Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. В. Шаповал

НАРОДНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ В СИТУАЦИИ ЦЫГАНСКО-ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВЫХ КОНТАКТОВ

(Kalba ir taipkeltūrinė komunikacija Konferencijos medžiaga. 2 dalis. - Vilnius, 2009. - P. 50-53)


 
Oral contacts between Romani and East Slavic peoples, though having been spread during last three, four centuries on the whole territories of three East Slavic states, are still left beyond the ranks of linguistic problems. Popular etymology is very important as an instrument of adaptation while new lexical items are borrowed in both directions: either from Romani into an East Slavic language, or more often from an East Slavic language into one Romani dialect.
 
Главная цель статьи - анализ устных цыганско-восточнославянских контактов. Конкретно - примеров народной этимологии, которые обоюдно возникают в этой ситуации. В соответствии с указанной целью в статье решаются следующие задачи: а) выявление случаев и приемов народной этимологии, б) уточнение ее роли при адаптации лексических заимствований. Были использованы методы историко-этимологического анализа индоевропейской лексики.
Цыганский или, как принято политкорректно говорить в последние годы, ромский язык активно контактирует с восточнославянскими языками по меньшей мере три-четыре столетия. Восточнославянские языки - отдельная подгруппа большей группы славянских языков. Цыганский язык так же, как и славянские, входит в семью индоевропейских языков. Но они принадлежат к двум разным группам так называемой ветви "сатэм", что доказывается такими классическими примерами: русск. сто - цыг. шэл, русск. десять - цыг. дэш, русск. знай - цыг. джин и т.д. Цыганский язык является одним из новоиндийских языков, и он сохраняет многие черты своей группы, ср., например: цыг. рай 'господин' и заимствование из хинди раджа 'правитель'. Историческое языкознание доказывает, что эти группы (индийская и славянская) когда-то жили по соседству, но несколько тысячелетий назад их пути разошлись.
Общее происхождение обосновывается иногда примерами сходства корней слов. Об их давнем родстве свидетельствует базовая исконная лексика (первое слова русское, второе цыганское в кириллической записи, место ударения отмечено полужирным): огонь - яг, око - акх, уста - вушт ('губа', мн. вушта), дай - дэ, два - дуй, живи - джив, дан - дыно, блоха - лыкх, меня - ман, мясо - мас, нос - накх, пей - пи, пять - панч, пеки - пэк, спи (сон) - сов, три - трин, ты - ту, четыре - штар. Порой такие связи помогает установить только научный анализ: волк - рув, говядина - гурув 'бык', беру - пхаро 'тяжелый' и т. д.
Но все это седая старина. Современными цыганско-восточнославянскими контактами наука пренебрегает, практически не обращает на них внимания.
Проблема лексических контактов между индийскими и славянскими языками обычно рассматривается в контексте влияния исключительно на литературные языки славян письменным путем и чаще при посредстве других языков. Достаточно привести такие примеры: йога, пунш, магараджа, сапфир, а особенно несклоняемые: гуру, сари, хаки и др. Это преимущественно экзотизмы.
Как ни парадоксально, но результаты устной коммуникации представителей двух групп индоевропейской общности, которые встретились снова после тысячелетий разлуки, еще ждут исследований. Стоит подчеркнуть, что эта тема нуждается в более пристальном внимании и со стороны исторической лингвистики.
Невероятно, чтобы область восточнославянско-индийских контактов, в которые вовлекаются тысячи людей, не была интересной с точки зрения исторического языкознания или межкультурной коммуникации. Невообразимо, чтобы сегодня, когда активно ведутся исследования разнообразных даже далеких языков, рядом с нами существовал индоевропейский язык, которому внимание явно не хватает. Однако пока это так.
Непосредственные контакты между языками из двух родственных языковых объединений возобновились относительно недавно, уже на просторах восточной Европы, в условиях, вызванных (не всегда добровольными) миграциями цыган с запада на восток, хронология и маршруты которых пока мало изучены. В будущем их уточнению может способствовать и детальный учет заимствований из восточнославянских диалектов.
Стоит подчеркнуть, что цыганско-восточнославянские языковые контакты протекали преимущественно в устной форме и главным образом в таком социальном окружении, где их письменная фиксация была практически невозможной. Как носители восточнославянских языков были (по крайней мере, до начала XX века) по большей части неграмотными селянами, так и ромы были и частично остаются до сих пор мало заинтересованными в грамотности. Это естественно приводило к тому, что большая часть свидетельств о цыганско-восточнославянских языковых контактах исчезала без следа. Немногочисленные записи отражают лишь крупицу того, что веками звучало на конных рынках, ежегодных ярмарках, в ресторанах и т.д.
Очевидно, влияние со стороны славянских языков было более значительным и остается до наших дней более заметным. Но, как это всегда случается в устной коммуникации, люди интересовались языками соседей взаимно, поэтому и некоторые цыганские слова также проникали в языки славянского окружения.
Исследование таких контактов весьма полезно, ибо может добавить множество мелких, но важных черт к общей картине современного распространения индоевропейских языков. И по сей день материал устных диалектов имеет высокую научную ценность, поскольку сохраняет порой отпечаток старины, которые не был деформирован нивелировкой литературной нормы.
А если взглянуть на дело шире - то этот материал ценен и для реконструкции далекого прошлого, потому что сегодня живые устные контакты архаичных групп, которые сохранились, это действующая модель того, как протекали подобные контакты столетия тому.
При этом в цыганский язык через восточнославянское посредство заимствуется различная лексика, например, из европейских языков. Возьмем личные имена людей. Это область, где народная этимология как часть массовой эстетики проявляется особенно заметно. Популярное у цыган имя Роман исторически означает 'житель Рима', но для них самих прочно связывается с прилагательным романо 'цыганский'. Вот почему Владимир Короткевич в повести "Краіна Цыганія" отметил: "Я сказаў імя і адрас. - Раман, - паўтарыла яна імя. - Ну вось, а "ром" - значыць, цыган, муж" [Караткевiч 1988: 429]. Самоназвание цыган ром (м. р.) 'мужчина, цыган; муж' [Баранников, Сергиевский 1938: 120]; "Mann" <муж> [Boehtlingk 1853: 25] является словом старого индийского происхождения, ср. в санскрите название представителя касты d.omba- (м. р.) 'man of low caste living by singing and music' <человек низшей касты, живущий пением и музыкой> [Turner 1966: 313-314] (церебральность отмечена точкой после знака для согласного).
Таким образом, источник этого позитивной оценки имени Роман, с точки зрения науки, не выдерживает критики. Однако его роль достаточно заметна при формировании системы ценностей народа. Так, народная этимология, поддержанная яркой и правдоподобной картинкой, овладевает умами говорящих. Достаточно интересно, что специалисты в области цыганской культуры, но не языковеды, часто не принимают этимологическую связь d.omba- и ром, а отдают предпочтение гипотезе А.Т. Синклера, который считал более предпочтительным выводить этноним ром из ромей - 'житель Византии', ср. [Деметер, Бессонов, Кутенков 2000: 78], или от греческого Ρωμαίοι, производного, в свою очередь, от латинского Roma 'Рим'. Сочувственно эта гипотеза рассматривается также и у Г.Н. Цветкова [Цветков 2001: 9].
Имя Илона связывается с цыганским существительным ило 'сердце'. Имя Соня - с цыганским совнакай 'золото'. Иногда используется и достаточно далекое созвучие. Например, мужское имя Риста, популярное у цыган-кэлдэраров, вероятно, является дериватом южнославянского имени Христо. Однако народное впечатление формируется на базе цыганского названия 'медведя': "Мальчика назвали Риста. Это имя нежно произносится "Рищё", что в переводе означает "медведь" - можно сказать, Миша" [Петрович 2007: 13].
Таким образом, возникает новая связь между заимствованием Риста и словом древнего индийского происхождения, ср. в санскрите r.kš.a (м. р.) 'bear' <медведь> [Manush 1997: 110]; или vr.kš.a- [Valtonen 1972: 101]. Для этого цыганского слова имеются индоевропейские параллели в латинском (ursus), греческом (άρκτος) и др.
Мы видим, что народная этимология позволяет включить заимствованное слово в гнездо цыганских слов, как-то по-новому осмыслить его и тем самым приблизить чужое слово.
Пора перейти к другому аспекту. Цыганский вклад в восточнославянские языки в основном ограничивается диалектами, как территориальными, так и социальными. Харьковский регионализм ракло значит 'бродяга, вор' (происходит от цыг. 'парень не из цыган, русский'). Правильная этимология цыганского слова - индийская: санскритское *lad.ikka (м. р.) 'child / lapsi' <дитя> [Turner 1966: 633; Valtonen 1972: 99]; или da:raka (м. р.) 'boy, son, child' <мальчик, сын, дитя> [Manush 1997: 109].
В литературе и, весьма вероятно, даже еще в семинарской (бурсацкой) устной традиции ракло связывался с именем Геракла. Писатель Л. Лиходеев настаивал: "Слово происходит, как это ни странно, от имени античного великого героя Геракла" [Лиходеев 1993: 49, прим.]. Ср. в комментарии А.Ю. Даниэля к письму отца: " "Раклo" - харьковское выражение, восходящее к XIX в.: семинаристы Харьковского духовного училища св. Ираклия славились своим буйным поведением" [Даниэль 2000: письмо № 18, запись от I/XII/66]. Благосклонно относится к этой версии харьковчанин Э. Лимонов: " "Ракло" - местное харьковское слово, точнее даже бурсацкое, с Бурсацкого спуска родом" [Лимонов 2002: 43].
В жаргоне широко известно цыг. ловэ 'деньги'[Баранников, Сергиевский 1938: 68], трансформированное в соответствии с поверхностным созвучием в лаванда, лавандос, лавсан (синтетическое волокно) и проч. Например: "Сергей Михалок рассказал, … почему деньги называет "лавсаном"" [www.lyapis.com].
Рома 'цыгане' [Баранников, Сергиевский 1938: 120] в шутку называются ромашками. Например: "Слышала я от "ромашек" про гаджё <нецыгана>, который кочевал с нами"; "А то, - равнодушно ответила Гафа, - пришьют Агата "ромашки"" [Друц 1998: 199, 255].
В офенском жаргоне бродячих торговцев и близких по составу условных языках ремесленников находим цыг. пустын 'шуба, тулуп' [Баранников, Сергиевский 1938: 110], иранское заимствование: po:sti:n 'fur coat' <меховая одежда> [Manush 1997: 103] (двоеточие за гласным - знак долготы), производное от post 'skin' <шкура> [Hancock 1995: 37], известное в виде пастунёнок, и даже пустыня [Добровольский 1899: 1400, 1407].
Непосредственные контакты с цыганами также нередко характеризуются активными поисками объяснительных версий на базе собственного языка. Два смоленских примера от Дмитрия Касперовича. Цыганский мальчик подзывает жеребенка фразой Якэ маро! 'Вот хлеб!'. Соседи изумляются, поскольку интерпретируют эту "магическую формулу" наивно по-славянски как Я - Комаров! Отец предупреждает сына, что жеребенок зашел в огород и там пасется: Нэ, хал! 'Ну, ест!'. Соседи понимают так, будто отец ругает сына нахалом.
Верное представление о рамках действия народной этимологии дает иногда ключ к разгадке старых фиксаций цыганских фраз в литературе. Однокашник Лермонтова по Московскому университету Павел Вистенгоф оставил описание выступления цыганского хора: "Прибавьте к тому: сверкающие глаза смуглых цыганок, их полуприкрытые, часто роскошные формы, энергическое движение всех членов удалого цыгана, который поет, пляшет, управляет хором, улыбается посетителям, прихлебывает вино, бренчит на гитаре и, беснуясь, кричит во все горло: сага баба, ай люли!" [Вистенгоф 1842: 168]. Цыган кричит загабава 'запою' (ай люли - междометие) или же са габава 'всё пою', баба здесь - лишь продукт народной этимологии.
В 1841 г. "Северная пчела" привела выдержки из книги Джорджа Борроу о московских цыганах: "Одна из самых замечательных песен: "За Матея рошерроро адолата | Бравинтата" - Голова его болит, как будто после попойки" [Цыганы 1841: 676]. Переводчик увидел имя Матей там, где в реальности была представлена форма прошедшего времени заматэйа 'захмелел[а], опьянел[а] он[а]': "One of the most remarkable, and which commences thus: 'Za mateia rosherroro odolata Bravintata,' (or, Her head is aching with grief, as if she had tasted wine)" - Одна из самых примечательных песен начинается так: 'Ее голова болит от печали, как будто она попробовала вина' [Borrow 1843-I: 10]. Так что при случайных встречах с экзотическим языком объяснительные гипотезы в духе народной этимологии также нередко обнаруживаются и в письменных текстах.
Достаточно бедные и малочисленные источники соответствующего лингвистического материала дают больше вопросов, чем ответов, потому что это почти всегда результат хотя и непосредственных, но обычно коротких контактов. Все же некоторые выводы сделать можно.
Выводы: Основной прием народной этимологии - включение заимствованного слова в гнездо исконных слов на основании созвучия, фонетического подобия, за которым мыслится подобие семантическое. Например: цыг. пустын 'шуба', похоже, требуется и в пустыне. Весьма условная связь, но она есть. Тем самым создается более или менее убедительное (иногда вполне иллюзорное) семантическое обоснование новой словообразовательной связи.
Значение народной этимологии не исчерпывается мнемонической поддержкой иноязычных слов, хотя и эта ее роль весьма ощутима. В ситуации устных контактов народная этимология способствует семантической, фонетической и грамматической адаптации заимствования, а иногда и маскировке, полному растворению его в исконном словаре.
 

Литература

Boehtlingk, Otto. Ueber die Sprache der Zigeuner in Russland. Nach den Grigorjew'schen Aufzeichnungen mitgetheilt von Otto Boehtlingk // Bulletin de la classe des sciences historiques, philologiques et politiques de l'Académie Impériale des sciences de Saint-Pétersbourg. СПб.: Изд-во ИАН, 1853, т. 10, №№ 1-3 (217-219), p. 1-26.
Borrow, George. The Zincali; or, an Account of the Gypsies of Spain by George Borrow. Vol. I. London: Murray, 1841. 362 р.
Hancock, Ian. On the migration and affiliation of the Domba: Iranian words in Rom, Lom and Dom Gypsy // Romani in contact: The History, Structure and Sociology of a Language. Yaron Matras (ed.). Amsterdam: Cambridge University Press, 1995, p. 25-52.
Manush, Leksa. Romany-Latvian-English Etymological Dictionary. Riga: Zvaigzne ABC, 1997. 352 р.
Turner, Ralph L. A Comparative Dictionary of the Indo-Aryan Languages. London, New York, Toronto: Oxford University Press, 1966. XII+269 p.
Valtonen, Pertti. Suomen Mustalaiskielen etymologinen sanakirja. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1972. 140 p.
Баранников А. П., Сергиевский М. В. Цыганско-русский словарь. Москва: Изд-во иностр. и нац. словарей, 1938. 192 с.
Вистенгоф П. Ф. Очерки московской жизни. Москва: Тип. С. Селивановского, 1842. 210 с.
Грачев М. А. Словарь современного молодежного жаргона. Москва: Изд-во Эксмо, 2006. 672 с.
Даниэль Ю. М. "Я всё сбиваюсь на литературу…" Письма из заключения. Стихи. Москва: Об-во "Мемориал"; Звенья, 2000. 896 с.
Деметер Н. Г., Бессонов Н. В., Кутенков В. Н. История цыган: новый взгляд. Воронеж: ИПФ "Воронеж", 2000. 334 с.
Добровольский В. Н. Некоторые данные условного языка калужских рабочих // Известия Отделения русского языка и словесности ИАН, т. IV, кн. 4. Санкт-Петербург: Изд-во ИАН, 1899, с. 1386-1410.
Друц Е. А. Цыганские романы. Москва: Терра-Книжный клуб, 1998. 464 с.
Караткевiч Уладзiмер. Збор твораў: У 8 т. Т. 2. Аповесцi. Апавяданнi. Казкi. Мiнск Мастацкая літаратура, 1988. 511 с.
Лимонов Э. В. Молодой негодяй. Санкт-Петербург: Амфора, 2002. 366 с.
Лиходеев Л. И. Жили-были дед да баба // Дружба народов. Москва: Дружба народов, 1993, № 1, с. 17-71.
Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русского жаргона. Санкт-Петербург: Норинт, 2000. 720 с.
Никитина Т. Г. Молодежный сленг: Толковый словарь. Москва: Астрель - АСТ, 2003. 912 с.
Петрович О. Н. (Мурша ле Ристаско ай ла Ленако) Бароны табэра сапоррони. Санкт-Петербург: Анима, 2007. 536 с.
Потапов С. М. Словарь жаргона преступников (блатная музыка). Москва: Наркомвнудел, 1927. 196 с.
Цветков Г. Н. Цыганско-русский и русско-цыганский словарь (ловарьский диалект). Москва: Апостроф, 2001, 192 с.
Цыганы (без автора) // Северная пчела, 1841, 31 июля, № 169, с. 675-676; 1 августа, № 170, с. 679-680.