В лингвистический обиход в последние годы вошел новый пласт русского словаря
- новый, естественно, для отечественного исследователя, а не для него же самого,
как носителя русской речи. Включение так называемой "нецензурной лексики"
(она же - "сквернословие", "мат", "матерщинная лексика"...)
в лингвистическое описание (в том числе и лексикографическое) вызвано несколькими
причинами:
1. публикация ряда произведений "потаенной" русской литературы (И.
Барков, А. Пушкин, "Заветные сказки" Афанасьева и др.), что сделало
необходимым и возможным соответствующее комментирование, не только общефилологическое
или культурологическое, но и лингвистическое;
2. снижение уровня культуры общенародной речи, криминализация, жаргонизация
и "порнофикация" языка - от обиходной речи до речи политиков, языка
СМИ, "видеокультуры" и т.п.;
3. внедрение "нецензурной лексики" как "выразительного средства"
в язык современной художественной литературы и публицистики (от Юза Алешковского
до Эдуарда Лимонова и Виктора Ерофеева), в том числе и через переводы зарубежной
литературы.
Конечно, "глобальным" фактором, спровоцировавшим и способствующим
развитию указанных процессов, явилось "освобождение", либерализация
русской речи и литературного языка вследствие известных событий. К сожалению,
- помимо понятных положительных моментов, подобное развитие к концу XX в. привело
к "порнофикации" или "матерщинизации" русского языка не
только в его обиходной речи, но и его письменных, литературных разновидностей.
Поскольку это имеет место в нынешней языковой ситуации, с этим приходится считаться
как с реальным фактором языковой коммуникации, а исправление, корректирование
его нежелательных проявлений невозможно без глубокого понимания сути происходящего,
т.е. без тщательного лингвистического (лингвоэкологического, лингвокультурологического)
анализа соответствующего материала и особенностей его функционирования в современной
коммуникации.
Публикаций на эту тему уже довольно много - и чисто лингвистических, и в плане
культуры речевого общения, и публицистических. Поэтому встает неизбежный вопрос
о точном определении лингвистического объекта описания и изучения, отграничения
его от близких или смежных явлений речи, в той или иной мере соотносительных
с ним, об адекватной терминологической номинации того, что в существующей уже
литературе имеет много различных наименований: "мат", "матерщинная
лексика", "сквернословие", "нецензурная лексика", "бранная
лексика" и т.п. Достаточно широко используется и такое обозначение как
"обсценная лексика", сравнительно недавно вошедшее в метаязык лингвистического
описания.
К сожалению, как и в других случаях использования новых, заимствованных терминов,
чья внутренняя и внешняя форма часто остается для пользователя непонятной, но
привлекательной по конъюнктурным причинам, в литературе встречаются и ошибочные
написания и неверные толкования - причем довольно часто. Вот примеры, обнаруженные
мной в ряде работ, авторов которых мне не хотелось бы здесь называть: абсценный,
абсентный, абсцентный, опценный, обценный, обсентный и др. Некоторые из
них демонстрируют, возможно, под- или бессознательное стремление автора увидеть
в "чужом" прилагательном обсценный "свою", русскую
основу цен-: ценный (так сказать, "неценная лексика") или связать
его со словом абсент.
Термин "обсценный", "обсценная лексика" представляется
мне по ряду причин наиболее удобным и адекватным для обозначения того, что в
обиходе называют "матом". Наименование "матерщинная лексика"
является совершенно не терминологическим в силу понятных обиходно-разговорных
коннотаций слова матерщина и производного прилагательного, которое вряд ли можно
использовать в качестве терминологизированного определения. Понятие же "мат"
более культурологическое, чем собственно лингвистическое, хотя его часто и ставят
в один ряд с такими понятиями как "арго", "сленг", и т.п.
Ср., например типичное употребление (правда, у зарубежных исследователей, для
которых "мат" - понятие безусловно экзотическое, а потому лишенное
каких-либо коннотаций) в книге В. фон Тимрота "Russian and Soviet Sociolinguistics
and Taboo varieties of the Russian Language (Argot, Jargon, Slang and "Mat")"(München,
1986). Использование слова мат как лингвистического термина, по сути,
равнозначно тому, как если бы мы ввели термин "феня" вместо "воровского
арго".
Такие же обозначения как "сквернословие", "бранная лексика",
"нецензурная лексика" тоже мало терминологизованы, к тому же здесь
очень заметно проявляется чисто стилистическая характеристика (ср. помету "бранное"),
чей диапазон значительно шире того, что является собственно "матом".
Наименования "инвектива", "инвективная лексика", также недавно
вошедшие в лингвистическое описание (у В.А. Жельвиса и др.) неудовлетворительны
потому, что опять же круг явлений, обозначаемый этими терминами, включает в
себя далеко не только "матерщинные слова", но и любые "ругательные,
оскорбительные". К тому же функция "мата" не ограничивается только
инвективным его употреблением.
Поэтому термин "обсценный" ("обсценная лексика", "обсценизмы")
будет более точным наименованием, поскольку он лишен указанных выше ограничений
или ненужных оттенков смысла и употребления. Однако, чтобы точно понять смысл
того, что стоит за данным обозначением, чтобы правильно употреблять его (в том
числе, и орфографически), необходимо раскрыть внутреннюю форму слова обсценный,
семантически определить сферу его понятийного содержания.
Прилагательное обсценный - латинского происхождения. Лат. obscenus
первоначально было термином "авгуров", гадателей по птицам, и применялось
для характеристики "дурного предзнаменования": obscenae aves "зловещие
птицы", т.е. "птицы, несущие дурные знамения". Впоследствии,
например, в поэтических фрагментах Квинта Энния (Annaies), появляется словосочетание
obscena verba, т.е. уже по отношению к дурным словам, речи. У Цицерона прилагательное
obscenus является эпитетом к fabula "рассказ, повествование", у Горация
- к sermones "речи, беседа" (1, 250).
Эволюция значений прилагательного obscenus представлена в "Латинско-русском
словаре" И.Х. Дворецкого (1949), хотя порядок подачи здесь значений данного
полисемантического слова не соответствует времени их появления: obscenus, -a,
-um (ob-caenum) 1) отвратительный, противный, гадкий; 2) непристойный, неприличный,
зазорный (gestus, verbum, sermo); 3) безнравственный, развратный (vir, puella,
т.е. "мужчина, девушка". - Б.Ш.); 4) злобный, зловещий, предвещающий
беду.
Как видно, современное терминологизированное значение прилагаельного обсценный
восходит к смыслу "непристойный, неприличный", который характеризует
прежде всего речь, слова, манеру говорения, а также поступки (gestum). С этими
значениями связаны и однокоренные латинские слова obscena, мн. "непристойные
слова или поступки; половые органы; задняя часть тела; испражнения", obscenitas
"непристойность, неприличность; непристойные изображения" (т.е. своего
рода "туалетные граффити" в их современном смысле, которые, например,
были обнаружены при раскопках Помпеи. - Б.Ш.). Как производное, лат. obscenus
образовано с
помощью префикса obs- от существительного caenum (coenum, cerium) "грязь,
нечистоты", встречающееся, кстати, у Цицерона и в инвективном употреблении:
caenum! = русск. говно!
Таким образом, внутренняя форма заимствованного обсценный (из лат.
obscenus) - "грязный, непристойный", что вполне подходит для характеристики
соответствующих слов и стоящих за ними понятий. Ср. в обиходном употреблении
в русском языке: "грязные мысли, грязные слова" и т.д. Иначе говоря,
"обеденная лексика" - это "грязная или неприличная лексика".
В силу того, что соответствующие русские прилагательные-эпитеты вряд ли возможны
как терминологические обозначения, синонимичное им латинское по происхождению
прилагательное обсценный можно считать удобным и лингвистически оправданным
наименованием данного понятия. Учитывая историю лат. obscenus, его происхождение
и эволюцию, нужно надеяться, что в лингвистической литературе утвердится все
же правильное и точное написание - "обсценный", а не какое-либо другое.
Литература
1. Дерюгин Л.А. Из наблюдений над лексикой латинкого литературного
языка // Язык и общество. Саратов, 1967.
