(Критика и семиотика. - Вып. 11. - Новосибирск - М., 2007. - С. 68-77)
С именем А.Х. Востокова связана традиция рассмотрения имени прилагательного
как самостоятельной части речи, выделенной из общей категории имени, а понятия
признака как рядоположного понятиям предмета и действия. В истории русских грамматических
учений В.В. Виноградов отмечал его «крупные успехи в развитии самостоятельной
нашей отечественной науки о грамматическом строе русского языка» [Виноградов
1978: 49]. В указателе имен книги «Русский язык (грамматическое учение о слове)»
более 50 ссылок относится к работам А.Х. Востокова и, прежде всего, к его «Русской
грамматике», автора которой В.В. Виноградов считает одним из наиболее заслуженных
«старых грамматистов» [Виноградов 1972: 37].
Семантическая характеристика имен прилагательных как единиц лексического
уровня языка невозможна без обращения к категориально-грамматической и категориально-лексической
(тип лексического значения) основе их лексического значения. Более того, недостаточная
проясненность значения качества как категориально-грамматического не позволяет
почувствовать семантическую специфику ЛГР прилагательного и то общее, что делает
входящие в них слова словами одной части речи. Последнее оказалось особенно
значимым в интегральных концепциях языка, в его когнитивно-дискурсивных версиях.
То, что было представлено в рамках логико-грамматического направления и в отечественной
традиции разработки содержательных основ данной части речи, получает новую
интерпретацию в свете антропоцентрического подхода к языку.
На пути к ней особую роль сыграли труды А.А. Потебни, А.М. Пешковского, Л.П.
Якубинского, В.В. Виноградова и мн. др. Так, на генетическую близость прилагательных
и существительных, синкретизм исходных имен, большую «качественность» древних
существительных указывали А.А. Потебня и Л.П. Якубинский (генетическая первичность
относительных прилагательных, былая возможность образования степеней сравнения
типа бережее, сохранение чувственных образов в названиях цветов, то есть
следов того времени, когда свойство мыслилось так же конкретно, как вещь (голубой
- цвет шейного оперения голубя), реликты былых соединений типа зелень
- трава (ср. кремень - человек). Развитие квалитативных высказываний
из голофраз детской речи, явления лексико-семантической сверхгенерализации
при усвоении семантики качественности, когда одним и тем же словом называется
предмет и его признак (известно, что в онтогенезе повторяются тенденции процесса
филогенеза), подтверждают отмеченные закономерности (ср., например, исследование
М.Д. Воейковой).
Диалектика вещи и ее свойства, особенно актуальная в процессах формирования
категориальной основы имен прилагательных, описана А.А. Потебней: «По мере
того, как связь прилагательного относительного с его первообразным существительным
становится в сознании более и более отдаленною, увеличивается его отвлеченность,
безотносительность, качественность, ибо качественность прилагательного есть
лишь другое имя его безотносительности» [Потебня 1977: 527]. Важно указание
А.М. Пешковского на потенциальную качественность любого относительного прилагательного,
поскольку это именно прилагательное, и вторичность для его значения оттенка
предметного отношения, что позволяет разграничить в структуре имен прилагательных
разные типы языковой семантики (лексическую, словообразовательную) [Пешковский
1956: 83]. Ведь известно, что суть разницы между разрядами имени прилагательного
«лексико-семантическое и экспрессивно-стилистическое» [Современный русский язык
1952: 77], а граница между ними «по большей части проходит внутри одного и того
же слова, будучи обусловлена дифференциацией его значений» [Виноградов 1972:
204]. Таким образом, для семантики имен прилагательных и их разрядной характеристики
определяющими выступают категориально-грамматическое значение качества и категориально-лексические
характеристики, определяемые типами лексических значений. Не случайно А.М. Пешковский
писал о слове «какой» как идеальном выразителе идеи качества, более того, семантика
местоименных слов рассматривается в качестве «смыслового исхода» для квалификации
слов полнозначных (Н.Ю. Шведова, А.В. Кравченко и др.), а в детской речи «такая-сякая»
служит сигналом к употреблению признаковых слов [Воейкова 2004: 78].
Тем не менее, имя прилагательное, называя признак предмета, сохраняет отчетливую
зависимость от имени существительного отнюдь не только по своим формальным характеристикам
(формам словоизменения, синтаксической позиции и т.п.). Целостность, многопризнаковость
значения производящего имени порождает комплексность соотносительных значений
относительных прилагательных, сопровождаемых словарной пометой «Относящийся
к…». Дальнейшая семантическая дифференциация происходит уже на собственно лексическом
уровне с выделением «базисных» признаков, отражающих «заинтересованность» человека
в тех сторонах вещи, обозначенной исходным существительным, которые важны прежде
всего для операций (в широком смысле слова) с нею. Поэтому принятые в характеристике
ЛГР прилагательных термины «субъективно- и объективно характеризующие» (А.Н.
Шрамм) в значительной мере условны. Это особенно отчетливо просматривается в
моделях регулярной многозначности относительных прилагательных, описанных Ю.Д.
Апресяном. Ср., например: 1. являющийся Х (военные операции), 2. содержащий
Х (золотой песок), 3. сделанный из Х (золотое кольцо), 4. каузирующий Х (золотой
прииск, угольные копи, урановый рудник)…7. предназначенный для Х (военная операция)
[Апресян 1974: 211]. В семантике относительных прилагательных ассоциативно-деривационные
связи с производящим именем существительным особенно прозрачны (хотя они не
исключены и для качественных прилагательных). Однако для первых важна двойная
мотивация именем (справа и слева), ибо в синтагматике проявляется обратимость
отношений и имеет значение, какие определяемые допускают номинацию признака
с помощью имени прилагательного, и это тоже сигнал зависимости от существительного,
как и первичная для класса прилагательных атрибутивная функция. Видимо, одной
из причин редукции многих значений относительных прилагательных в истории языка
явилась свойственная им широта общего значения предметного отношения и включение
их в категорию имени прилагательного с развившимся значением качества, общим
для всех разрядов (ср. выход из употребления сочетаний домовая крыша, столовая
ножка и др.). Рассматривая относительные прилагательные с пространственным
и временным значением, В.М. Павлов отмечал: «в случаях постоянного и типичного
отношения на них наслаивается выражение признаков, характерных для типа предметов
(стенные часы)» [Павлов 1960: 68].
Таким образом, традиция разработки семантики имен прилагательных во многом
определялась представлениями о связи логических категорий вещи и признака, о
соотношении языка и мышления. В поисках онтологических основ выделения частей
речи значимы и те концепции, которые сложились в системно-структурной парадигме
и предшествовали интегральному подходу к языку, приближая его. Особо следует
отметить противопоставление имен существительных как слов с нейтральным значением
словам других частей речи на базе выделенной совокупности различительных признаков
М.В. Пановым.
Исключительно важное значение для квалификации частей речи в современной
парадигме и для дискуссии, ей предшествовавшей, развернувшейся на страницах
сборника «Вопросы теории частей речи» [1968], имела статья Л.В. Щербы «О частях
речи в русском языке» [1974] c указанием автора на естественный характер классификации
слов по частям речи и на то, что яркость отдельных категорий неодинакова. Тем
самым подчеркивался дискретно-континуальный, вероятностный характер частей речи,
наличие в них переходных случаев. Полевая их структура представлена в работах
А.Е. Супруна, В.Г. Адмони, в исследованиях по функциональной грамматике и т.
д.
Когнитивно-дискурсивный подход снимает многие вопросы классификации слов
по частям речи, позволяет провести иную интерпретацию многих хорошо известных
традиционных положений. В интегральных концепциях языка фокус внимания сдвигается
с системно-структурных характеристик в сторону коммуникативных, когнитивно-дискурсивных
свойств языковых единиц, в сторону речемыслительной деятельности и языкового
поведения говорящего субъекта. В этих ориентациях наиболее онтологичным предстает
разделение слов и их значений на предметные и признаковые, идентифицирующие
и предикатные, референтные и сигнификативные, вещные (имена аргументов) и признаковые
(предикатные) (С.Д. Кацнельсон, Н.Д. Арутюнова, М.В. Никитин, Т.Б. Алисова и
др.), получают свое объяснение отношения вещи и признака, прилагательного и
существительного, спорный вопрос о референтности прилагательных, о прототипичности
их значений и отклонениях от прототипа и мн. др.
Этот круг вопросов так или иначе затрагивается в новом издании книги Е.С.
Кубряковой «Части речи в когнитивном освещении» [2004]. Так, ею вскрывается
диалектика внешней и внутренней реальности, значимость вещи и ее признаков в
процессе восприятия, в активном взаимодействии человека с миром: «люди ведут
себя по отношению к объектам сообразно их объективным характеристикам», в которых
заложены условия деятельности с ними. Но и «эволюция органов чувств должна была
происходить в таком направлении, которое могло бы обеспечить человеку правильную
ориентацию в этом мире и создать все для способности верно отражать окружающую
среду и для эффективного взаимодействия с нею» [Кубрякова 2004: 90, 93]. Предмет,
вещь воспринимается перцептивно, как совокупная целостность признаков, как
единство целого и части, в опоре на это противопоставление и формируются категории
предмета и признака-атрибута. По замечанию Е.С. Кубряковой и ее зарубежных
коллег, «в обозначениях стабильных сущностей прилагательное не так уж сильно
отличается от существительных», «они делят свойства стабильности, более определенной
референции и даже сенсорной чувствительности»; стабильные признаки (цвета, формы,
вкуса, веса и т. п.) «вычленяются из объекта, а объект “состоит” из признаков;
предмет и признак имплицируют друг друга - не может быть объекта без признаков,
а признаки не существуют автономно или самостоятельно» [Кубрякова 2004: 250,
259]. Пафос этих утверждений - не столько в разделении существительных и прилагательных,
сколько в их сближении, это, в частности, оправдывает закон обратимости синтагматических
отношений в лексике и возможность исследовать семантику прилагательного не
только со стороны семантически реализуемого слова, но и со стороны ключевого
для него существительного. Но «даже если считать, что вещи существуют как наборы
свойств, прилагательные все равно отличаются от существительных, ибо фиксируют
какое-либо одно свойство» [Кубрякова 2004: 157]. Принимая данные положения,
следует уточнить понятие стабильности, отграничив его от смежных понятий - постоянства,
неизменяемости признака, которые значимы для относительных прилагательных с
их объективно-характеризующей функцией, не допускающей нюансировки признака
со стороны субъекта, его временной актуализации (ср. также невозможность образования
степеней сравнения, кратких форм, ограниченность состава и типов парадигм,
окачествление при включении субъективных моментов, связанных с метафоризацией,
и т. д.). Качественные прилагательные с их субъективно-характеризующей функцией
также не могут не называть конвенционально установленных стабильных признаков,
что и делает их элементом семантической системы словаря, однако им приписывают
то «потенциальную атемпоральность» (Т.В. Булыгина), то «латентную предикативность»
(С.В. Постникова). Верно и то, и другое. Качественные прилагательные, наиболее
близкие к своему признаковому партнеру, предикату, по преимуществу - глаголу,
не могут не проявлять этой близости в семантике и функционировании, прежде всего
при употреблении краткой формы, знаменующей актуальное свойство, близкое к
состоянию. Именно предикатные слова специализируются на передаче того нового,
во имя которого строится высказывание с его интенсиональностью, эгоцентризмом
и временной приуроченностью, которую обеспечивает и краткая форма качественных
прилагательных, правда, в обязательном употреблении с глагольной связкой. Другое
дело, что предикатная функция для прилагательных выступает в качестве вторичной.
Вместе с тем, проекции элементов структуры предложения (модальность, синтаксическое
время и лицо) в семантику кратких форм, обязательность присутствия этих элементов
отягощают коммуникативную значимость кратких форм и сказываются на многообразии
их функций в пределах высказывания, в использовании кратких форм в разных функциональных
подсистемах языка и разных типах текстовых фрагментов (демонстрационном, сентенционном,
информационном, по типологии С.Г. Ильенко). Не случайно изучение позитива указывает
на первичность для него функции обозначать «целостный, нерасчлененный с количественной
стороны признак» и вторичность функции «выражать значение средней, нормальной
степени проявления признака» [Воротников 1998]. Характерно, что понятие нормы
во многом определяется свойствами предмета с точки зрения «заинтересованности»
в нем человека и возможностей его использования: «Для многих линейных предметов,
особенно артефактов, - пишет А.В. Кравченко, - норма определяется удобством
манипуляции этими предметами человеком - …“(не)большой в обхвате”: толстое
бревно, колбаса… Для многих предметов - натурфактов (дерево, волос, сосулька) нормой
чаще всего является некоторая среднестатистическая величина. Для плоских предметов-артефактов
(стена, доска, бумага) норма чаще всего определяется условиями функциональной
утилитарности)» [Кравченко 2004: 45]. Таким образом, «человеческий фактор» задействован
в семантике и относительных, и качественных прилагательных, последние из которых
в своих первичных значениях также увязаны с перцептивными возможностями человека
по освоению мира: отсюда их деление на эмпирические и рациональные (А.Н. Шрамм)
и включение образно-оценочных моментов при окачествлении относительных прилагательных.
Метафора, обособляя один из признаков, отвлекаясь от их совокупности, является
универсальным средством концептуализации абстрактных сущностей, позволяя соотнести
уже известную информацию, закрепленную в исходном значении, с новой, соотнести
мир физических и духовных сущностей. Не случайно в зоне лексически связанного
значения, обращенного к миру абстрактных сущностей, к тому, что человек «думает
о мире» (Н.Д. Арутюнова), к миру психической реальности, качественные и относительные
прилагательные смыкаются в своих характеристиках, ср.: тяжелый (о чувствах,
переживаниях), мертвый (о науках, знаниях и т. п.), твердый (о
человеке и его характере), сердечный (о человеке, его характере), нервный
(о работе, жизни) и т. п. Тем не менее, интерпретационный момент, как мы видели,
присутствует в семантике обоих разрядов даже в свободно-номинативном значении
входящих в них слов, определяя признаки предметов «по мерке человека» (ср.
соотнесенность со схемой тела человека и его физическими возможностями первичных,
прототипических значений прилагательных тяжелый, легкий, высокий, глубокий,
крупный и др.). Постоянно идущие в сознании переходы от визуального - и
шире - перцептивного кода к вербальному, связывающие такие психические процессы,
как воображение, эмоции, оценки, абстрактное мышление, во многом объясняют взаимодействие
слова, обозначающего признак, с первичной средой его бытования - именем существительным.
На базовом уровне категоризации и относительные, и качественные прилагательные
смыкаются в своей обращенности к миру «вещей», по-разному маркируя эту обращенность
в типе основного, свободно-номинативного значения: или через корневую общность
с производящим именем и синтагматические модели связи с кругом привлекаемых
имен, или только вторым способом. Как бы то ни было, связь прилагательного
с существительным оказывается более тесной, чем предполагалось до сих пор, не
только по формальным признакам. В кругу прилагательных фразеологически связанного
значения с первичной для них атрибутивной функцией смыкаются имена качественные
и относительные, что фиксируется словарной пометой «спец.» и «в названиях…»:
привычный (вывих. спец. повторный), свободный (удар, вектор, член
и др.), шариковая (бомба. спец), лучистая (энергия. спец), ложный
(акация, ребра), тропическая (малярия, лихорадка), согласный (звук.
спец). Обращенность имен прилагательных к «миру» в процессах его концептуализации
происходит не непосредственно, а обусловливается языковыми механизмами интерпретации
признаков: зависимостью от имени существительного, имплицитными указаниями на
присутствие познающего мир субъекта и его деятельность с объектами. По словам
А.В. Кравченко, «языку присущи как бы две “оси бытия”: ось сознающего наблюдателя
и ось познающего деятеля» [Кравченко 2004: 82]. За репрезентацией слова во
внутреннем лексиконе, его энграммой «стоит всегда значительная совокупность
знаний о слове как языковом знаке с его интерпретантами, но также и набор знаний
об объекте, названном данным словом» [Кубрякова 2004: 65]. Связь с именем существительным,
зависимость от категории предметности проявляется у прилагательных в том, какие
свойства предмета открываются, осознаются говорящим в деятельности с объектом
как выделенной в восприятии целостностью. В этих ориентациях получает утвердительный
ответ дискутируемый вопрос о референтности имен прилагательных: «референтная
самостоятельность выступает как следствие перцептуальной отдельности и выделенности
некоторых объектов (лиц, предметов, физических тел), а также их частей (атрибутов)»
[Кубрякова 2004: 226]. С помощью имен прилагательных проводится параметризация
аргументов в построении высказывания: «прилагательные детализируют или ограничивают,
уточняют или специфицируют, то есть модифицируют представления об актантах,
внося свой вклад в их идентификацию и описание» [Кубрякова 2004: 227]. На комплексном,
референциально-прагматическом статусе признаковых слов настаивает и С.В. Постникова,
исследуя разряды прилагательных в современном немецком языке [1992: 12]. Ее
аргументация связана с включением в понятие предметности также «предметности»
мысли, в том числе качества и отношения. Когнитивный подход требует включения
этих структур знания - концептов - в понимание референтности имен прилагательных,
что связано с относительной автономностью ментальных репрезентаций (представлений,
понятий и т. д.) и их языковой привязки. В ряду основных концептуальных признаков
качества ею выделены: 1) предметная «привязанность», 2) его автономность и связанная
с ней широкая сфера приложимости, 3) «открытость» по отношению к категории
эмоциональной оценки. В ряду других отмечены «стативность, внутренняя присущность
(ингерентность) по отношению к предмету-носителю, постоянность/временная ограниченность»,
проявляющиеся в латентных, актуализирующихся в контексте семах [Постникова
1992: 16]. Когнитивному рассмотрению подвергаются и АК с их делением на клишированные
ассоциативные свободного типа, но несущие печать национально-культурной специфики
(темный лес, золотая осень, малиновый звон, белое солнце пустыни) и ряд
других типов. Среди них - номинирующие АК (молодой человек, вечный двигатель,
ночная кукушка), свободные, но не выдерживающие тест на предикацию и близкие
к ФЕ. Кроме того, отмечены АК клишированного типа (святой отец, черный ворон,
розовые очки, белый дом, сарафанное радио) и АК отрицающего типа (деревянные
лошадки, искусственные цветы, фальшивые деньги) [Юдина 2005]. Во многих
примерах видна «двойная» детерминация семантики прилагательного существительным:
со стороны производящего и со стороны ключевого слова, определяющего тип лексического
значения прилагательного уже на уровне лексической системы в ее отношении к
системе ФЕ. Думается, однако, что новый концепт в этих комплексах создается
только в случаях метафорического переосмысления всего АК или его субстантивного
компонента, но не атрибутивного. Поэтому вряд ли справедливо относить сюда
обороты типа белый гриб (это, по О.С. Ахмановой, ограничительный АК,
общий для разряда качественных и относительных прилагательных), красная волчанка,
синий цвет, белые ночи, белая гвардия, белая горячка. Ср. возможность образования
на базе компонентов этих АК самостоятельных номинаций типа «белые» (о
белогвардейцах), боровик (белый гриб), горячечный (бред), независимо
от вида горячки, ночнушка (ночная рубашка), независимо от вида ночи.
Естественные классификации, какой предстает и классификация слов по частям
речи, объединяют единицы с неравным статусом, что допускает возможность отклонений
от прототипа, создания прототипического эффекта, но не снимает вопроса о прототипическом
значении той или иной категории: «слово является представителем своей части
речи, своего лексико-семантического разряда и, наконец, тех обязательных для
части речи грамматических значений, которые эту часть речи отличают» [Кубрякова
2004: 67]. Прототипическим для прилагательного выступает значение качества предмета
как его непроцессуального признака, присущего предмету или открываемого в нем.
Наиболее полно характеризует прилагательное как часть речи и выступает ее лучшим
представителем прилагательное качественное, имеющее наиболее полный набор признаков
части речи, постепенно вырождающихся в прилагательном относительном. Особенно
отчетливо это вырождение признаков выступает в зоне фразеологически связанного,
периферийного для части речи значения, на переходе от лексической системы к
системе ФЕ. Правда, категориально-грамматическое значение слов здесь корректируется
категориально-лексическим, связанным с неоднотипностью лексических значений
в семантической системе словаря. Неодинаковое положение отдельных слов в составе
части речи на лексическом уровне подтверждается вырождением типов парадигм
и состава их членов у относительных прилагательных, что лексикографически подчеркнуто
неодинаковыми способами семантизации слов разных разрядов, изменением таких
способов только в случае развития значений в сторону грамматически маркированного
разряда качественных прилагательных. Прототипический эффект в этих случаях
возникает на базе включения в процесс концептуализации структур воображения,
оценки, эмоций, что создает изменчивость, подвижность качественного признака,
при этом действует принцип «семейного сходства», когда смысловая структура слова
передает и сохраняет отдельные черты прототипа. Здесь, видимо, следует подчеркнуть,
что понятия прототипа на грамматическом и лексическом уровне не тождественны,
ибо для организации смысловой структуры слова, за которой стоят разные слои
концепта, прототипическим может оказаться исходное значение и качественного,
и относительного прилагательного. Когнитивные основы лексических значений слов
и явления многозначности в иных терминах уже были отмечены В.В. Виноградовым.
Так, он отмечал скрытые концептуальные сущности, стоящие за словоупотреблением:
«Вне зависимости от его данного употребления слово присутствует в сознании со
всеми своими значениями, со скрытыми и возможными, готовыми по первому поводу
всплыть на поверхность» [Виноградов 1972]. Он видел «слоистое» строение концепта,
стоящего за словом: «Язык обогащается вместе с развитием идей, и одна и та же
внешняя оболочка слова обрастает побегами новых значений и смыслов… Изучение
изменений в принципах сочетания словесных значений в «пучки» не может привести
к широким обобщениям, к открытию семантических законов - вне связи с общей проблемой
истории общественных мировоззрений, с проблемой языка и мышления» [Виноградов
1972: 16-19]. Это напоминает высказывание О. Мандельштама о слове как пучке
смыслов, которые торчат из него в разные стороны.
Возвращаясь к именам прилагательным и их связи с существительным, следует
отметить роль корня слова как зародыша концепта, как стимула в развитии ассоциаций
по горизонтали, в межсловной деривации, и по вертикали, на внутрисловном уровне
(ср. явление отраженной полисемии в кругу относительных прилагательных и дальнейшее
развитие ими качественных значений). Когда Л.В. Щерба писал о том, что содержание
слов веселый, веселье, веселиться в известном смысле тождественно, но воспринимается
сквозь призму разных общих категорий, он также указывал на роль языковой категоризации
в развертывании глубинной семантики, на роль концепта, эксплицируемого не только
структурой многозначного слова той или иной части речи, но и структурой семантического
поля, деривационных рядов и гнезд. Подобная концептуальная общность, видимо,
и была одной из причин утверждения о «фиктивности семантического критерия»
при определении частей речи (А.А. Леонтьев).
Совокупность концептов, отражаемых в языковой картине мира, связана и с разрядной
семантикой имен прилагательных, ею определяется состав лексико-семантических
групп слов, объединяемых классификационной функцией как первичной для относительных
прилагательных с их тематической ориентацией, с одной стороны, и качественно-характеризующей
как первичной для второго разряда с его возможной рематической ориентацией,
с другой.
Исследователи говорят о едином когнитивно-дискурсивном подходе к словам, объединяемым
в пределах той или иной части речи, прежде всего потому, что уже в процессе
номинации были заложены те функции, во имя которых и создавалось слово, и это
относится не только к синтаксическим функциям, но и к позиционированию слова
на функционально-стилистической шкале и в тех дискурсивных практиках, которые
оно призвано обслуживать. По словам Е.С. Кубряковой, «…лексическое значение
единицы «пропускается» через особый категориальный фильтр и согласовывается
с предназначенностью единицы для выполнения ею определенных синтаксических
и/или дискурсивных функций» [Кубрякова 2004: 219]. При этом стратегии нормативного
использования слова в дискурсивных построениях определяются его когнитивными
признаками: в знания о слове входит не только схема действий с реальным объектом,
обозначаемым словом, но и «схема действия со словом как таковым» (Е. С. Кубрякова).
Участие среды в формировании и постоянном поддержании (и изменении) содержательной
стороны слова в значительной мере определяет идиоматичность его лексического
значения, глобальную интертекстуальность языка. Об этом в разной связи писал
В.В. Виноградов; в частности, рассматривая семасиологические взгляды М.М. Покровского,
он отмечал их дифференцированность и конкретность по отношению к семантическим
закономерностям «изменений значений слов, объединенных социально-исторической
общностью, принадлежностью к одной профессиональной среде, например, к торговой
сфере (понятиям ярмарки, рынка), к весовой системе (к именам меры и веса), к
«языку» обедов, пиров, к «языку» игр и зрелищ и т. д., к военной терминологии,
к общественно-политической лексике и т. п.» [Виноградов 1978: 193]. Когнитивно-дискурсивный
подход также учитывает идеографические подразделения лексики, ее ЛГР, связанные
с определенными фрагментами знаний о мире и обслуживающими их дискурсивными
практиками. Ср. еще: «Одни и те же названия в разные эпохи обозначали разные
предметы и разные понятия. С другой стороны, каждая социальная среда характеризуется
своеобразиями своих обозначений. Поэтому одно и то же слово как указание на
предмет включает в себя разное содержание в речи разных социальных или культурных
групп… функциональные и социально-бытовые связи вещей отражаются на исторической
судьбе названий» [Виноградов 1972: 16-19]. Деятельностные концепции значения,
связанные с разными практиками, разрабатывает и современная психосемантика.
Так, В.Ф. Петренко рассматривает значение не просто как набор компонентов,
а как «превращенную форму деятельности», производную от этой деятельности.
Лексические значения качественных и относительных прилагательных в их первичных
функциях связаны с различными ментальными стратегиями: характеризации, субъективной
оценки и классификации, что, однако, не исключает использования их значений
во вторичной для ЛГР функции и особенно отчетливо проявляется на периферии смысловой
структуры слова, соотнесенной с парадигматическим строением всей части речи
и ее разрядов. В процессе деятельности с объектом, его познания, «из объекта
как бы вычерпывается все новое содержание, он как бы поворачивается каждый раз
другой своей стороной, в нем выявляются все новые свойства» [Петренко 1997:
21]. Ср. хотя бы некоторые новые значения имен прилагательных, отмечаемые словарями
неологизмов: гуманитарный - «Имеющий целью защиту общечеловеческих ценностей,
интересов», горловой - «Основанный на грубости, нажиме, окрике», звездный
- «Свойственный знаменитости, звезде», индивидуальный - «Связанный с
разрешенной общественно-полезной деятельностью человека, не состоящего в штате
государственного, кооперативного или общественного предприятия, учреждения;
частный». В них отчетлива связь с определенными видами деятельности человека,
определяющей предпочтительность их в тех или иных сферах употребления, видах дискурса.
Текстовые функции имен прилагательных разных разрядов и ЛСГ раскрываются
в серии специальных исследований, отражают различные дискурсивные практики
и заслуживают отдельного рассмотрения.
Литература
Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. М., 1974.
Виноградов А. В. История русских лингвистических учений. М.,1978.
Виноградов В. В. Русский язык. М., 1972. Изд. 2.
Воейкова М. Д. Квалитативные семантические комплексы и их выражение в современном
русском языке и в детской речи. АДД в форме научного доклада. СПб, 2004.
Вопросы теории частей речи. Л., 1968.
Воротников Ю. Л. Позитив в системе степеней качества // Известия РАН,серия
лит. и языка, т. 57. 1998. № 6.
Кравченко А. В. Язык и восприятие. Иркутск, 2004.
Кубрякова Е. С. Язык и знание. М.,2004.
Павлов В. М. О разрядах имен прилагательных в русском языке // Вопросы языкознания.
1960. № 2.
Панов М. В. О частях речи в русском языке // НДВШ ФН. 1960. № 4.
Петренко В. Ф. Основы психосемантики. М., 1997.
Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.
Постникова С. В. Разряды прилагательных в современном немецком языке. АДД.
СПб., 1992.
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М., 1977. Т. 4. Вып. 2.
Современный русский язык. Морфология / Под ред. В.В.Виноградова. М., 1952.
Щерба Л. В. О частях речи в русском языке // Языковая система и речевая деятельность.
Л., 1974.
Юдина Н. В. Что в «имени» тебе моем? (о сочетаемости имен существительных
и прилагательных в когнитивном аспекте) // Вопросы когнитивной лингвистики.
2005. Т. 6. № 1.
