Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Ю. С. Степанов

ЭМИЛЬ БЕНВЕНИСТ И ЛИНГВИСТИКА НА ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

(Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М., 1974. - С. 5-16)

 
Эмиль Бенвенист не является лидером какого-либо лингвистического кружка или направления. И вместе с тем, а может быть, благодаря этому, имя французского лингвиста наилучшим образом представляет современный этап науки о языке - лингвистику 70-х годов нашего века.
Не входя в лагерь ни «структуралистов», ни «традиционалистов», Э. Бенвенист сумел выработать единую концепцию языка, свободную от крайностей как того, так и другого. Он принадлежит к числу тех немногих лингвистов - среди них надо обязательно упомянуть также польского лингвиста Е. Куриловича - труды которых сами по себе - целое направление. Когда к середине 60-х годов структурализм, во многом обогатив языкознание и превращаясь в «традиционный, или догматический, структурализм», склонился к закату, стало ясно, что непреходящие лингвистические ценности связаны не с ответвлениями и ветвями, а с центральным стволом лингвистики. Если ветви - это лингвистика с каким-либо ограничивающим определением («прикладная»; «математическая»; «инженерная»; «семиотическая»; «системная»; «бионическая» и т. д.), то ствол - это лингвистика просто, лингвистика в собственном смысле слова. Как бы ни были важны ответвления сами по себе, они невозможны без ствола. Его-то во многом и образует личное научное творчество Э. Бенвениста. Именно в рамках центрального русла лингвистики сохраняются и шлифуются фундаментальные понятия науки о языке; но в нем также и ставятся новые проблемы, разработкой которых некоторое время спустя начинает заниматься та или иная специальная ветвь [1].
Труды Э. Беывениста, как и Е. Куриловича, представляют европейскую лингвистическую школу. Слово «школа» здесь надо понимать ив том смысле, в каком мы говорили раньше и снова начинаем говорить теперь - «пройти хорошую лингвистическую школу», и как течение лингвистической мысли, в том более конкретном и специальном языковедческом значении, разъяснить которое и является целью настоящей статьи.

* * *

Способ работы с материалом прежде всего характеризует всякую лингвистическую школу, и в особенности ту, которую представляет Э. Бенвенист, - именно потому, что она требует тщательной работы с материалом и скрупулезного знания текстов. Каждый раз, идет ли речь об именном предложении или о значении слова «цивилизация», мы находим у Бенвениста полные или почти полные перечни соответствующих языковых явлений из поэм Гомера, од Пиндара, истории Геродота, иранских текстов, первых английских словарей и т. д. Работая над латинскими предлогами и падежами, Бенвенист обследует, а по возможности и цитирует «все случаи употреблений предлога prae у Плавта» (статья о предлогах); приводит полный список употреблений «родительного падежа восклицания» «во всей латыни» (статья о падежах); перечисляет все классы употреблений родительного-местного падежа (там же); дает «исчерпывающий список» употреблений слова «ритм» rythmos у древнегреческих авторов (статья о ритме), не говоря уже о богатейших материалах его «Словаря индоевропейских социальных терминов».
Только в результате подобной начальной работы над материалом, путем постепенного обобщения Бенвенист смог прийти к таким значительным выводам, как его известная формулировка первичных и вторичных функций родительного падежа, которая, заметим, совпадает с аналогичной и полученной одновременно формулировкой Е. Куриловича и которая составляет вместе с последней краеугольный камень современной теории падежей. Сказанное - лишь один пример. При чтении его работ возникает впечатление необычайной легкости, с какой получаются замечательные обобщающие результаты. Между тем эта легкость - отражение естественности обобщения, а вовсе не его быстроты. Бенвенист никогда не употребляет слова «постулируем» или «задаем», глагол poser у него почти всегда синоним reconnaitre - «опознавать или распознавать в материале».
Глубочайшую филологическую традицию такого отношения к материалу Бенвенист непосредственно воспринял от своего учителя А. Мейе. Достаточно раскрыть любой научный словарь французской школы, будь то толковый словарь французского языка Литтре или латинский этимологический словарь Эрну - Мейе, чтобы почувствовать, что такое эта традиция, позволяющая провести историю слова или грамматической формы через всю историю культуры на соответствующем языке. Мейе имел полное основание утверждать, что научная реконструкция формы должна воссоздать весь окружающий фрагмент системы языка, а этимологические словари должны давать не сближения корней,, а историю слов. Когда речь идет о таких ценностях культуры, как лексика индоевропейских социальных установлений, как понятие о «протекании вещей» в философии Демокрита, или понятие «цивилизации», всякое иное, чем у Бенвениста, отношение к материалу выглядело бы просто варварским.
Все это очень близко к тому, чему учили у нас академик Л. В. Щерба и академик В. В. Виноградов. «История слова должна воспроизводить все содержание, всю цепь его смысловых превращений, все его «метаморфозы». ...Она определяет исторические закономерности изменения значений, связывающие судьбу отдельного слова общим ходом развития всей семантической системы языка или тех или иных его стилей. История слова всегда жизненнее, динамичнее и реальнее его этимологии» [2].
Широко представляя, как уже было сказано, европейскую языковедческую традицию, Бенвенист остается вместе с тем ярким выразителем идей именно французской школы. Он сумел воспринять лучшие черты французской научной мысли - картезианскую ясность и контовскую позитивистскую уклончивость перед слишком общими теориями. Совсем не случайно при огромном диапазоне своих научных работ Бенвенист никогда не предпринимал общих компендиумов под названиями типа «Язык», «Система...» и т. п. и явно холодно относился к тем течениям в лингвистике, которые начинали претендовать на слишком широкие обобщения. К творчеству Бенвениста до известной степени могут быть отнесены слова Конта, которыми он характеризовал свою философию: «Всячески стремясь как можно более сократить число общих законов, необходимых для позитивного объяснения естественных явлений, что в действительности и является целью науки, мы считаем неоправданно дерзким рассчитывать на то, что когда-нибудь, хотя бы в самом отдаленном будущем, их удастся свести к строго одному»; необходимо единство метода, «что же касается доктрины, то в ее единстве нет никакой необходимости, достаточно, чтобы она была однородна» [3].

* * *

Начиная со своей знаменитой «теории индоевропейского корня», сформулированной в 1935 г. (в книге «Индоевропейское именное словообразование»), и до цикла статей 60-х годов, вошедших в настоящий сборник, Бенвенист остается новатором лингвистического метода. Только не искушенному в «основной лингвистике» взгляду, привыкшему к резкой специализации «ответвлений», может показаться, что Бенвенист работает в материале так, как могли работать, говоря его собственными словами, «и в 1910 году». Когда, например, он разыскивает первые контексты со словом «цивилизация» в английском и французском языках, он ищет не просто первые употребления слова, а стремится открыть «позиции нейтрализации» старого и нового значений, т. е. такие места в текстах, которые человеком сегодняшнего дня воспринимаются как двусмысленности, а с исторической точки зрения свидетельствуют о переходе от одной семантической системы к другой. Длинные ряды примеров у Бенвениста - не самоцель, а средство для того, чтобы нащупать в них или «позиции нейтрализации», или иное, но всегда узловое место. Тем самым метод Бенвениста, требующий столь же обширной документации в материале, как и «атомарный» метод младограмматиков, решительно отличается от него.
Вместе с тем Бенвенист никогда не был сторонником «глобального» описания языка в духе дескриптивизма или порождающей грамматики; такие описания, по его словам, демонстрируют скорее «метод ради метода». Бенвенист обычно выбирает узловое место системы, радиально продвигаясь от него в разных направлениях. Не случайно в книге так широко представлена проблема перфекта (в статьях «Пассивное оформление перфекта переходного глагола», «Активный и средний залог в глаголе», «Глаголы «быть» и «иметь» и их функции в языке», «Отношения времени во французском глаголе», «Именное предложение», «О некоторых формах развития индоевропейского перфекта»). Эта глагольная категория интересует Бенвениста не сама по себе, а в силу того, что она является ключевым пунктом в системе индоевропейских и некоторых других языков, будучи точкой скрещения временных категорий настоящего и прошедшего, а вследствие этого и категорий активного процесса и состояния, далее номинативности и посессивности и, наконец, глагольного и именного типов предложения. В связи с последними стоит различие 3-го и 1-го лица, различие же 3-го и 1-го лица есть центр нового круга проблем - «субъективности языка» и т. д. Естественно, что мы, как читатели, могли бы начать и с «проблемы субъективности» в языке, чтобы затем прийти к перфекту, как с любой другой из узловых проблем сборника (они подчеркнуты в Комментарии). Таким образом, все статьи сборника с единой концепцией и обозримое с одной точки. Но при этом описание не повторяет схемы самого языка, оно не «иерархическое», а «радиальное».
Здесь мы приходим к другой особенности концепции Бенвениста. Бенвенист четко различает то, что не удалось разграничить Соссюру - структуру описания (она у Бенвениста обычно «концентрическая» и «радиальная») и онтологическую структуру объекта - самого языка (последней, ее «иерархическому» принципу, в настоящем сборнике посвящены специально лишь две статьи - «Понятие структуры в лингвистике» и «Уровни лингвистического анализа»). Структура описания у Бенвениста скорее напоминает структуру словарных определений, где каждое следующее определение не вытекает из предыдущего, а связано прямыми и обратными связями с рядом других.
И здесь также Бенвенист далек от стремления протянуть процедуру описания в одном необратимом направлении и «непротиворечиво» переходить от простейшего элемента языка к описанию единиц все более высоких ярусов, к чему так настойчиво и часто тщетно стремились американские дескриптивисты и школы, выросшие на основе дескриптивизма. И напротив, Бенвенист очень близок здесь к русской лингвистической школе, которая уже во второй половине 50-х годов устами П. С. Кузнецова провозгласила отказ от стремления к однонаправленной непротиворечивости метода, от пути последовательного определения единиц низшего порядка с переходом затем к единицам высшего порядка: «Таким путем мы не можем построить внутренне непротиворечивую систему, так как на определенных этапах нашего пути будем наталкиваться на порочные круги (в логическом смысле). Это объясняется тем, что система единиц любого одного порядка требует для своего построения определенных понятий, лежащих за пределами ее» [4]. Примером такого подхода П. С. Кузнецов называл трактовку фонемы в Московской фонологической школе, где понятие фонемы определяется как от низшего яруса - системы понятий из области фонетики, так и от высшего - системы понятий из области морфологии.
Четко сформулированное здесь П. С. Кузнецовым, а на деле уже широко применявшееся русскими и французскими лингвистами понятие кругового метода заслуживает дальнейшего теоретического объяснения. Здесь осознается, что линейная последовательность определений неизбежно окажется порочным логическим кругом и, напротив, кажущийся круг лингвистических определений будет логически непротиворечив. Тем самым по сути дела предпринимается попытка - фундаментальной важности для теории метода - эксплицировать «логический круг», превратив его тем самым из недостатка в достоинство и сделав его краеугольным камнем теории. Здесь делается также важный шаг к формализации «филологического круга» - специфического метода гуманитарных наук, осознанного уже на заре научного языкознания и литературного романтизма, в начале XIX века, философом, переводчиком и комментатором Платона Ф. Д. Шлейермахером [5].
В радиальном методе Бенвениста четко прослеживаются две основные опорные линии анализа - семантическая и формальная. .^Каждое анализируемое явление исследователь стремится поставить в две линии соответствий - с одной стороны, в ряд «языковых категорий» (например, в проблеме перфекта это категории «времени», «активного залога», «среднего залога», «переходности», «номинативности», «посессивности» и т. д.), что у Бенвениста всегда оказывается связанным в той или иной степени с содержательным, семантическим анализом, с другой стороны - в ряд «синтаксических функций», что в понимании Бенвениста приближается к формальному анализу. Последнее обстоятельство указывает на известное сходство метода Бенвениста (точнее, его «метаязыка», не всегда эксплицитного) с пониманием метаязыка абстрактного типа, когда понятия «синтаксический» и «формальный» полностью совпадают. По этой причине мы не стали бы прямо сопоставлять две названные опорные линии анализа у Бенвениста с соответственно «парадигматикой» и «синтагматикой» в общепринятом смысле терминов. Суть синтаксического учения Бенвениста состоит в разработке понятия «синтаксической функции». Последняя оказывается одновременно и наиболее общим типом, «инвариантом» определенной группы языковых синтаксических функций в общепринятом смысле слова («функции определения», «функции отождествления», «функции предицирования» и т. п.), с одной стороны, и, с другой стороны, логической функцией, т. е. поддается формулировке в логических терминах. Так обнаруживается связующее звено между логическим и языковым и удается в значительной степени преодолеть неоднократно отмечавшийся разрыв между понятием функции в современной логике и понятием языковой функции, которым на каждом шагу пользуется всякий лингвист и которое казалось до сих пор просто «омонимом» первого (см. «Именное предложение», «Относительное предложение как проблема общего синтаксиса» и особенно «Синтаксические основы именного сложения» и комментарий к ним). У Бенвениста намечается и переход к еще более общему понятию функции, которое объединило бы и названное выше понятие «синтаксической функции» и понятие «падежной функции» (ср. названные статьи и статью «К анализу падежных функций: латинский генитив»), но этот переход остается, по-видимому, незавершенным.
Еще одной, может быть важнейшей, чертой метода является у Бенвениста генетический способ описания. Этот способ необходимо возникает из самого обращения с материалом: «узловые пункты» бенвенистовских рядов всегда оказываются узловыми не только в системном, синхронном, плане, но и в плане историческом. С ними всегда связан тот или иной ключевой исторический момент в развитии рассматриваемого явления, а чаще целого фрагмента системы языка. При этом генетический метод Бенвениста отличается от традиционного исторического метода младограмматиков не менее, чем отличается от их атомарного подхода его отношение к материалу. Бенвенист не ограничивается непременно односторонним движением - от засвидетельствованной в текстах или гипотетически устанавливаемой начальной точки к нашему времени. Чаще он предпочитает двигаться в обратном направлении - от непосредственно наблюдаемого факта существующей системы в прошлое. Нередко он привлекает для сравнения соответствующие фрагменты сосуществующих во времени языковых систем, например американоиндейских, тюркских и других языков - в параллель к индоевропейским или, внутри индоевропейской семьи, индоиранских - в параллель греческим и т. д., последнее - как это делалось обычно в классическом сравнении. Однако при этом часто оказывается, что сравниваемые факты, принадлежащие одновременно существующим системам, располагаются не одновременно, а последовательно с точки зрения типологической перспективы. Так, «пассивное оформление» армянского перфекта оказывается не параллелью своеобразных синтаксических конструкций кавказских языков, а одной из ступеней развития индоевропейского перфекта в связи с категорией посессивности. Таким образом, и генетический подход у Бенвениста оказывается не линейным, как у младограмматиков, а значительно более сложным - генетический принцип, обогащенный и существенно измененный новой типологической и общефилософской точкой зрения.
При таком генетическом принципе по-новому, в частности, освещается и вековая проблема «смысла и значения»: средством различения «значения» («денотации», «денотата», у Бенвениста здесь désignation) и языкового «смысла» («десигната», или «сигнификата», у Бенвениста здесь signification) является диахронический подход: «задача заключается в том, чтобы средствами сравнения и диахронического анализа вскрыть сигнификат там, где в начальной точке наблюдения нам дан лишь денотат. Параметр времени становится при этом параметром системного описания (la dimension temporelle devient ainsi une dimension explicative)» [6]. Зная в начале анализа лишь то, с какими вещами соотносимы слова, лингвист в процессе глубокого диахронического анализа вскрывает их языковой смысл. Так построено последнее капитальное исследование Бенвениста - двухтомный «Словарь индоевропейских социальных терминов».
Мы говорили здесь о методе как «логике открытия» у Бенвениста, о практическом применении теоретических принципов. Что касается метода в «чистом теоретическом» виде, то он кратко изложен в специальной статье Бенвениста «Уровни лингвистического анализа». Но там Бенвенист говорит скорее о результатах и общих принципах метода, а вряд ли какой лингвист применял когда-нибудь на деле свой теоретически описанный метод в неприкосновенно чистом виде.

* * *

Течение, к которому принадлежит Бенвенист, характеризуется также способом введения и определения теоретических понятий. В отличие от структурализма с его априорным и скачкообразным введением новых понятий, в силу чего очень часто следующее понятие не имеет ничего общего с понятиями предшественников и вытесняет их, Бенвенист применяет эволюционный, генетический и апостериорный способ введения новых понятий. Блестящим образцом этого способа служит статья о понятии структуры в лингвистике. Последнее определяется не дедуктивно, а генетически - последовательным раскрытием этапов его становления в лингвистике, так что исторические этапы становления понятия соответствуют ступеням его логического определения. Благодаря этому Бенвенист уже в 1962 г. смог дать такое определение структуры, к которому повсеместно приходят лишь шестью-семью годами позже. Замечательно, что общая модель такого способа определений имеется в самом языке, и Бенвенист мастерски вскрывает («распознает») ее в ряде исследований. Оказывается, что именно так развиваются понятия в их естественной форме - в лексической системе языка (в настоящем сборнике см. статьи «Свободный человек», «Раб, чужой», «Цивилизация (к истории слова)»).
Этот способ, как и некоторые другие названные выше категории глубинного метода, не получил у самого автора эксплицитного выражения и названия, но Бенвенист последовательно шел к их обобщению. Этапы этого движения в наиболее полном виде представлены в статье «Категории мысли и категории языка», и несколько уже в работе «Аналитическая философия и язык». Особенно знаменательно и глубоко закономерно появление первой статьи, посвященной «Категориям» Аристотеля. Если, как справедливо полагает Бенвенист, модель понятий теоретической лингвистики заложена в самом языке, то естественно обратиться к самым истокам европейской лингвистической традиции - к греческой науке и к Аристотелю, и там проверить в материале это положение. Блестящий анализ Бенвениста полностью его подтвердил: категориями Аристотеля оказывается то, и только то, что уже категоризовано самим греческим языком. Но Аристотель здесь не просто объект лингвистического исследования, он и само начало европейской филологической традиции. Таким образом, связываются воедино три опорных положения лингвистической концепции Бенвениста, а вместе с тем и всего рассматриваемого течения лингвистической мысли: 1) генетический способ работы с материалом и объяснения категорий языка; 2) генетический способ введения и определения теоретических понятий лингвистики; 3) глубокая связь с филологической и лингвистической традицией.
Следование традиции у Бенвениста - не стихийная привязанность, она требуется рационально, она вытекает как следствие из самых глубоких теоретических основ его концепции.

* * *

Еще одна особенность характеризует течение, представляемое Бенвенистом. В настоящем сборнике она возникает сначала как простое наблюдение: имеются глаголы «клясться», «обещать», «обязываться» ит. п., произнесение которых в первом лице настоящего времени - «клянусь», «обещаю», «обязуюсь» - и сеть сам акт клятвы, обещания, принятия обязательства. У этих глаголов, следовательно, означаемое, денотат, существует именно в тот момент и ровно столько времени, сколько длится произносимое означающее. Это небольшое открытие влечет за собой далее обнаружение целого универсального, существующего в разных языках, класса глаголов и речений (статья «Делокутивные глаголы»). Поиски тех же семиотических свойств - совпадения по времени означаемого и означающего в других классах языковых элементов - позволяют присоединить сюда же и местоимение первого лица «я». Обнаруживается, что это местоимение является первичным и основным носителем свойства, открытого раньше у глаголов (статья «О природе местоимений»). Появляется необходимость - и возможность - уточнить и самое свойство, которое оказывается фундаментальным качеством языка в процессе его реализации (langage en exercice) и получает особое наименование «субъективность в языке». Субъективность в языке есть способность говорящего присваивать себе язык в процессе его применения, отражающаяся в самом языке в виде особой черты его устройства: в том, что целые классы языковых элементов - местоимения первого лица, названные глаголы, и др. - имеют особую референтную соотнесенность, или, если пользоваться специальным термином, являются «аутореферентными».
За субъективностью вскрывается, таким образом, еще более общее свойство языка: язык есть семиотическая система, основные референционные точки которой непосредственно соотнесены с говорящим индивидом. С присущей ему простотой Бенвенист называет это свойство «человек в языке» и делает это названием целого раздела своей книги. Иначе все эти черты лингвистической концепции можно назвать антропоцентрическим принципом.
Тот же принцип Бенвенист утверждает и в лингвистическом анализе. Определяя, например, «субфонематический уровень», или уровень дифференциальных признаков фонем (в статье «Уровни лингвистического анализа»), он подчеркивает: «Здесь - предел лингвистического анализа. Все данные ниже этого предела, получаемые при помощи современной специальной техники, относятся к физиологии или акустике и являются внелингвистическими».
На этом примере, между прочим, хорошо видно, что значит отмеченная выше черта - не примыкать ни к одному из двух крайних лагерей, «структуралистов» и «традиционалистов». Казалось бы, приведенное положение Бенвениста отделяет его концепцию только от «неограниченно машинного» подхода. Однако по существу это лишь одна сторона более общего принципа, другая сторона которого отделяет эту концепцию от «неограниченно семантического» подхода. Как данные о звуковом и фонемном составе языка, полученные с помощью машинной техники за порогом естественного восприятия человека, лежат вне языка и вне лингвистики, так - аналогично и симметрично - данные о специальных областях семантики («Язык в культуре» и «Культура через язык»), лежащие за порогом естественного и обычного пользования языком у культурного человека, лежат вне языка и вне лингвистики. Как ни трудно еще в настоящее время провести границу между историей слов и историей понятий, между семантикой языка и семантикой культуры, она должна быть проведена, и лингвистам предстоит упорно работать в этом направлении. Эти ограничения с двух сторон позволяют дать еще одну формулировку антропоцентрического принципа: язык лежит в диапазоне естественного восприятия человека, не переходя порогов этого восприятия ни со стороны плана выражения, ни со стороны плана содержания, семантики.
И это опять-таки такой принцип, по которому сближаются французская и русская лингвистические школы. Во Франции антропоцентрический принцип с большой определенностью утверждал, например, Г. Гийом, значение работ которого только сейчас начинает осознаваться во всей полноте. Указывая на противопоставленность его собственного структурализма копенгагенскому, Г. Гийом писал: «Противопоставление справедливо, и различие двух структурализмов, если свести его к самому основному, заключается в том, что копенгагенский структурализм считает язык объектом внешнего наблюдения, путь к познанию которого лежит через построение теории, как это имеет место во всех науках, где объектом наблюдения является объективный мир «вне меня». Копенгагенская школа приписывает языку ложную объективность как внесубъективность, а между тем язык не имеет иной объективности, кроме той, которая .устанавливается в самых глубинах субъективного» (Г. Гийом, лекция 17 октября 1955 г.) [7].
Разумеется, концепция Бенвениста и доктрина Гийома совершенно различны. Несомненно также, что антропоцентрический принцип находит в современной лингвистике различные индивидуальные формулировки (например, в нашем языкознании близкую к гийомовской, но совершенно независимую концепцию развил применительно к грамматике Н. С. Поспелов; иное выражение находит тот же принцип у некоторых психолингвистов). Но несомненно и то, что в своей концепции «человека в языке» Бенвенист воплощает определенную и глубокую традицию европейского языкознания, в особенности отчетливую во французской и русской лингвистических школах. Подобный принцип на материале лексикологии утверждал у нас еще в 1940 г. академик Л. В. Щерба: «Слово золотник (в машине) всем хорошо известно, но кто из нас, не получивших элементарного технического образования, знает как следует, в чем тут дело? Кто может сказать, что вот это золотник, а это нет? Поэтому в общем словаре приходится так определять слово золотник: «одна из частей паровой машины». Прямая (линия) определяется в геометрии как «кратчайшее расстояние между двумя точками». Но в литературном языке это, очевидно, не так. Я думаю, что прямой мы называем в быту «линию, которая не уклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз). (Не следует думать, что здесь скрыт circulus viciosus: в основе наших обывательских понятий прямо, направо, налево лежит, я думаю, линия нашего взгляда, когда мы смотрим перед собой)» [8]. Вслед за тем Л. В. Щерба делал вывод, что логически строго определенные понятия «не являются какими-либо факторами в процессе речевого общения».
Здесь мы подошли к тому главному положению всего этого направления, которое служит его отличительной чертой: язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться.
Поэтому в своем главном стволе лингвистика всегда будет наукой о языке в человеке и о человеке в языке, наукой гуманитарной, словом такой, какой мы находим ее в книге Бенвениста, не столько завершающей пройденный, сколько открывающей новый этап - 70-е годы нашего века.
Осталось сказать несколько слов о самом авторе. Эмиль Бенвенист - профессор парижской Школы высшего образования (E'cole des Hautes E'tudes) с 1927 г., доктор филологических наук с 1935 г., профессор Коллеж-де-Франс (Collège de France) по кафедре, оставленной ему А. Мейе, с 1937 г., секретарь французского Азиатского общества (Société Asiatique) с 1927 по 1937 г., второй секретарь (пост, который занимал в свое время Ф. де Соссюр), затем первый секретарь Парижского лингвистического общества (Société de Linguistique de Paris) с 1945 г., почетный член академий и научных обществ многих стран.
Родился Эмиль Бенвенист в 1902 г., и таким образом в 1972 г. ему исполнилось 70 лет. Русское издание его книги становится юбилейным.

* * *

О составе настоящей книги. В нее вошли следующие работы: «О некоторых формах развития индоевропейского перфекта» (1949), большая часть сборника автора «Проблемы общей лингвистики» (Е. Веnvеnistе, Problèmes de linguistique générale, Paris, NRF, Gallimard, 1966), «Синтаксические основы именного сложения» (1967), «Семиология языка» (1969), «Формальный аппарат высказывания» (1970) и извлечения из двухтомного исследования «Словарь индоевропейских социальных терминов» (1970). Состав и композиция книги в принципе были согласованы с автором. Как и парижское издание 1966 г., эта книга образует единое целое, и поэтому мы сочли возможным предпослать ей предисловие автора к указанному французскому изданию. В конце дается «Библиография работ Э. Бенвениста».
Читателю следует иметь в виду, что ряд важных вопросов рассматривается автором в главах, название которых ничего не говорит об этих вопросах. Так, проблема антонимии затрагивается в главе «Заметки о роли языка в учении Фрейда»; проблема референции - в главе «Аналитическая философия и язык»; принципы семантики - в главах «Уровни лингвистического анализа» и «Семиология языка»; теория индоевропейского корня - в главе «О некоторых формах развития индоевропейского перфекта» и т. д. Комментарий поможет ориентироваться во внутренней композиции книги.
 

Примечания

1. Ограничимся одним примером. Проблема так называемого перформативного типа высказывания, ставшая в последнее время одним из центральных пунктов специального логико-математического изучения языка и перерастающая теперь в еще более общую проблему «семиотического закона операционности знака», первоначально была поставлена как вопрос об особенностях глаголов типа «клянусь», «обещаю» и т. п. (см. здесь ниже, стр. 299, 301-310).

2. В. В. Виноградов, Чтение древнерусского текста и историко-этимологические каламбуры, ВЯ, 1, 1968, стр. 19.

3. A. Comte, Cours de philosophie positive, t. I. Garnier Frères, Paris, 1949, стр. 88 (Русский перевод: О. Конт, Курс положительной философии в 6 томах, т. I, СПб, 1900).

4. П. С. Кузнецов, О последовательности построения системы языка, «Тезисы конференции по машинному переводу (15-21 мая 1958 г.)», изд. 1 МГПИИЯ, М., 1958, стр. 17.

5. Ueber den Begriff der Hermeneutik mit Bezug auf F. A. Wolf Andeutungen und Ast's Lehrbuch (1829 г.), Friedrich Schleiermacher's Sämtliche Werke, III Abt., III Bd., Berlin, 1835: «Всякий элемент (einzelnes) может быть понят только как часть целого (ganzes), и всякое объяснение элемента уже предполагает понимание целого» (стр. 366 указ. соч.). Это положение Шлейермахер ставил в основу герменевтики, которую он мыслил как общее учение об интерпретации любого содержательного словесного произведения, от античных классиков и священного писания до дружеской беседы.

6. Е. Benveniste, Le vocabulaire des institutions indo européennes, Paris, 1970, стр. 12, см в настоящем сборнике перевод «Предисловия» автора к этой работе (гл. XXVIII).

7. См. издательский проспект: G. Guillaume, Leçons de linguistique, publiées par Roch Valin, Klmcksieck, Paris, 1971.

8. Л В. Щерба, Опыт общей теории лексикографии, «Известия АН СССР, ОЛЯ», № 3, 1940, стр. 100.

Источник текста - Classes.ru - Репетитор по английскому языку в Санкт-Петербурге.