(Структура текста - 81. Тезисы симпозиума. - М., 1981. - С. 129-133)
"Картины" Филострата Старшего представляют собою 64 отдельных озаглавленных
описаний картин. В рукописной традиции прослеживается деление описаний на две
и в менее надежных рукописях на четыре книги. При том и другом делении расположение
описаний представляется хаотичным. Как Известно, еще Гете сетовал на Verworrenheit
сборника. Принято считать, что автор "Картин" следует за экспозицией
пинак в галерее - отсюда бесформенность сочинения.
1. Сорок лет назад К. Леман-Хартлебен предложил свое объяснение порядка следования
картин-эпизодов. Его остроумная гипотеза остается до сих пор единственной попыткой
разобраться в последовательности картин и принципах объединения их в циклы.
Взяв за основу архитектуру италийских портиков эпохи Филострата, Леман-Хартлебен
"развесил" в пяти его залах, учитывая окна и двери, почти все картины
сборника. Он расположил их по стенам в два и три яруса, причем так, что зал
в целом и ярус зала оказались семантически объединенными циклами. Филострат
же, по мнению исследователя, описывая и объясняя для слушателей картины сначала
народной, а затем на другой стене, не учитывая ярусов и порой начиная с конца,
разрушает замысел создателя галереи.
2. Несмотря на большое изящество, решение Лемана-Хартлебена имеет некоторые
существенные недостатки. Дело не только и не столько в том, что иные из картин
объединены в одном ярусе произвольно. Удивление вызывает скорее то, что упорядоченность
приписана галерее, а книге в ней отказано. Пусть мы признáем существование галереи
и зная, что Филострат говорит о пинаках, а не стенной росписи, которая может
быть создана по единому плану, согласимся все же и с тем, что частному коллекционеру
удалось составить циклы из имевшихся у него картин. Но как понять равнодушие
просвещенного софиста к организации текста и внимание к документальному воспроизведению
порядка своей лекции? Нам представляется очевидным, что Филострат создавал свою
книгу как художественное произведение, рассчитанное на читателя в любом конце
империи, а не как памятку-конспект своей лекции в неаполитанской галерее. И
независимо от того, существовала ли в неаполитанском предместье галерея или
нет, в книге разумно искать упорядоченности литературной композиции, а не музейной
экспозиции.
3. В настоящее время оживился интерес к нумерическому исследованию структуры
текста. Нумерический анализ "Картин" также дал несколько результатов.
Так, при подсчете объемов двух книг, содержащих по 30 (Предисловие мы не учитываем)
и 34 картины-эпизода (объем исчисляется в строках тойбнеровского издания) обнаружилось,
что объемы эти соотносятся так же, как количество эпизодов, с очень большой точностью.
Это было бы тривиально, будь эпизоды примерно одинакового размера, между тем
их объем колеблется в I-ой книге от 18 до 112 строк, а во II-ой от 21 до 188.
Такое совпадение отношений может быть и случайным, однако, нам удалось заметить
и другие признаки нумерической выверенности текста книги. Так, если расположить
объемы эпизодов-картин в порядке возрастания, обнаружится, что они растут очень
плавно, без скачков, каждая следующая картина равна предыдущей или отличается
от нее на 1-3, реже 5 строк. Только в конце ряда происходит разрыв плавности
и следуют картины-описания "аномально большие". Для случайного распределения
такая плавность, а следовательно разнообразие объемов, вообще говоря, странны.
Еще одна закономерность. Если эпизоды в интервале от 29 до 44 строк считать
нормальными, а менее 29 и более 44 соответственно малыми и большими, то обнаружится,
что нормальные эпизоды, которые составляют половину общего числа эпизодов в
сочинении в целом, в первой книге распределяются по некоторому правилу: подряд
могут идти только нормальные эпизоды, а до и после больших и малых помещаются
только эпизоды другого разряда, т.е. большее окружены нормальными и малыми,
малые - нормальными и большими. Такое чередование объемов картин свидетельствует
о стремлении к равномерному разнообразию:норма преобладает, но регулярно нарушается.
Аномально большие описания (I, 12 "Босфор" - 112 + небольшая лакуна;
I, 28 "Охотники" - 95; I, 6 "Эроты" - 93; I, 9 "Болото"
- 74; II, 17 "Острова" - 188) занимают отмеченные места, а их величины
соотнесены друг с другом. Так, в самой большой картине II-ой книги и всего сочинения,
в "Островах", находится центр второй книги с точки зрения ее объема.
В самой большой картине I-ой книги и второй по величине во всем сочинении, "Босфор",
проходит золотое сечение объема этой книги. Две почти равные картины "Эроты"
и "Охотники", следующие по величине, составляют в сумме объем "Островов"
и расположены ближе к началу и концу I-ой книги, как бы уравновешивая концентрацию
объема в центре II-ой книги. Следующая по величине картина "Болото"
почти равна "Панфее", второй по величине картине II-ой книги, у которой
общий с "Болотом" порядковый номер ("Болото" - I, 9, "Панфея"
- II, 9). "Панфеей" следует дополнить список аномально больших картин,
исходя из семантических перекличек нумерически симметричных "Болота"
и "Панфеи", хотя по объему (70) она и не отрывается резко от других
картин II-ой книги.
4. Было бы странно, если бы эти и некоторые другие нумерические соответствия
присутствовали в содержательно хаотичном произведении. Действительно, нам удалось
установить некоторые внутренние связи картин между собою, в ряде случаев поддержанные
нумерическими соответствиями.
а) С точки зрения объема центральной в I-ой книге является I, 15 "Пасифая".
Относительно этой картины устанавливается симметрия: описания, симметричные
относительно "Пасифаи" по номеру, семантически связаны. Так, Менекей
(I, 4), герой начала Фиванской войны симметричен герою ее исхода Амфиараю (I,
26); чудесный кифаред первой части (Амфион - I, 10) сопоставлен чудесному авледу
второй (Олимп - I, 20); невесте Ариадне (I, 14) симметрична невеста Гипподамия
(I, 16); гибнущий в цвете лет и сравниваемый с цветком Мемнон (I, 7) Симметричен
гибнущему и превращающемуся в цветок юноше Гиацинту (I, 23) и т.д.
b) Однако первая книга делится, видимо, не на две, а на три части. 1 цикл:
1-12, 2 цикл: 13-24, 3 цикл: 25-29 - концовка - 30. Каждый из этих циклов имеет
свое весьма прихотливое устройство. Структура первого цикла основана на чередовании
описаний драматических событий с выделенным в них протагонистом (А) и, так сказать,
"дивертисментов", без сюжета и с множеством персонажей, вроде эротов
(В). Структура такова: АВВАВВ+ААВААВ. Второй цикл посвящен Дионису от его рождения
(Семела I, 13); до триумфа (Андрийцы I, 24), однако, в него введены две пары
"посторонних" картин (Пасифая и Гипподамия, I, 15, 16; Нарцисс и Гиацинт,
I, 22, 23), но места "посторонних" картин не случайны: они избраны
так, что переключение темы способствует драматизации дионисова цикла.
В соответствии с воображаемой аудиторией (в Предисловии Филострат представил
свои описания беседой, обращенной к юношам) лейтмотив I-ой книги - образцовый
юноша или муж. Такие картины в первом и втором цикле следуют, начиная с четвертой
картины цикла и через каждые две картины. Отступление от правила - интервал
в три картины между I, 16 и I, 20 - сглажено тем, что I, 20 является продолжением
I, 19, составляя с этим описанием как бы одну картину. Тема доблести и добродетели
юноши и мужа, "накапливавшаяся" в течение всей книги, сконцентрирована
в третьем цикле, который целиком посвящен ее варьированию. Добавим, что описания
нормативного героя (за исключением I, 28) укладываются в интервал 29-44 строки,
т.е. в пределы нормальных по объему описаний.
c) Во второй книге не удается обнаружить ясной структуры как в соотношениях
объемов, так и в семантической симметрии. II-ую книгу можно поделить на три или
четыре части. 1 цикл: 1-12 - Афродита, ее почитатели и враги, и Музы (тема заявлена
уже в II, 1 "Гимнистки", где девушки под руководством "Сафо" воспевают
Афродиту); 2 цикл: 13-19 - борьба с диким, до-культурным состоянием природы
и людей, море как стихия дикости, противостоящая человеку и культуре; этот цикл
начинается в месте золотого сечения II-ой книги по объему; 3 цикл: 20-25 - Геракл
и его подвиги; этот цикл можно считать примыкающим ко второму, потому что Геракл,
освобождавший землю от чудовищ стоит на границе дикости и культуры; 4 цикл:
27-34 - этой части трудно дать название, семантически картины объединяются
лишь попарно; они производят впечатление аппендикса. На характер дополнения
указывает и II, 26 "Ксении" - описание "натюрморта", завершающее
три предыдущих цикла, так же как "Ксении" I, 30 завершают три цикла
первой книги.
d) Концовки и обрамления в "Картинах" представляются следующими.
В предисловии божества Горы, именуемые живописцами природы, пестро одевают луга;
они вновь появляются в последней картине сочинения II, 34 "Горы":
здесь они пляшут на лугах и дарят художнику талант живописца. Внутри II-ой книги
Горы соотносятся с "Гимнистками" (II, 1), которые описываются в выражениях
близких к описанию Гор. Два одинаково названных описания "Ксении" I,
30 и II, 26 завершают первую книгу и наиболее упорядоченную часть второй.
e) Удается установить также симметрию первых 10-ти картин в обеих книгах,
а может быть, и 12-ти, т.е. тем самым первых циклов той и другой, книги, равных
к тому же по объему. Параллелизм здесь не только прямой, как скажем, Мемнон
(I, 7) подобен Антилоху (II, 7), но и перекрестный (I, 1 "Скамандр"
- II, 2 "Воспитание Ахилла", I, 2 "Космос" - II, 1 "Гимнистки"),
контрастный и т.п.
f) Слово συμμετρία в значении соразмерности, а не симметрии в современном
смысле, Филострат использует в "Картинах" четырежды, причем трижды
в многозначительных контекстах и композиционно важных местах так, словно автор
указывает ключ к разгадке своего сочинения: в предисловии: "благодаря
συμμετρία
искусство причастно логосу"; в "Пасифае", т.е. центральной по
количественной и семантической симметрии картине: "соблюдая συμμετρία, в
коей устремлена демиургия"; в "Островах" речь идет об острове,
разошедшемся надвое, так что по соразмерным (συμμετρία) очертаниям берегов
видно, что выпуклости соответствуют впадинам, и соединенном мостом. Когда мы
видим, что этот пассаж разделяет вторую книгу точно надвое, он производит впечатление
иносказательной аллюзии на устройство книги. Заметим, наконец, что симметрия
упоминается в центре первой книги в связи с природой искусства ("Пасифая"
- единственная картина, где предмет изображения - художник), а во второй в связи
с, так сказать, искусством природы. Таким образом, оба упоминания симметрии
представляют собою разработку теоретических взглядов автора, высказанных в Предисловии.
А именно, после слов о "симметрии, благодаря которой искусство прикосновенно
логосу", Филострат пишет: "А для того, кому желанно утонченное знание,
[живопись] - изобретение богов и по тому, что видно на земле, когда Горы расписывают
луга, и по тому, что является взору на небе, а для изыскивающего происхождение
искусства - подражание, древнейшее и самое сродственное природе изобретение".