Эдельман - К теории языкового союза

Следите за нашими новостями!

Philology.ru - Русский филологический портал

Д. И. Эдельман

К ТЕОРИИ ЯЗЫКОВОГО СОЮЗА

(Вопросы языкознания. - М., 1978, № 3. - С. 110-115)

Среди таких фундаментальных для современного языкознания понятий, как языковая семья, типологический класс языков и языковой союз, соотносящихся с тремя основными способами лингвистического описания - генетическим, типологическим и ареальным, - последнее по сей день остается наименее разработанным. До сих пор по существу не создано теории языковых союзов, если не считать отдельных ее набросков, встречающихся главным образом в работах представителей пражской лингвистической школы [1] (мнение, согласно которому тезис пражцев о языковых союзах был предвосхищен неолингвистами [2], едва ли возможно принять). Прямым следствием этого оказывается совершенно фрагментарная разработанность ареальной (в отличие от генетической и типологической) характеристики языков (которая усугубляется еще и тем фактом, что языки даже в условиях контактирования далеко не всегда образуют языковые союзы), а также ощутимые расхождения в позициях разных исследователей даже в отношении многих постулируемых языковых союзов (ср., например, полную неопределенность представлений о так называемом «кавказском» языковом союзе).

Н. С. Трубецкой, введший в научный обиход рассматриваемое понятие (ему же принадлежит термин «языковой союз» - «Sprachbund»), обратился к нему для характеристики некоторой совокупности языков, обнаруживающих существенное сходство в синтаксическом плане, в принципах морфологического строя, в некотором числе общих культурных слов, а иногда также и внешние аналогии в звуковой системе, но без обязательного сопровождения их закономерными фонетическими корреспонденциями [3]. Рассматривая позднее индоевропейскую языковую общность как результат конвергенции генетически различных языков, а не дивергенции первоначально единообразного праязыкового состояния, он постулировал шесть характеризующих ее структурных признаков (фонологических, морфонологических и один морфолого-синтаксический), что стало свидетельством его перехода в трактовке происхождения индоевропейских языков на позиции языкового союза [4].

По идее некоторых лингвистов последующего периода, понятие языкового союза, основанное на представлении о структурной конвергенции группы языков определенного ареала, должно было вообще заменить собой понятие языковой семьи, немыслимое без признания факта материальной дивергенции языков. Однако уже одного того обстоятельства, что в первом случае исследование с необходимостью исходит из факта закономерной дивергенции исконно общего для языков материала, а во втором из факта структурной конвергенции языков безотносительно к исконному для них материалу, должно было быть достаточным, чтобы заметить, что понятия языковой семьи и языкового союза характеризуют совершенно разные стороны языковой действительности и не способны замещать друг друга. С установлением в дальнейшем целого ряда языковых союзов, никоим образом не совпадавших по своему составу с языковыми семьями, практика лингвистического исследования признала, что оба этих понятия не только не отрицают друг друга, а скорее, напротив, взаимно дополняются [5].

Меньше определенности в современной лингвистике по вопросу о соотношении понятий языкового союза и типологического класса языков, о чем красноречиво свидетельствует довольно широко распространенный взгляд, согласно которому языковой союз представляется объединением типологического порядка. Между тем, последняя точка зрения некорректна уже потому, что она по существу затушевывает самую специфику ареального исследования языков, произвольно отождествляя его подход с типологическим. Весь опыт истории изучения языковых союзов учит, что последние устанавливаются на основе той или иной совокупности структурных и некоторых материальных черт совершенно независимо от их типологической релевантности, без критерия которой невозможно типологическое изучение языков. Естественным следствием такого различия и оказывается принципиальное размежевание ареального и типологического исследования языков мира (смешению ареального и типологического подходов в немалой степени способствует то обстоятельство, что во многих работах типологическое исследование отождествляется с любым структурно-сопоставительным анализом).

Конвергентная природа ареальных объединений уже давно признана в специальной литературе. Об этом свидетельствуют, в частности, установившиеся в англоязычных исследованиях такие термины, как «лингвистическое пространство» (linguistic area), под которым подразумевается ареал конвергенции различных языков [6], и «ареальная группа» (areal group), приближающаяся.по содержанию к понятию языкового союза [7]; Это подтверждается и известным высказыванием Р. Якобсона о том, что ареальный метод имеет дело со «сродством языков» [8]. В этой связи представляется целесообразным подчеркнуть нередко остающуюся в тени контактную обусловленность процессов языковой конвергенции, игнорирование которой способно породить неадекватные представления как о путях, так и о результатах ареальной конвергенции, т. е. породить в конечном итоге некоторые иллюзии о самой сущности языковых союзов. Дело в том, что только учет контактных оснований этих процессов позволяет констатировать весьма определенную последовательность тенденций структурного выравнивания, необходимо связанную с иерархическими отношениями различных уровней языка.

Таким образом, имеются основания надеяться, что специфика языкового союза как определенной ареальной группы языков станет полностью очевидной, если будет осознано, что каждый из трех названных выше лингвистических подходов (генетический, типологический и ареальный), независимо от других, обращается к остающейся идентичной самой себе структуре конкретных языков, каждый раз в соответствии со своими специфическими критериями - и, следовательно, по-разному, - группируя последние.

Возникает вопрос, каковы же те специфические критерии, которыми руководствуется ареальная лингвистика при постулации языковых союзов? Что является, в частности, эталоном соотнесения конкретных языков с тем или иным ареальным объединением?

Прежде всего следует, очевидно, отметить, что эти критерии не могут быть произвольными, поскольку в их роли способны выступать лишь те структурные признаки, которые действительно являются выражением конвергентных зависимостей, существующих между членами определенной языковой группировки.

Понятие языкового союза как совокупности языков, разделяющих некий комплекс разноуровневых структурных характеристик (охватывающих, по выражению В. Георгиева, «не только лексику, но и фонетику, морфологию, синтаксис и словообразование»), обычно с достаточной степенью убедительности иллюстрируется балканским материалом [9]. Именно такой комплексный критерий лежит в основе вычленения центральноазиатского (или гималайского), волго-камского и ряда других союзов [10]. Вместе с тем, в практике ареальных штудий встречаются случаи применения рассматриваемого понятия и к таким языковым образованиям, которые разделяют минимум структурных признаков, относящихся к какому-либо одному уровню языка. Так, Р. Якобсон уже в 1931 г. постулировал так называемый «евразийский» языковой союз, опираясь всего лишь на два фонологических признака: а) мягкостную корреляцию консонантных фонем (впрочем возможны серьезные сомнения в правомерности подведения, как это делает автор, под понятие мягкостной корреляции согласных тюркского диезного сингармонизма, охватывающего не согласные как таковые, а всю словоформу целиком, исключая тем самым мягкостную оппозицию на сегментном уровне) и б) «монотоническую» систему просодии, т. е. отсутствие фонологически значимых тоновых градаций [11] (эта идея Р. Якобсона была предвосхищена высказыванием Н. С. Трубецкого о «кавказском фонологическом союзе»).

Аналогичные примеры, относящиеся уже к недавнему времени, можно привести в области ареального исследования других зон. Так, известны случаи постулации «однопризнаковых лингвистических пространств» (в английской терминологии «single-feature linguistic area», например, «эргативного пространства», «пространства счетных слов» и т. п.). «падежного языкового союза» и т. п. [12].

Следует отметить, что в подобных случаях имеет место по существу фигуральное использование термина «языковой союз» для обозначения некоторых одноуровневых структурных общностей различных языков. В этих случаях трудно говорить о действии необходимого для постулации самих ареальных отношений фактора языкового контакта, поскольку результирующее при этом «сродство», как известно, в первую очередь проявляется на уровнях лексики и синтаксиса и лишь через них проецируется на уровни фонетики и морфологии. В самом деле, едва ли возможно доказать, например, реальное контактное взаимодействие всего огромного числа языков, образующих «евразийское» ареалъное объединение (можно напомнить в последней связи, что еще А. Мейе задавался вопросом, насколько
гипотеза евразийского языкового союза может быть подтверждена соответствиями морфологического порядка [13]), не показав результатов конвергенции соответствующих языков на более высоких уровнях языковой структуры. Очевидно, именно в связи с этим В. Скаличка предпринимает в дальнейшем попытку расширить набор признаков евразийского союза за счет отдельных дополнительных критериев не только фонологического, но и синтаксического и отчасти лексического характера [14].

Думается, что в случаях очевидной привязанности той или иной структурной характеристики в разных языках к одному ареалу более адекватными были бы термины «структурная изоглосса», «структурная зона», а не «языковой союз». Сказанное в принципе может быть отнесено и к опытам постулации или доказательства языковых союзов на базе сопоставлений на уровне морфологии и синтаксиса [15], поскольку морфолого-синтаксические проникновения, как правила, не встречаются без лексического сопровождения.

Исходя из приведенных выше соображений, понятие языкового союза представляется естественным соотносить с совокупностью целостных языков того или иного ареала, объединяемых комплексом разноуровневых признаков - общностью некоторого фонда лексики, грамматических и фонетических черт, изоглоссы которых могут не всегда совмещаться, образуя, подобно явлениям, характерным для диалектного членения единого языка и группы родственных языков, «пучки изоглосс» и «зоны вибрации», которыми ареал языкового союза отграничен от других языков. Нетрудно заметить, что этот комплекс оказывается эталоном соотнесения конкретных языков с определенным ареальным объединением, играющим такую же роль, какую выполняет праязыковая модель по отношению к генетической семье языков или языковой тип по отношению к типологическому классу языков. Таким образом, напрашивается определение языкового союза как ареального класса языков, объединенных совокупностью разноуровневых структурных и материальных признаков, возникших в ходе конвергентного развития.

Представляется, что насущные задачи теории языковых союзов состоят, очевидно, не только в том, чтобы привести терминологию ареальных штудий в более строгое соответствие с самим содержанием изучаемых ими отношений, но и в том, чтобы скоординировать конечные цели ареального исследования с генетическим и типологическим (мы уже не останавливаемся здесь на необходимости преодоления все еще встречающейся точки зрения, согласно которой явления языкового сродства трактуются в качестве всего лишь условного исследовательского построения).

Совершенно очевидно, что если недостаточно ясными остаются некоторые общие аспекты теории языковых союзов, то тем более неопределенным образом рисуются в настоящее время многие ее частные вопросы. Неясны, например, принципы ареального соотнесения языков, параллельно обнаруживающих структурные соответствия двум языковым союзам (ср., в частности, обнаруживающие некоторые характерные кавказские и балканские черты лазский и армянский языки). Совершенно неразработанным остается вопрос о возможной степени структурной спаянности ингредиентов языкового союза, хотя в специальной литературе иногда говорят о его интенсивности или экстенсивности, в зависимости от числа объединяющих языки структурных изоглосс (все еще не послужил объектом сколько-нибудь серьезного доказательства и известный тезис В. Пизани о возможности формирования на базе языкового союза единого языка [16]). Далеко не всегда ясно, почему именно данная, а не какая-нибудь другая черта становится одним из дифференциальных признаков той или иной ареальной группировки. Наконец, почти совершенно не изучен и вопрос о соотношении ареальных объединений языков с так называемыми «культурными» кругами или зонами (хотя факт их несовпадения во многих регионах достаточно очевиден и отмечается исследователями).

В связи с поисками конкретных путей формирования языковых союзов следует коротко остановиться на возможном качественном различии элементов самого набора ареально закрепленных признаков, который служит критерием для определения принадлежности языка к тому или иному союзу. Такое качественное различие косвенным образом указывает на ту или иную вероятность наличия в данном ареале общего для рассматриваемых языков субстрата, а также на удельный вес его влияния на формирование языкового союза.

В тех многочисленных случаях, когда зафиксированные в ингредиентах языкового союза синтаксические и морфологические соответствия сводятся лишь к языковым средствам формального порядка (ср., например, функционирование предлогов или послелогов, препозиция или постпозиция артикля, линейные отношения членов предложения, конструкции намерения с оптативом или инфинитивом и т. п.), их происхождение может быть приписано как взаимным контактам соответствующих языков, так и воздействию общего для них субстрата. Обе возможности истолкования существуют и при межъязыковых совпадениях в фонемной синтагматике, в некоторых словообразовательных моделях и т. д.

В тех же случаях, когда черты сходства ингредиентов языкового союза затрагивают определенные глубинные структуры (следовательно, категории речевого мышления), способные приобретать весьма различное выражение на уровне поверхностных структур, то с большей вероятностью можно предполагать их обусловленность фактором воздействия общего - по крайней мере, типологически - для них языкового субстрата. В фонетике возникший на базе единого субстрата союз нередко характеризуется сходными произносительными навыками говорящих {при возможности различной по языкам фонологической интерпретации единообразных фонетических элементов).

Существуют основания думать, что именно таким образом должен был сложиться так называемый центральноазиатский, или гималайский, языковой союз, включающий языки Памира, Гиндукуша, Каракорума, Гималаев и смежных территорий [17]. Здесь при наличии некоторой общности фонетических и до известной степени фонологических систем, а также некоторого общего лексического фонда, словообразовательных моделей, синтаксических конструкций, имеется ряд черт, связанных с определенной глубинной структурой. Так, например, при профилирующем распределении глагольных лексем на транзитивные и интранзитивные, во многих языках этого ареала определенная группа семантически интранзитивных глаголов (обычно со значением «смеяться», «плакать», «чихать», «кашлять», «лаять», «кукарекать», многих глаголов движения, глаголов физических отправлений) структурно относится к транзитивным. Если сопоставить эту структурную «аномалию» представленных здесь номинативных и эргативных языков с различением в некоторых из них одушевленной и неодушевленной связки 3-го лица, инклюзивом вторичного происхождения в местоименной системе, случаями перестройки категории рода на классную основу и рядом других черт, основанных на глубинном противопоставлении активного и инактивного начал, то естественно предположить, что лингвистическим субстратом ингредиентов этого союза должны были служить языки активной типологии [18].

Такого рода глубинные характеристики в сочетании с совокупностью разноуровневых черт формальной структуры (ср. в фонетике - наличие церебральных, трехчленная оппозиция аспирации или ее отсутствие, противопоставление одно- и двухфокусных аффрикат, в морфологии и словообразовании - определенный тип преобразования местоимений множественного числа, троичная или пятеричная система дейксиса, вигезимальный тип словообразования числительных и т. д.) дают основания предполагать, что центральноазиатский языковой союз должен был сложиться в процессе наложения различных языков на типологически более или менее единый субстрат (архаическое состояние языков типа бурушаски) и отчасти - в ходе дальнейшего конвергентного сближения языков внутри отдельных зон этого ареала, вследствие чего в нем вычленяются различающиеся по генетическим и структурным характеристикам подареалы [19]. Определение границ этого союза и его основных структурных параметров происходит посредством выявления изоглосс различных поверхностных характеристик и черт контенсивно-типологического плана и сопоставления их размещения.

Литература

1. Наиболее систематическое ее изложение см. в кн.: Н. Весker, Der Sprachbund, Leipzig - Berlin, 1948.

2. Ср.: G. Bonfante, The neolinguistic position (a reply to Hall's criticism of neolinguistics), «Language», XXIII, 4, 1947, стр. 349.

3. См.: «Actes du premier Congrès international de linguistes à la Haye (du 10-15 Avril 1928)», Leiden, 1930, стр. 18. Ср. его жe более раннюю публикацию на эту тему: Н.С. Трубецкой, Вавилонская башня и смешение языков, «Евразийский временник», III, Берлин, 1923, стр. 107--123.

4. См.: N.S. Trubetzkoy, Gedanken über das Indogermanenproblem, «Acta linguistica», Copenhague, I, fasc. 2, 1939; русская версия - H.С. Трубецкой, Мысли об индоевропейской проблеме, ВЯ, 1958, 1.

5. Ср., например: G. Deeters, Vergleichende Sprachforschung. Lehrbuch der Völkerkunde, Stuttgart, 1937; U. Weinreich, On the compatibility of genetic relationship and convergent development, «Word», XIV, 2-3, 1958» Г. В. Церетeли, О языковом родстве и языковых союзах, ВЯ, 1968, 3.

6. См., например: M. B. Emeneau, India as a linguistic area, «Language», XXXII, 1; 1956, стр. 16; его жe, Dravidian and Indian linguistics, 1, Berkeley, 1962, стр. 32; G. P. Masiсa, Defining a linguistic area. South Asia, Chicago - London, 1976, стр. XI и сл.

7. См.: J. Greenberg, Essays in linguistics, Chicago, 1961, стр. 67.

8. P. Якобсон, Типологические исследования и их вклад в сравнительно-историческое языкознание, «Новое в лингвистике», III, M., 1963, стр. 97.

9. A. Seliščev, Des traits linguistiques communs aux langues balkaniques: un balkanisme ancien en bulgare, RESl, V, 1925; Kr. Sandfeld, Linguistique balkanique, Paris, 1930; В. Георгиев, К вопросу о балканском языковом союзе, «Новое в лингвистике», VI, М., 1972 (особенно - стр. 402 и сл.); Н. W. Sсhаller, Die Balkansprachen. Eine Einführung in die Balkanphilologie, Heidelberg, 1975 (особенно стр. 46).

10. См., например: Б. А. Серебренников, О некоторых отличительных признаках волго-камского языкового союза, в кн.: «Языковые контакты в Башкирии». Уфа, 1972.

11. См.: Р. Якобсон, К характеристике евразийского языкового союза, в кн.: R. Jakobson, Selected writings. I. Phonological studies, 's-Gravenhague, 1962; ср. также: R. Jakobson, Über die phonologische Sprachbünde, TCLP, 4, 1931; его жe, Sur la théorie des affinités phonologiques entre les langues, «Actes du IV Congrès international des linguistes», Copenhague, 1938.

12. См., например: С. P. Masiса, указ. соч., стр. 12; В. Н. Топоров, Заметки по лингвистической географии Енисея. I. Из наблюдений над структурой падежной парадигмы, сб. «Лингво-географические исследования», М., 1973, стр. 7.

13. См.: A. M(eillet), [рец. на кн.:] R. О. Jakobson, К xarakteristike evrazijskogo jazykovogo sojuza. 1931, BSLP, XXXII, fasc. 3, 1931, стр. 7; к критике понятия евразийского языкового союза см.: Т. С. Шарадзенидзе, Классификация языков и их принципы, Тбилиси, 1958, стр. 460-467 (на груз, яз.), 534 (русск. резюме).

14. См.: V. Skalička, Zur Charakteristik des eurasischen Sprachbundes, АО, 1933, VI, 1.

15. H. L. Кlagstad, Towards a morphosyntactic treatment of the Balkan linguistic area, «American contribution to the V International Congress of Slavists», Den Haag, 1963, стр. 180; С. P. Masiса, указ. соч. Последняя работа представляет попытку определения границ ареала, базируясь на морфолого-синтаксических (преимущественно синтаксических) изоглоссах.

16. Ср.: V. Рisani, Entstehung von Einzelsprachen aus Sprachbünden, «Kratylos», Jg. XI, Hf. 1/2, 1966, стр. 125-141; ср.: его же. К индоевропейской проблеме, ВЯ, 1966, 4.

17. Об этом союзе см.: В. Н. Топоров, Несколько замечаний к фонологической характеристике центрально-азиатского языкового союза (ЦАЯС), «Symbolae Linguisticae in Honorem Georgii Kurylowicz», Wroclaw, 1965; см. также: Д. И. Эдельман, Основные вопросы лингвистической географии (на материале индоиранских языков), М., 1968, стр. 66-67.

18. См. подробнее: Д. И. Эдельман, Структурные «аномалии» восточноиранских языков и типология субстрата, «Studien zur allgemeinen und vergleichenden Sprachwissenschaft», Jena, 1976, стр. 74-93.

19. См., например: А. Л. Грюнберг, И. М. Стеблин-Каменский, Этнолингвистическая характеристика Восточного Гиндукуша, «Проблемы картографирования в языкознании и этнографии», Л., 1974.