Новый словарь…" Т.Ф. Ефремовой не замечает, зато только она представлена в словаре В.В. Химика: "СТРЁМ, - а, м. Жарг. крим. Опасность, угроза; испуг, вызванный опасностью. Быть, находиться в стрёме. Руки дрожат от стрёма" с явно не относящимся сюда предложно-падежным сочетанием: "На стрёме в знач. нареч. и в функц. сказ. Жарг. На стороже, начеку или в роли наблюдателя, предупреждающего об опасности (быть, находиться)", а также с производными СТРЕМАК (Жарг. молод.), СТРЕМАТЬ(СЯ) (Жарг. молод.), СТРЁМНО (Жарг. молод.), СТРЁМНЫЙ (Жарг. молод.), ЗАСТРЕМАТЬ(СЯ) (Жарг. молод.), ЗАСТРЁМИТЬ (Жарг.), ПЕРЕСТРЕМАТЬ(СЯ) (Жарг. молод.), ОСТРЕМАТЬСЯ = ОСТРЁМИТЬСЯ (Жарг. молод.), которые имеют не вполне согласованные пометы о сфере употребления [Химик 2004: 591, 225, 399, 432-433].

Как видим из пестрого мелькания разных стилистических помет при слове стрёма и производных, двусловные пометы "Толкового словаря" под редакцией Д.Н. Ушакова [32], академического семнадцатитомника и архаического "Нового словаря" Т.Ф. Ефремовой не оправдали себя и были заменены в духе В.И. Чернышева тоже приблизительной, но более верной пометой жарг. в "Большом толковом словаре русского языка", который дал более точную стилистическую характеристику слова, но не указал устарелости слова стрёма и новизны стрём, а также их разного семантического содержания:

"СТРЁМ; а; м.; СТРЁМА; ы; ж. Жарг. 1. Охрана, стража, предупреждающая об опасности кого-л. Выставить стрёму. Стоять, быть на стрёме (находиться на страже). 2. Опасность, угроза. < Стрёма! в знач. межд. (предупреждение об опасности)" [Большой 1998: 1279].

А указания на устарелость слова стрёма характерны для последней трети XX века. Л.И. Скворцов так квалифицирует слово стрёма и выражение стоять на стрёме: "Теперь это полузабытые выражения, восходящие к старому арготическому словарю" [Скворцов 1972: 52].

Е.С. Отин о слове стрёма говорит как о реликтовом: "Это слово употребляется только в составе словосочетаний стоять на стрёме, ставить на стрёму, а также в команде на стрёму!" - и далее дополняет, что слово стрёма сейчас утратило способность употребляться в функции междометного слова как словесное оповещение об опасности и сигнал, призывающий к бегству [Отин 1999: 182].

В своем сбивчивом "Историко-этимологическом словаре воровского жаргона" М.А. Грачев и В.М. Мокиенко не заметили этого обстоятельства и неоднократно [Грачев, Мокиенко 2000: 23, 55, 57, 157] и бездоказательно утверждают, что сомнительным словом стрём (не обозначено ё у них в нарушение "Правил русской орфографии и пунктуации" 1956 г., требующих от словарных изданий обязательного употребления буквы ё [33]), выражающим опасность, с начала 40-х годов (XX века) якобы вытесняются слова атанда, вассер и т.п. из оборотов с глаголом стоять типа стоять на атасе и т.п. и что якобы в 1971 г. "понятие "опасность" повседневно начинает отражаться в слове стрём" (Воривода): "Этому способствовало его употребление как в воровском арго, так и в художественной литературе" [Грачев, Мокиенко 2000: 55, 157].

Существование слова стрёма преимущественно в форме на стрёме (местный падеж, где отсутствует противопоставление форм мужского и женского рода) привело к тому, что в ненадежных словарях криминального жаргона появилось ранее невозможное сомнительное существительное мужского рода стрём - результат гиперкорректного восстановления исходной словарной формы, которая была некритически включена в обычно неточный "Большой словарь русского жаргона" В.М. Мокиенки и Т.Г. Никитиной наряду с правильной формой стрёма:

"СТРЁМ², -а, м. 1. Угол. Сторож. ТСУЖ, 170; СРВС, IV, 186; Балдаев, II, 63, ББИ, 236; Мильяненков, 240. 2. Угол., мол. Опасность. Балдаев II, 63; ББИ, 236; Мильяненков, 240, WMN, 88; Елистратов <1994>, 453 <454>. 3. Боязнь опасной ситуации, опасения насчет чего-л. Рожанский, 47. Что-то у меня стрем насчет такого количества водки - не мало ли? Югановы, 211 + WMN, 88; Елистратов <1994>, 453 <454>. 4. Мол. Стресс. DL, 138. 5. Мол. Что-л. неприятное, вызывающее отрицательные эмоции. Конечно, извиняться перед Надей - стрем. Югановы, 212. На стрему (на стрёме) [быть, стоять и т. п.]. См. СТРЁМА" [Мокиенко, Никитина 2000: 570].

"СТРЁМА. Угол. 1. -ы, ж. Наблюдение, слежка. СРВС, III, 24, 68. 2. -ы, ж. Наблюдательный пункт, место, откуда ведется наблюдение при совершении преступления. Грачев, 1992, 159. 3. -ы, м. Человек, стоящий на страже. СРВС, I, 76, 149. 4. -ы, ж. Опасность. СРВС, I, 206, II, 84, 131; 5. неизм., в знач. межд. Предупреждение об опасности. СРВС, I, 70, 170, 206, II, 214, III, 68; ТСУЖ, 170; Балдаев, II, 63; ББИ, 236; Мильяненков, 240. 6. -ы, ж. Обыск. СРВС, I, 23. 7. -ы, ж. также Мол. Неприятная ситуация. Фу, какая стрёма, надо было раньше слинять. Запись 1999 г. Вышла стрема - увидали. СРВС, III, 58. На стрёме (на стрему) [быть, стоять, оставить]. Угол., мол. 1) В качестве наблюдателя, предупреждающего об опасности. Не только мы с Погореловым оставили Гречанника "на стреме". Такую же команду он получил и от комитетского капитана Рашилина. Незнанский, 228 + СРВС, I, 25, 59, 149, II, 150, 167, III, 68, 81, IV, 38, 117, 185; Сн.; ТСУЖ, 27, 170; Б., 145; Быков, 183; Росси, II, 396; Грачев, 1992, 159; WMN, 88. 2) быть бдительным. Елистратов <1994>, 453 <454>" [Мокиенко, Никитина 2000: 570-571] [34].

В "Историко-этимологическом словаре воровского жаргона" М.А. Грачев и В.М. Мокиенко отмечают употребление слова стрем и стрема (без "ё", что грубо нарушает действующие "Правила русской орфографии и пунктуации" 1956 г. и может дезориентировать читателя историко-этимологического словаря) "как в воровском арго, так и в художественной литературе - как начала [XX] века, так и современной" [Грачев, Мокиенко 2000: 157]. Однако рассмотренные выше примеры позволяют говорить о традиции использования слова стрёма как жаргонизма в русской литературе по крайней мере с 1840-х годов. Нельзя не согласиться с авторами, говорящими "об активности слова стрем" в современных жаргонах, вместе с тем необходимо добавить, что вариант стрёма (ж. р.) фиксируется ранее варианта стрём и последний исторически возникает на базе выражения на стрёме как альтернативная начальная форма м. р. по причине совпадения форм предложного (местного) падежа в обоих родах. Так что для историко-этимологического словаря выбранный авторами заголовок словарной статьи "СТРЕМ (СТРЕМА)" представляется вдвойне неудачным. Не исключено, что новая форма стрём могла возникнуть в результате редеривации (обратного словообразования) из прилагательного стрёмный.

Наряду с новым вариантом стрём следует отметить ещё более свежее народно-этимологическое преображение слова стрёма в виде стрéмя ('1. Пост наблюдения'; '2. Сигнал опасности' [Мокиенко, Никитина 2000: 570]), для которого имеется и литературный пример "Носорог и Гадкий Утенок - на стремя!" (Суворов В. Аквариум, гл. IV, 6), на основе которого В.П. Коровушкин фиксирует в военном жаргоне выражение на стремя 'в боевое охранение' [Коровушкин 2000: 184].

Вероятно, прямо или опосредованно из этих источников сигнал опасности стремя в ошибочном виде стромя проник в статью Е.Г. Тонковой "Междометия в русском арго" в качестве якобы арготического междометия: "Воровской промысел весьма специфичен по своей сути, поэтому в арго существует большое количество междометий, являющихся сигналами опасности, тревоги: алты, атас, вассер, вассор, выпул, гарь, горит, горячо, двадцать шесть, два с боку, два тридцать восемь, два шестнадцать, дождь, енгин, жара, за шесть, зек, зекс, зола, казаки, канай, клин, контора, лоха, люстра, менты на линии, мокро, палево, печка, пика, пожар, рейс, снег, точка, фара, шары, цезарь, шуба, малк, плитуй, пуль, ропа, роу, сека, семён, стрёма, стромя, сыпь, хинш, цинк, чай, шестая, шесть, шухер, яб" [Тонкова 2006: 380].

Описания старого слова стрёма и нового стрём в современных словарях и особенно словарях жаргонов не всегда можно признать удачными. Так, у В.С. Елистратова, который дал описания как слова стрёма, так и стрём, между ними наблюдается ряд противоречий. В его лингвоэнциклопедическом <?> словаре "Язык старой Москвы" представлено только сугубо ситуативное контекстное толкование И.Т. Кокорева, рассмотренное выше, в бездумной контаминации с формулировками словарей В.И. Даля и Д.Н. Ушакова, что нечетко отражает все богатство семантики употреблений этого слова, представленного и у других авторов XIX века:

"Стрёма. Неудача.

Из языка московского дна; И. Кокорев. Общеворовское. Корень стал популярным в современном языке: "стремать", "стремщик", "застрематься" и т.п. У В. Даля: "московское и владимирское, прыткий, проворный, бойкий, расторопный; отсюда крик мазуриков и жуликов друг на друга: Стрема! берегись, есть опасность" [Елистратов 1997: 498].

По причине неудачно сокращенного цитирования В.И. Даля складывается впечатление, что "прыткий, проворный, бойкий, расторопный" - это толкование слова стрёма, хотя это толкование относится к прилагательным стрёмный, стрёмкий, стрёмый, о которых в словарной статье "Языка старой Москвы" не упомянуто. В результате складывается впечатление, что мазурики кричали на жуликов и наоборот, обвиняя друг друга в проворстве <?>, что и было источником опасности <?>. Мысль В.И. Даля об отадъективной производности окрика стрёма! осталась скрытой от читателя, а направление производности в историческом плане - развернутым на 180^о.

Новое слово стрём описано тем же В.С. Елистратовым в двух словарях арго с незначительными отличиями, вызванными вряд ли оправданным слиянием двух словарных статей из "Словаря московского арго" в "Словаре русского арго" и нарушением лексикографической орфографии по части игнорирования буквы ё (добавления второго издания подчеркнуты):

"СТРЁМ, -а, м, СТРЁМКИ, стрёмок, мн. Страх, тревога, беспокойство; бдительность, готовность к чему-л. Я на стрёмках с самого утра. Быть (или стоять) на стреме - караулить, сторожить, быть бдительным.

Уг. "стрём" - следи, смотри, высматривай, сторож, "стрёма" - то же, что "стрём", а также опасность, "стрёмить" - стоять на страже при совершении преступления, "стремь" - опасность, "стремно" - боязно, опасно и т.п." [Елистратов 2000: 451; Елистратов 1994: 454] [35].

Здесь смешаны семантика старого слова стрёма (в выражении быть на стрёме) и нового стрём, а вопрос о дифференциации московского и русского арго на основании этого описания ставить, вероятно, невозможно, однако упоминание толкования И.Т. Кокорева 'неудача' и этимологии В. Даля были, безусловно, нелишними в словарной статье 2000 г., чтобы хотя бы вспомнить версию, выдвинутую в 1997 г. Поскольку слово стрём описано вне связи со старомосковским стрёма создается впечатление, что вместо стрёма стало употребляться стрём, но, собственно говоря, истории у последнего варианта ещё не было, хотя он известен в сбивчивой форме с 1971 г. у И.П. Вориводы и в более четкой фиксации в материалах к словарю сленга хиппи: "СТРЁМ [S<in>g<ularis>. t<antum>.?] (нач. <19>70<-х гг.>) - опасность, боязнь неприятной ситуации" [Рожанский 1992: 47].

Трудно на основании "Инверсионного индекса к словарю русских народных говоров" судить, насколько правомерно включение в этот "Индекс" диалектных слов стрёма, стрёмный, стрёмщик [Инверсионный 2000: 73].

Слово стрёма так и не вошло в состав лексики не только литературного языка, но даже и просторечия, но из его производных было извлечено новое слово стрём, также оставшееся за пределами литературного языка. Характерно, что у В.И. Даля стрёма зафиксировано только в качестве сигнала опасности в речи мошенников, а в "Толковом словаре русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова (1940) у него фиксируется уже и фразеологическое употребление в составе выражений на стрёме, на стрёму, которое потом выходит на первый план, а междометное употребление уходит в фразеологию, как в большом академическом "Словаре современного русского литературного языка" (1963), и потом даже почти выходит из жизни, хотя и фиксируется тоже академическим "Большим толковым словарем русского языка" (1998), где старая едва ли верная стилистическая помета о принадлежности слова стрёма к просторечию заменяется более точным указанием на его жаргонный характер.

Во второе издание "Русского орфографического словаря" в дополнение к слову "стрёма: на стрёме, на стрёму" [Русский1 2000: 1044] включено: "стрёмность, -и"; "стрёмный (жарг.)" [Русский2 2005: 780]. При этом, судя по помете, жаргонность прилагательного стрёмный, производного от (не имеющего пометы жарг.) исходного стрёма, странным образом никак не передается отадъективному существительному стрёмность. Впрочем, последнее существительное абстрактного характера само по себе представляется весьма подозрительным для жаргонизированной речи и выглядит как плод словотворчества орфографических лексикографов и редакторов в составе: О. Е. Иванова, В. В. Лопатин (отв. ред.), И. В. Нечаева, Л. К. Чельцова.

О постороннем для литературного языка XX века характере слова стрёма говорят кавычки, в которые заключается это слово в художественных текстах, как об этом, например, свидетельствует попавшая в "Словарь современного русского литературного языка" [ССРЛЯ-XIV: 1036] цитата из книги В.А. Гиляровского "Москва и москвичи" (1926 г.; по изданию 1955 г.): "Мальчишки<,> кроме того<,> стояли "на стреме", когда взрослые воровали <..>" [Гиляровский 1926: 28]. Такое же выделение фигурирует и в цитате словаря В.Б. Быкова "Русская феня": "СТРёМА, -ы, ж. Караул, стража. = Доход от карточной игры получает владелец колоды карт, получающий процент с выигрыша, и арестанты, становящиеся на "стрёму", т. е. на стражу, чтобы вовремя предупредить игроков о приближении надзирателя (Столица, 1991, 5)" Быков: 183]. Во взятой по перепечатке [Гернет 1991: 60] цитате из книги М.Н. Гернета [Гернет 1925: 55; Гернет 1930: 74] слово "стрема" <sic!> к тому же глоссируется в тексте: "т. е. на стражу".

Возникнув в результате каких-то недоразумений, призрачные слова и призрачные значения, даже будучи разоблаченными, продолжают порой долго жить в лексикографии и литературе. Яркий пример подобной ошибки, которая уже живет, распространяясь на стадии эмбриона, является ложное толкование слова стрёма как 'дворник'. Представляется весьма показательным, что это ошибочное толкование слова стрёма из Проекта еще не написанного "Словаря русского языка XIX в." уже проникает в доверчивые издания. Например, оно попало в словарь слов с буквой ё в книге писателя В.Т. Чумакова, борющегося за признание буквы ё обязательной, где читаем восходящее, по-видимому, к проекту "Словаря русского языка XIX в." сомнительное: "стрёма (дворник)" [Чумаков 2005: 290]. Это следствие источниковедческой беспечности составителей словарей, которые не всегда заботятся о филологической достоверности фиксируемого слова, что проявляется обычно в отсутствии точной паспортизации материала - указания на эксцерпированный источник. Но и такое положение не спасает призрачные слова от их последующих разоблачений [Добродомов, Шаповал 2006: 218-224].

В черновых материалах по истории слова антик, которые неудачно были изданы в собрании лексикологического наследия В.В. Виноградова "История слов" (М., 1994, с. 39-41) под редакцией Н.Ю. Шведовой и дезориентирующим названием статьи, имеется итоговое высказывание: "На этом материале легко видеть, что восстановление полной семантической истории слова даже в пределах XVIII-XIX вв. только по данным толковых словарей почти невозможно" [Виноградов 1994: 41; ср.: Добродомов 1999: 21-34], что отражает лишь конкретный опыт исследования термина антик и не может служить в качестве общего указания [Добродомов 2004: 25-32], но более внимательное отношение к словарям исторического жанра необходимо проявлять даже на стадии их составления. Лексикографическая работа должна строиться на гибком сочетании традиции с критическим преодолением этой традиции при опоре на новые данные источников; несоблюдение этого условия может приводить к сохранению в словарях застарелых ошибок описания, все более явно противоречащих стихии живой и постоянно развивающейся речи.

Представляется, что предлагаемый проект исторического "Словаря русского языка XIX века" по своему характеру будет лишь "Материалами" [36] для такого словаря, в которых только пунктирно будут намечены пути исторического развития слова и требовать от которых большего едва ли возможно. Даже такое скромное, но трудное слово как стрёма, которое все-таки так и не стало фактом русского литературного языка, представляет большие трудности для его исторической трактовки в форме словарной статьи исторического словаря.

Составителям исторического словаря постоянно следует помнить о подстерегающих лексикографов ловушках неправильного понимания на первый взгляд кажущихся простыми старых слов и об ожидаемых строгостях оценки их будущего труда со стороны потенциальных въедливых читателей и - особенно - дотошных рецензентов, поэтому нелишним будет напомнить им про первоначальное значение сигнала о разного рода опасностях: стрёма!

Примечания

1. Одной из последних работ ее был проект "Словаря русского языка XIX века" (СПб., 2002), ею написано несколько разделов проекта (РЯШ. - 2006.- № 1. - С. 110).

2. "Ср. в этом смысле характерное суждение В.Ф. Одоевского об офенском языке (в повести "Живой мертвец"): "Многие из поговорок этого офенского <?> языка вошли в обыкновенный язык, но не всем еще понятны"" - [В этом неточном проектантском примечании не обращается внимание на то, что В.Ф. Одоевский ошибочно отождествляет приведенные далее слова из языка петербургских мазуриков с офенскими (у В.Ф. Одоевского - афеньскими!). См. прим. В.Ф. Одоевского к выражению по музыке ходить в начале большой цитаты из его повести "Живой мертвец" в настоящей статье, где подлинное суждение В.Ф. Одоевского приведено без искажений, допущенных проектёрами].

3. Заключительное предложение остается непонятным, поскольку "последующие периоды", вероятно, уже выходят за пределы XIX века, и неясно, кем и как они будут приниматься во внимание. Весьма симптоматична смутность указания на источник подозрительной цитаты из переписки И.С. Тургенева: можно было бы указать на дату, не лишнюю для исторического словаря. Ничем не оправданное отсутствие дат в "Словаре русского языка XVIII века" при большинстве иллюстративных примеров ставит под сомнение право этого словаря претендовать на историчность.

4. "(1) Т. е. воровать. - Слово изь афеньскаго языка, о которомъ лѣтъ пять тому были напечатаны въ "От. Зап." любопытныя изслѣдованiя. Многiя изъ поговорокъ этого языка вошли въ обыкновенный языкъ, но не всѣмъ еще понятны, а потому мы считаемь не излишнимъ присоединить и переводъ къ афеньскимъ словамъ". Примечание В.Ф. Одоевского. [Все другие его примечания к выделенным у него курсивом словам с сохранением (в скобках) его нумерации даны далее в сносках в сопоставлении с материалами В.И. Даля (ссылки на материалы арготических словарей В.И. Даля даются по публикации В.Д. Бондалетова простым указанием на страницу в скобках) и В.В. Крестовского после двух вертикальных линий ||.] Ср. также ниже без пояснения В.Ф. Одоевского: "никогда бы мнѣ музыка на умъ не пришла", а также: "ужь коли музыка, такь музыка". || Ходить по музыке 'заниматься воровством' (с. 154), Музыка 'условный язык воров"' (с. 154). Однако ср. позже в "Толковом словаре" В.И. Даля [Даль1-2: 888, под мазурикъ]: Ходишь по музыке? 'Говоришь ли по-нашему?', а также [Даль1-1: 34, под байка]: ходить по музыке 'говорить байковым языком'.

5. "(2) Маленькiй мошенникъ". || Жуликъ 'малолеток, ученик мошенника' (с. 151); Жуликъ (маз.) 'воришка, мальчишка воръ' (с. 263); 'Воришка' Жуликъ (маз.) (с. 358), 'Мальчишка воръ' Жуликъ (маз.) (с. 384), употребленная В.Ф. Одоевским необычная форма родительного падежа изъ жульковъ, предполагающая форму именительного падежа *жулек, по другим источникам неизвестна. Не знает такой редкой формы специально занимавшийся ранней историей этого слова Ю.С. Сорокин [Сорокин 1965: 485-486]. Эта нестандартная запись слова жулик, как и "афеньский язык" вместо офенский, дают возможность предположить, что свои сведения В.Ф. Одоевский получил устным путем.

6. "(3) Похороны". || Уборка 'похороны' (с. 152); Уборка (маз.) 'похороны' (с. 332); 'Похороны' Уборка (маз.) (с. 409).

7. "(4) Воровалъ". || В арготических материалах Даля не представлено, однако в его "Толковом словаре живого великорусского языка" подано как общеизвестное: "мазурить, мазурничать промышлять карманнымъ воровствомъ въ столицахъ, на ярмаркахъ, на торгахъ" [Даль1-2: 888-889, под мазурик].

8. "(5) Большой воръ". || Клёвый мазъ 'атаман шайки' (с. 151); Мазъ 'мошенник первой руки, мастер своего дела' (с. 151); Клёвый 'хороший, красивый, дорогой' (с. 153); Мазъ (маз.) 'мошенникъ' (с. 283); Клёвый 'хорошiй' (с. 273); 'Мошенник первой руки' Мазъ (маз.) (с. 385).

9. "(6) Съ деньгами", далее без примечания В.Ф. Одоевского: "пошли у меня стуканцы черезъ руки ходить". || Стуканцы 'часы'; Веснухи 'то же' (с. 154); Стукальцы (маз.) 'часы'; Стуканцы (гал<ичское>) 'часы' (с. 327); 'Часы' … Стуканцы (гал.) (с. 434). Стуканцы не имеют значения 'деньги'.

10. "(7) Караульный, дворникъ". || Стрёма 'обход, дозор, часовой, сторож, дворник' (с. 152); Стрема 'будь осторожен, смотрят' (с. 156); Стрёма стремит михлютка. 'Осторожней, жандарм глядит' (с. 156); Стрема (маз.) 'остерегись' (с. 327); 'Остерегись' Стремо (маз.) (с. 395). Подробности будут изложены дальше.

11. "(8) Пьяный". || Херъ 'пьяный, хмельной' (с. 152).

12. "(9) Лазутчикъ", а также далее без примечания В.Ф. Одоевского, но с курсивным выделением: "Смотри, смотри фига знакъ подаетъ...". || У Даля фига не представлено в значении 'лазутчик [соучастник воров]', но только как 'лазутчик [противник воров]': Фига 'квартальный надзиратель' (с. 152); Фига (маз.) 'лазутчикъ, сыщикъ' (с. (с. 335); 'Лазутчикъ' Фига (маз.), Подлипало (маз.) (с. 382); 'Сыщикъ' Фига (маз.) (с. 426).

13. "(10) Въ питейный домъ". || Шатунъ 'винный погреб' (с. 152).

14. "(*) Славное житье". || Нет в арготических материалах В.И. Даля, в его "Толковом словаре живого великорусского языка" подано как общеизвестное: "Лафа ж. удача, счастье; см. алафа. Лафистый парень, ему все везетъ, все лафитъ! На юг? произн. лахва" [Даль1-2: 843]. См. об этом подробнее: [Добродомов, Шаповал 2005а].

15. "(**) Большую сумму". || Также отсутствует в арготических материалах В.И. Даля, в его "Толковом словаре" подано как общеизвестное: "Киса ж. мѣшокъ, особ. кожаный, затяжной" [Даль1-2: 724].

16. "(***) Уголовное наказанiе". || Выражение буду на Смольное глазеть с расплывчатым описательным толкованием 'Уголовное наказанiе' содержит микротопонимическую примету Петербурга (Воспитательное общество благородных девиц при Воскресенском Смольном женском монастыре, затем институт), которая в 1842 г. в материалах В.И. Даля представлена в выражении мазуриков с более конкретным толкованием: "Смотреть на Знаменье "быть наказану плетьми публично"" / "Смотреть на Смольное "быть наказану кнутом"" [Бондалетов 2004: 156]; позднее - в близком по смыслу описательном выражении в романе Вс. Крестовского "Петербургские трущобы" (1860-е): "Проѣхать на фортункѣ къ Смольному затылкомъ - поѣздка преступника на позорной колесницѣ къ эшафоту на Конную площадь" [Смирнов 1899: 1080]. Остается только гадать, на каком основании выражение на Cмольное глазеть с толкованием В.Ф. Одоевского "Уголовное наказанiе" в проекте того же исторического "Словаря русского языка XIX века" (с. 148) превратилось в на смольное смотреть 'сидеть в тюрьме'. Источник не указан.

17. "(****) Ломъ". || Фомка 'небольшой лом, чем свертывают замки' (с. 154); Фомка (маз.) 'лом не большой' (с. 335); 'лом не большой' Фомка (маз.) (с. 383).

18. Герой романа А. Белого "Московский чудак" [Бетеа 1988: 309].

19. Успенский А. Сравнение офенских слов с напечатанными в Трудах Общества словами неизвестного языка, употребительными у жителей разных российских провинций // Труды Общества любителей российской словесности. Ч. VII. М. 1828, с. 285-294.

20. "(*) Это и не областныя, но условныя, вымышленныя слова, между торговцами, которые слывутъ Офенами. Неужели это нарѣчiе?" (прим. Кс.А. Полевого).

21. Слова, произносимые Рязанской губернии в Раненбургском уезде // Труды Общества любителей российской словесности. Ч. VII. М. 1828, с. 295-296.

22. Эти оценки приписываются В.В. Виноградовым издателю "Московского телеграфа" Н.А. Полевому [Виноградов 2000: 364-365], однако рецензия и часть библиографического обзора, откуда они взяты, подписаны "Кс. П." и, вероятно, принадлежали его младшему брату Ксенофонту. Ср. цитируемую В.В. Виноградовым оценку художественного метода М. Погодина: "Говорятъ, что языкъ дѣйствующихъ лицъ въ Черной немочи, картины и мелочныя подробности взяты съ природы. <..> Все-ли существующее въ природ? и въ обществѣ достойно быть переносимо въ Изящную Словесность?" [Полевой 1829: 321-322; Виноградов 2000: 364].

23. Справедливости ради стоит заметить, что позиция В.Ф. Одоевского в этом вопросе соответствует массовым представлениям, которые отождествляют разные типы социальных диалектов, ср.: "Арго, фр. Воровской язык, языкъ офеней" [Полный 1861: 48]. Да и материалы офенского и байкового языка поданы у В.И. Даля совместно, хотя и дифференцируются с помощью помет в его офенских словарях.

24. Можно себе представить, в каком затруднительном положении оказались бы проектёры "Словаря русского языка XIX века", если бы им попалось и контекстное толкование И.Т. Кокорева, которое подвело их опрометчивого коллегу В.С. Елистратова, о чем речь пойдет ниже.

25. См.: [Белых, Пантелеев 1927: 265].

26. Конечно же, высматривает стоящий на стрёме не "кого-что", а исключительно потенциальную опасность.

27. См.: [Мельшин 1899: 350], ср. там же: "стоятъ на стреме" (с. 172).

28. Стоит обратить внимание на традиционную ошибочность справки академического "Словаря современного русского литературного языка" о первой словарной фиксации слова стрёма лишь в третьем издании Словаря В.И. Даля; фактически оно отмечено уже в 1-м издании в самом конце гнезда стремить, где дается удачная этимология разбираемого слова, до сих пор слабо замеченная этимологами [Добродомов, Шаповал 2005a: 56]: "Стрёмный, стрёмкiй, стрёмый мск. влд. прыткiй, проворный, бойкiй, расторопный; отсюда окрикъ мазуриковъ и жуликовъ другъ на друга: Стрема! берегись, есть опасность" [Даль1-4: 309], см. также: [Фасмер-IV: 775, на стремглав].

29. В действительности не карманник, а "скокъ, скачекъ / скачокъ (sic!), скокцеръ" (специалист по ночным кражам со взломом) [Куприн 1902: 41].

30. Ср. также: [Wolf 1956: 322, № 5670], где немецкие жаргонизмы Strohmer 'umherziehender Gauner [бродячий вор]', Stromer, Strömer 'Vagabund, Vagant [бродяга]'; strohmen 'herumstreichen [бродить, скитаться]', stromen, strömen 'umhertreiben [бродить]' и др. также рассматриваются как однокоренные к Strom.

31. Загадочная "довольно активная мотивация, связанная с водой, опасностью на воде", ограничена лишь единственным примером.

32. Они подвергались критике ещё на стадии подготовки словаря, например, в письме Б.А. Ларина Г.О. Винокуру от 3 июня 1932 г.: "Но мы никак не приемлем Виноградовского цеплянья за лоскутья старой академичности и отвергаем эти пометы, как слишком анахронистичные. Вульг. мало понятно и претенциозно, надо "груб". А вм<есто> "простореч." надо масс. (= массовый разговорный). Раз нет уже "простых" людей и "простой речи", нельзя употреблять "простореч.", тем более, что оттенок пренебрежения и наивного пуризма в этом очень явственно ощущался бы" (РГАЛИ, ф. 2164, оп. 1, ед. хр. № 304, л. 3. Цитата любезно предоставлена О.В. Никитиным).

33. Еще более удивительна передача слов стрёма, стрёмить, стрёмщик без буквы ё, но зато с дезориентирующим знаком ударения: стрéма, стрéмить, стрéмщик в словаре М.А. Грачева [Грачев 1992: 159].

34. В этих словарных статьях использован материал лексикографически непрофессиональных словарей, составленных профессиональными работниками правоохранительных органов, материал которых требует весьма осторожного обращения: Д.C. Балдаева, И.П. Вориводы; Л.А. Мильяненкова; Ю.П. Дубягина и А.Г. Бронникова и др.; а также словарей опирающихся на материал в значительной мере некритически собранный опрометчивыми энтузиастами: Ф.И. Рожанского; В.C. Елистратова; И. Юганова и Ф. Югановой; Либора Дворжака; Х. Вальтера и В. Мокиенко.

35. Сбивчивые дефиниции из словарей В.С. Елистратова неточно передаются в сводном словаре [Мокиенко, Никитина 2000: 570].

36. В Проекте эти материалы лукаво именуются как "новый тип словаря (дифференциальный, включающий только лексику, претерпевшую изменения на протяжении XIX века, содержащий историко-культурные комментарии)" [Проект 2002: 6, ср.: Ялик. - 2006. - Январь. - № 66. - C. 6].

Литература

Б. - Быков В.Б. Русская феня. Словарь современного интержаргона асоциальных элементов. - Мюнхен, 1993.
Балдаев 1997 - Балдаев Д.C. Словарь блатного воровского жаргона. - Т. 1-2. - М., 1997.
ББИ - Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: речевой и графический портрет советской тюрьмы / Авт.-сост.: Д.С. Балдаев, В.К. Белко, И.М. Исупов. - Одинцово, 1992.
Белых, Пантелеев 1927 - Белых Г.Г., Пантелеев Л.И. Республика ШКИД. Повесть. - М.-Л., 1927.
Берберова 1936 - Берберова Н.Н. Чайковскiй: Исторiя одинокой жизни. - Берлинъ, 1936.
Бетеа 1988 - Бетеа Дэвид. Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой // Минувшее. - Вып. 5. - Париж, 1988. - С. 228-327.
Большой 1998 - Большой толковый словарь русского языка. - СПб., 1998.
Бондалетов 2004 - Бондалетов В.Д. В.И. Даль и тайные языки в России. - М., 2004.
Быков - Быков В.Б. Русская феня. Словарь современного интержаргона асоциальных элементов. - Смоленск, 1994.
Быков 2000 - Быков В.Б. Проблемы эквивалентности в художественном переводе // Слова, слова, слова... Межвузовский сборник научных трудов, посвященный 65-летию со дня рожд. д. филол. наук проф. И.Г. Добродомова. - Смоленск, 2000. - С. 61-74.
Виноградов 1970 - Виноградов В.В. О трудах В.И. Чернышева по русскому языку // Чернышев В.И. Избранные труды. - Т. I. - М., 1970. - С. 6-48.
Виноградов 1994 - Виноградов В.В. История слов. - М., 1994.
Виноградов 2000 - Виноградов В.В. Язык Пушкина. Пушкин и история русского литературного языка / Изд. 2-е, доп. - М., 2000.
Воривода 1971 - Воривода И.П. Сборник жаргонных слов и выражений, употребляемых в устной и письменной речи преступным элементом. - Алма-Ата, 1971; цит. по: [СРВС-IV: 155-192].
Гернет 1925 - Гернет М.Н. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. - М., 1925.
Гернет 1930 - Гернет М.Н. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. - Харьков, 1930.
Гернет 1991 - Гернет М. В тюрьме. Очерки тюремной психологии // Столица. - 1991. - № 5. - С. 56-61.
Гиляровский 1926 - Гиляровский Вл. А. Москва и москвичи. - М., 1926.
Грачев 1992 - Грачев М.А. Язык из мрака. Блатная музыка и феня. - Нижний Новгород, 1992.
Грачев, Мокиенко 2000 - Грачев М.А., Мокиенко В.М. Историко-этимологический словарь воровского жаргона. - СПб., 2000.
Даль 1845 - Даль В.И. Петербургский дворник // Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов, [под ред.] Н. [А.] Некрасова (с политипажами). - СПб., 1845. - С. 100-131.
Даль 1852 - Даль В.И. О наречиях русского языка // Вестник Императорского Русского географического общества, кн. V за 1852 г. - СПб., 1852.
Даль 1990 - Даль В.И. Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки или байкового языка // Вопросы языкознания. 1990. № 1. С. 134-137.
Даль1 - Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. - Ч. 1-4. - М., 1863-1866.
Добродомов 1999 - Добродомов И.Г. История слова по лексикографическим данным и труды В.В. Виноградова по русской исторической лексикологии // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. - М., 1999. - С. 21-34.
Добродомов 2004 - Добродомов И.Г. Филологическая достоверность лексикографических данных (О Филонах и филонах) // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. - 2004. - № 1. - С. 25-32.
Добродомов, Шаповал 2005a - Добродомов И.Г., Шаповал В.В. Проблемы достоверности описания арготической лексики в текстах и словарях // Седьмые Поливановские чтения. Сб. статей по материалам докладов и сообщений (Смоленск, 11-12 октября 2005 года). - Ч. 3. Идеи Е.Д. Поливанова в современном воплощении. - Смоленск, 2005. - С. 45-59.
Добродомов, Шаповал 2005b - Добродомов И.Г., Шаповал В.В. Запланированная ошибка // Проблемы общего и исторического языкознания. Межвуз. сб. научн. трудов. - Новосибирск, 2005. - С. 91-99.
Добродомов, Шаповал 2005c - Добродомов И.Г., Шаповал В.В. О призрачных словах у лексикографов // Ogród nauk filologicznych. Ksiega Jubileuszowa poswiecona Profesorowi Stanislawowi Kochmanowi. - Opole, 2005. - S. 147-154.
Добродомов, Шаповал 2006 - Добродомов И. Г., Шаповал В. В. Трудности лексикографической трактовки жаргонного слова // Слово в словаре и дискурсе. Сб. научн. статей к 50-летию Харри Вальтера. - М., 2006. - С. 218-224.
Елистратов 1994 - Елистратов В.C. Словарь московского арго: материалы 1980-1994 гг.: Около 8 000 слов, 3 000 идиомат. выражений. - М., 1994.
Елистратов 1997 - Елистратов В.С. Язык старой Москвы. Лингвоэнциклопедический словарь. Около 4 000 единиц. - М., 1997.
Елистратов 2000 - Елистратов В.C. Словарь русского арго: материалы 1980-1990 гг.: Около 9 000 слов, 3 000 идиомат. выражений. - М., 2000.
Ефремова 2000 - Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка: Толково-словообразовательный. - Т. 1-2. - М., 2000.
Зализняк 1977 - Зализняк А.А. Грамматическом словаре русского языка: словоизменения. - М., 1977.
Ильф, Петров 1934 - Ильф Илья, Петров Евгений. Кипучая жизнь // Парад бессмертных. Художественно-оптимистический альманах "Крокодила", посвященный съезду писателей вообще и литературе и ее последствиям в частности. Составлен по наблюдениям, первоисточникам, а также по слухам. - М., 1934. - С. 63-69.
Ильф, Петров 1935 - Ильф Илья, Петров Евгений. Кипучая жизнь / Как создавался Робинзон, изд. 3-е, доп. - М., 1935. - С. 101-105.
Ильф, Петров 1961 - Ильф Илья, Петров Евгений. Кипучая жизнь / Собрание сочинений в 5 томах. - Том 3. - М., 1961. - С. 334-338.
Инверсионный 2000 - Инверсионный индекс к словарю русских народных говоров / Сост. Ф.П. Сороколетов, Р.П. Одеков. - СПб., 2000.
Кокорев 1858 - Кокоревъ И.Т. Мелкая промышленность в Москв? // Кокоревъ И.Т. Очерки и разсказы. - Ч. 1. - М., 1858. - С. 83-94.
Коровушкин 2000 - Коровушкин В.П. Словарь русского военного жаргона: нестандартная лексика и фразеология вооруженных сил и военизированных организаций Российской империи, СССР и Российской федерации XVIII-XX веков. - Екатеринбург, 2000.
Куприн 1902 - Купринъ А.И. Кiевскiе типы / Изд. 2-е. - Кiевъ; СПб.; Харьковъ, 1902.
Ларин 1931 - Ларин Б.А. Западноевропейские элементы русского воровского арго // Язык и литература, т. VII. - Л., 1931. - С. 113-130.
Мельшин 1899 - Мельшинъ Л. [Якубович П.Ф.] Въ мiре отверженныхъ. - Т. I. - СПб., 1899.
Мильяненков 1992 - Мильяненков Л.А. По ту сторону закона. Энциклопедия преступного мира. - CПб., 1992.
Миртов 1929 - Миртов А.В. Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков. - Ростов-на-Дону, 1929.
Мокиенко, Никитина 2000 - Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. - СПб., 2000.
Незнанский - Незнанский Ф. Ярмарка в Сокольниках. - М., 1991.
Никифоров 1924 - Никифоров Г. Две смены // Октябрь. - 1924. - № 2. - С. 13-36.
Одоевский 1844 - Одоевский В.Ф. Живой мертвец // Отечественные записки. - Год шестой. - Т. XXXII. - № 1-2. - 1844. - С. 305-332 (1-й пагинации).
Отин 1999 - Отин Е.С. Материалы к словарю ненормативной лексики // Восточноукраинский лингвистический сборник. - Вып. 5. - Донецк, 1999. - С. 180-193.
Полевой 1829 - Полевой Кс.А. [Рец.] Черная немочь, повесть М. Погодина. Москва, 1829, в типографии Семена Селиванского, 144 с., in 12 // Московский телеграф. - 1829. - Ч. XXVIII. - Август. - № 15. - С. 312-328.
Полный 1861 - Полный словарь иностранныхъ словъ, вошедшихъ въ составъ русскаго языка. - СПб., 1861.
Попов 1912 - Попов В.М. Словарь воровского и арестантского языка. - Киев, 1912.
Потапов 1923 - Потапов С.М. Блатная музыка. Словарь жаргона преступников. - М., 1923; цит. по: [СРВС-II: 161-226].
Потапов 1927 - Потапов С.М. Словарь жаргона преступников (блатная музыка). - М., 1927.
Проект 2002 - Словарь русского языка XIX века: Проект. - СПб., 2002.
Рожанский 1992 - Рожанский Ф.И. Сленг хиппи: материалы к словарю. - CПб.-Париж, 1992.
Росси - Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. - Ч. 1-2. - М., 1991.
Русский1 2000 - Русский орфографический словарь. - М., 2000.
Русский2 2005 - Русский орфографический словарь / 2-е изд. - М., 2005.
Сводный 1991 - Сводный словарь современной русской лексики. - Т. I-II. - М., 1991.
Селищев 1927 - Селищев А.М. Язык революционной эпохи: Из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926). - М., 1927.
Скворцов 1972 - Скворцов Л.И. Профессиональные языки, жаргоны и культура речи // Русская речь. - 1972. - № 1. - С. 48-59.
Смирнов 1899 - Смирнов Н. Слова и выражения воровского языка, выбранные из романа Вс. Крестовского "Петербургские трущобы" // Известия Отделения русского языка и словесности. - Т. IV. - Кн. 3. - СПб., 1899. - С. 1065-1087.
Сн. - Снегов C.А. Словесный камуфляж: Толковый словарь лагерно-воровского языка // 24 часа. - 1991. - № 51.
Современная 1829 - Современная библиография // Московский телеграф. - 1829. - Ч. XXVII. - Май. - № 9. - С. 118-139.
Сорокин 1965 - Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка [в] 30-90-е годы XIX века. - М.-Л., 1965.
Сорокин 1999 - Сорокин Ю.С. Основные принципы и источники исторического словаря русского литературного языка XIX в. // Очерки по исторической лексикологии русского языка: Памяти Ю.С. Сорокина. - СПб., 1999. - С. 29 - 39.
СРВС - Козловский В. (сост.) Собрание русских воровских словарей. Т 1-4. - New York, 1983.
Срезневский 1839 - Срезнев И. [И.И. Срезневский] Афинский язык в России // Отечественные записки. Т. V. - Август-сентябрь. - 1839. - С. 1-12 (отд. VIII, "Смесь").
ССРЛЯ - Словарь современного русского литературного языка. - Т. I-XVII. - М.-Л., 1948-1965.
Суворов 2005 - Суворов В. Аквариум. - М., 2005.
Тихонов 1985 - Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка. - Т. I-II. - М., 1985.
Толковый 1940 - Толковый словарь русского языка, под редакцией Д.Н. Ушакова. - Т. I-IV. - М., 1935-1940.
Тонкова 2006 - Тонкова Е.Г. Междометия в русском арго // Слово в словаре и дискурсе. Сб. научн. статей к 50-летию Харри Вальтера. - М., 2006. - С. 375-382.
ТСУЖ - Толковый словарь уголовных жаргонов. - М., 1991.
Фасмер - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. - Т. I-IV. - М., 1986-1987.
Химик 2004 - Химик В.В. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. - СПб., 2004.
Чернышев 1970 - Чернышев В.И. Толковый словарь русского языка (Критический отзыв) // Чернышев В.И. Избранные труды. - Т. I. - М., 1970. - С. 351-383.
Чехов 1895 - Чеховъ Антонъ. Островъ Сахалинъ. (Изъ путевыхъ записокъ.) Изд. редакцiи журнала "Русская мысль". - М., 1895.
Чумаков 2005 - Чумаков В.Т. Вместо ё печать е - ошибка! - М., 2005.
Шаламов 1996 - Шаламов В. Несколько моих жизней. - М., 1996.
Шишков 1936 - Шишков В.Я. Странники. - Л., 1936.
Югановы 1997 - Юганов И., Юганова Ф. Cловарь русского сленга (сленговые слова и выражения 60-90-х годов). - М., 1997.
DL - Dvořák Libor. Эй, чувак. Ruský slang aneb Český hambář jazyka ruského. - Praha, 1995.
WMN - Walter H., Mokienko V., Niemeyer M. Sprache der Jugend: Kleines russisch-deutsches Wörterbuch. - Greifswald, 1999.
Wolf 1956 - Wolf S.A. Wörterbuch des Rotwelsch. Deutsche Gaunersprache. - Mannheim, 1956.