ПОНЯТИЯ "ЯЗЫК" И "РЕЧЬ" В ТРАКТАТЕ МАРКА ТЕРЕНЦИЯ ВАРРОНА
"DE LINGUA LATINA"
(Индоевропейское языкознание и классическая филология - XV (чтения памяти И.
М. Тронского). - СПб., 2011. - С. 147-158)
The article deals with the concepts «language» and «speech»
in the linguistic doctrine of Marcus Terentius Varro (on the material of the
treatise «De lingua Latina») and their conformity with the corresponding general
notions in contemporary linguistics. These concepts are perceived in such terms
of Varro’s treatise as oratio, sermo, consuetudo, or (in) loquendo.
The present paper demonstrates some correlation of the abovementioned terms
with the ideas of F. de Saussure. The word lingua in the title of Varro’s
treatise though used in no specific terminological sense somehow comprises features
of modern grammatical concept of «language». The term oratio, in its
turn, has a wider semantic spectrum, but predominantly designates some theoretical
foundation, or model, for communication means, i. e. corresponds to the modern
understanding of the term «language». Oratio functions by means of speech
activity: (in) loquendo. In process of speaking - (in) loquendo
- there is a transition from the theoretical level of oratio to practical
- sermo / consuetudo. The term sermo corresponds to the concept
«speech» in modern sense and presumes various connotations, i.e. styles of speech,
characteristic for certain social or ethnic groups of speakers. Consuetudo
also expressing the concept of ‘speech’ represents a set of all levels of sermo
and is common for all speakers.
При изучении лингвистической теории Марка Теренция Варрона перед нами неизбежно
встаёт вопрос, что именно автор определяет как объект своего исследования -
«язык» или «речь», и какие термины он при этом использует.
Разграничение названных понятий окончательно оформилось в рамках современной
лингвистики. Учение Ф. де Соссюра (Соссюр 1977: 47-55), положившее начало такому
разграничению, выделяет язык как упорядоченную систему объективно существующих
знаков и свод правил их употребления, речь же является использованием этой системы
в соответствии с мыслью говорящего. Таким образом, мы видим, что язык представляет
собой структурированную абстрактную модель, предназначенную для общения. Реализуя
своё коммуникативное назначение посредством акта речевой деятельности (говорения)
язык переходит из теоретической плоскости в практическую и становится речью.
Принимая во внимание известный факт влияния учения Стои на теорию знака Ф.
де Соссюра (Якобсон 1983; Гринцер 1996: 54), с одной стороны, а с другой стороны,
учитывая тот факт, что доктрина Варрона во многом базируется на постулатах стоической
школы, нам представилось весьма интересным выяснить, можно ли найти общие черты
в дефинициях языка и речи у этих учёных, и есть ли в доктрине Варрона соответствия
современным представлениям о разграничении этих понятий.
Как известно, в античности наука о языке в качестве самостоятельной области
знаний сформировалась относительно поздно. Довольно длительное время лингвистические
исследования имели ярко выраженный прикладной характер, оставаясь дополнительным
звеном различных дисциплин, в первую очередь - философии.
На начальной стадии изучения языка все изыскания были подчинены решению проблем
познания реальности и пониманию, как происходит этот процесс. В. Ло (Law 2003:
17, 19-20, 26, 31) пишет, что логика всегда была тесно связана с лингвистическими
исследованиями, которые заимствовали у неё идеи и технику. По словам И. М. Тронского
(Тронский 1996: 26-27), категории бытия, мышления и языка осознавались античной
философией в их единстве, поэтому языковые закономерности растворялись в онтологических
или логических категориях. Исходя из этого, античная языковая теория не ставила
перед собой задачу изучения языка вне его применения, целью её исследования
были речь (предложение) и слово. Этим объясняется отсутствие специального термина
для понятия «язык». Слово lingua использовалось в обиходном значении
и употреблялось, когда надо было противопоставить один язык другому, но не достигало
уровня научного термина.
Первую попытку систематизированного изложения сведений о латинском языке на
основе всестороннего анализа лингвистических учений и описания латинского языка
с научных позиций того времени предпринял Марк Теренций Варрон (116-27 гг. до
н. э.). Основным его трудом, посвящённым решению этих задач, является трактат
«De Lingua Latina». Автор, вслед за стоиками, стремился вывести изучение языка
в самостоятельную область знаний, о чём свидетельствует его опыт создания грамматической
терминологии и критериев анализа языковых явлений, которые были бы в наибольшей
степени свободны от философского подтекста.
В силу сложившейся традиции лингвистических исследований Варрон ставит во
главу угла изучение речи (oratio). Слово lingua встречается в
трактате довольно редко и не получает терминологического оформления. Во всех
случаях lingua сопровождается либо местоимением nostra (V, 3, 29), либо
определением этнической принадлежности - latina, graeca, sabina, armenia, osca
(V: 1, 3, 66, 74, 100: VI: 40, 96: VII: 28, 110; VIII, 58; IX, 113), как было
принято в предшествующий период.
Понятие «речь» Варрон выражает несколькими терминами - oratio, sermo, consuetudo,
(in) loquendo. Центральным, обобщающим, в этом случае является термин oratio,
имеющий наиболее абстрактное значение. Остальные же, обладая рядом нюансов и
обозначая разговорную (обиходную), обыденную (привычную) речь, а также процесс
(акт) речевой деятельности, являются отражением частных случаев.
Oratio Варрон связывает со словом os, oris ‘рот, уста’, что видно из
приводимой им самим этимологии данного слова: «…от [слова] ‘рот, уста’ произошли
и ‘говорить’, и ‘заканчивать речь’, и ‘уговаривать’, а также ‘речь’ и ‘поцелуй’…»
(…oro ab ore et perorat et exorat et oratio et orator et osculum dictum… - VI,
76).
По мнению Варрона, при произнесении речи люди должны исправлять ошибки, если
кто-то их допускает (IX: 9, 11). Наличие аналогии в этой сфере деятельности
обусловлено природой, которой в человеке заложена способность воспроизводить
речь (IX, 30). Интересно, что Ф. де Соссюр (Соссюр 1977: 48) также считает способность
к осуществлению речевой деятельности присущей людям от природы.
Одним из значений понятия oratio ‘речь, речевая деятельность’ у Варрона
является традиционное значение ‘возможность посредством речевой деятельности
выражать мысли’. В такой трактовке можно усмотреть влияние Аристотеля: «…мысль
- это то, что должно быть обеспечено речью…» (…'έστι
δε κατα την ταυτα 'όσα υπο του λόγου δει παρα σκευασθηναι…)
(Aristot. Poet. 1456a36). Мы встречаем oratio в данном
значении в рассуждениях Варрона о риторических достоинствах
речи: «…всякая речь, так как должна быть направлена к пользе,
достигает таковой тогда, когда она ясная и краткая, к чему мы
стремимся, потому что, если оратор произносит речь непонятную и длинную, он вызывает ненависть. Ясной речь должна
быть, чтобы её могли понять, а краткой - чтобы её могли понять
быстро…» (…omnis oratio cum debeat dirigi ad utilitatem, ad quam
tum denique pervenit, si est aperta et brevis quae petimus, quod
obscurus et longus orator est odio, [et cum efficiat] aperta, ut
intellegatur,brevis, ut cito intellegatur…) (VIII, 26).
Однако, это не
единственное и не главное значение названного термина в трактате. Варрон
понимает «речь» более многогранно, чем это было принято предыдущими исследователями.
Кроме названного значения, oratio в учении Варрона приближается по значению к современному лингвистическому понятию
«язык». Анализ грамматических процессов, выведение закономерности этих процессов, их систематизация, разработка грамматической терминологии на латинском языке свидетельствуют
о том, что Варрон ставит перед собой задачу выстроить определённую
теоретическую модель, включающую в себя набор лексических средств, а также свод
грамматических правил и механизмов, которые обеспечивают возможность соединения этих
средств в предложение с целью выразить суждение. Можно
предположить, что у него уже формируется понимание «языка» как отдельного
объекта научного исследования. При таком подходе, «речь» (oratio) рассматривается Варроном как способ реализации на практике этой теоретической модели. Подобная
трактовка, на наш взгляд, может быть соотнесена с выводами Ф. де Соссюра (Соссюр
1977: 47) о том, что язык является важнейшей частью речевой деятельности и основанием для всех
прочих её проявлений.
При делении словарного состава языка Варрон, сохраняя
традицию, называет полученные группы частями речи - partes orationis (VIII: 11,
53; X, 7-8). Классификации частей речи у Аристотеля - μέρη της λέξεως (Poet.
1456b20) и y стоиков - μέρη του λόγου (Diog. Laert. VIII, 57), του λόγου
στοιχεια (SVF, II, 148) были построены на семантико-синтаксических и логических
принципах. Варрон же делает основной акцент на морфологическом аспекте: «…речь, следуя природе, делится на четыре части: одна имеет падежи, другая имеет времена, у третьей нет ни того, ни другого, а четвёртой присуще и то, и другое…» (…dividitur oratio secundum naturam in quattuor partis: in eam quae habet casus et quae habet <tempora et quae habet> neutrum et in qua est utrumque…
- VIII, 44-45). Руководствуясь тем же морфологическим критерием, он осуществляет принципиально важное для его учения деление лексического состава на изменяемые и неизменяемые слова (X, 14). Такая классификация опирается на лингвистические методы исследования.
В начале морфологической части трактата Варрон говорит о
трёх элементах, составляющих речь: «… так как речь по своей
природе троечастна, как я показал в предыдущих книгах, первая
часть - каким образом были установлены имена для вещей, вторая - по какому правилу они [установленные имена], изменяясь,
образуют отличные от себя производные, третья - как они
[установленные и производные имена], связанные между собой
универсальным законом языка, выражают мысль…» (… quom
oratio natura tripertita esset, ut superioribus libris ostendi, cuius
prima pars, quemadmodum vocabula rebus essent imposita, secunda,
quo pacto de his declinata in discrimina ierint, tertia, ut ea inter se
ratione coniuncta sententiam efferant… - VIII, 1). Как мы видим,
вторая часть содержит в себе сугубо грамматические критерии изменения слов,
относящиеся к области систематизации языковых средств (VIII, 1).
Демонстрируя на примерах существование сходств и аналогии во всех сферах мироздания и человеческой деятельности,
Варрон отстаивает существование аналогии в речи (oratio) как в
части природы (VIII: 37-38; IX: 33, 35-36, 45-46, 48). Он проводит систематизацию грамматических явлений и выделяет три
вида аналогии в речи (X: 68, 79). Под таким углом зрения oratio
воспринимается как одна из упорядоченных структур, подлежащая познанию, а не вид практической деятельности.
Лингвистический подход к трактовке
oratio наблюдается
также во фрагментах, где речь идёт об анализе парадигм с
целью вывести принципы аналогии. Варрон изучает временные, личные и видовые
формы глаголов, формы наклонений (IX, 32),
способы образования падежных форм имён (X, 49-50, 65), варианты падежных форм в поэтической и прозаической речи
(X, 70).
Варрон говорит, что при наличии двух форм слова одна из
них истинная, т. е. соответствует аналогии, а вторая - ошибочная, так как нарушает правила изменений для данного типа слов.
Поэтому, если говорящий употребляет неправильную форму, он
обнажает своё незнание, но не упраздняет науку речи (IX, 112).
В этом случае «речь» вновь предстаёт как концепт теоретического уровня, т. е. язык.
Давая определение наименьшей языковой частицы, Варрон
вновь употребляет термин oratio: «наименьшей и неделимой
частицей речи я называю слово…» (…verbum dico orationis
[vocabulis] partem, quae sit indivisa et minima… - X, 77). В данной
дефиниции oratio, бесспорно, предстаёт перед нами как упорядоченный свод структурных элементов, предназначенных для
построения высказывания.
Итак, мы можем заключить, что в учении Варрона понятие
«язык» в современной его трактовке входит в состав понятия
«речь» (oratio) как его теоретическая база. Поэтому в названии
трактата слово lingua уже в какой-то степени приобретает терминологический оттенок. Оправданием наших предположений
может служить тот факт, что речь как таковую Варрон изучает в другой работе
под названием «De sermone Latino» («О латинской речи»). В этом труде, по словам
М. фон Альбрехта (Альбрехт 2003: I, 650), он рассуждает о чистой латинской речи
в традиции александрийских критериев 'Ελληνισμός. В. В. Каракулаков (Каракулаков
1966: 96-98) пишет, что все теоретические выкладки Варрона по вопросам литературного языка представляют собой отрывок из трактата «De sermone Latino», где Варрон впервые детально излагает учение о Latinitas,
дающее не только определение «хорошей латыни», но содержащее также перечень критериев «чистоты речи».
Ещё один термин, которым пользуется Варрон,
- это sermo. Различия между sermo и oratio хорошо видны из этимологий самого Варрона (VI: 64, 76). Заметим, что его взгляды не противоречат современной трактовке данных слов (OLD 1968: 1262-1263, 1743-1744).
Связывая этимологию
sermo - разговорная (обиходная) речь - с глаголом sero, (serui), sertum, 3
- сплетать, соединять, связывать, он говорит: «…я считаю, [слово] разговорная
(обиходная) речь - производное от [слова] ряд, вереница, откуда и [слово] гирлянда: даже в одежде
- исправное (в хорошем состоянии) - это то, что сшито, скреплено: в самом деле,
разговорная (обиходная) речь не может соотноситься с одним человеком, но
подразумевает речь, связанную с другим [человеком]…» (…sermo, opinor, est a serie, unde serta; etiam in vestimento
sartum, quod comprehensum: sermo enim non potest in uno homine esse solo, sed ubi <o>ratio cum altero coniuncta…
- VI, 64). Как мы видим, в противоположность oratio, которая упоминается в этом фрагменте,
sermo имеет у Варрона более конкретное значение, она рассматривается как средство общения, т. е. разговорная речь, и входит в состав понятия
oratio. Он пишет: «…та речь, в которой слова расставлены просто, чтобы она была ясной и не путаной, называется обсуждением или спором…» (sic is sermo in quo pure disponuntur verba, ne sit confusus atque ut diluceat, dicitur disputare.
- VI, 63). Отсюда проистекают значение sermo как речи, предназначенной для общения, которая подразумевает «своего» слушателя и собеседника. В обществе разговорная речь различных социальных или этнических групп имеет в каждом случае свои характерные особенности, что позволяет говорить о наличии в речи разных стилей, говоров, диалектов, следовательно,
sermo, будучи средством общения той или иной группы, неоднороден, в отличие от
oratio, которая единообразна для каждого языка. На наш взгляд, следует сравнить этот вывод с утверждением Ф. де Соссюра (Соссюр 1977: 48) о том, что речевая деятельность многообразна и разнородна, в противоположность языку, который целостен сам по себе. Такое понимание Варроном
sermo объясняет употребление данного термина во множественном числе в одном из фрагментов: «…изменение слов было введено не только во все уровни разговорной латинской речи, но и [в речь] всех людей, потому что оно полезно и необходимо…» (…declinatio inducta in sermones non solum latinos, sed omnium hominum utili et necessaria de causa…
- VIII, 3). Интересно в этой связи замечание Варрона о пользе oratio: «…речь была введена ради пользы…» (…utilitatis causa introducta sit oratio…
- IX, 48). В этих фрагментах мы видим вариативность в лексических средствах: inducere
(вводить, внедрять) - introducere (вводить, распространять). Это может быть истолковано следующим образом:
oratio появилась и распространилась в силу своей пользы, так как она даёт возможность выразить мысль. Функционирует же она в виде
sermo различных уровней, или sermones. Для реализации главной задачи
- выражения мысли - в sermones и были внедрены изменения слов.
Во всех фрагментах, кроме процитированного,
sermo встречается в единственном числе, но предложенное нами понимание этого термина сохраняется. По мнению защитников аномалии, непостоянство и неправильность, которые господствуют в
sermo, опровергают принцип аналогии (VIII, 37; IX, 107). Варрон отвергает такую трактовку, потому что эти отклонения от нормы проистекают
из-за неоднородности sermo, который в данных контекстах мы встречаем в соседстве со словами
populus или volgus (IX: 18-19, 107), и зачастую в качестве примеров приводятся «немногочисленные, довольно редко употребляемые слова, извлечённые из моря разговорной речи народа» (pauca excepta verba ex pelago sermonis <po>puli minus trita
- IX, 33).
Таким образом, можно заключить, что, если практическим воплощением не оформившегося ещё окончательно понятия «язык» является
oratio, то практическим воплощением «речи» будет sermo, что подтверждает Варрон: «…в разговорной речи, которая сформировалась для употребления [для применения на практике],…» (…in sermone quoque, qui est usus causa constitutus
- VIII, 30). Этот вывод также может быть соотнесён с положением учения Ф. де
Соссюра (Соссюр 1977: 52) о том, что речь - это индивидуальный акт воли и разума говорящего, который использует код языка для выражения своей мысли.
Ещё одним значимым для учения Варрона термином является
consuetudo - ‘обыденная речь’, которая в силу сложившейся традиции стала привычной для данного народа. Это понятие очень близко по смыслу
sermo, ибо так же, как и sermo, представляет собой способ функционирования
oratio на практике. Различия их заключены в том, что consuetudo -
это интегрирующее понятие, которое включает в себя все уровни sermo. Отсюда проистекают значения
- плохая, неправильная consuetudo (IX: 6, 11), т. е. основанная на sermo плохо образованных слоёв населения или диалектах, далёких от литературной речи, и хорошая, правильная
consuetudo, отражающая речь образованного круга римлян, которая соответствует языковым нормам, т.е. latinitas: «…кто в процессе речевой деятельности придерживается той обыденной речи, которой следует пользоваться, делает это не вопреки универсальному закону языка…» (…qui in loquendo consuetudinem qua oportet uti sequitur, <sequitur> non sine [ea] ratione…
- IX, 8). А также: «…кто призывает нас к обыденной речи, если она правильная, мы будем ей следовать…» (…qui ad consuetudinem nos vocant, si ad rectam, sequemur…
- IX, 18).
Consuetudo как понятие, объединяющее все уровни разговорной речи, часто сопровождается определением «общая» (communis) (IX: 9, 114; X: 16, 74, 76, 78). Она входит в сферу научного исследования Варрона, в отличие от
sermo, который не употребляется в теоретической части. Варрон говорит о необходимости изучить, что такое обыденная речь (consuetudo), так как она является важной составляющей в изменении слов (X, 2). Эта важность определяется огромным влиянием
consuetudo на развитие языка: «…потому что обыденная речь и аналогия более тесно связаны между собой, чем принято думать, так как аналогия возникла из некой обыденной речи, и из неё же возникла [аномалия]…»
(…quod consuetudo et analogia coniunctiores sunt inter se quam iei credunt, quod est nata ex quadam consuetudine analogia et ex hac…
- IX, 2-3). В данном фрагменте, по нашему мнению, Варрон объединяет стоический тезис о том, что нормы языка формируются в процессе наблюдения за обыденной речью и александрийский тезис об аналогии. Ведь из многообразия форм обыденной речи в качестве правильных выбираются наиболее часто встречающиеся формы, а осуществляется этот выбор методом математической пропорции. Таким образом, в недрах стоической аномалии Варрон усматривает истоки аналогии.
Приводя классификацию видов аналогии, Варрон пишет:
«аналогия должна быть определена не только как то, что направлено к природе слов, но и как то, что направлено к опыту речевой деятельности. Поэтому в первом случае нужно сказать, что аналогия
- это сходное изменение сходных слов, а во втором, что аналогия - это сходное изменение сходных слов, не противоречащее общей обыденной речи» (…analogia[e] non item ea definienda quae derigitur ad naturam verborum atque illa quae ad usum loquendi. nam prior definienda sic: analogia est verborum similium declinatio similis, posterior sic: analogia est verborum similium declinatio similis non repugnante consuetudine co<m>muni…
- X: 74). Эту же формулировку «не противоречащее общей обыденной речи» мы встречаем и в определении сходства изменений слов, и в анализе способов образования форм слова (X: 76, 78).
Варрон, хотя и ратует за соблюдение принципов аналогии, всё же признаёт, что в некоторых случаях необходимо от них отказаться в пользу
consuetudo: «…ведь, если обыденная речь где-либо неправильно изменяет слова, но это не может быть сказано по-другому без оскорбления [слуха] многих, здесь универсальный закон языка показывает, что закон слов должен уступить закону речевой деятельности…» (…si qua perperam declinavit verba consuetudo, ut ea aliter sine offensione multorum <efferri non possint>, hinc [o]rationem [1]
verborum praetermittendam ostendit loquendi ratio… - IX, 35). В другом фрагменте мы читаем, что все мы должны следовать аналогии, кроме тех моментов, в которых из-за этого «будет оскорблена общая обыденная речь» (IX, 114). За исключением этих случаев
consuetudo должна приводиться в норму в соответствии с принципами аналогии: «…как каждый [человек] должен исправлять свою обыденную речь, если она плоха, так и народ
- свою…» (….ut suam quisque consuetudinem,
si mala est, corrigere debet, sic populus suam - IX, 6). Желание усовершенствовать свою речь не должно вызывать осуждение (IX, 11), потому что народ в обыденной речи должен руководствоваться универсальным законом языка, а каждый человек должен следовать правилам, выработанным народом (IX, 6). Добиться положительных результатов в изменении
consuetudo - вполне осуществимая задача, так как она находится в движении (IX, 17). Варрон замечает, что не только люди зависят от обыденной речи, но и она зависит от них (VIII, 33). Поэтому всё, что легко и без оскорбления [слуха многих людей] (sine offensione) может быть изменено, должно быть приведено в соответствие с универсальным законом (IX, 16). Однако делать это надо умеренно и постепенно. Значительную роль в этом процессе играют поэты: «…хорошие поэты, пишущие для сцены, должны обучать слух народа в обыденной речи…» (…boni poetae, maxime scenici, consuetudine subigere aures populi debent…) (IX, 17), а также: «…ведь поэт может более свободно следовать аналогии, чем оратор…» (…nam liberius potest poeta quam orator sequi analogias…
- IX, 115).
Сторонники аномалии утверждают, что в обыденной речи царит несходство слов, поэтому в этой области не может быть аналогии (VIII, 23). Варрону удаётся примирить аналогию и аномалию в обыденной речи благодаря выделению в изменении слов двух видов
- словообразования (declinatio voluntaria) и словоизменения (declinatio naturalis).
Он признаёт, что в словообразовании, которое тесно связано с обыденной речью, преобладает несходство слов (VIII: 57, 79; X, 15). Эту закономерность он связывает с тем, что каждый устанавливает имена для вещей, руководствуясь своим желанием, и зачастую не имея достаточных знаний для этого (X, 16). При таком положении дел в
declinatio voluntaria, бесспорно, преобладает аномалия. Но в обыденной
речи люди сталкиваются и с другим видом - словоизменением, в котором главенствует аналогия, так как
declinatio naturalis относится к области универсального закона языка и регулируется природой, а не желанием человека (X: 15, 61). Именно это позволяет людям образовывать многочисленные формы слов, которые понятны каждому: «…после появления в обыденной речи новых имён, весь народ может безошибочно их склонять…» (…novis nominibus allati[u]s <in> consuetudinem sine dubitatione eorum declinatus statim omnis dicit populus…
- VIII, 6).
Подобное деление declinatio позволяет Варрону обосновать существование обоих явлений: «…обыденная речь состоит из несходных и сходных слов, а также их изменений, поэтому нельзя отвергать ни аналогию, ни аномалию…» (…consuetudo ex dissimilibus et similibus verbis eorumque declinationibus constat, neque anomalia neque analogia est repudianda…
- IX, 3).
Варрон использует ещё один термин, относящийся к речи, это - (in) loquendo. Данное понятие носит технический характер,
обозначая акт речевой деятельности, с помощью которого
реализуется на практике теоретическая модель oratio, переходя
в практическую плоскость sermo / consuetudo. Эта трактовка
подтверждается значением глагола loquor (OLD 1968: 1043) -
говорить кому-л., разговаривать, использовать язык для ведения
беседы. Данный термин, на наш взгляд, соответствует понятию
«говорение» в учении Ф. де Соссюра. Так как loquendo осуществляет функционирование
oratio, все лингвистические явления рассматриваются в тесной связи с этим процессом: «…в
изменениях слов многие исследуют, наука о речевой деятельности должна следовать несходству или сходству…» (…in
verborum declinationibus disciplina loquendi dissimilitudinem an
similitudinem sequi deberet… - X, 1). В рассуждениях об аналогии и аномалии Варрон говорит, что они обнаруживают себя в
процессе речевой деятельности, т.е. во время акта произнесения
(in) loquendo (VIII, 23; IX, 8; X, 16-17). Он пишет: «…те, кто призывает
нас следовать в процессе речевой деятельности частично обыденной речи, частично универсальному закону языка,
не так уж и не правы….» (….ii qui in loquendo partim sequi
iube<n>t nos consuetudinem partim rationem, non tam discrepant… - IX, 2). Для приведения в норму языкового состояния именно в
процессе речевой деятельности «неправильные» слова должны
заменяться словами, образованными cum ratione (IX, 16). Однако
в этом процессе аналогия должна учитывать опыт речевой деятельности (ad usum loquendi) (X, 74), потому что в обыденной
речи встречаются формы, которые не могут быть безболезненно
изъяты. В такой ситуации закон речевой деятельности (loquendi
ratio) будет предпочтительнее закона слов (IX, 35). Рассматривая
виды аналогии, он подчёркивает, что всеми ими мы пользуемся
в актах речевой деятельности ((in) loquendo) (X: 68-69, 71-72).
Таким образом, формулировки «loquendi ratio», «disciplina
loquendi» доказывают несомненную важность этого понятия, потому что именно в актах речевой деятельности материализуются
все языковые процессы.
Подводя итоги всему изложенному, можно предложить следующие выводы:
1. трактовка Варроном понятий «язык» и «речь» в значительной степени близка современной интерпретации данных терминов, что доказывается корреляцией некоторых положений в
доктринах Варрона и Ф. де Соссюра;
2. у Варрона слово lingua в названии трактата, хотя и не
приобретает функцию термина, но уже содержит в себе черты
современного грамматического понятия «язык»;
3. термин oratio, будучи наиболее
отвлечённым, обладает
широким спектром значений, главенствующим в котором является обозначение теоретической модели средства коммуникации, т. е. соответствует современному пониманию термина
«язык»;
4. oratio функционирует посредством речевой деятельности (in) loquendo. В процессе говорения
(in) loquendo происходит
переход из теоретической плоскости oratio в практическую - sermo / consuetudo;
5. термин
sermo соответствует понятию «речь» в современном значении и подразделяется на различные уровни, т. е.
стили речи, характерные для определённых социально-этнических групп говорящих;
6.
consuetudo, также как и предыдущий термин, выражая
понятие «речь», представляет собой совокупность всех уровней sermo и является общей для всех говорящих.
Примечания
1. Данное восстановление восходит к изданию
Альда.
Издания текстов
Aristotelis De arte poetica liber. Ed. W. Christ. Lipsiae,
1878.
M. Terentii Varronis De Lingua Latina quae supersunt. Ed. G. Goetz et F. Schoell.
Amsterdam: «Verlag Adolf M. Hakkert», 1964.
Stoicorum veterum fragmenta. Ed. J. von Arnim, Vol. 1-3. Leipzig: Teubner,
1905 (repr. Stuttgart: 1968).
Литература
OLD 1968 - Oxford Latin Dictionary. Oxford: Clarendon Press,
1968.
Альбрехт 2003 - Альбрехт фон Михаэль. История римской литературы. Т.1. М.: ГЛК.
Гринцер 1996 - Гринцер Н. П. К теории языкового символа. Античные комментарии
к работе Р. Якобсона // Материалы международного конгресса «100 лет Р. О.
Якобсону». М. С. 54-56.
Каракулаков 1966 - Каракулаков В.В. Варрон и проблема литературного языка
// Вопросы теории и методики иностранных языков. Душанбинский государственный
педагогический институт. Душанбе: Изд-во «ДОНИШ». С. 69-118.
ЛЭС 1990 - Лингвистический энциклопедический словарь. М.: «Советская энциклопедия»,
1990.
Law 2003 - Law V. The History of Linguistics in Europe from Plato to 1600.
Cambridge: University Press.
Соссюр 1977 - Соссюр Фердинанд де. Труды по языкознанию. М.: «Прогресс», 1977.
Тронский 1996 - Тронский И. М. Проблемы языка в античной науке // Античные
теории языка и стиля. СПб.: Изд-во «Алетейя», 1996.
Якобсон 1983 - Якобсон Р. О. В поисках сущности языка. М.: Семиотика, 1983.