Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Л. П. Михайлова

ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИЙ КОМПОНЕНТ В РУССКОМ СЛОВЕ

(Русская и сопоставительная филология: состояние и перспективы. - Казань, 2004. - C.148-149)


 
Лексика русских говоров Карелии, являющейся зоной активных языковых контактов с древнейших пор до настоящего времени, содержит субстратные элементы как в виде лексем прибалтийско-финского происхождения, так и в качестве формальных показателей интерференции карельского, вепсского, финского, саамского и русского языков. Изучению субстратной лексики Русского Севера уделено значительное внимание [Веске 1890, Kalima 1915, Itkonen 1932, Сало 1966, Матвеев 1959, Востриков 1990, Мызников 2003 и др.]. Об особом этноязыковом союзе, объединяющем русские говоры южного Приладожья, Обонежья, Прионежья, Заонежья, Пудожья и соседние вепсские и карельские диалекты, пишет А.С. Герд, поддерживая мысль А.А. Шахматова о племенном союзе словен новгородских, кривичей и финских племен [Герд 1978: 13].
В «Словаре русских говоров Карелии и сопредельных областей» [Словарь 1994-2004] обнаруживаются слова, которые имеют русские (славянские) корни, но отличаются необычным обликом, «странными деталями одежды», заимствованными у соседей. Это проявляется на фонетическом и словообразовательном уровнях.
В области гласных известное соотношение финского ä и русского е, представленное, например, в ня’ртега ’длинная скирда, стог’ и нéртиг ’способ укладки снопов овса’ (ср. карел., фин. närte, р. п. närteen ’продолговатая кладь хлеба, куча зерна’), имеет продолжение в собственно русских словах в виде заонежского «яканья» [Колесов 1975]: пя’кло и пеклó ’лопата, которой сажают пироги в печь и вынимают их’; опя’киш и опéкиш ’выпечное изделие из кислого теста без начинки в виде большой тонкой лепешки’; ря’шить и решúть ’сломать, поломать, исковеркать, привести в негодность’. Параллельно данному соотношению в русской лексике наблюдается регулярное употребление компонентов из пары а ~ о: пожáга и пожóг ’костер’, брáдец и бродéц ’рыболовная сеть, бредень’, пáлзать ’ползать’.
Этот процесс сопровождается употреблением о вместо а: бóсенький и бáсенький ’красивый’; кóрта и кáрта ’щетка для чесания шерсти’ (< кáрда ’стальная щетка для расчесывания волокна, хлопка, шерсти; игольчатая лента’ < франц. carde или д.-в.-н. karta, karda через польск.). Такое соотношение наблюдается и при усвоении прибалтийской и саамской лексики, ср.: пáхта ’отвесная скала над водой’ (< саам. paχte или через фин. pahta ’каменная плита’) и пóхта ’более высокое место в болотистой местности, на которой растет мох’.
В области согласных влияние прибалтийско-финской фонетической системы на лексику русских говоров Севера и Северо-Запада более значительно.
Междиалектные лексико-фонетические варианты характеризуются соотношением твердого и мягкого согласного, что, вероятно, может быть обусловлено имевшей место во всех прибалтийско-финских языках депалатализацией ряда согласных [Основы 1975: 31]. Отметим наличие твердых согласных на месте привычных мягких: грáнка ’грядка’ и гря’нка ’грядка, борозда’; лаговúна и ляговúна - ’топкое болото’; закотóмки ’о парочках, влюбленных’ и закотё’мки ’темный, укромный уголок’. Отмечены и случаи противоположной мены: накря’пывать ’накрапывать (о дожде)’; нё’готь, нё’коть и нóготь ’коготь животного’.
Факт отсутствия в финно-угорском языке-основе звонких согласных в абсолютном начале слова [Основы 1974: 125] отразился своеобразно в русских говорах: возникли звонкие согласные в соответствии с исконными глухими, причем в разных позициях слова, ср.: пищáть и бижжáть ’свистеть’ ’пищать, о птенцах’; гацýли и качýли ’качели’; жолыгáть ’быстро, торопливо есть’ и шелыгáть ’подкидывать что-л. ногою, передвигая вперед’; необря’тный ’неаккуратный, неопрятный’; берéздина и берестúна. Подобное явление известно в костромских и ярославских говорах, на территории бывших мерянских земель [Востриков 1990: 35].
Лексикализованное сокращение групп согласных в начале слова, возникшее также под воздействием прибалтийско-финской фонетики, охватывает значительную группу слов: лещúть и клещúть ’причинять ущерб, вред, бить’; ря’жа ’палка с камнем, служащая грузом для рыболовной сети’ и гря’жать ’погружаться во что-н. топкое’; лямóй ’бестолковый, недогадливый’ и хлямóй ’меланхоличный, безразличный ко всему’; ря’снуть ’разбить’ и хря’стнуть ’ударить с силой’; ю’шка и вью’шка ’задвижка в дымоходе’; тю’шенька ’курица’ и птю’шка ’птица’; вернó-угол и двернóй угол ’ближний к двери угол в крестьянской избе’.
Влиянием субстрата, а именно выпадением v в начале слова перед о, u, ü [Основы 1975: 33], можно объяснить отсутствие начального согласного чаще всего звука в- перед гласным звуком: ср. áрандать и вáрандать ’ворчать’; áрвина и вáрвина ’дратва’; аранúка и воронúка ’ягоды растения семейства ворониковых’. Данный процесс сопровождается возникновением протетического j- перед э: ё’рнуть и вё’рнуть ’ударить (о молнии, громе)’; ешкáрь и вешкáрь ’гриб подосиновик’; етвúна и ветвúна ’гибкий прут’. Отсутствие начального в- могло явиться толчком к исчезновению и других начальных согласных перед гласными: укотё’рка и рукотё’рка ’полотенце для рук’; ё’рпа и шóрпа ’палка с сучьями’; олакá и лáлаки ’десны’; ýстрый и шýстрый ’подвижный, быстрый, живой’.
Финно-угорскому субстрату обязано и наличие сложных слов, образованных по типу парных сочетаний объединяющего или усилительного типа [Основы 1974: 393], ср.: боккошýра ’баран, овца’, бóкко ’баран’, шýра-шýра ’подзывные слова для овец’; ховракáйка недобр. ’подруга’, хóвря ’рассеянный, неловкий человек’, кáйка бран. ’неряшливый, нечистоплотный человек’. Подобные образования редки.
Отмеченные и другие явления, отличающие лексику русских говоров Карелии.
 

Литература

Веске М.П. Славяно-финские культурные отношения по данным языка // Известия общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском ун-те. Т. VIII. Вып. 1. - Казань, 1890.
Востриков О.В. Финно-угорский субстрат в русском языке. - Свердловск, 1990.
Герд А.С. О языковом союзе на Северо-Западе РСФСР // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. - Л., 1978.
Колесов В.В. Фонетические условия заонежского «яканья» // Русские говоры. К изучению фонетики, грамматики, лексики. - М., 1975.
Матвеев А.К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала // Уч. зап. Урал. гос. ун-та. Вып. 32. - Свердловск, 1959.
Мызников С.А. Русские говоры Обонежья: ареально-этимологическое исследование лексики прибалтийско-финского происхождения. - СПб., 2003.
Основы финно-угорского языкознания (вопросы происхождения и развития финно-угорских языков). - М., 1974.
Основы финно-угорского языкознания (прибалтийско-финские, саамский и мордовсие языки). - М., 1975.
Сало И.В. Влияние прибалтийско-финских языков на севернорусские говоры поморов Карелии: Дис. … канд. филол. наук. - М., 1966.
Словарь русских говоров и сопредельных областей / А.С. Герд. Вып. 1-6. - СПб., 1994-2004.
Itkonen T.I. Lappische Lehnworter im Russischen // Suomen tiedeakademian toimituksia. B. XXVII. - Helsinki, 1932. - S. 45-65.
Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen. - Helsingfors, 1915.


Источник текста - сайт Казанского университета.