Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. В. Шаповал

НОВОСИБИРСКИЕ ДИАЛЕКТИЗМЫ В "СЛОВАРЕ РУССКИХ НАРОДНЫХ ГОВОРОВ" (ВЫП. 1-41): ПРОБЛЕМЫ ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ

(Гуманитарные науки в Сибири. - Новосибирск, 2009. - № 4. - С. 123-126)

 
Описания диалектных слов русских говоров Новосибирской области широко использованы в СРНГ. Вышедшие в свет выпуски (1-41) сводного словаря, по нашим подсчетам, содержат не менее 6 297 отсылок к новосибирским материалам. Надо подчеркнуть, что далеко не каждый регион даже и в количественном отношении столь заметно представлен в академическом словаре, не говоря уже о несомненных достижениях западносибирской диалектологии в плане изучения диалектной лексики, обеспечивающих широкий охват и качество полевых материалов. Кроме того, с 16-го выпуска СРНГ появляется возможность обращаться не только к полевым записям (см. [7: вып. 1, с. 110]), но и к уже изданному "Словарю русских говоров Новосибирской области". А с 2006 г. - и к пятитомному "Словарю русских говоров Сибири", что позволяет, по крайней мере, при завершении слов на букву "с-" и следующих учитывать сибирский материал с большей полнотой. Так что описания новосибирских диалектизмов в СРНГ в подавляющем большинстве случаев не вызывают вопросов. Однако в отдельных словарных статьях подача материала, как кажется, не вполне однозначна, что может быть вызвано как трудностями в интерпретации изолированного иллюстративного материала, так и, порой, накоплением расхождений с ним в процессе сведе?ния материала разных регионов в рукописи.
В ряде случаев "Словарь русских говоров Новосибирской области" и "Словарь русских говоров Сибири" под редакцией А.И. Фёдорова помогают уточнить данные, представленные в СРНГ. В качестве прецедента для подобного сопоставления данных сводного и региональных словарей говоров можно указать на: [1: с. 62-63]. Ниже рассмотрены только некоторые примеры, призванные иллюстрировать разнообразие выявляемых трудностей описания на различных уровнях.
1) "Наскепáть, áю, áешь, сов., перех. Нащепать, наколоть. ... Лучины наскепаешь, ими светили в избе. Новосиб." [7: вып. 20, с. 163-164] - соответствует искитимскому наскипа?ть с почти тем же иллюстративным примером, правда, без разнобоя в формах числа: Лучинок наскипаешь / наскепаешь, ими... [5: с. 324; 6: т. 2, с. 356]. Видимо, фонетическое различие в написании предударного гласного здесь не столь существенно, но все же разнобой затрудняет поиск диалектизма в словарях.
2) Ударение на окончании представляется ошибочным в: "Казаки́, óв, мн. Киргизы... Чулым. Новосиб." [7: вып. 12, с. 308; 6: т. 2, с. 17], ср. для этого значения в новосибирских русск. говорах исключительно ударение казáки [5: с. 209], в соседствующих с ними украинских говорах - козáкы, как и в русск. литературном казáхи и устар. кайсáки. Этот пример показывает, насколько важно для сохранения достоверности при сборке словарных статей сводного словаря привлечение данных, легко проверяемых на региональном уровне.
Существенно, что такого рода разночтения не всегда опираются на фонетические феномены. Источником ошибок нередко является и визуальное смешение букв или их элементов при копировании записи.
3) Например, в СРГНО и СРГС нет параллели к глаголу: "Огапаши́ться, шýсь, ши́шься, сов. Обзавестись хозяйством, имуществом. Огапашился он, значит, вскоре, разжился. Кыштов. Новосиб., 1972" [7: вып. 22, с. 39]. Думается, речь идет о неточно скопированном приставочном производном от: "Гоноши́ться, шýсь, ши́шься, несов. 1. Хлопотливо заниматься каким-либо хозяйственным делом" [7: вып. 7, с. 10; 2: 35]. Запись огапашиться отражает аканье и содержит на месте н ошибочно прочитанное п. Смешение н и п А.Ф. Журавлев предполагает в записи диалектизмов: зень 'карман', клянец 'капкан', напасьевна 'ненастная погода', нестерь 'сума' [3: вып. 1, с. 191; вып. 2, с. 97; вып. 4, с. 267, 271].
4) Нет в двух сибирских словарях параллели и к следующему гапаксу: "Пазя́т, а, м. Паз в столбе изгороди. Сузун. Новосиб., 1964" [7: вып. 25, с. 151]. В СРГНО находим только колыванское в паз(ы́) 'способ соединения стен <бревенчатого> дома'; вряд ли помогает и сузунское: "Пази́ть, -и́т, несов., неперех. Хорошо и быстро гореть (о соломе, кустарнике и т.п.) (Сузун., Сузун)" [5: с. 371; 6: т. 3, с. 164]. Возможно, исходное *пазик было прочитано как неординарное пазят? Ср. ошибочное чтение ян на месте вероятного ж, где я также прочитывается вместо "петли": корянуха 'иней' < коржуха 'толстый слой инея' [3: вып. 2, с. 98].
5) В СРГНО и СРГC нет и сколько-нибудь похожей параллели к: "2. Мори́ть, рю́, ри́шь, несов., перех. Жалеть что-либо, скупиться на что-либо. Хозяин, не море́й водку-то. Сузун. Новосиб., 1964" [7: вып. 18, с. 280]. Представляется вероятным, что здесь ошибка. Существенно, что в иллюстративном примере представлена форма повелительного наклонения морéй, которая противоречит формам морю́, мори́шь из морфологической характеристики. Возможно, исходная запись содержала не мéрей (т.е. 'не меряй, не мерь'), а сама фраза выражала укор неуместной расчетливости. Хотя трудно ждать определенности и от подобных гадательных исправления уникальных фиксаций.
6) Вариант глагола "Зачары́гать, ает, сов., неперех. [удар.?]. Затвердеть. Татар. Новосиб., 1963" [7: вып. 11, с. 172] также не подтверждается СРГНО и СРГC. Вместо него читается зачары́меть "1. Покрыться настом, затвердеть" (только о снеге) [5: с. 189; 6: т. 2, с. 234], от чарым 'наст' [5: с. 580; 6: т. 5, с. 260]. В данном случае представлено смешение групп ме = га, см. ниже др. примеры ошибочного чтения м с переразложением (гл, лг).
7) Не подтверждено в двух сибирских словарях и наличие слова: "Сéпоч, м. Здоровый, крепкий мужчина. Сепочи - ну, такие мужики здоровые. Баган. Новосиб., 1979" [7: вып. 37, с. 179]. Студенты-филологи, обычно занятые сбором диалектизмов, не всегда точно копируют свои рабочие записи. В порядке гипотезы можно предложить ординарное чтение *селочи 'силачи'. Ср. смешение л и п: кольянка 'наконечник стрелы' < копьянка, начипикивать 'издавать чиликанье' (о птице) < начиликивать [3: вып. 2, с. 98; вып. 4, с. 269].
Вообще последствия графических переразложений, приводящих при копировании рабочей записи диалектного слова к новому и часто вполне фантомному чтению, все еще нуждаются в полномасштабном рассмотрении (ср.: [3: вып. 1, с. 183-184]). Подобен случаям *пазик и *селочи пример возникновения более необычного чтения на месте ординарного "Жглот, а, м. Нелюдимый, жадный человек. Миасс. Челяб., 1930" [7: вып. 9, с. 96], которое, вероятно, было прочитано на месте *жмот: "Жмот, а, м. Богатый крестьянин-собственник, кулак. Забайк., 1960" [7: вып. 9, с. 206]. Ср. переразложение м в лг в фантомном колгуха, возникшем на месте комуха 'лихорадка' [3: вып. 2, с. 98].
8) В следующих парах морфологических вариантов: сузунское ватлáть и ватли́ть, ордынское ватóлиться и ватóлаться [7: вып. 4, с. 71, 72] - вторые члены пар показались нам необычными, но материала оказалось недостаточно для конкретизации подозрений. В СРНГ варианты ватлить и ватолаться даны даже без иллюстративных примеров. "Словарь русских говоров Новосибирской области" и "Словарь русских говоров Сибири" дают только первые варианты с теми же толкованиями и примерами: ватлáть 'говорить, разговаривать' (Вот мы здесь по-челдонски ватлам); ватóлиться 'краситься, румяниться' (Соберутся в комнате и ватолятся крадочкой) [5: с. 54; 6: т. 1, с. 19]. Следовательно, несмотря на наличие в СРНГ, морфологические варианты ватлить и ватолаться не являются подтвержденными.
9) В следующем случае вызывает вопросы толкование 'блюдечки': "Зарки́, мн. Блюдечки, В сравн. Глаза расширились, зарки-та, так мы молоком его отпаивали. Чулым. Новосиб., 1969" [7: вып. 9, с. 384]. Эти вопросы снимаются новосибирским и общим сибирским диалектными словарями, где тот же самый иллюстративный пример сопровождается вполне ожидаемым толкованием 'зрачки' [5: с. 183; 6: т. 1 (2), с. 212]. Ср. в др. диалектах: зирóк, зорёк 'зрачок', зорки́ 'зрачки' [7: вып. 11, с. 284, 338].
В Западной Сибири украинизмы являются почти неизбежным уловом диалектолога во многих районах со смешанным населением, см. [9]. При этом их статус в каждом отдельном случае нуждается в тщательном уточнении: это может быть и экзотическое вкрапление в русской речи, и неявная цитата из речи соседей, и слово общеизвестное и нейтральное даже в местной речи русских, как доли́вка 'земляной пол', загáта 'забор (насыпной)' [6: т. 1 (2), с. 54, 159] и др.
10) В случае со словом "Сти́лец, м. Небольшая переносная скамейка доярки. Стилец возьмешь, сядешь под нее, тянешь, тянешь, руки и распухнут. Новосиб., 1979" [7: вып. 41, с. 157; 5: с. 519; 6: т. 4, с. 441] не вызывает трудностей обнаружение источника: укр. стiлéць (род. п. стiльця́) 'скамейка, табурет'. В Купинском районе, где слово записано, как и в соседних, это название закрепилось за низкой скамеечкой, используемой при доении коров и при других домашних работах, когда требуется, но сидеть на корточках утомительно. Ударение все же обычно падает на -ец, ср. и в казачьем регионе, где также ощутимо украинское влияние: "Стелéц, м. Табурет. Кажись, стелец загубил. Краснодар., 1969" [7: вып. 41, с. 125]. Укр. стiлець < древнерусск. стол-ьц-ь. В русском языке существительные на -ец обычно имеют ударение не на суффиксе: безударное -ец встречается в более чем 80% слов, судя по "Грамматическому словарю" А.А. Зализняка [4]. Видимо, этим вызвано "русифицирующее" смещение ударения на основу в стилец.
11) Другой пример украинизма (в отличие от первого) вряд ли где-то сохранил употребительность. В иллюстративном примере речь идет о достаточно отдаленном прошлом. Историзм (название укладки в 30 снопов) приведен информантом по-украински, как ему запомнился: "Пикóп, м. Укладка хлеба в поле из тридцати снопов. Тридцать снопов клали в пикóпы, а шестьдесят - в кóпы. Карасук. Новосиб., 1978" [7: вып. 27, с. 24; 5: с. 387; 6: т. 3, с. 324]. Ср.: "Копá, ы́, ж. ... 2. Шестьдесят штук чего-либо (как единица счета)" [7: вып. 14, с. 281]. Думается, в основе записи "пикопы" лежит укр. пiвкопи́ 'тридцать штук', от копá 'шестьдесят', оформленное как пiвкопá 'полукопа' и изменяемое по падежам: пiвкопи́, пiвкопí,.. мн. ч. - пiвкóпи, пiвкóп (пiвкíп). Записавший это слово (или же его информант) воспринял произношение необычного для русской фонетики согласного [w] в форме вин. мн. пи[w]кóпы вместо привычного ему *пи[ф]кóпы как отсутствие звука. Видимо, точнее была бы запись начальной формы *пи(в)копá, ы́, ж. В данном случае перед нами типичный случай слабодокументированной фиксации, причем сегодня этот материал уже вряд ли можно дополнить и уточнить. Поколение, видевшее снопы, уже ушло.
12) В следующей записи также угадывается укр. кíготь 'коготь': "Киботь, я, м [удар.?]. Коготь. Черт на тебе катается, кибти запускает. Чулым., Новосиб., 1969" [7: вып. 13, с. 194]. Смешение букв строчной б и прописной Г (стилизованной под "печатную") встречается редко. Можно привести единичный жаргонный пример: "Борней (иск. укр. - гарно, гарней - хорошо, лучше) - лучше" [8: с. 22], - где предполагается такое неразличение букв. Однако в записи киботь трудность такого объяснения состоит в том, что наличие прописной "Г" вообще маловероятно в середине слова. В данном случае разумнее заподозрить произошедшее на каком-то этапе копирования смешение транскрипционного знака "гамма" (для г-фрикативного) в частичной транскрипции *киγоть, *киγти и буквы б. Это объяснение учитывает особенности полевой фиксации материала. Форма *киботя, заявленная в морфологической характеристике, дискредитируется формой кибти с беглым гласным в иллюстративном примере. Это противоречие внутри словарной статьи, как и выше в случае с морить, является важным сигналом, заставляющим более внимательно присмотреться в описанию слова.
13) Иногда призрачное слово возникает из-за неправильной сегментации высказывания при записи. Вероятно, в записи "Накля́мка, и, ж. Дверная скоба. Она когда на огороде, то просто наклямку набрасывает, а замок не висит. Новосиб., 1979" [7: вып. 19, с. 330; 5: с. 317; 6: т. 2, с. 337] представлено в действительности свободное предложно-падежное сочетание на + клямку, употребленное как эллиптический вариант распространенного выражения набросить (щеколду) на клямку, то есть набросить <накладную> щеколду <проушиной> на дужку для навесного замка в дверной раме, чтобы показать, что никого нет внутри дома. Это обычная практика в сельской местности. Говорят и набросить клямку на пробой / ушко, при этом клямкой называется уже накладная на шарнирной петле или скользящая щеколда, поскольку и укр. клямка значит один из парных элементов запора: 'щеколда, защелка, скоба, скоба в виде дужки', ср. также в русских говорах на клямку: "Кля́мка, и, ж. ... Железный запор у двери... Кемер., 1965" [7: вып. 13, с. 328; 5: с. 225]; а также: "Она на замок не закрывает, на клямку только закинет, а сама в огороде" [6: т. 2, с. 76]. С учетом содержательного тождества двух редакций иллюстративного примера из Татарского района, при незначительных отличиях, можно считать, что слова наклямка не существует. Это фантом, возникший в результате неверной сегментации текста.
14) Не всегда запись может быть восстановлена, даже если ее ошибочность представляется весьма вероятной: "Росолéги, т. Съедобная трава. В войну-то и пучки, и росолеги, и лук дикий ели. Болотнин. Новосиб., Слов. русских говоров Новосиб. обл. [с вопросом к знач. слова], 1973" [7: вып. 35, с. 188; 5: с. 473; 6: т. 4, с. 182]. Судя по теме, речь могла идти о характерном для региона использовании рогозы (*рогоски / *рогозки... ели?) - болотного растения с мучнистой сердцевиной корня (литературное рогоз, латинск. Typha). Однако рагозá и рогозá в этом значении не представлены в СРНГ вообще. Кроме того, сложно реконструировать путь возникновения серии "очиток" при отсутствии точного толкования или хотя бы ряда примеров. Так что приходится продолжать поиски.
Проведенный сравнительный анализ описания новосибирских диалектизмов в трех словарях позволяет сделать вывод о том, что выявляемые трудности описания в основном снимаются при привлечении дополнительных сведений или примеров употребления слова. В ряде случаев необходимые для уточнения описаний данные легко получить при непосредственном контакте с диалектной или полудиалектной средой. Это избавляет лексикографа от оплошностей, вызванных дефицитом непосредственного знакомства с местной речью в ее конкретной диалектной разновидности, а также повышает достоверность словарных описаний.
 

Литература

1. Добродомов И. Г. Еще раз к этимологии русского раменье // Этимология. 2003-2005. - М., 2007. С. 51-73.
2. Дополнение к Опыту областного великорусского словаря. СПб., 1858.
3. Журавлев А.Ф. Лексикографические фантомы. 1: СРНГ, А-З // Dialectologia slavica: Сборник к 85-летию Самуила Борисовича Бернштейна: Исследования по славянской диалектологии. 4. М., 1995. С. 183-193; Лексикографические фантомы. 2: СРНГ, И-К // Слово и культура: Памяти Никиты Ильича Толстого. Т. 1. М., 1998. С. 93-104; Лексикографические фантомы. 4: СРНГ, Н-О // Исследования по славянской диалектологии. 7. Славянская диалектная лексика и лингвогеография. М., 2001. С. 265-281.
4. Зализняк А.А. Грамматический словарь. М., 2003.
5. Словарь русских говоров Новосибирской области / Под редакцией А.И. Фёдорова. Новосибирск, 1979.
6. Словарь русских говоров Сибири / Под редакцией А.И. Фёдорова. Т. 1-5. Новосибирск, 1999-2006.
7. Словарь русских народных говоров. Вып. 1-41. Л.; СПб., 1965-2007.
8. Толковый словарь уголовных жаргонов. М., 1991.
9. Шаповал В.В. Украинский язык: исторический комментарий. Общие положения. Фонетика. Материалы к спецкурсу. Новосибирск, 1986. (в Интернете: http://philology.ru/linguistics3/shapoval-86a.htm).