Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. Г. Гузев, А. А. Бурыкин

ОБЩИЕ СТРОЕВЫЕ ОСОБЕННОСТИ АГГЛЮТИНАТИВНЫХ ЯЗЫКОВ

(Acta linguistica Petropolitana. Труды ИЛИ РАН. - Т. 3. - Ч. 1. - СПб., 2007. - С. 109-117)

 
Агглютинация [1] в языках, где в функции средств образования новых лексических единиц и словоизменения преобладают суффиксы, представляет собой ведущий способ оперативно-грамматического преобразования слова. Он заключается в присоединении к концу корня, или образованной от него словоформы - основы, уже включающей некоторое число суффиксов, лексемообразовательных и/или словоизменительных показателей и «суффиксов» - морфов, которые традиционно именуются в алтаистике «аффиксами». (Спор о терминах «аффиксы» и «суффиксы», имевший место в алтаистике в 60-е годы прошлого столетия, мы считаем схоластическим.) Эти морфологические единицы в агглютинативных языках имеют следующие свойства: (1) в подавляющем большинстве являются однозначными, то есть имеют и выражают значение какой-либо одной грамматической категории; (2) в пределах словоформы вместе с неизменяемой основой (за редкими исключениями) они подвергаются действию тотальных, охватывающих как гласные так и согласные звуки (фоны) прогрессивных морфонологических ассимилятивных процессов, совокупность которых именуется сингармонизмом.
Сформулированный ведущий способ преобразования «формы» слова и послужил основанием для употребления синонимичных терминов «агглютинативные» или «агглютинирующие» языки, определяющих типологические характеристики данных языков. Эти термины находятся в одном ряду с терминами, означающими три других морфологических, или структурных, типа языков мира: изолирующие, флективные и инкорпорирующие языки, представления о которых впервые были сформулированы братьями Августом (1767-1845) и Фридрихом (1772-1829) Шлегелями, а также Вильгельмом фон Гумбольдтом (1767-1835).
Эталонным примером суффиксальных агглютинирующих языков принято считать языки, входящие в состав так называемой алтайской семьи (или макросемьи), в которую включаются тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки. Во всяком случае, именно эти языки чаще всего фигурируют до сих пор в курсах по введению в языкознание и общему языкознанию в качестве образцов агглютинативных языков. Многие авторы относят к числу алтайских также японский и корейский языки. Для нашей темы проблематичность такого решения не слишком существенна, поскольку и корейский, и японский языки представляют собой все тот же тип суффиксально-агглютинативных языков, что и языки названной выше тройки алтайских языков. Некоторые исследователи-компаративисты полагают, что алтайская языковая общность представляет собой часть еще более обширного объединения, в которое включают алтайские и уральские, то есть финно-угорские и самодийские языки. Однако необходимо сознавать, что структурное сходство языков не обязательно свидетельствует об их генетическом родстве, а структурные различия - об отсутствии генетического родства. Суффиксальные агглютинирующие языки существуют и за пределами урало-алтайской общности.
Если считать основным признаком агглютинативного строя языков свойство служебных морфем выражать только одно грамматическое значение - принадлежность сооттветствующей производной формы к одной и только одной грамматической категории, а также четкость границ между морфами в речи, то в этом случае наиболее чистыми примерами агглютинативных языков будут монгольские языки, особенно их архаическая форма - письменно-монгольский язык, а также корейский и японский языки. В этих языках отсутствует формоизменение (спряжение) финитных форм глагола по лицам-числам: эти две категории как во флективных, так и в агглютинативных языках почти всегда выражаются едиными показателями, которые обычно связаны по происхождению с формами личных или лично-притяжательных местоимений на такой стадии эволюции языка, что агглютинативный характер морфологической структуры местоимений (образование форм числа) вскрывается только при диахроническом анализе. Глагольные парадигмы, в которых личные формы множественного числа имели бы самостоятельную морфологическую маркировку, встречаются крайне редко (таковы, в частности, некоторые косвенные наклонения отдельных тунгусо-маньчжурских языков, в формах которых присутствует именной показатель множественного числа). Тюркские и тунгусо-маньчжурские языки, большинство из которых имеет формы спряжения, могут считаться агглютинативными с учетом сделанной выше оговорки. Требует специального исследования проблема единства показателя множественного числа или множественности для именных и глагольных форм в агглютинативных языках.
В настоящей работе общие строевые особенности суффиксальных агглютинативных языков анализируются на материале тюркских языков, в генетической родственности которых трудно сомневаться и которые в этом смысле действительно составляют языковую семью. Авторы предпочли в целях большей доступности изложения ограничиться иллюстративным материалом одного языка. В силу ряда причин таковым оказался достаточно репрезентативный современный турецкий язык, число носителей которого превышает 70 миллионов.
 
Синтаксические особенности
1. Исторически исконный, а в синхронии исходный порядок следования компонентов атрибутивных конструкций: уточнение предшествует уточняемому (в терминологии Г. П. Мельникова), т. е. определение предшествует определяемому (например: uzun yol «долгий путь», где uzun - прилагательное «долгий», а yol - существительное «путь»). Соответственно, дополнение предшествует дополняемому (kitap oku «читай книги», где kitap - существительное «книга», а oku - повелительное наклонение глагола «читать»), а обстоятельство - своему уточняемому признаку (yukarı çık «поднимись наверх», где yukarı - наречие «наверх», а çık - повелительное наклонение глагола «подниматься»). Отклонения от этого порядка слов, с одной стороны, допускаются при наличии морфологической оформленности компонентов, посредством которой отчетливо передаются взаимоотношения участников ситуации, с другой, - они служат средством для выражения дополнительных смыслов (включая эмотивные оценки говорящего).
2. Отсутствует какое-либо согласование между компонентами атрибутивных конструкций, и отсутствуют словоизменительные категории, которые могли бы инициировать такое согласование.
3. Представлены три типа субстантивных определительных словосочетаний существительных: изафет I характеризуется отсутствием каких-либо морфологических показателей как у определения, так и у определяемого (altın saat «золотые часы»); изафет II отличается наличием аффикса принадлежности у определяемого компонента (kitap mağazası «книжный магазин») и служит средством выражения относительного признака, отвлекаемого от значения компонента-определения (именно этот языковой инструмент значительно снижает потребность языка в относительных прилагательных); изафет III представляет собой конструкцию, в которой компонент-определение выступает в форме родительного падежа, а определяемое - в форме категории принадлежности 3-го лица (Ahmed’in evi «дом Ахмеда»), и служит средством передачи предметных отношений, воспринимаемых говорящим как притяжательные.
4. Привычно используются синтаксические конструкции, вводимые глагольно-именными формами: именами действия (масдарами) (gel+me+sin+i söyle «скажи, чтобы он пришел»), выражающими опредмеченное действие (типа русского говорение, хождение); причастиями, представляющими действие как признак и имеющими временные семы (uyu+muş bebek “уснувший ребёнок”); субстантивно-адъективными формами (САФ’ами), способными выражать действие, представляемое и как предмет (gel+diğ+iniz+i bil+ir+iz «мы знаем, что вы приехали»), и как признак (gel+diğ+iniz tren «поезд, на котором вы приехали»), которые также имеют временные семы; деепричастными, или обстоятельственными формами глагола, являющимися средствами представления действий в качестве разного рода обстоятельств (Yaşa+dıkça çalış+malı+sın. «Ты должен трудиться, пока ты живешь»).
5. Обстоятельственные придаточные предложения вводятся финитными формами с обстоятельственным значением. Самый яркий пример - спрягаемые глагольные финитные формы с показателем -sа, которые традиционно едва ли оправданно трактуются как формы «условного наклонения»: Oraya git+se+m de bir şey çıkmaz «Даже если бы я туда пошел, ничего бы не получилось».
6. Средства, о которых идет речь в пунктах 4 и 5, почти полностью освобождают язык от использования как сочинительных, так и подчинительных союзов. Имеющиеся союзы, как правило, или являются заимствованными из других языков, или представляют собой исконные формы (например, местоимения), выполняющие союзные функции под влиянием синтаксического строя индоевропейских языков.
 
Морфология
1. Среди способов оперативного грамматического преобразования слова, преобладает прогрессивная суффиксальная агглютинация. Хотя имеются и другие более ограниченно используемые способы лексемообразования и словоизменения (в частности, удвоение или парное употребление слов, смещение ударения и др.), они уступают агглютинации и по своей употребительности, и по степени охвата разных частей речи, и по хронологии своего проявления в языке. Суффиксальная агглютинация обеспечивает единство морфологической техники образования производных форм и внутри одного грамматического класса лексем, и в процессе изменения частеречной принадлежности слова - его перехода в другой лексический класс.
2. В языке агглютинативного строя принципиально отсутствует набор готовых словоформ. Исключения составляют те случаи, когда наиболее часто используемые словоформы, тем самым обретающие устойчивость, переходят в разряд самостоятельных, обычно неизменяемых лексем: переход именных словоформ в послелоги, падежных словоформ - в наречия, формирование наречий на основе грамматических форм местоимений и т. п.
3. Важной чертой словоизменения агглютинативных языков в функциональном аспекте является относительная функциональная автономность автосемантических и служебных морфем. Т. е. автосемантические и синсемантические монемы (знаменательные лексемы и служебные морфемы) существуют в языковой системе раздельно.
4. Преобладают однозначные аффиксы, т. е. есть для морфемного инвентаря языка оказывается характерным мономорфизм.
5. У лексем отсутствуют какие-либо иные классифицирующие грамматические значения, способные иметь морфологическое выражение или маркировку (например, категориальные значения рода, одушевленности/неодушевленности), кроме частеречных значений. Классифицирующие категории активности/инактивности, лица/нелица и т. п. являются «скрытыми» (термин С. Д. Кацнельсона), а скрытые категории определенности-неопределенности, отчуждаемой-неотчуждаемой принадлежности имеют операционный контекстуально детерминируемый характер.
6. Характерно наличие четких границ между морфами в составе словоформы: «Морфемный стык должен быть прозрачным и по возможности совпадать с границами слогоделения, а для предотвращения фузионных явлений при стечении как согласных, так и гласных должны использоваться разделительные … гласные и согласные, служащие “прокладками” … между морфемами …» [2]. Как свидетельствует древнетюркская руническая письменность, в пространных текстах письменных памятников, высеченных на каменных стелах (VII-IX вв. н.э.), на стыке основ и аффиксов действовала диссимиляция (за фонетически звонким исходом основы, т. е. за формой на гласный, сонант или звонкий согласный, следовал алломорф с глухим начальным согласным, например, käl+ti «он пришел»; и наоборот после глухого конечного согласного использовался алломорф с глухим начальным согласным: taš+da «среди скал»).
7. Следствием сформулированного в пункте 6 свойства оказывается отсутствие функциональных нулей в сфере формообразования. Иными словами, отсутствие того или иного аффикса в словоформе является абсолютным, т. е. не замещаемым функциональным нулем (числа, падежа, залога и т. п.), что с функциональной (но не описательной) точки зрения ставит под сомнение наличие привычных для индоевропеиста нулевых компонентов некоторых словоизменительных категорий. Например, формы единственного числа и формы «основного» (именительного) падежа у субстантивных категорий множественности и склонения, действительного залога (при наличии форм понудительного, взаимного, страдательного и возвратного залогов) у глагольной категории залога и др. Выразительным примером отсутствия функционального нуля является непоссессивная форма имени, не вписывающаяся в собственно поссессивные парадигмы и парадигмы поссессивного склонения. Сказанное выше неимеет отношения к сфере формоизменения (спряжения) именных и глагольных финитных форм, в которой значимое отсутствие материального показателя активно используется.
8. Формирование, словоформ (словоизменение) практически осуществляется в момент порождения высказываний. Две последние особенности являются, по-видимому, причиной того, что в агглютинативных языках не имеют широкого распространения супплетивные средства образования категориальных форм и почти отсутствуют морфологические исключения [3].
9. Наличие чрезвычайно развитой многочленной (в турецком языке более ста форм!) категории глагольных имен - имен действия, причастий, субстантивно-адъективных форм, деепричастных форм), трактуемых в качестве форм вторичной репрезентации (или вторичного гипостазирования) [4].
10. Наличие глагольных финитных форм с обстоятельственными значениями (включая упомянутое в пункте 5 раздела «Синтаксис» «условное наклонение» с показателем -sа).
11. Наличие нескольких залоговых форм глагола (взаимносовместный, понудительный, страдательный, возвратный залоги, иногда взаимность и совместность являются разными граммемами и выражаются разными морфологическими показателями) и способность показателей залоговых форм комбинироваться друг с другом в пределах словоформы, когда каждый из показателей имеет свою порядковую позицию в словоформе [5].
12. Наличие разнообразных форм выражения категории каузатива, морфологически распределяющихся от средств лексемообразования до средств формообразования, причем в словоформе могут присутствовать два, три и более показателей каузатива, модифицирующих действие, выраженное знаменательной частью лексемы, располагающейся слева от каузативного суффикса.
 
Фонология
1. Отмечается фундаментальная разница между вокализмом начального слога и вокализмом последующих слогов. Вокализм начального слога более богат, и при всем разнообразии его состава в различных тюркских языках (это - позиция наибольшего фонеморазличения гласных) в начальном слоге каждого из них наличествует «классическая восьмёрка» тюркских гласных, которые обладают следующими дифференциальными признаками: 1) различная степень раствора (узкие: /ı/, /i/, /u/, /ü/ - широкие: /a/, /e/, /o/, /ö/), 2) лингвальные различия (переднерядные: /e/, /i/, /ö/, /ü/ - заднерядные /a/, /ı/, /o/, /u/ ) и 3) признаки, связанные с участием-неучастием губ (губные: /o/, /ö/, /u/, /ü/ - негубные /a/, /e/, /ı/, /i/).
2. Вследствие действия (прогрессивной) гармонии гласных качество гласных непервых слогов детерминировано качеством гласного первого или предшествующего слога, что дает некоторым исследователям основание утверждать, что в непервых слогах тюркских языков речь может идти только о трех фонемах (или морфофонемах) - А, I, U.
3. По мнению Луи Базэна, в тюркских языках бедность вокализма, компенсируется богатым консонантизмом (в турецком языке 8 гласных и 21 согласная фонема) [6].
4. Для большинства агглютинативных языков, в том числе и для тюркских языков в их архаическом состоянии и определенных типах поздних состояний (киргизский, якутский языки) характерной особенностью вокализма является наличие в нем противопоставления долгих и кратких гласных фонем, а также относительная редкость дифтонгов и дифтонгоидных гласных, количество которых в тех языках, где они имеются (туркменский, якутский языки, некоторые тунгусо-маньчжурские языки), несоизмеримо с количеством гласных монофтонгов.
5. Неясный окончательно не определенный характер акцентной системы. Как правило, в агглютинативных языках акцентные средства не имеют дистинктивной (словоразличительной и форморазличительной) функции.
 
Морфонология
В диахронии отмечаются следующие особенности.
1. Развитый сингармонизм, составляющими которого в современном алтайском языкознании принято считать: (а) небную гармонию гласных (уподобление гласных непервого слога слов и словоформ гласному начального слога по лингвальным признакам), (б) губную гармонию гласных (уподобление узких гласных непервых слогов слов и словоформ гласному предшествующего слога по признакам губности / негубности), (в) гармонию согласных (уподобление начальных смычных согласных аффиксов конечному фону основы по признакам звонкости / глухости), (г) воздействие дифференциальных признаков гласных на артикуляцию согласных, что особенно ярко проявляется в наличии у согласных /g/, /k/ и /l/ передне- и заднерядных аллофонов: [g] и [ġ], [k] и [q], [l] и [ł].
2. Запрет на употребление более одной согласной фонемы в анлауте лексемы при допущении сочетания сонантов или щелевых со смычными в конце слога (/alt/, /üst/).
3. Невозможность сочетания более чем двух согласных в позиции внутри слова между гласными в равной мере как внутри морфемы, так и в сочетаниях морфем.
4. Преобладание служебных морфем, начинающихся на согласный.
5. Отсутствие или относительная редкость исторических чередований фонем, не обусловленных и не поддерживаемых действующими законами фонотактики, т. е. сочетаемости фонем (ср. ad <at> «имя» -adim «мое имя»).
6. Независимость содержательной стороны морфемы (означаемого) от позиционного варьирования экспонента морфемы (означающего).
7. Широкий диапазон объема и варьирования закономерностей позиционных чередований согласных на стыках морфем. Он определяется соотношением именных и глагольных основ с конечным гласным и основ с конечным согласным, а также репертуаром морфов служебных морфем, предусматривающим наличие «соединительных» гласных или инициирующих прогрессивные или регрессивные ассимиляции (на фонологическом уровне - чередования начальных или конечных согласных морфемы).
 
Для синхронии агглютинативных языков, их статического состояния, характерны следующие особенности.
1. Устойчивость сингармонизма.
2. Устойчивость противопоставления долгих и кратких гласных: дефонологизация и рефонологизация - оппозиция по квантитету.
3. Закон удлинения основ за счет утраты продуктивности служебных морфологических элементов: Омертвение морфологических элементов в составе основы с их материальным сохранением.
 

Примечания

1. Термин агглютинация восходит к латинскому языку (agglutinatio «приклеивание»), в котором он является глагольной формой - именем действия от глагола ag-glutino, «при-клеивать».

2. Мельников Г. П. Принципы системной лингвистики в применении к проблемам тюркологии // Структура и история тюркских языков. М., 1971: 126.

3. Подробнее о перечисляемых морфологических свойствах агглютинирующих языков см.: Мельников Г. П. Системная типология языков. М., 2003: 337-341.

4. Под гипостазированием здесь понимается способность человеческого сознания воспринимать посредством языка какое-либо явление реальной действительности в образе одного из частеречных классифицирующих значений (предмета, признака, обстоятельства или действия) и использовать его в качестве самостоятельной семантической языковой единицы, т. е. значения (семантемы). Ср.: Leisi E. Der Wortinhalt. Seine Struktur im Deutschen und Englischen. 2. erweiterte Aufl. Heidelberg, 1961: 23-25. Примерами могут послужить русские лексемы: существительное мороз (явление истолковано как предмет) и глагол морозить (явление воспринято как действие). В случае, если продукт первичного гипостазирования, например, значение глагола ходить преобразуется в значение существительного хождение, совершается вторичное гипостазирование (в данном случае - опредмечивание действия). Подробнее о глагольно-именных категориях см.: Гузев В. Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). Л., 1990: 115-131.

5. См.: Бурыкин А. А. О составе способов глагольного действия в эвенском языке и порядковых позициях показателей категориальных форм глагола в эвенской глагольной словоформе // Грамматические категории: иерархии, связи, взаимодействие. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 22-24 сентября 2003 г. СПб., 2003: 26-29.

6. Bazin L. Structures et tendences communes des langues turques (Sprachbau) // Philologiae Turcicae Fundamenta. Wiesbaden, 1959. T. 1: 13.