О НЕКОТОРЫХ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА
(Вопросы филологии: Сборник трудов к 70-летию проф. А. Н. Стеценко. - М., 1974.
- С. 6-11)
История разных языков имеет свою специфику. Ниже затрагиваются некоторые
общие вопросы истории языка применительно к русскому языку.
Структура истории русского языка как науки представляется следующей: а) история
народно-разговорного, в основе своей диалектного, языка; б) история русского
книжно-письменного (позднее литературного) языка; в) синтетическая, общая, «объемная»
история русского языка, охватывающая как историю диалектного языка, так и историю
книжно-письменного языка Ниже для краткости первая будет именоваться «история
диалектного языка», вторая - «история книжно-письменного языка».
История русского диалектного языка - историческая диалектология состоит из
двух дисциплин: а) истории строя (структуры) диалектного языка в его общих и
отличительных (во времени и пространстве) чертах; б) истории образования и развития
диалектов и других единиц диалектного членения, т. е. истории языка определенных,
территориально ограниченных социально-языковых коллективов, т. е. истории диалектов.
Основными понятиями истории строя диалектного языка являются хроно-изоглосса
(с выключенным пространством), топо-изоглосса (с выключенным временем) и хроно-топо-изоглосса
(с выключенным временем и пространством). Основным понятием истории диалектов
являются пучки хроно-топо-изоглосс, выделяющие во времени и пространстве образование
и развитие близко родственных языков, диалектов и других единиц языкового членения
Остается сказать, что первый отдел исторической диалектологии - история строя
диалектного языка - является дисциплиной структурного характера, так как она
мало обращается к экстралингвистическим факторам В противоположность этому ее
второй отдел - история диалектов - широко обращается к экстралингвистическим
факторам: именно последним в значительной мере бывает обусловлен выбор языковых
признаков для выделения диалектов в разных хронологических срезах Большое значение
имеет характер территориального распространения соотносительных языковых явлений.
К экстралингвистическим данным относятся прежде всего данные экономической,
социальной, политической истории, истории материальной и духовной культуры.
Существенно также, обслуживается ли данная диалектно-языковая территория одним
или несколькими письменными (для поздней эпохи литературными) данными.
История русского книжно-письменного языка состоит также из двух дисциплин:
а) истории строя языка; б) истории его употребления, функционирования. История
книжно-письменного языка строится в соответствии с отдельными уровнями языка
(фонология, флексия, синтаксис, лексикология и т. д.). История употребления
книжно-письменного языка членится по специфическим, чисто стилистическим, функциональным
критериям, причем каждый ее отдел охватывает явления любых уровней системы языка.
Первая - дисциплина по преимуществу структурная, вторая - широко обращается
к экстралингвистическим факторам, таким как экономическая и политическая история
общества, развитие просвещения, роль церкви, характер письменности и литературы,
культурный обмен с иноязычными странами.
Периодизация первого отдела каждого из этих двух дисциплин строится, главным
образом, на основе признаков структурно-языковых, периодизация второго из этих
отделов строится с широким учетом общеисторической периодизации.
История диалектного языка воссоздается путем «обратного» ретроспективного
сравнительно-исторического изучения диалектных данных с широким привлечением
данных, извлеченных из письменных памятников. Для истории книжно-письменного
языка ретроспективный сравнительно-исторический метод не имеет этого основополагающего
значения.
Вполне естественно, что периодизация общей, «объемной», синтетической истории
русского языка, охватывающей как историю диалектного языка, так и историю языка
книжно-письменного, также строится в значительной степени на основе учета общеисторической
периодизации.
Существеннейшим вопросом истории русского языка, в особенности русского книжно-письменного
языка, является вопрос об отношении древнецерковнославянского языка и церковнославянского
языка «русского» извода к народному диалектному языку восточных славян. Древнецерковнославянский
язык может рассматриваться с двух точек зрения: а) с точки зрения историко-этнической
- того этнического субстрата, на почве которого он появился, и б) с точки зрения
функциональной. Между тем эти две принципиально разные точки зрения у нас часто
не различаются, что приводит к беспримерной путанице понятий. С первой точки
зрения древнецерковнославянский язык - это древнеболгарский язык, может быть,
один из его диалектов. С этой точки зрения он может рассматриваться как нечто внешнее, «чуждое» по отношению к древнерусскому языку как восточнославянскому.
Со второй точки зрения - функциональной, он в равной степени принадлежит всем
южным и восточным славянам (а в раннюю эпоху также части западных славян) и
не может считаться чем-то внешним или чужим по отношению к языку древних восточных
славян. Отличия между церковнославянским языком «русского» извода и народным
языком восточных славян в принципе были такими же, как отличия между церковнославянским
языком болгарского или сербского изводов и народными языками болгар и сербов.
Они определялись функцией церковнославянского языка как языка прежде всего богослужения,
высокой церковно-религиозной литературы, культуры, науки. Отсюда большое количество
грецизмов, непосредственно заимствованных или калькированных, греческие синтаксические
конструкции, высокоразвитое словообразование (на общеславянской основе) для
передачи новых, часто отвлеченных, культовых и философских понятий и т. д. Эти
отличия одинаково были свойственны церковнославянскому языку соответствующего
извода как по отношению к народному древнерусскому языку, так и по отношению
к болгарскому или сербскому народным языкам. Если снять этот слой, хотя и значительный,
однако обусловленный жанрово-стилистическим и функциональным факторами, то окажется,
что «русский» церковнославянский язык древнейшей поры и древнерусский народный
язык обладают общей фонологической системой (с элементами книжного буквенного
чтения и древнерусских диалектных черт в церковнославянском), в значительной
мере общим основным словарным составом, общим инвентарем словообразовательных
средств. Общей является морфологическая система (с некоторыми отличиями), а
также костяк синтактической системы и притом не только на уровне словосочетания,
но и на уровне предложения.
Значительная общность в области фонологической системы и флексии, а также
основного словарного фонда (решающих уровней для идентификации языков) дает
возможность говорить о едином древнерусском языке со сложной функциональной
и диалектной дифференциацией.
Нельзя принять широко распространенное мнение о том, что древнерусский книжно-письменный
церковнославянский язык (представляет собой нечто «искусственное», противопоставляемое
«естественному», «живому» языку народа. Оба они были в активном употреблении;
они представляют собой разные формы языка одного общества: нормированную форму,
призванную служить орудием культа, культуры, высокой литературы; и ненормированную
форму, диалектную, служащую в первую очередь для целей обиходно-бытового общения.
Можно предполагать уже для древнейшей эпохи также существование некоей наддиалектной
нормы. Эти формы языка развивались в тесной двусторонней связи. Однако взаимоотношения
между ними были неодинаковы в разные эпохи.
Роль древнерусского книжно-письменного церковнославянского языка в истории
русского, в особенности литературного языка была чрезвычайно велика. Достаточно
сказать, что русский литературный язык пронес традиции церковнославянского языка
с древнейших пор до нашего времени и в этом смысле является преемником церковнославянского
языка. Однако это значение было качественно различно в разные эпохи: затухало
в древнейшие эпохи и вспыхивало с новой силой в другие эпохи (конец XIV-XV вв.).
А ведь именно к этим более поздним эпохам относится значительная часть южнославянизмов
в современном русском литературном языке.
Специфика роли церковнославянского языка в истории русского литературного
языка такова, что равно неприемлемо как утверждение о том, что русский литературный
язык - это руссифицированный церковнославянский язык (т. е. имеет «древнеболгарскую»
основу), так и утверждение о том, что русский литературный язык - это церковнославянизированный
русский язык (т. е. имеет народную основу). В силу исключительной близости строя
«русского» церковнославянского языка и народного языка яри функциональном разграничении
того и другого (и притом далеко не абсолютном) древнерусские книжники одновременно
были носителями также одной из народных разновидностей языка. Если учесть, что
в функциональном отношении оба эти «языка» были одинаково «своими», то представляется
неуместным говорить об «основе» и «наслоениях». Здесь налицо своеобразная амальгама
с раннего периода, органический сплав, разные элементы которого одинаково «свои»,
но в какой-то мере (разной в разные эпохи) разграничены в своем употреблении.
Имело указанным взаимопроникновением объясняется тот общеизвестный факт, что
для истории русского народного языка и исторической диалектологии, во всяком
случае в области фонетики, а также флексии, богослужебные памятники дают не
меньший материал, чем грамоты и юридические памятники.
С течением времени различия между книжно-письменным и народно-разговорным
языком стали увеличиваться. Первый, скованный письменными традициями, был консервативнее,
к унаследованным чертам южнославянского происхождения присоединялись черты восточнославянские,
утратившиеся в народном языке и вместе с первыми воспринимаемые как славянизмы
Второй свободнее переживал новообразования и развивал диалектные черты. Еще
больше расходятся книжно-письменный и народно-разговорный язык с конца XIV в.,
в эпоху второго «южнославянского влияния». Для этой эпохи уже характерны существенные
различия между книжно-письменным и народным (великорусским) языком в области
морфологической системы (не говоря о словообразовании, лексике, синтаксисе).
Имен но с этого времени можно говорить о русском церковнославянском языке, призванном
обслуживать определенные культурные потребности.
В дальнейшем (в течение XVII в. и начала XVIII в.) он переживает упадок,
постепенно сужается в своих функциях вплоть до того, что становится культовым
языком. Появляется демократическая литература, язык которой включает элементы
вульгарного церковнославянского языка, приказного языка и живой речи. Все это
стирает грани «высокого» церковнославянского языка, отделяющие его от других
видов письменного языка. Значение церковнославянского языка как орудия формирующейся
национальной культуры затухает.
Однако в XVII в. уже оказывается сформировавшимся московский тип народного
языка, имеющий уже довольно значительную письменную традицию. Расширяясь в жанрово-стилистических
функциях, он не только широко вбирает в себя многие книжно-письменные («церковнославянские»)
элементы (в области морфонологических чередований, ударения, словообразования,
фонемного состава слов, словаря, синтаксиса), но и делает многие из них продуктивными.
Стилистические функции церковнославянских элементов в составе общекнижной, в
принципе единой для нации, речи ослабляются, и они постепенно становятся стилистически
нейтральными.
Изложенной спецификой взаимоотношений между книжно-письменным (южнославянским
с генетической точки зрения и церковнославянским с функциональной точки зрения)
и древнерусским народным языком в значительной мере объясняются споры о происхождении
современного русского литературного языка. Мы полагаем, что разграничение историко-этнической
и функциональной точек зрении па древнерусский книжно-письменный язык может
способствовать решению проблемы образования русского литературного языка.
Пользуясь сравнительно-историческим методом, историческая диалектология реконструирует
строй отдельных частных систем разного времени, моделирует изоглоссы для разных
эпох, строя на их основе ряд карт диалектно-языкового членения и дает периодизацию
с широким использованием экстралингвистических данных.
Для периодизации книжно-письменного (позднее литературного) языка существенны:
а) отношение к народному, диалектному языку; возможность местных разновидностей
книжно-письменного языка; б) отсутствие, наличие, характер, широта употребления
устной формы книжно-письменного языка; в) функционально-стилистическое разграничение
разных типов языка или стремление к выработке единого типа книжного языка; г)
отсутствие, наличие и степень нормализации языка по отношению к его разным уровням
системы.
Общая «объемная», синтетическая периодизация может быть создана на базе наложения
друг на друга периодизации истории русского книжно-письменного языка (в особенности
ее второго отдела - истории употребления, функционирования языка) и истории
русского диалектного языка (в особенности ее второго отдела - истории диалектов).
Так как вторые отделы обеих этих дисциплин широко обращаются к экстралингвистическим
данным, то естественно, что общая периодизация истории русского языка привлекает
данные экономической, политической, культурной истории, истории просвещения
и письменности, развития художественной литературы, устной публичной речи и
т. д.
В самом общем виде общая объемная синтетическая периодизация может быть представлена
в следующем виде: 1) язык древнерусской (восточнославянской) народности (от
конца X до XIV вв.); 2) язык русской (великорусской) народности (XV-XVII вв.);
3) язык русской нации (XVII в., скорее с середины или даже с конца).
Подобная периодизация уже предлагалась рядом ученых, в том числе и мною,
хотя и по-разному аргументировалась.
Общая периодизация истории русского языка дает возможность сделать одно важное
обобщение, заключающееся в том, что развитие строя народно-разговорного языка
опережает развитие функций и характера книжно-письменного (позднее литературного)
языка. В пределах каждого из названных периодов имеются более дробные деления,
основанные на учете развития как народно-диалектного языка, так и языка книжно-письменного
в условиях общей истории восточных славян для древнейшего периода, формирования
русского (великорусского) языка как языка русской (великорусской) народности,
а затем как языка русской нации. О них кратко сказано здесь, более подробно
в других исследованиях, в том числе и в моих работах.
Предложенная периодизация, как и всякая другая, имеет относительное значение:
отдельные периоды и более мелкие подразделения в них не дискретны, по отграничены
четко друг от друга во времени, а «наползают» друг на друга, в каждом из них
есть как элементы прожитого, так и элементы этапа наступающего. Тем не менее,
периодизация имеет большое значение, так как упорядочивает наше представление
о развитии изучаемого предмета, дает возможность построить обобщающую картину
истории данного языка.
Выше были намечены дисциплины, составляющие историю русского языка в целом.
Полагаем, что наряду с ними могла бы существовать история церковнославянского
языка, в которую входила бы история «русского» церковнославянского языка наряду
с церковнославянским языком других изводов.
