Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

О. С. Иссерс

СТРАТЕГИЯ РЕЧЕВОЙ ПРОВОКАЦИИ В ПУБЛИЧНОМ ДИАЛОГЕ

(Русский язык в научном освещении. - М., 2009. - № 2 (18). - С. 92-104)


 
Современное искусство провокационно, оно вызывающе, с агрессией подходит к аудитории.
Л. Парфенов, журналист
 
В современном коммуникационном пространстве воздействие на массовое сознание может быть отнесено к числу технологических достижений XX века [Почепцов 2001: 34]. Многие сферы общественной жизни - политику, экономику, масс-медиа и т. д. - нельзя представить без планирования речевого воздействия и контроля за его эффективностью.
В публичном общении контроль за интеллектуальными и эмоциональными процессами собеседника обеспечивает развитие диалога в нужном направлении и поэтому представляет одну из типичных коммуникативных «интриг», обретающих ранг стратегии.
В многочисленных работах последних десятилетий, посвященных анализу речевой коммуникации, отражено представление о речевом взаимодействии как об упорядоченном, управляемом явлении, особом виде целенаправленного человеческого поведения [Арутюнова 1990; Винокур 1993; Дементьев 2000]. Это, в частности, проявляется в организации диалога [Баранов, Крейдлин 1992; Зарецкая 1998; Иссерс 1999; Борисова 2001; Степанов 2003]. Коммуникативный мониторинг заключается в вербальных и невербальных действиях, нацеленных на развитие коммуникативного контакта в желательном для говорящего русле и может осуществляться в различных направлениях: контролируется выбор и изменение темы, информационная насыщенность, инициатива, понимание, манера речи, а также психологическое состояние собеседника.
Поскольку адресат волен принять или отвергнуть предложенную ему программу взаимодействия, возникает проблема реализации коммуникативной интенции в условиях сопротивления партнера, что можно обозначить как провокационную речевую стратегию.
В толковом словаре провокация определяется как «преднамеренное поведение, подстрекательство кого-нибудь к таким действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые для него последствия» [Ожегов, Шведова 1997]. Провоцировать - значит «умышленно вызывать что-либо или на что-либо, подстрекать к чему-либо» [Совр. сл. иностр. сл. 2003]. Словарные дефиниции свидетельствуют о двух существенных признаках провокации: во-первых, о преднамеренности, осознанности данного поведения, и, во-вторых, о негативном характере последствий для вовлеченного в провокацию адресата. Последнее определяет незаинтересованность его в подчинении провокационным действиям и, следовательно, манипулятивный характер действий субъекта провокации.
В качестве примера из смежной области коммуникации приведем т. н. провокационный маркетинг - технологию «захвата» умов и сердец покупателей в ситуации потребительского иммунитета к рекламе. Для этого рекламная акция маскируется так, чтобы она выглядела как необычное событие, которое удивляет, потрясает, шокирует. Такие вещи долго не забывают, о них хочется рассказать всем, и нужная информация передается в виде слухов, обрывков разговоров. Таким образом продвижение товара осуществляется при минимуме средств [Обухова 2008: 14-17].
В современной лингвистике понятие провокации нередко используется с нейтральной коннотацией - как искусственное возбуждение, усиление каких-либо явлений или признаков [Норман 1994]. В рамках данного подхода речевая провокация рассматривается в работе [Степанов 2003] для описания взаимоотношений между репликами диалога, когда инициирующая реплика провоцирует ответную реакцию. С этих позиций под провоцирующим вопросом понимается такой тип иллокутивного вынуждения, когда говорящий демонстрирует в речи свое психологическое состояние с целью передать его собеседнику, заразить им собеседника и вызвать (каузировать) у него аналогичное внутреннее состояние [Там же: 177]. Исходя из столь широкого понимания, к провокации можно отнести всякое иллокутивное вынуждение, описанное в терминах «стимул - реакция». Более того, в определенном смысле провокацией можно считать любое осуществление стратегии говорящего, поскольку она ориентирована на необходимый ему перлокутивный эффект.
В определении речевых действий как провокационных мы придерживаемся более узкой интерпретации данного феномена, оставаясь в рамках представленных выше словарных дефиниций. Во многом наш подход близок характеристике провокационной речи в работе [Зарецкая 1998]. Речевая провокация - это целенаправленное, мотивированное, преимущественно контролируемое коммуникативное поведение, направленное на (1) получение информации, которую собеседник не желает сообщать добровольно, либо (2) дестабилизацию его эмоционального состояния. Оба вида провокации нередко осуществляются комплексно - через сознательный выбор речевых и языковых средств разных уровней. К провокационным речевым действиям можно отнести выбор речевой тактики, языкового кода, неприемлемого для собеседника, выбор лексической единицы с нежелательной для партнера коннотацией и т. д.
Заметим, что провокационный замысел может быть в разной степени эксплицирован его инициатором и - соответственно - осознан адресатом. Во-первых, это обусловлено спецификой коммуникативного намерения (например, установка на эмоциональную дестабилизацию, как правило, не представляет секрета для адресата). Не в последнюю очередь данный параметр зависит от коммуникативной компетентности партнера и его способности к рефлексии. Поскольку провокация определена выше с позиции ее инициатора (а не адресата), в рамках провокационных речевых действий мы считаем возможным объединить и приемы имплицитного воздействия на партнера, и случаи манипулирования, очевидного для обеих сторон.
В дальнейшем речевая провокация будет рассмотрена на примере двух типов тактик - выведывания информации и эмоционально дестабилизирующих.
Знание приемов организации диалога - как кооперативных, так и конфликтогенных - особенно актуально в тех сферах, где прогнозирование реакции партнера существенно влияет на результат общения, - в деловой коммуникации, политике, педагогике, медицине. Особую роль управление диалогическим взаимодействием играет в средствах массовой информации, в частности в интервью. В компетенцию профессионального интервьюера входит выстраивание линии поведения, получение необходимой информации, планирование эмоциональной реакции собеседника. Поэтому во многих учебных пособиях для журналистов даются правила и образцы кооперативного общения интервьюера и его собеседника [Шостак 2002; Муратов 2003]. В то же время практически отсутствуют рекомендации, как построить особую разновидность «портретного» интервью - портрет «антигероя», где ставится цель разоблачить собеседника, выведать у него информацию, которую он не расположен сообщать. Это обусловливает актуальность исследования приемов речевой манипуляции, направленных на реализацию стратегической задачи журналиста.
Несмотря на многообразие ситуаций и личностей интервьюируемых и журналистов, представляется возможным типизировать и описать приемы провокационного интервью.
Отметим, что в межличностной коммуникации оценка провоцирующих речевых действий с точки зрения этических и этикетных норм, как правило, является негативной. Но в жанре интервью речевая провокация нередко осуществляется в интересах читателя (слушателя, телезрителя) и является профессиональным приемом журналиста, чему легко найти подтверждение в высказываниях самих публицистов и в художественной литературе.
Из интервью Ларисы Васильевой с Патрисией Каас:
 
Л. В. - Я бы хотела, чтобы вы задержались в России. И тогда льдинка в вашем сердце растает. И вы уедете если не с мужем, то обретете друга.
П. К. - У меня в жизни было много мужчин, которые меня любили…
Л. В. - Милая, это была провокация, в чистом виде провокация. Я подумала: «Если она скажет на эту “льдинку” нет, значит, с ней все в порядке» (АиФ, № 32, 2007);
 
Елена <...> расцветала и хорошела в ауре новостей, обсуждений и скандалов, и даже вне работы выглядела так, словно именно сейчас собиралась внимательно выслушать, тактично потеребить вопросом или заехать в лоб провокацией, щелкая при этом кнопкой диктофона (М. Арбатова. Семилетка поиска).
 
В основной корпус материалов исследования вошли интервью, опубликованные в газетах «Комсомольская правда» («КП»), «Аргументы и факты» («АиФ»), журналах «Огонек», «Итоги» и др., а также в Интернет-источниках в период с 2001-2007 гг. Поскольку интервью в печатных СМИ представляет собой институциональный тип публичного диалога, крайние формы провокации - брань, прямое оскорбление, грубое требование - не могут быть использованы. В связи с этим провокация представлена в интервью иными, завуалированными формами речевого поведения.
Провокация в интервью определяется тактическими задачами журналиста: сломать коммуникативный план (стратегию) партнера, вынудить собеседника на резкий ответ, показать его «истинное лицо», заставить выйти из заранее подготовленного образа, побудить к незапланированной откровенности и т. д. По сути, провокация в интервью является приемом разрушения имиджа. Как правило, ответ на словесное нападение - это защитная реакция собеседника, не всегда контролируемая.
Как отмечено выше, для выявления провокации в коммуникативном акте важен такой критерий, как преднамеренность речевого действия. Он позволяет разграничить собственно провокацию и коммуникативную неудачу, незапланированно возникающую вследствие нарушения этикетных норм. Если коммуникативная неудача - это нежелательное для адресанта нарушение процесса общения, то речевая провокация - это коммуникативный сбой, сознательно организованный говорящим.
Таким образом, провокацию можно определить как конфликтогенную технологию речевого воздействия, поскольку она побуждает партнера к таким речевым реакциям, которые могут повлечь за собой нежелательные для него последствия.
Основными показателями провоцирующих речевых действий выступают семантические, прагматические и стилистические языковые средства, по которым можно судить о намерениях говорящего. В редких случаях цель эксплицирована в вопросах журналиста, который сам определяет свой вопрос как провокационный, каверзный и т. п., например:
 
- А не упала ли стоимость Земфиры за эти два года, - задаю я подлый вопрос («Огонек», № 39, 2007).
 
Успех провокации, как и любой стратегии, оценивается по перлокутивным эффектам (речевые акты оправдания, ответного обвинения, упрека в недоверии, раздражение, отказ в искренности и т. д.). Отсутствие соответствующей реакции собеседника свидетельствует о коммуникативной неудаче инициатора либо о том, что его партнер понял провокацию как «условие игры» (что нередко в интервью).
Из интервью с Вл. Машковым:
 
И. - Говорят, вы снимаетесь за 500000 Eur?
М. - Слабовато… (С улыбкой)
И. - Стоите дороже?
М. - Я бесценный! (Смеется)
И. - Значит, не у всех хороших режиссеров есть возможность вас пригласить! Снимаетесь ради денег?
М. - (Машков взвился.) - Назовите мне хоть одну мою роль, где я снимался ради денег, а не получал удовольствие от игры! («КП» 12.07.07).
 
Анализ текстов интервью позволил выявить наиболее продуктивные речевые тактики (далее - РТ), реализующие провокационную стратегию в целях выведывания информации и дестабилизации эмоционального состояния партнера.

Тактики выведывания информации

В соответствии с базовой моделью минимального диалога, предложенной в работе Ф. Хундснушера, инициативный речевой акт может представлять собой «определенное оповещение», «неопределенное оповещение» и «встречную инициативу» [Хундснушер 1998]. Все указанные типы коррелируют с ситуацией выведывания информации: говорящий либо напрямую запрашивает своего собеседника об интересующем его объекте (проблеме), либо косвенно подводит его к выдаче информации, либо - в условиях отказа или уклончивого ответа - настаивает хотя бы на неполном или косвенном информировании.
Ситуация прямого запроса, на который дается полный, исчерпывающий ответ, не входит в сферу нашего исследования. Нас также не интересуют ситуации однозначного отказа от выдачи информации («Я этого вам не скажу»).
Таким образом, в фокусе исследования оказывается косвенный запрос информации, при котором коммуникативная цель говорящего не эксплицирована, а обнаруживается исходя из коммуникативной ситуации и контекста. Часто она тщательно скрывается расспрашивающим, порой даже маскируется, но реконструируется по определенным показателям текста. Повторный запрос, возникающий в условиях получения неполной или уклончивой информации, также попадает в поле нашего внимания, поскольку нередко имеет имплицитную форму.
Наша задача заключается в том, чтобы по показателям текста восстановить журналистский прием и определить его когнитивные основания.
В качестве иллюстративного материала используем интервью с директором Института биологической медицины профессором Г. Т. Сухих, которому приписывали тайну омоложения Б. Ельцина («Ельцина омолодили с помощью бессмертных клеток?», «КП», 11.10.02). В анализируемом нами интервью зафиксировано 19 вопросов и 4 утвердительных реплики-стимула журналиста (далее - Ж.), на которые интервьюируемый Г. Т. Сухих (далее - Г. С.) дал 10 ответов по существу, 11 уклончивых ответов и дважды отказался отвечать.
Степень сокрытия намерения журналиста - выведать информацию - варьируется от слабо завуалированной заинтересованности до тщательно маскируемой задачи.
 
РТ «Игра по правилам»
 
Одним из приемов выведывания информации является уступка собеседнику, связанная с некоторыми ограничениями на выдачу информации, налагаемыми профессией, должностными обязанностями, требованиями этики и т. п. Уступка осуществляется через метакоммуникацию, в ходе которой стороны приходят к общим правилам ведения дальнейшего диалога. Правда, этот договор отнюдь не исключает последующего утаивания информации.
 
Ж. - Геннадий Тихонович, а правду говорят, что это вы омолодили Бориса Ельцина?
Г. С. - Есть медицинская этика: врачи не должны обсуждать публично болезни своих пациентов, разглашать их имена, диагнозы, методы лечения <...>. Кстати, на утренних медицинских конференциях в нашем Центре гинекологии вы не услышите конкретных имен, здесь обычно говорят так: больная М., 42 лет…
Ж. - Ну хорошо, больной Б. Н., 71 год, после встречи с вами действительно помолодел?
Г. С. - Я не знаю, о ком вы говорите…
Ж. - Да все о Борисе Николаевиче!
 
Неявное отождествление, примененное журналистом для установления контакта с респондентом, не привело к желаемому результату, хотя в теории и практике речевого воздействия используется весьма эффективно (ср. у Маяковского: «Мы говорим “партия” - подразумеваем “Ленин”»).
 
РТ «Частичный запрос»
Тактика строится на когнитивной операции сближения (отождествления) части и целого: если проблема может быть представлена как комплекс частных проблем, аспектов, то обсуждение хотя бы некоторых из них косвенно подводит к информации более общего характера. По форме это, как правило, частичный диктальный вопрос [Степанов 2003].
 
Ж. - Лично вас Борис Николаевич благодарил за проведенную операцию по омоложению?
Г. С. - Сама постановка вопроса кажется мне некорректной.
Ж. - Тогда хотя бы скажите: сколько лет сбросил первый Президент России?
Г. С. - Главная цель наших технологий - не «омоложение». Скорее здесь нужно говорить о другом качестве жизни, об увеличении ее продолжительности.
 
Ответ профессора на частичный запрос косвенно подтверждает его причастность к процедуре омоложения Б. Ельцина.
По этой же когнитивной схеме выстраиваются провоцирующие вопросы о деталях, частностях, которые в совокупности создают контекст для ключевой проблемы. Так, тщательно скрываемая собеседником причастность к омоложению первого Президента России обнаруживается через комплекс ответов на вопросы, формирующие фрейм «омоложение»: «Как же происходит омоложение?», «Как вы получаете эти клетки?», «Где вы проводите ваши операции?», «Сколько стоит операция по омоложению?» и др.
 
РТ «Установление связей и отношений»
 
Данный провокационный прием базируется на когнитивном механизме отождествления по отдельному признаку: запрос о наличии связей с каким-либо объектом интереса есть, по сути, первый шаг к более конкретным расспросам о нем.
 
Г. С. - Я не знаю, о ком вы говорите…
Ж. - Да все о Борисе Николаевиче!
Г. С. - Когда я смотрю его по телевизору, то очень радуюсь, что он совершенно не похож на того Бориса Николаевича, который в декабре 1999 года уходил в отставку с поста Президента России.
Ж. - Вы все киваете на экран…
 
Стремление интервьюируемого дистанцироваться от объекта интереса (когда я смотрю его по телевизору…) служит косвенным подтверждением того, что тактика была опознана.
Последняя попытка получить хотя бы косвенное подтверждение причастности Г. Сухих к омоложению Ельцина также реализована при помощи указанного приема.
 
Ж. - У вас еще будут встречи с Ельциным? (т. е. «Курс омоложения будет продолжен?»)
Г. С. - Если я буду востребован Борисом Николаевичем, или кем-то еще из бывшего либо нынешнего руководства страны, или никому не известным трактористом Иваном Ивановичем, я не стану делать из этого событие. Для меня все пациенты одинаковы.
Ж. - А Президент Путин не нуждается в вашей помощи?
Г. С. - Надеюсь, что нет.
 
РТ «Наведение темы»
 
Одним из эффективных приемов скрытого от собеседника выведывания информации является наведение темы. Данная тактика базируется на операции ассоциативного соскальзывания. Как известно, взаимосвязи отдельных фрагментов окружающего мира определяют общность соответствующих когнитивных структур - фреймов и сценариев, а те, в свою очередь, обнаруживаются в близости тем.
Классическим образцом наведения темы может служить известный эпизод из романа «Двенадцать стульев», где задача Остапа Бендера - получить информацию о цели приезда Ипполита Матвеевича - решается именно таким способом:
 
Тщательно заперев за дворником дверь, Бендер обернулся к все ещё стоящему среди комнаты Воробьянинову и сказал:
- Спокойно, все в порядке. Моя фамилия Бендер! Может, слыхали?
- Не слышал, - нервно ответил Ипполит Матвеевич.
- Ну, да откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера? Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем. Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме…
 
Попытка подобного рода (тоже неудачная) предпринята журналистом в анализируемом интервью в связи с другой интересующей его персоной - руководителем Медцентра С. Мироновым.
 
Г. С. - Мы активно сотрудничаем с Центральным институтом травматологии и ортопедии Минздрава России.
Ж. - Который, кстати, возглавляет руководитель Медцентра управления делами Президента России Сергей Миронов.
Г. С. - Здесь мы получили очень обнадеживающие результаты <...>. У нас много клинических баз.
 
В реплике журналиста содержался косвенный вопрос об отношении С. Миронова к интересующей его теме омоложения президента, который так и остался без ответа.
 
РТ «Принуждение через обвинение, или игра без правил»
 
Прием носит явно выраженный провокационный характер. Содержащееся в высказывании обвинение моделируется через привнесение в ситуацию несуществующих в ней событий, фактов (ср. фингирующее преобразование как прием искажения истины в работе [Левин 1974]). Оно требует оправданий либо объяснений, так или иначе связанных с проблемами, представляющими интерес.
 
Так, профессор Г. Сухих согласился на интервью после провокации журналиста: «Про вас такие страсти рассказывают, мол, вы чуть ли не на мясорубке перемалываете человеческий эмбрион, потом закачиваете все это в шприц и под наркозом вводите в живот пациента». … Заканчивая экскурсию по институту, Г. Сухих сказал: «Ну, где вы здесь увидели мясорубки? У нас - высоконаукоемкие технологии, оборудования - не на один миллион долларов».
Аналогично использована угроза-провокация, моделирующая возможную ситуацию с обвинением:
 
Ж. - Опять «врачебная тайна»? А если в печати вас напрямую обвинят в том, что у Ельцина, прежде чем он помолодел, во время вашей операции были осложнения, он попал в реанимацию - вы и в этом случае, исходя из врачебной этики, будете молчать?
 
РТ «Апелляция к слухам»
 
Сомнения по поводу каких-либо имеющихся знаний может служить поводом для запроса информации. В принципе, прямой вопрос также содержит некоторые сомнения, по крайней мере, ощущение недостаточности имеющихся у говорящего сведений. «Вопрос уже содержит частичную информацию. Он является выражением некоторого знания. Только тот, кто что-нибудь уже знает, может вообще спрашивать. Правда, его знаниям чего-то недостает, но недостает только некоторого дополнения» [Вайнрих 1987: 73]. В основе различных коммуникативных ходов, реализующих сомнение говорящего по поводу источника информации, лежат так называемые модальные преобразования [Левин 1974]. Суть данного приема заключается в общем для всех людей стремлении заменить ненадежный источник информации на заслуживающий доверия.
Сомнение может выражаться как в форме прямого вопроса, так и в форме предположения, с указанием на гипотетический характер того или иного мнения:
 
Ж. - А правду говорят, что это вы омолодили Бориса Ельцина?
Ж. - В газетах пишут о том, что при пересадке клеток можно получить рак.
 
РТ комплимента
 
Комплимент является эмоционально настраивающей тактикой, способствующей решению основных стратегических задач [Иссерс 1999: 177-190]. В то же время он нередко выступает в качестве стимула к выдаче информации. Комплиментарные реплики типа «Как вам это удалось?» являются прямым подтверждением причастности к проблеме, требуют от респондента большей детализации и служат удобным поводом для дальнейших расспросов.
 
Ж. - Как же вы этого добиваетесь?
Г. С. - А я здесь как бы и ни при чем. Все дело в мировом научном открытии, которое произошло на рубеже веков <...>. Это стволовые клетки человека. Их еще называют бессмертными, так как они интенсивно размножаются.
Ж. - А почему стволовые?
 
Таким образом, на материале одного интервью, где интервьюируемый проявлял явное нежелание выдать определенную информацию, можно наблюдать достаточно широкий спектр провоцирующих приемов, используемых в целях выведывания необходимых сведений.

Эмоционально дестабилизирующие тактики

Во многих случаях выведывание информации связано с эмоционально дестабилизирующими тактиками, поскольку в число задач контроля за ходом интервью входит управление психологическим состоянием собеседника. В спектре приемов данного типа имеются такие, которые рассчитаны на дестабилизацию его психики и провоцируют неконтролируемые реакции - раздражение, грубость и т. п. [Плотникова 2007]. Достаточно часто стратегия журналиста совмещает провоцирующие цели информативного и психологического характера, поэтому ниже приводятся речевые тактики, в некоторой степени дублирующие описанные выше приемы выведывания информации. Подобная «избыточность» в описании обусловлена тем, что один и тот же прием может каузировать разные перлокутивные эффекты.
 
РТ «Прямое и косвенное обвинение»
 
Тактика предполагает непосредственную негативную характеристику слов или действий собеседника, что отличает ее от прямого оскорбления личности, заключающегося в умалении интеллектуальных, нравственных, профессиональных и физических качеств личности.
 
Из интервью с Н. Михалковым:
М. - Знаю Эйнштейна, знаю Эйзенштейна, Рудина, а Рудинштейна, извините, нет. Человек пишет, что я его враг. Наверное, для него почетно как дружить, так и воевать со мной, но я-то здесь при чем? Это не мой выбор.
Ж. - Придавили вы Марка Григорьевича, размазали тонким слоем по асфальту вместе с «Золотым ангелом». Кажется, так изначально назывался кинофестиваль в Петербурге, которому вашими, Никита Сергеевич, стараниями перекрыли кислород на федеральных телеканалах?
М. - Что за больные фантазии? Какой кислород, где? Все, что сделал, это позвонил Валентине Матвиенко и объяснил: двух фестивалей класса «А» в одной стране быть не может.
 
В качестве провоцирующих приемов прямого обвинения можно выделить деэвфемизацию (переобозначение действий интервьюируемого через оценочные корреляты, см. пример выше) и персонификацию (переход от общих рассуждений собеседника к негативной оценке его личности).
 
Из интервью с А. Филиппенко:
Ф. - Конечно, актерская профессия продажная, но не настолько же...
Ж. - А вы умеете продаваться?
Ф. - …Нельзя себя насиловать, надо делать только то, что хочется. Я и детям так говорю.
Ж. - Но старшую дочь на телевидение вы пристроили?
 
Косвенное обвинение заключается в импликации определенных негативных качеств собеседника либо в намеке на ситуации, дискредитирующие его.
 
Из интервью с режиссером К. Серебренниковым:
Ж. - Вы ставите то, что заблагорассудится, или вам предлагают?
С. - Кто мне предлагает? Ты с ума сошел?
Ж. - Ну, тот же Вахтанговский...
С. - Боже мой! Никогда этого не было!
 
РТ «Обвинение чужими устами»
 
Обвинение в данном случае носит гипотетический, косвенный характер и заключается в информировании собеседника о негативной оценке его действий третьим лицом. Тем самым говорящий как бы снимает с себя ответственность за сказанное (ср. с тактикой выведывания информации «Апелляция к слухам»).
 
Из интервью с Т. Дьяченко:
Ж. - Александр Коржаков утверждает, будто Борис Березовский регулярно использовал вас в качестве ретранслятора: вкладывал вам в уста то, что вы потом нашептывали Борису Николаевичу.
Д. - Неужели я произвожу впечатление дуры, которой вот так можно крутить и вертеть?
 
Ответная реакция на подобный прием, как правило, бывает крайне острой и эмоциональной, вплоть до прямого обозначения недозволенной тактики.
 
Из интервью А. Ванденко с Н. Михалковым:
Ж. - Начнем, Никита Сергеевич, с арифметики. Но не с двенадцати, а с пятнадцати. И не присяжных заседателей, а миллионов долларов, за которые вы, по слухам, построили дом под Нижним Новгородом.
М. - Не хочу даже обсуждать этот бред! <...> Классическое иезуитство: дескать, мы ничего не утверждали, а лишь спросили... Я жизнью ученный, эти ходы просчитываю наперед, в ловушку добровольно не полезу.
 
РТ «Выражение недоверия»
 
Ситуация сомнения в достоверности слов собеседника является потенциально конфликтной. Выражая недоверие интервьюируемому, журналист ощутимо задевает самолюбие партнера по коммуникации, ограничивает ценность сообщаемой им информации для потенциальной аудитории, дискредитируя его в глазах массового адресата.
Негативная истинностная оценка предшествующего высказывания может быть выражена прямо и категорично, например, путем указания на умышленную ложь, на абсурдность сообщения, либо опосредованно, с помощью повторения высказывания с интонацией недоверия или обозначения эмоционального состояния адресата.
 
Из интервью с Е. Киселевым:
К. - Откровенно скажу, живу сейчас в долг.
Ж. - Не смешно. То есть, наоборот, смешно…
К. - Я не шучу.
Ж. - Киселев ничего не смог накопить, отложить на черный день? Не верю.
 
РТ «Насмешка»
 
Косвенным способом выражения недоверия и, следовательно, весьма распространенным средством провокации собеседника является ироничное осмысление его слов и поступков. Ирония, насмешка, так же как и недоверие, продуцирует в тексте смысловые приращения и обладает дискредитирующим потенциалом, поскольку имплицитные смыслы могут быть интерпретированы читателем неоднозначно, нередко «с превышением» замыс ла журналиста.
 
Из интервью с О. Табаковым:
Т. - Да, вынужден констатировать: за год моей работы во МХАТе сделано не слишком много, хотя… Отменены коррупция, алкоголизм, срач, грязь, произведен ремонт закулисных помещений, части сцены и административного корпуса, построен гараж.
Ж. - Почему-то мне казалось, что вас во МХАТ приглашали не на роль завхоза
Т. - Какая странная и дилетантская постановка вопроса! Когда ты наводишь порядок в собственной квартире, о чистоте сортира, полагаю, не забываешь? Почему же считаешь, что в театре может вонять нечистотами? И ли, по-твоему, это помогает решению творческих задач?..
 
Ироничный тон вопросов журналиста провоцирует собеседника на острую ответную реакцию, а кроме того, задает особый подтекст, программирующий интерпретацию читателем подобных высказываний с различными «смысловыми приращениями».
 
Таким образом, стратегия провокации является одним из эффективных и эффектных приемов журналистского интервью. Экспликация этих приемов и обучение им будущих «акул пера» представляются вполне оправданными для формирования профессиональной компетенции журналиста.
Разумеется, как и большинство коммуникативных техник, речевая провокация имеет «творческий» характер, и список тактик является открытым. В то же время нельзя не заметить типичные приемы, реализующие указанную коммуникативную стратегию. Их универсальность и повторяемость определяется, на наш взгляд, комплексом стандартных когнитивных операций и психологических стимулов, лежащих в основе воздействия на сознание собеседника. Современное публичное интервью нередко представляет своего рода коммуникативное насилие, осуществляемое мирным путем в целях повышения интереса читателя к публикациям в СМИ.
 

Литература

Арутюнова 1990 - Н. Д. Арутюнова. Феномен второй реплики, или о пользе спора // Логический анализ языка. Вып. 3. Противоречивость и аномальность текста. М., 1990.
Баранов, Крейдлин 1992 - А. Н. Баранов, Г. Е. Крейдлин. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // ВЯ. 1992. № 2.
Борисова 2001 - И. Н. Борисова. Русский разговорный диалог: структура и динамика. Екатеринбург, 2001.
Вайнрих 1987 - Х. Вайнрих. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. С. 44-87.
Винокур 1993 - Т. Г. Винокур. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М., 1993.
Дементьев 2000 - В. В. Дементьев. Непрямая коммуникация и ее жанры. Саратов, 2000.
Зарецкая 1998 - Е. Н. Зарецкая. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. М., 1998.
Иссерс 1999 - О. С. Иссерс. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 1999.
Левин 1974 - Ю. И. Левин. О семиотике искажения истины // Информационные вопросы семиотики, лингвистики и авторского перевода. М., 1974. Вып. 4. С. 108-117.
Муратов 2003 - С. А. Муратов. Телевизионное общение в кадре и за кадром. М., 2003.
Норман 1994 - Б. Ю. Норман. Грамматика говорящего. СПб., 1994.
Обухова 2008 - Я. Обухова. Провоцируй и удивляй // Рекламные технологии. № 5 (82). 2008. С. 14-17.
Ожегов, Шведова 1997 - С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка. М., 1997.
Плотникова 2007 - О. А. Плотникова. Стратегии контроля диалогического взаимодействия в интервью: Автореф. … дис. канд. филол. наук. Омск, 2007.
Почепцов 2001 - Г. Г. Почепцов. Коммуникативные технологии ХХ века. М., 2001. С. 11-34.
Совр. сл. иностр. сл. 2003 - Современный словарь иностранных слов. М., 2003.
Степанов 2003 - В. Н. Степанов. Провокационный вопрос с точки зрения прагмалингвистики // Московский лингвистический журн. Т. 6. № 2. М., 2003. C. 157-180.
Хундснушер 1998 - Ф. Хундснушер. Основы, развитие и перспективы анализа диалога // ВЯ. 1998. № 2. С. 38.
Шостак 2002 - М. И. Шостак. Репортер: профессионализм и этика. М., 2002.