(Вопросы языкознания. - М., 1976, № 4. - С. 77-80)
Когда мне впервые встретилось выражение «естественный язык» («natural language»),
я подумал, что речь идет о языке животных. Оказалось, однако, что имеется в
виду человеческая речь. Если слова имеют еще какой-нибудь смысл, то «естественное»
в применении к человеку может означать только «биологическое» и ничего более.
Надо быть крайне неразборчивым в употреблении терминов, чтобы языки Гомера,
Фирдоуси, Данте, Шекспира, Пушкина называть «естественными», т. е. явлением
биологического уровня. Элементарной истиной является то, что язык возникает
не на биологическом, а на социальном уровне. Это справедливо как в онтогенетическом
плане (в развитии индивида), так и филогенетическом плане (в развитии человечества
в целом). Ребенку не надо учиться, скажем, сосать грудь, потому что это - его
естественная, биологическая функция. А языку он учится, как позднее учится письму,
или нотной грамоте, или любому другому искусству и мастерству. Если ребенок
растет не у родителей, а в иноязычной среде, он начинает говорить на этом «чужом»
языке»; именно потому, что язык - приобретаемая, а не естественная способность.
Иначе обстоит дело с естественным языком животных. Если цыпленок-петушок растет
в обществе гусей, он все равно будет кукарекать по-петушиному, а не гоготать
по-гусиному. Точно так же осленок, выросший в конском табуне, не будет ржать по-лошадиному, а будет реветь по-ослиному. Пусть извинит мне читатель упрощенность
моих примеров: примитивные ошибки приходится опровергать примитивными же доводами.
Если в онтогенезе не может быть речи ни о каком естественном, т. е. биологически
присущем и биологически детерминированном языке, то не иначе обстоит дело и
в филогенезе, в развитии всего человечества. Хотя происхождение языка во многом
еще окутано тайной, несомненно одно: язык неразрывно связан с коллективным опытом
и сознанием и родился вместе с ним. Человечество совершило скачок от бессознательно
биологического бытия к осознанно социальному бытию, и язык был одной из объективации
этого скачка. Странно и парадоксально называть «естественным» то, что было первейшим
признаком преодоления естественного, - язык. Насколько мы можем проникнуть в
глубину истории человечества, язык был всегда опознавательным признаком отдельных
этнических групп. Этнос же категория не биологическая, а социальная. Язык -
это объективация коллективного опыта и сознания в звуковых символах, отработанных
в процессе технизации в коммуникативную систему.
Коллективное сознание находит свое выражение не только в языке, но и в фольклоре,
литературе, искусстве. Язык, фольклор, литература, искусство, представляя разные
формы объективации общественного сознания, образуют единый гуманитарный мир.
И если можно говорить об «естественном языке», то должны существовать также
«естественный фольклор», «естественная литература», «естественная музыка», «естественная
живопись», «естественная скульптура», «естественная архитектура». Нелепость
этих словосочетаний очевидна.
Можно подойти к вопросу об «естественности» языка и с другой стороны. Как
одна из форм объективации общественного сознания язык стоит в одном ряду с фольклором,
литературой и искусством, образуя с ними единый гуманитарный комплекс. Но язык
с самого начала обременен еще другой функцией, функцией коммуникативной техники.
И здесь язык стоит в одном ряду с другими техническими достижениями человека:
знаками письма и другими средствами и приемами сигнализации и информации, с
орудиями труда, с оружием, одеждой и пр. Ни к одному из этих в социальной практике
обретенных достижений не применимо определение «естественный». Напротив, все
они знаменуют разрыв с «естественным», биологическим бытием и переход в качественно
повое бытие: технологическое. Теплый мех для медведя - его естественная одежда.
Но шуба, сшитая человеком из того же меха, не может уже называться естественной
одеждой. Точно так же рев медведя - его естественный язык. Но социальна отработанная
сложная система звуковых символов, которую в течение тысячелетий творчески создавал
и отрабатывал человек, никак не может называться естественным языком. Нет другого
естественного языка, кроме языка животных.
Возьмем еще один аспект занимающего нас вопроса. Коль скоро наш язык называют
natural language, «естественным», попытаемся оценить правильность такого наименования
с точки зрения латинской корреляции natura || cultura. Следует ли относить язык
к сфере natura или к сфере cultura? Слово natura, производное от nascor
«рождаться», по словарю И. X. Дворецкого и Д. Н. Королькова (1949) означает:
«рождение», «природные свойства», «природная склонность», «природа», «первичная
материя», «основное вещество». Слово naturalis по словарю И. X. Дворецкого
и Д. Н. Королькова: «естественный», «созданный природой», «физический», «природный»,
«врожденный». Слово cultura, производное от colo «возделывать», «обрабатывать»,
по словарю И. X. Дворецкого и Д. Н. Королькова: «возделывание», «обрабатывание»,
«уход», «воспитание», «образование», «развитие» (например, души, animi) [1].
Вопрос, стало быть, стоит так: относится ли язык к природным, созданнчм природой,
врожденным свойствам человека или к тем его способностям, которые приобретаются
возделыванием, обрабатыванием, воспитанием, развитием? Мы показали выше, что
и в онтогенетическом, и в филогенетическом плане справедливо только последнее.
Среди нескольких тысяч национальных языков, известных на земном шаре, нет ни
одного врожденного, природного. Все они «возделывались» говорящим коллективом
в течение тысячелетий и заново усваиваются и «возделываются» каждым индивидом.
Нет, стало быть, и тени сомнения, что в корреляции natura || cultura язык относится
всецело к сфере cultura, а не natura.
Наконец, возможен еще один подход к оценке того, является ли человеческий
язык «естественным»: с точки зрения характера связи между звучанием и значением
в языке. Платон в диалоге «Кратил» излагает два взгляда на этот предмет. Согласно
одному, эта связь существует от природы, φύσει: «... у всего существующего есть
правильное имя, врожденное от природы». Согласно другому, такая связь существует
только по обычаю или установлению, θέσει: «... никакое имя никому не врождено
от природы, но принадлежит на основании закона и обычая...». Рассуждения участников
диалога (Кратил, Гермоген, Сократ) оставляют двойственное впечатление. Кажется,
что Платон не склоняется решительно ни на одну из двух точек зрения. Это нетрудно
понять, если учесть, что спорящие не выходят за рамки греческого языка и аргументируют
исключительно лексическими и наивно-этимологическими примерами, взятыми из этого
языка. Спор между φύσει и θέσει принципиально неразрешим, если оставаться внутри
одного языка. Если бы на свете существовал только один язык, он казался бы говорящим
индивидам единственно возможным и, стало быть, «естественным». Оспаривать такое
убеждение было бы нечем. Только сопоставление данных нескольких языков дает
бесповоротный ответ на спорный вопрос. Точка зрения φύσει полностью опровергается
тем простым фактом, что один и тот же предмет в разных языках называется разными
звуковыми символами. Это было бы невозможно, если бы природа вещи допускала
для нее только одно, «правильное» наименование. Многообразие человеческих языков
неопровержимо доказывает условный, символический характер языкового знаками
тем самым сближает человеческий язык с любыми другими символическими знаковыми
системами и отделяет пропастью от естественного языка животных. Между звучанием
и значением в человеческом языке нет естественно-необходимой связи, есть
только общественно-необходимая, обусловленная традицией и потребностью
.взаимопонимания в пределах говорящего на данном языке коллективам. Эта общественно-необходимая
связь и есть то, что Платон называет θέσει «по установлению», «по обычаю».
Название «естественный язык» в применении к человеческой речи представляется
рецидивом теории φύσει рецидивом в XX в., после полуторавекового существования
сравнительно-исторического языкознания. Такой казус кажется трудно постижимым.
Как его объяснить? «Роковую» роль сыграло здесь увлечение семиотикой как общим
учением о знаковых системах. Есть такие придуманные человеком знаковые системы,
как знаки семафора, флажковая сигнализация, азбука Морзе, математическая символика
и пр. Это - искусственные «языки». В отличие от них традиционные знаковые системы,
какими являются языки народов, казалось логичным назвать «естественными». Стало
быть, понять появление этого термина можно. Говорят, понять - значит
простить. Но на этот раз простить трудно. Термин явно непродуманный и грубо
ошибочный. Мы рассмотрели язык с разных сторон: как одну из форм объективации
общественного сознания и как коммуникативную технику. Мы приняли во внимание
как онтогенетический, так и филогенетический план. Ни в одном мыслимом аспекте
человеческий язык не может быть назван естественным феноменом. Напротив, он
выступает как преодоление естественного, как его диалектическое отрицание. Мы
ввели язык в ряд фундаментальных для нашей темы корреляций:
биологическое // социальное
natura // cultura
φύσει // θέσει
и убедились, что его место неизменно в правой части этих корреляций (социальное,
cultura, θέσει), а не в левой, «естественной».
Говоря о месте человеческого языка в классификации семиотических систем, следует
учитывать еще одно весьма важное обстоятельство: язык людей приходится соотносить
не только с искусственными знаковыми системами, но и с языком животных. Существование
у животных различных средств и приемов общения, экспрессии и сигнализации давно
установлено и не вызывает сомнения. У некоторых высших обезьян находят до тридцати
различных звуковых сигналов, которые не только выражают те или иные эмоции:
удовольствие, боль, гнев, страх и пр., но и могут нести информацию об определенной
ситуации, например, ситуации опасности. В последнее время много пишут и говорят
о языке дельфинов [2].
К языку животных безоговорочно применимо название естественного. В приведенных
выше корреляциях его место в левом ряду (биологическое, natura, φύσει). Между
языком животных и языком людей существует пропасть, колоссальный качественный
скачок, в условия и механизм которого мы не можем до сих пор полностью проникнуть.
Если язык животных и язык людей объединить как «естественные» под одной шапкой
и вместе противопоставить их искусственным знаковым системам, получается довольно
странная картина: на одной стороне кваканье лягушки и язык Пушкина, - это будут
«естественные языки»; на другой стороне знаки семафора и математические символы,-
это будут «искусственные языки». Более гротескную классификацию трудно себе
представить.
Могут сказать, что всякий термин - вещь условная; называй, как хочешь, лишь
бы было видно, о чем идет речь. С этим трудно согласиться. Если термин рождает
ложные ассоциации, уводит мысль в ложном направлении, то такой термин нельзя
считать нейтральным и безобидным. Точность терминов, их соответствие предмету
- непременное качество подлинно научного познания.
Я предвижу вопрос: каким же термином следует называть человеческие языки,
чтобы отмежевать их как от искусственных знаковых систем, так и от естественного
языка животных? Можно предложить несколько таких терминов: социальные языки,
этнические языки, национальные языки, исторически сложившиеся языки, традиционные
языки. Разумеется, ни один из этих терминов не раскрывает полностью специфику
языка (от термина этого и нельзя требовать). Но каждый из них с какой-то стороны
подводит к этой специфике. А это лучше, чем термин, который представляет эту
специфику в ложном свете.
С учетом сказанного классификация знаковых систем («языков») будет выглядеть
примерно так:
Естественные языки
Символические языки
Языки животных
Социальные (этнические, национальные, исторически
сложившиеся, традиционные) языки
Конвенциональные (искусственные) языки
Примечания
1. См.: «Латинско-русский словарь», сост.
И. X. Дворецкий и Д. Н. Корольков. М., 1949.
2. Ср.: Th. Sebеоk, Perspectives in zoosemiotics,
The Hague - Paris, 1972.
