КОНСТАНТИНОС КАВАФИС: МОТИВ ДВИЖЕНИЯ В ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
ТЕКСТА
(Балканские чтения 1. Симпозиум по структуре текста. - М., 1990. - С. 141-144)
1. Представление о движении в художественном тексте тесно связано с пространственно-временными
характеристиками того мира, который конструируется автором в данном произведении.
2. Выбор именно этого аспекта в творчестве Константиноса Кавафиса (1863 -
1933 гг.), крупнейшего греческого поэта объясняется тем, что творчество его
принадлежит к постсимволистскому периоду в истории литературы, хронотоп которого
характеризуется возрождением многозначности и мозаичности, свойственных в первую
очередь хронотопам Ренессанса и Реформации, когда в качестве доминирующей литературной
формы выступает новелла. В хронотопе символистского периода возрождается синкретичность
и цикличность, свойственные хронотопу мифа; появляются попытки органического
сочетания линейного хронотопа, свойственного эпохе классического европейского
романа, с хронотопами циклическим и синкретным.
3. В результате символистская и постсимволистская литература являются своего
рода кульминационным моментом в выражении личностного начала в европейской литературной
традиции. В классическом европейском романе это начало в значительной степени
замаскировано строгой линейностью хронотопа и поэтикой монологизма и подробностей.
В авангарде же (в самом широком смысле этого слова) оно отодвинуто на второй
план приёмом "перепутывания" пространства и времени. Специфика хронотопа
постсимволистского периода в полной мере отражена в структурной организации
текстов Кавафиса.
4. Существенно, что одной из основных тем его творчества является тема его
родного города, Александрии. Причём пространство Александрии и затем шире -
всего эллинистического мира - присутствует в произведениях Кавафиса не только
как некий естественный фон, но его лирический герой вступает с этим пространством
в весьма сложные и неоднозначные отношения: оно с одной стороны, притягивает
его, с другой - сдерживает, - не даёт ему вырваться за свои пределы. Отсюда
- весьма распространённый мотив - мотив путешествия или бегства, свойственный,
в первую очередь, стихотворениям относительно раннего периода его творчества
(а akme поэта наступает уже после его сорокалетия) - "Город" (1-я
редакция - 1894 г., 2-я - 1910 г.), "Сатрапия" (1905 г.), "Итака"
(1894 г.), "Ионическое" (1894 г.), "Покидает Дионис Антония"
(1910 г.) и др.
5. "Итака". В стихотворении в свёрнутом виде содержаться мотивы,
которые в дальнейшем будут развиваться на протяжении всего творчества Кавафиса,
и сформулирован тот основной умысел, который лежит в основе механизма действия
этих мотивов. Герой, будучи замкнут на самом себе, сознательно начинает воображать
окружающий мир не скучным, но дурным, чтобы иметь повод отправиться в путешествие
из этого мира. Тем самым, он переносит мотив, побуждающий его к движению, из
себя самого в некое внешнее пространство, положив начало тому бесконечному путешествию,
конечная цель которого заведомо известна.
6. Аналогичная схема присутствует и в "Троянцах". Мир стихотворения
замкнут; траектория движения, выходящего из центра сознания героя, насильственно
возвращается обратно, незаметно для самого движущегося. Однако, здесь происходит
очевидная трансформация очередного мотива, мотива ухода, интерпретируемого теперь
как греховное дерзновение и в древнегреческом контексте, и в христианском. Таким
образом, на наши глазах происходит процесс самоосуждения романтизма в творчестве
Кавафиса - процесс, аналогичный, например, католицизму Фридриха Шлегеля.
7. Это сложное совмещение христианского и античного контекстов получает своё
развитие в "Сатрапии", где реализуется мотив двойного побега: лирический
герой, не удовлетворённый некоей неподлинностью мира, в котором он живёт, замысливает
побег в другую страну, Персию. Однако, на фоне ещё большей неподлинности чужого
мира, куда герой попадает, "своя" страна обретает для него черты подлинного,
"райского" бытия, как бы "земли Отца". В результате происходит
второй побег в обратную сторону, в "свой" мир. Причём перед нами возникает
картина замкнутой вселенной, имеющей как бы наружную и внутреннюю стороны. И
герой движется поначалу с одной её стороны, в одном измерении, "реальном",
а возвращается обратно уже по другой стороне, в другом измерении, вывернутом,
мысленном. Таким образом, здесь перед нами возникает топология уже не сферы,
как в "Троянцах", а, к примеру, ленты Мёбиуса.
8. Подобное усложнение характера движения героя становится возможным только
благодаря усложнению пространственно-временной организации того мира, в котором
путешествует герой. Из своей Итаки, из тягостной для него современной провинциальной
Александрии, Кавафис отправляет своего героя в Александрию историко-мифологическую.
И, для того, чтобы оттянуть неизбежное когда-то возвращение героя к самому себе,
ждущее его в конце пути, он обряжает и его, и саму Александрию в бесконечное
число самых разнообразных масок, игра с которыми становится к концу его жизни
всё причудливей и замысловатей ("Царь Деметрий", 1990 г.; "Александрийские
цари", 1912 г.; "Срок Нерона", 1917 г. и др.).
9. Идея стихотворения "Царь Деметрий" близка идее плотиновского
образа Души, которая, приходя в мир, похожа на актёра, исполняющего отведённую
ему роль. Таким образом, перевоплощение - это своеобразная смена масок.
10. Но если в "Царе Деметрии" образы героя и его маски понимаются
как нечто адекватное друг другу, а жизнь - как закономерное распределение и
исполнение определенных ролей, как задуманный распорядок действий, то идея "Александрийских
царей" изобличает тщету этих масок, их иллюзорность. Маска здесь скрывает
неправду, и всем говорящим это известно. В определённом смысле оба эти стихотворения
, "Царь Деметрий" и "Александрийские цари", образуют своеобразный
диптих, - тезис и антитезис, касающиеся темы героя и его маски.
11. Итак, нами был проанализирован ряд стихотворений, позволяющих выявить
некоторые общие инвариантные структурирующие моменты, лежащие в основе произведений
Кавафиса, и отражающие определённые глубинные черты его мышления и мироощущения
в целом. Вкратце эти структурирующие звенья могут быть выражены в следующей
схеме: самообман, понуждающий героя к побегу, - разоблачение самообмана - сознательное
возвращение к "самообману". Экзистенциальная устойчивость этих структурных
звеньев позволяет связать их в некую общую модель, матрицируемую, репродуцируемую
автором от стихотворения к стихотворению при том, что мир, конституируемый в
них, постепенно меняется, усложняясь и театрализуясь за счёт смены масок и декораций.
Соответственно усложняется и траектория движения героя, путешествующего в этом
мире.
Остаётся добавить, что подобная поэтика хронотопа, прослеженная нами на примере
текстов К. Кавафиса, достаточно репрезентативна для всей поэтики постсимволического
лирического героя.
