(Заметки об алфавите русских жаргонных словарей. Ч. 2.)
Несчастный случай с колыванским *тухесом
Принципы преобразования заимствованных слов в арго таковы, что в силу бедности
материала многие предположения этимологического характера остаются на уровне
гипотезы. Кроме того, "народность" многих этимологий приводит к их множественности
и сосуществованию ряда одинаково недообоснованных предположений. Так, можно
заподозрить, но нельзя в должной мере обосновать возможную связь между ивритским
тухес 'podex' и русским арготическим туз 'anus, podex', хотя бы
на уровне когда-то локально существовавшей игры слов. Согласитесь, что сходство
карты и телесной части весьма условно, разве что символично. Однако на основе
имеющихся источников можно вести речь по крайней мере о частичной реконструкции
одной цепочки преобразований.
У В. М. Попова приведено наименование туж колыванский 'доверчивый',
ар[е]с[тантское], сиб[ирское] [Попов, 87], прочитанное вместо исходного туис
колыванский 'простодушный и доверчивый арестант' [Грачев М.А. Словарь дореволюционного
арго. - Нижний Новгород, 1991. - С. 98] (с отсылкой к: Дорошевич В.М. Сахалин.
- М., 1903) и др. В истоке этого наименования легко различимо региональное слово
туес, туесок 'берестяная посудина'. Болезненная щепетильность
арго, как и иных форм устного бытования речи, в отношении паронимов известна.
Переосмыслению и/или табуированию подвергаются нередко довольно далекие по звучанию
слова. Пример, который и сейчас на слуху, - это слово вафля, в результате
семантического и коннотативного заражения, получившее значение 'fellatio' по
сближении с фуфло или производными, как: фуфлёнка, фуфлёрка, фуфлёрша
'минетчица' [Мокиенко, Никитина 2000, 635] и др. На подобном фоне выбор и саркастическое
переосмысление из потенциально открытого ряда сибирских регионализмов именно
слова туес могло быть на начальном этапе обусловлено сходством с ивритским
тухес 'podex'.
То, что в дальнейшем эта связь, если была, подверглась забвению, как и связь
с диалектным туес, доказывается дальнейшей историей выражения туис
колыванский в словарях. Уже Попов в 1912 г. не понимал этого выражения и
переписал его с ошибкой (туис > туж), которая воспроизводилась рядом позднейших
словарей [Потапов, 166] и др. Однако слово туж подверглось и дальнейшей
трансформации на основе сближения с арготическим туз 'anus, podex'. Если
здесь и имело место пересечение рядов преобразования заимствованного тухес,
то детально это не документируется. Тем не менее факт поэтапного сближения туис
- туж - туз можно доказать для выражения туис колыванский: туз колыванский 'доверчивый, наивный человек' [ББИ, 249, 110] [Балдаев,
II, 88, -I, 195]; 'чрезмерно доверчивый человек' [Бронников, 44]. Учитывая очевидную
преемственность в толкованиях, маловероятно, чтобы потерявшая свою славу сибирская
Колывань в течение всего ХХ века продолжала провоцировать на ошибки не только
лексикографов, но и носителей арго. Судя по всему, это просто живучий анахронизм,
мутирующий в словарях.
Как размножался хипес
В ранних источниках читаем: хипес 'особый вид воровства с помощью
женщины', хипесница 'женщина проститутка, обирающая посетителей'
[Трахтенберг В.Ф. Блатная музыка ("жаргон" тюрьмы). - СПб., 1908. С. 64] [Потапов,
178]. Этимология: [Фридман М.М. Еврейские элементы "блатной музыки" // Язык
и литература. - Т. VII. - Л., 1931. - С. 137]. В 1990-е годы широко известным
стало слово кипеш, кипиш (с ударением на первый слог) 'галдеж,
шум, драка' / 'суета, хлопоты' [Мокиенко, Никитина 2000, 255]. Представляется
довольно вероятным, что это все тот же хипес, хипиш, наивно этимологизированный
как кипёж (от кипеть) с уникальным переносом ударения на первый
слог.
Однако наряду с реальными преобразованиями в словарях зафиксировано несколько
графических трансформаций того же слова, как кажется, не имеющих прототипа в
речи: хинж 'сигнал тревоги, опасности' [Мильяненков Л. А. По ту сторону
закона. Энциклопедия преступного мира. - CПб, 1992. С. 267; ББИ, 268; Балдаев,
II, 123; Мокиенко, Никитина 2000, 647], возможно, из *хипж или сразу
из *хипис, ср. хипиш 'шум, скандал' [Там же: 647]..
Возможно, также и ханш 'сутенер' [ТСУЖ 1991, 190] [Бронников, 47]
- это неверно прочитанное *хипис.
Что касается раритетов типа хитл 'жертва преступления' (*хипис?)
и хюбр 'крик, зов о помощи' (*хипж < хипис?) [ББИ, 269, 273; Балдаев,
II, 124, 130], то относительно них также есть веские основания строить "какографические"
этимологии, учитывая качество источника вообще, но в том и коварство словарных
ошибок, что раз опубликованное без должного старания потом может ждать реального
опровержения десятки лет или не дождаться вообще.
Как цыг. минжа 'vulva' отразилась в зеркалах жаргонных словарей
Судя по тому, что впервые слово было опубликовано в 1923 г., минжу
вынесло в зону видимости жаргонных словарей ветром революции и гражданской войны.
В первом издании словаря С. М. Потапова дано толкование, которое предполагает
неожиданное, хотя и потенциально допустимое толкование: мента 'задний
ход' [Потапов 1923: 31]. Неверное прочтение рабочей записи (смешение ж
и т) объясняется тем, что слово было малоизвестным.
Примечательно, что Потапов C.М. (Блатная музыка, 1923), источник, не учтенный
А.П.Баранниковым, добавляет помимо цыганизма мента, также и другой возможный
цыганизм хавать, 'есть, принимать пищу' ошибочно в виде хватать,
исправлено в издании 1927 г. [Шаповал В.В., Дьячок М.Т. О цыганизмах в русских
арготических словарях первой трети ХХ века //Русское слово. Материалы межвузовской
конференции (Орехово-Зуево, 14-15 ноября 1997 г.). - Орехово-Зуево, 1997. -
С. 62]. Это свидетельствует о том, что даже два таких достаточно хорошо ныне
документированных слова были далеко не на слуху у криминологов 1920-х годов.
Малоизвестность слова косвенно подтверждается и тем, что отражено, видимо,
именно переносное значение 'страх, колебания, неуверенность', вычлененное из
какого-то данного к слову минжа пояснительного контекста типа "дал задний
ход", то есть 'испугался'. Это возможно, тем паче, что в издании 1927 слово
было исправлено, но не толкование: менжа 'задний ход' [Потапов 1927,
91].
Однако и словарь 1923 г. продолжал влиять на жаргонную лексикографию: мента
обратный ход, возврат [ББИ, 140] [Балдаев, I, 248], также: мента
задний ход, назад [Мильяненков 1992, 166], назад [ТСУЖ 1991,106]. Очевидно,
устойчивость ошибки объясняется ассоциациями с мент, мента 'полицейский'
и под., мыслимыми как источник опасности.
Наряду с этим апокрифическим направлением развития толкования 'задний ход',
в словарях представлено и иное осмысление - анатомическое: 'задний ход' было
понято еще и как 'задний проход, anus'. Поскольку метафорические обозначения
страха и неуверенности часто базируются на наименованиях органов выделения,
точно определить, кто прав, невозможно. Уже у Баранникова исправлено без всякой
оговорки: минжа 'задний проход' [Баранников А.П. Цыганские элементы в
русском воровском арго // Язык и литература. - Т. VII. - Л., 1931. - С. 147].
И далее: Флегон А. За пределами русских словарей (Дополнительные слова и значения
с цитатами ...). 3-d ed. - London, 1973; Нorbatsch Olexa. Russishe Gaunersprache.
- Muenchen, 1978; Русско-китайский толковый словарь сленга. Шанхай, 1994.
Относительно двух фиксаций другого созвучного восточносибирского слова Даль
остался в сомнении: оминзра? об[ластное] во[сточно]-сиб[ирское] боязливый,
страшливый, трусливый челов[Ькъ]. То же сл[о]в[о] писано оманжа (см.
выше); что-нибудь да не такъ; оманжа? об[ластное] ирк[утское] боязливый,
пугливый человЬкъ" [Даль, II, 672]. Не исключено, что это первый след цыганизма
*э-минжа 'vulva', заимствованного в переносном значении 'трус'. Ср. ниже
казусы восьминуса и обвагривать в публикации материалов Добровольского
также с возможным смешением рукописного ж с длинной мачтой и групп букв
типа зр, гр, ус.
Весьма вероятно, что представленное в ряде словарей минесованный 'пугливый'
[ТСУЖ 1991: 107] - это причастие/прилагательное от глагола минжеваться
'испытывать страх, неуверенность' в дефектной записи (ес вместо ж).
Некоторые другие казусы с буквой "ж"
1. ж < кс (гс?): коминж, -а, м. Дверной порог (в казарме). Ч[ерноморский]Ф[лот]:
1969-73 (?[сл[ожно]-сокр[ащенное] комната инженерного состава) [Коровушкин 2000:
Коровушкин В.П. Словарь русского военного жаргона: нестандартная лексика и фразеология
вооруженных сил и военизированных организаций Российской империи, СССР и Российской
федерации XVIII-XX веков. - Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. - С.
136]. В действительности слово возникло на основе морского термина комингс
(англ. мн. ч. coamings) 'окаймление люка'. Скорее, базой для очитки послужило
не нормативное комингс, а фонетическая запись *коминкс, прочитанная
позднее как коминж. На возможность забвения правильного чтения рабочей
записи косвенно может указывать и разнобой в ударениях.
2. ж > гр: абвагривать 'обвешивать' [Добровольский 1897, 343], которое,
возможно, следует читать *абваживать (от вага 'вес'); смешение
рукописного ж с удлиненной центральной мачтой и группы гр.
3. ж > ич: синич 'беглый' [Потапов 1927, 145], не исключено, что из
*синж, ср. синжировать 'вынимать, подменять' [Трахтенберг, 53],
возможно, к франц. changer 'менять'.
4. ж > ок: окорока 'меховые вещи' [Потапов 1927, 106], не исключено,
что ошибочно прочитано вместо *морока. Ср. мура - ворованные вещи,
которые еще надо сбыть, в отличие от денег (голье, чистоган).
5. ж > т: пет 'внутренний карман' [Бронников, 31], первично пеж
'то же '[ТСУЖ 1991, 130].
6. ж > ус: васьминуса 'восемь'. Ошибки, возникшие в результате неверного
чтения рукописи, иногда удается выявить по печатному тексту на основе внутренней
критики источника. Так, для шубрейского васьминуса 'восемь' вероятнее
принять чтение *васьминжа, поскольку другие числительные в том же арго
имеют криптолалический формант -жа: пинжа 'пять', семинжа
'семь', девитинжа 'девять' [Добровольский В.Н. О дорогобужских мещанах
и их шубрейском или курбацком языке // Известия отд. русск. яз. и слов. Акад.
наук. - СПб, 1897. - Т. II. - Кн. 1-2. - С. 343]; здесь имело место смешение
рукописных ус и ж с удлиненной центральной мачтой. Этот вывод
позволяет иначе взглянуть на изолированное шубрейское абвагривать 'обвешивать'
(см. выше) .
7. ж > ьк: пенька 'пиджак' [Потапов 1927, 114], из *пенжа 'то
же' [Мокиенко, Никитина 2000, 426].
В данных заметках я не ставил себе цели рассмотреть весь комплекс примеров,
связанных с разложением или неоправданным сложением буквы ж в записи жаргонных
слов. Было взято небольшое число примеров, на которых я стремился показать,
что такого рода ошибки, связанные с судьбой трехэлементных букв - не единичное
явление. Учет возможных путей "злокачественного" изменения записанного слова
как серии графических элементов представляется столь же важным, как и поиск
параллелей записанному в реально звучащей речи. Графическая реальность словаря
существует как параллельная реальность, и реконструкция траекторий графической
деформации малоизвестного слова в соответствии с законами графики может в ряде
случаев подсказать разгадку происхождения уникального лексикографического феномена
даже скорее, нежели традиционные этимологические разыскания.
