Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Т. В. Чернышова

СТИЛИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КАК ОСНОВА ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ КОНФЛИКТНОГО ТЕКСТА

(Юрислингвистика-2. Русский язык в его естественном и юридическом бытии. - Барнаул, 2000. - С. 206-213)


 
Определяя степень инвективности (оскорбительности) публичной речи, целесообразно опереться на несколько факторов, в той или иной мере провоцирующих стилевой разрыв в ткани текста и выводящих ее за пределы допустимых, с точки зрения общества, публичных высказываний. Наряду с учетом особенностей личности пишущего (автора), особенностей субъекта речи, типа издания [Чернышова, 1999, с. 142-143], необходимо уделить внимание изучению стилистических характеристик текста, в рамках которого и взаимодействуют автор, субъект (лицо, против которого направлен текст) и адресат речи (читатель). Следовательно, важное место в ходе лингвистической экспертизы текста должно отводиться стилистическому анализу.
В.В. Одинцов в своей монографии "Стилистика текста" [Одинцов, 1980] отмечает ряд характерных черт стилистического анализа.
Прежде всего, стилистический анализ текста должен вести к полному и глубокому пониманию основной мысли текста, главной идеи речевого произведения. Он должен выявить характер "оформленности содержания", то есть выявить структуру текста. Последнее в свою очередь предопределяет и методику стилистического анализа: он должен направляться не только и не столько на языковые факты, сколько на способы их организации, их связи и соотнесенности. Исследователю необходимо также учитывать разнофункциональность применения стилистического анализа: в аспекте стилистики языка он должен ответить на вопрос - из чего сделан текст, в аспекте стилистики речи - как сделан текст. Таким образом, в предлагаемых аспектах неизбежно встает вопрос о функциях и функционировании языковых средств текста с учетом выражаемого содержания и целевой установки. Наконец, полное понимание текста предполагает понимание того, "почему в данном случае употреблено именно такое слово, именно такой оборот или синтаксическая конструкция, а не другая; почему для выражения данной мысли в данных условиях необходимы именно эти языковые средства, именно такая их организация" [Одинцов, 1980, с. 35-37].
Итак, первое положение, на которое должен опираться стилистический анализ в рамках лингвистической экспертизы, - это рассмотрение так называемого "оскорбительного" высказывания в контексте - в соотношении с другими языковыми единицами, с их стилистической окраской.
Данное положение поддерживается общей теорией текста как объекта смыслового восприятия. По замечанию Т.М. Дридзе, текст нельзя считать набором механически связанных элементов: это "система элементов разной степени сложности и комплексности, функционально объединенных в структуру общей концепцией; текстовая комбинаторика качественно меняет ту информационную нагрузку, которую сам по себе (вне данного текста) нес бы каждый из его элементов" [Дридзе, 1976, с. 39].
Для иллюстрации первого положения приведем фрагменты стилистического анализа статьи, послужившей поводом для предъявления иска о защите чести и достоинства субъектом речи О. [1].
По своим жанровым характеристикам анализируемая публикация тяготеет к репортажу, написанному по следам события, то есть сразу же после отчетного собрания в колхозе. Она представляет собой информацию о событии, действительно имевшем место. В ней отсутствует какой-либо глубокий авторский анализ сложившейся ситуации, не выявляются глубинные причинно-следственные связи. Автор доступными ему средствами передает свои впечатления от увиденного и услышанного.
Общая тональность всей публикации - минорная. Она создается в основном за счет эмоционально-оценочной лексики с пейоративной окрашенностью, позволяющей передать общее настроение безысходности и бессилия, царившее на собрании: озлобленные нищетой колхозники, тоскливая растерянность председателей, недобросовестная работа, слабый недобросовестный уход, бескормица, от голода подохнет скот, горькие факты, лентяи и воры, зарвавшиеся наглецы, буркнули злобно и другие. Нередко для создания выразительности автор использует разговорные и просторечные языковые элементы, сфера употребления которых функционально ограничена [2], например: аукнулась, тащи все что можно, что за беда, буркнули.
Эмоционально сниженную окраску имеет около 40 процентов анализируемого текста, что объясняется как авторской манерой изложения, так и особенностями описываемого факта-события.
Те же выразительные средства (эмоционально сниженная и разговорно-просторечная лексика) используются при описании эпизода, послужившего поводом для предъявления иска. Во-первых, это пейоративная лексика: склока, фальшивый, провокационный и откровенно безграмотный фарс, неискренность, рьяной, теплое местечко (доходное место), вылазка; во-вторых, разговорно-просторечные элементы: базарная (грубая), сытая (живущая в достатке), снять (убрать), осадить (одернуть), оппонентка и другие.
Известно, что стилистической окраской языковой единицы "являются те дополнительные к основному значению слова экспрессивные или функциональные свойства, которые ограничивают возможности употребления этой единицы определенными сферами и условиями общения и тем самым несут стилистическую информацию" [Кожин, Крылова, Одинцов, 1982, с. 81]. В анализируемом тексте такой информацией является общая сниженная тональность текста, обусловленная тяжелым состоянием дел в колхозе, психологическим состоянием автора, передавшего с помощью эмоционально сниженных и функционально ограниченных элементов собственное мнение о происходящем на собрании, а также накал страстей, кипевший в зале. Рассмотрение конфликтных элементов текста в рамках общего стилистического анализа всего текста показывает, что автор при описании субъекта речи и всей сложившейся ситуации использует подобные по стилистической окраске языковые единицы: экспрессивно сниженные и разговорно-просторечные. Таким образом, указанные языковые элементы могут рассматриваться как особенности авторской манеры письма, создающие в тексте особый стилистический фон, а не как свидетельства личной неприязни автора к субъекту речи.
Второе положение, на которое может опереться стилистический анализ в рамках лингвистической экспертизы, непосредственно вытекает из первого: учет особенностей личности пишущего, влияющих на своеобразие стилистической манеры автора, которая в свою очередь определяет характер оценочности текста.
Структура личности пишущего чрезвычайно интересна. Она объединяет свойства личности, черты характера, определенным образом организованные способности, на которые влияют темперамент и установки. Опираясь на исследования психологов о взаимосвязи речевой деятельности и личности, С.А. Сухих отмечает, что "лексико-грамматический уровень речи включает не только языковые структуры, но наряду с ними отражает общие свойства личности" [Сухих, 1988, с. 24]. Невозможность полного отделения "всякого языкового действия" от личности говорящего отмечает Б.М. Гаспаров: "Все поступающие извне языковые впечатления органически врастают в языковой мир личности" [Гаспаров, 1996, с. 15-16].
Особенно большой интерес личность пишущего вызывает с позиций стилистического анализа, дающего представление об эмоциональном состоянии автора, его мироощущении и уровне общей и языковой культуры, языковых и неязыковых интенциях. Стилистическая манера автора складывается из нескольких элементов, среди которых ведущее место занимают языковое чутье автора как критерий правильности речи [Ахманова, 1969, с. 519] и уровень его языковой компетенции. В анализируемом тексте можно отметить в качестве стилеобразующего начала речевой манеры автора низкий уровень языковой компетенции и слабое языковое чутье, проявившиеся через ряд языковых (в том числе и стилистических) аномалий, представленных разного рода несочетаемостью.
Аномалия трактуется в лингвистике как "нарушение правила употребления какой-то языковой или текстовой единицы" [Апресян, 1990, с. 50]. В рамках данного исследования целесообразно говорить о так называемых деструктивных (индивидуальных) аномалиях, которые, в противоположность конструктивным (типичным), представляют собой "невольные или нерегулярные языковые ошибки, сделанные то ли по недостаточному знанию языка, то ли под наплывом эмоций, то ли подсознательно, то ли чисто случайно" [там же, с. 63]. Данное определение Ю.Д. Апресяна как нельзя лучше вписывается в систему текстовых аномалий, отражающих, по результатам стилистического анализа, низкий уровень языковой компетенции и слабое языковое чутье автора публикации.
Прежде всего, это аномалии, обусловленные нарушением семантического критерия: нарушение лексической сочетаемости - ораторский подиум, многострадальный скот, тормозящий аппендикс, безграмотный фарс, грамотно и тактично осадив даму, вылазка на сцену, упакованной в кожу.
Нарушение грамматической и синтаксической сочетаемости - лаборантка теплого местечка, к беде прибавился срыв опороса, комментировал ситуацию по хозяйству, снять с ораторского подиума, снять с легкой руки.
Аномалии, обусловленные нарушением функционального критерия, представлены случаями немотивированного сочетания книжных слов, в том числе канцелярских оборотов, и разговорных элементов языка: из уст сытой лаборантки, о проданных неизвестно кому полях и пойменных лугах средней полосы России, шедевры (книжное) управленческой (разговорное) безалаберности (разговорное), безответственности, расхитительства (нет в словаре), истеричной особы, грамотно и тактично осадив даму и другие.
Аномалии, вызванные нарушением эстетического критерия через употребление штампов, делающих речь банальной, бессодержательной: сказать есть о чем, прямое следствие недобросовестной работы, теплое местечко, горбатого могила исправит, работать нужно всем на совесть, увеличение надоев, валового привеса. Нарушением эстетического критерия можно считать и неоправданное многословие, приводящее к затруднению восприятия и созданию у читателей отрицательного эффекта монотонности: подтверждением неискренности рьяной оппонентки стало выступление главного экономиста колхоза, который дал негативную оценку работе пивзавода, вскрыв факты вывоза с территории предприятия неучтенных емкостей с пивом; Грамотно и тактично осадив даму, он перевел собрание в рабочее русло; дав обстоятельный сравнительный анализ состояния дел в крае, районе и конкретно в колхозе.
Результаты проведенного стилистического анализа позволяют сделать некоторые предположения относительно психологического типа личности автора (пишущего), во многом определяющего отбор языковых средств текста. Исследователь В.Г. Норакидзе на основе соотношения между структурой установки и структурой характера выделил три основных психологических типа коммуниканта: "1) психологический портрет человека гармонического с пластично-динамической установкой и грубо-динамической установкой; 2) человека конфликтного с грубо-статической установкой; 3) человека импульсивного с вариабельно-стабильной и вариабельно-лабильной установкой" (цит. по: [Сухих, 1988, с. 26]). Автор анализируемой публикации, по всей видимости, тяготеет к конфликтному типу личности с грубой статической установкой, определяющей появление в тексте "малых речевых стратегий", "эгоцентричных высказываний", "доминирование модальных маркеров неуверенности, пессимистичности, а в диалоговой модальности к иронии, сарказму, к конфликтному столкновению интенций, к нагнетанию негативно окрашенных экспрессивных интенций" [там же, с. 27].
Третье положение, на которые может опереться стилистический анализ конфликтного текста, вытекает из двух предыдущих и позволяет после ответа на вопрос "почему в данном случае употреблено именно такое слово, именно такой оборот или синтаксическая конструкция?" сделать вывод о том, какое из этих слов и оборотов является лишним для выражения данной мысли в данных условиях (то есть в условиях публичной речи) и, следовательно, негативно воспринимается не только субъектом речи, но и адресатом. По всей видимости, "лишними" элементами текста следует считать такие языковые единицы, которые демонстрируют личную, ничем не мотивированную агрессивность автора по отношению к субъекту речи.
Таким образом, результаты стилистического анализа вплотную подводят нас к понятию вербальной (словесной, речевой) агрессии. По замечанию А.К. Михальской, вербальная агрессия в современном мире "оценивается общественным сознанием как менее опасная и разрушительная, чем агрессия физическая" [Михальская, 1996, с. 159], поскольку она не вполне реальна и не несет конкретной угрозы миру. В то же время исследователь отмечает, что речевая агрессия - это "первый шаг на пути агрессии физической. Она создает у членов общества "агрессивный подход к действительности" и агрессивную социальную среду, что кажется неприемлемым с позиций гуманизации общества и жизни [там же, с. 160]. Тот факт, что в современном обществе в целом и в средствах массовой информации в частности речевая агрессия сдерживается крайне слабо, во многом определяет проникновение в сферы публичной и публицистической речи разговорно-просторечной, просторечно-бранной, а часто и инвективной лексики и фразеологии.
Некоторые исследователи [Иванова, 1997, с. 34-35] говорят о языковой агрессии как о превышении пределов огрубления и вульгаризации литературного языка, проявляющемся в перенасыщенности текста ненормативной лексикой (бранной, с установкой на грубое оскорбление), негативной оценкой личности через использование ярлыков, чрезмерной экспансией иноязычных слов и нарушением языковых норм, ситуативно и стилистически не оправданных. Анализируемый текст, как было показано выше, отличается низким уровнем авторской компетенции, слабым языковым чутьем, наличием большого количества языковых аномалий, перенасыщенностью разговорно-просторечной и эмоционально-оценочной лексикой, что, видимо, в совокупности создает стилевой разрыв в ткани текста и воспринимается субъектом речи как превышение пределов огрубления и вульгаризации газетно-публицистической речи. В итоге перечисленные свойства текста, хотя и не могут быть квалифицированы как оскорбительные по отношению к субъекту речи, создают особую ситуацию конфликтности, которая и реализуется в иске о защите чести и достоинства субъекта речи.
Существенно в данном случае и то, что так называемая непереходная в начале анализируемой статьи агрессия автора, недовольного происходящим и ругающего жизнь вообще, превращается в переходную, когда она "как бы "переадресуется" конкретным окружающим людям, никак лично не повинным в состоянии агрессора" [Михальская, 1996, с. 167-168]. Как показал анализ, непереходно-переходная агрессия, проявившаяся как результат ухудшения эмоционального состояния автора через использование разговорно-просторечных и эмоционально-оценочных языковых элементов не только при описании ситуации собрания, но и при характеристике субъекта речи, в конечном итоге спровоцировала реализацию конфликтных возможностей данного текста.
 

Примечания

1. Стилистическая экспертиза данной публикации произведена автором статьи совместно с профессором Н.В. Халиной.

2. Здесь и далее ссылки и пометы даны по Словарю русского языка: в 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981-1984.


Литература

Апресян Ю.Д. Языковые аномалии: типы и функции // Res PHILOLOGICA. Филологические исследования. М.- Л., 1990.
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969.
Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.
Дридзе Т.М. Интерпретационные характеристики и интерпретация текстов (с учетом специфики интерпретационных сдвигов) // Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации). М., 1976.
Иванова З.М. Языковая агрессия в произведениях Э. Лимонова // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Научно-методический бюллетень. Вып.4. Красноярск-Ачинск, 1997.
Кожин А.Н. Крылова О.А. Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. М., 1982.
Михальская А.К. Русский Сократ. М., 1996.
Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980.
Словарь русского языка: в 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981-84.
Сухих С.А. Структура коммуникантов в общении // Языковое общение: процессы и единицы. Калинин, 1988.
Чернышова Т.В. Узуально-стилевой комплекс как механизм порождения инвективного высказывания в сфере газетной публицистики // Юрислингвистика - I: Проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр./ Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 1999.


Текст статьи взят c сайта "Юрислингвистика"