ИДЕИ Ф. ДЕ СОССЮРА В ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ПРОЧТЕНИИ
(Вопросы психолингвистики. - М., 2013. - № 1 (17). - С. 44-51)
The article is an attempt of psycholinguistic reading of the basic ideas of F. de Saussure, their
applicability to the analysis of the language picture of the world and the role in such an analysis
the concepts of «meaning» and « value/importance».
Курс общей лингвистики Ф. де
Соссюра, вышедший в 1915 году благодаря
трудам Ш. Балли и А. Сеше, определил на
много десятилетий магистральное направление развития лингвистической науки в ХХ
столетии. Завершающие слова этого курса - «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в
самом себе и для себя» [Соссюр 1977: 268],
которые самому Соссюру не принадлежат, и,
по выражению А.А. Холодовича, их «следует целиком оставить на совести издателей»
[Холодович 1977: 18], до сих пор воспринимаются многими лингвистами как незыблемая истина. Это направление лингвистических исследований, которое рассматривает
язык как объективную систему, наивысшее
свое проявление получило в структурализме, и, по мнению А.В. Вдовиченко, его абсолютное господство закончилось в середине
ХХ века [Вдовиченко 2008].
В середине же ХХ века на научной
арене появилось новое научное направление - психолингвистика, которую можно рассматривать в качестве реакции определенной части научного сообщества как раз на
неспособность структурализма в его крайней форме повернуться лицом к человеку
говорящему, понимающему. Попытаемся
рассмотреть основные идеи Ф. де Соссюра с
позиций достижений отечественной психолингвистики.
Начнем с центрального в учении Ф. де
Соссюра - с представления о знаке и о языке
как о системе знаков. И для начала процитируем самого Ф. де Соссюра, который писал: «В лингвистике объект вовсе не определяет
точки зрения; напротив, можно сказать, что
здесь точка зрения создает самый объект» [Ф.де Соссюр 1977: 46]. Попробуем рассмотреть язык как объект психолингвистики,
опираясь на идеи Ф. де Соссюра. Его «Курс
общей лингвистики» это вполне допускает,
поскольку сам является результатом своего
рода эксперимента на понимание, а понимание, как известно - это творческий процесс
и зависит не только от воспринимаемого текста, но и от знаний, которыми располагают
интерпретаторы. По Ф. де Соссюру «язык… - это система знаков, в которой единственно
существенным является соединение смысла
и акустического образа, причем оба эти компонента знака в равной мере психичны (выделено нами - Н.У.)» [Ф. де Соссюр 1977:
53]. «Языковой знак есть… двусторонняя
психическая сущность» (выделено нами- Н.У.) [Там же: 99]. Кроме того эта система
знаков выражает понятия, и, следовательно,
является наиважнейшей из семиотических
систем, существующих в обществе. А семиологию, т.е. науку о знаках, Ф. де Соссюр
видел как часть социальной психологии, и,
тем самым, общей психологии. И тут можно
опять вспомнить утверждение Ф. де Соссюра, что «естественной для человека является не речевая деятельность как говорение
(langage parlé), а способность создавать
язык, т.е. систему дифференцированных
знаков, соответствующих дифференцированным понятиям» [Ф. де Соссюр 1977: 49].
Итак, языковой знак по Соссюру - это
психическая сущность и «естественной для
человека является способность создавать
язык». Что же по этому поводу говорит нам
современная психолингвистика? Так ли это,
и если так, то как это происходит? По мнению Ж. Пиаже появление языка у ребенка
подготавливается
развитием сенсомоторного интеллекта, который проходит
несколько
стадий (см. об этом подробно: [Пиаже 1983;
Уфимцева 2012: 81-107]. Знак появляется, когда у ребенка формируется способность мыслить некоторую вещь, которая не
воспринимается непосредственно, т.е. возникает представление. Именно в этот момент и появляется символическая, или семиотическая, функция, которая формируется
в
течение второго года жизни ребенка. Язык
же, по представлению Ж. Пиаже, возникает
на базе семиотической функции, но является лишь частным ее случаем и случаем,
весьма ограниченным во всей совокупности
проявлений
символической функции.
Гипотеза Ж. Пиаже состоит в том, что «условия возникновения
языка составляют часть более широкой совокупности (условий), интеллекта» [Piaget 1979: 250]. Исследования А. Валлона, Л.С. Выготского и др.
подтверждают эти слова.
Принципиальным моментом для формирования языковой способности, да и всей
человеческой психики, является овладение
ребенком в онтогенезе семиотической функцией, т.е. знаком, поскольку знания, которые «вычерпываются» сознанием из предметов реальной действительности в процессе
деятельности с ними для своего хранения и
передачи требуют материальных носителей¸ т.е. тел языковых и неязыковых знаков. Возможность взаимопонимания основывается
именно на семиотической функции языка,
и определяется общностью знаний носителей данной культуры. Тело знака указывает
на сходные для носителей культуры значения, которые они усвоили в процессе социализации и должны извлечь из собственной
памяти, и мера взаимопонимания определяется мерой сходства этих значений. Таким
образом, знак оказывается главным и самым
важным человеческим орудием, которое позволяет войти ребенку в мир конкретной человеческой культуры и сформировать свою
личность; той пуповиной, которая связывает индивида с его родной культурой. Говоря
словами Соссюра, «способность (безразлично, естественная она или нет) артикулировать слова осуществляется лишь с помощью
орудия, созданного и предоставляемого коллективом. Поэтому нет ничего невероятного
в утверждении, что единство в речевую деятельность вносит язык» [Ф. де Соссюр 1977:
49]). (т.е. знак, а точнее - значение).
Говорит Ф. де Соссюр и о языковой
способности, указывая, что «над деятельностью различных органов существует способность более общего порядка, которая
управляет этими знаками и которая и есть
языковая способность по преимуществу»
[Ф. де Соссюр 1977: 49]. В отечественной
психолингвистике эта идея получила свое
развитие в работах, в частности, А.А. Леонтьева (см. [Леонтьев 1965]).
Идея системности языка - основополагающая для Ф. же Соссюра, вне всякого
сомнения, остается таковой и для психолингвистических исследований, правда, с
одной очень существенной оговоркой: эта
системность рассматривается исходя из
представлений о языке как о деятельностной
структуре, как о средстве общения и всегда
с позиций носителя языка, т.е. пользователя
(с позиций системно-целостного подхода
по А.Ф.Лосеву). Язык как деятельностная
структура, по словам А.А. Леонтьева, это:
• значения как социальные по своей
сущности единицы;
• универсальная организация речевой деятельности по единицам и
уровням;
• специфические для каждого языка операторы (непосредственные
средства речепорождения и восприятия) [А.А. Леонтьев 1996: 42].
Язык можно рассматривать и как практическое… действенное сознание, и тогда
сознание соотнесено с языком как с социальной системой, частью опыта данной нации. Язык ни демиург сознания, ни его содержание, а лишь то, в чем и при помощи
чего сознание существует. Осознание возникает только через обозначение словом, через
наименование, следовательно, как правило,
осознается развернутая речь «или, в лучшем случае, те ее предстадии, когда формализуемые надидивидуальные объективные
значения, находящиеся in statu nascendi, уже
заметно оттесняют породившие их некоммуницируемые смыслы. Невербализованный
же еще смысл не может быть осознан, ибо
для того, чтобы он был осознан, он должен
быть «назван», обозначен словом, а в таком
случае он перестает быть «чистым» смыслом и превращается в элемент развернутой
речи» [Бассин др. 1978: 40].
И опять процитируем Ф. де Соссюра, который пишет, что « язык можно также сравнить с листом бумаги. Мысль - это
лицевая сторона, а звук - оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав
и оборотную. … Лингвист, следовательно,
работает в пограничной области, где сочетаются элементы особого рода; это сочетание создает форму, а не субстанцию» [Ф. де
Соссюр 1977: 145]. Как здесь не вспомнить
Н.И. Жинкина, с точки зрения которого привычный для лингвиста язык состоит из двух
языков: внутреннего, концептуального, на
котором осуществляется работа интеллекта,
не имеющего отношения ни к какому конкретному этническому языку, и внешнего,
формального, предназначенного для общения с другими носителями той же культуры.
Их совместное функционирование образует
тот феномен, который Н.И. Жинкин называет сознанием [Жинкин 1982: 141]. Внешний
язык формален, поскольку его функцией является установление только правил речи, но
не ее содержания. Концептуальность внутреннего языка выражается в том, что «совокупность определенных содержательных
компонентов принимается как целое, приобретая специфическое качество целостности» [Жинкин 1982: 147].
Переходим, наконец, к самой интересной для нас идее Ф. де Соссюра - его представлению о значении и значимости, которая
вытекает из произвольности знака и создается, по его мнению, только социальной
жизнью. «Для установления значимостей
необходим коллектив; существование их
оправдывает только обычай и общее согласие; отдельный человек сам по себе не способен создать вообще ни одной значимости.
Определенное таким образом понятие
языковой значимости показывает нам, кроме того, что взгляд на член языковой системы как на простое соединение некоего звучания с неким понятием является серьезным
заблуждением. Определять подобным образом член системы - значит изолировать его
от системы, в состав которой он входит; это
ведет к ложной мысли, будто возможно начинать с членов системы и, складывая их,
строить систему, тогда как на самом деле
надо, отправляясь от совокупного целого,
путем анализа доходить до составляющих
его элементов» [Ф. де Соссюр 1977: 148].
В качестве репрезентанта единицы
языка Соссюр предлагает оперировать словами, хотя слово, по его мнению, «и не подходит в точности под определение языковой
единицы» [Там же: 148]. Значимость слова
предполагает, по мнению Соссюра, его свойство репрезентировать понятие, и «в концептуальном аспекте …есть элемент значения» [Там же: 146]. Но возникает она лишь «в отношении соответствия» с другими знаками языка. За пределами языка значимость
Соссюр именует ценностью и определяет
ее следующим образом. «В самом деле, для
того, чтобы было возможно говорить о ценности, необходимо:
1) Наличие какой-либо непохожей вещи, которую можно обменивать на то,
ценность чего подлежит определению;
2) Наличие каких-либо сходных вещей,
которые можно сравнивать с тем, о ценности чего идет речь.
Оба эти фактора необходимы для существования ценности» [Там же: 147-148].
Понятие значимости, по мнению Соссюра, распространяется на любые явлениям
языка, в том числе и на грамматические категории. Рассмотрим это на примере падежной системы русского языка (см. об этом
подробно [Уфимцева 1976].
Если мы обратимся к тому, как ребенок овладевает языком, то увидим, что последовательность появления падежей в речи
ребенка такова:
Именительный, Винительный, Родительный, Дательный, Предложный, Творительный. В особую группу можно выделить наиболее частотные Именительный
и Винительный и примыкающий к ним
Родительный.
При затруднениях в изменении слова
на месте форм косвенных падежей появляется форма Именительного.
Распад падежной системы (при афазии) влечет за собой утрату в первую очередь тех падежей, которые усваиваются в
процессе овладения языком позднее. Сохранным же, помимо Именительного (который является исходной формой слова), остается только Винительный — падеж объекта
действия. Распад синтаксической схемы высказывания ведет в самых тяжелых случаях
к так называемому «телеграфному стилю»
речи, когда практически утрачиваются все
языковые способы выражения различных
отношений, и все слова выступают в своих
исходных формах, или схема высказывания сводится к простейшим структурам Р - O и
S - Р - О, в которых появляется противопоставление Именительного и Винительного
падежей.
В случаях же отсутствия грамматического оформления практически все склоняемые слова употребляются в Именительном
падеже.
Именительный падеж по данным: нормы, усвоения языка нормальными и глухонемыми детьми и афазий, - является доминирующей (в количественном отношении)
формой и явно занимает в парадигме особое
положение: с него начинается усвоение падежной системы; он шире всех остальных
падежей выступает заменой любого другого косвенного падежа, как в норме, так и в
патологии; дифференциация форм одного
значения осуществляется на основе ориентировки на форму Именительного падежа,
которая служит сигналом употребления соответствующего окончания в косвенном падеже; при затруднениях в изменении слова
на месте форм косвенных падежей появляется форма Именительного, наконец, в
тяжелых случаях распада речи при афазии
единственной употребляемом формой существительного остается Именительный
падеж (см. об этом подробно [Уфимцева
1976]). Это свидетельствует об особой значимости Именительного падежа с точки зрения носителя языка.
А теперь рассмотрим значение/значимость применительно к модели языковой картины мира носителя языка. Сначала
опять дадим слово Ф. де Соссюру, который
писал: «Если бы мы были в состоянии охватить сумму всех словесных образов, накопленных у всех индивидов, мы бы коснулись той социальной связи, которая и
образует язык. Язык - это клад, практикой
речи отлагаемый во всех, кто принадлежит
к одному общественному коллективу» [Ф.
де Соссюр 1977: 52 ]. Отечественная психолингвистика, а точнее московская психолингвистическая школа уже в течение почти
сорока лет занимается изучением обыденного (профанного) языкового сознания носителей русского языка и его моделирования и в
определенной мере решила задачу, которую
сформулировал Ф. де Соссюр, вплотную подойдя к сопоставительному описанию языковых картин мира.
Но прежде вслед за А.Ф. Лосевым сделаем несколько замечаний о том, что такое
модель и структура в лингвистике. И будем
исходит из того, что «всякая формальная… структура и модель языка по своей природе всегда коммуникативная», и « все формальные структуры и модели будут для нас
структурами и моделями только одного, а
именно разумно-человеческого общения» [Лосев 2004: 34]. Отсюда следует вывод,
что главное, для чего нужна такая модель, - это исследование языкового содержания.
По мнению А.Ф. Лосева, идеальной моделью «целесообразно называть ту, которая
рисует нам материальную действительность, но без материального ее конструирования. Такова знаковая модель, когда
знаки сами по себе не имеют ничего общего с обозначаемым оригиналом, но когда
они даны в таком структурном расположении, что операции над ними дают возможность проникать в материальную действительность и теоретически и практически» [Лосев 2004: 18]. Под моделью А.Ф. Лосев понимает «воплощение определенной
структуры на том или ином материале, в
том или ином субстрате», поскольку «общая и, можно сказать, тождественная организация оригинала и модели есть структура того и другого» [Там же: 27].
Вернемся к отечественной психолингвистике. Введенное для изучения (моделирования) языковой картины мира понятие «языковое сознание» (см. [Тарасов 1996]),
синонимичное психологическому понятию «образ мира», позволило впервые построить
реальную модель языковой картины мира
носителя языка, отвечающую системно-целостному принципу, и исследовать содержание языкового сознания носителей разных языков и культур.
Под такой моделью я имею в виду
ассоциативно-вербальную сеть (т.е. неполно
связанный, ориентированный граф со взвешенной частотой), построенную по результатам массовых ассоциативных экспериментов для носителей русского языка. Этот
граф имеет 103 000 тысячи разных вершин,
т.е. разных слов, которые входят в эту сеть.
Количество испытуемых (респондентов),
которые «поделились» с нами фрагментами
своего языкового сознания, составляет 6600
человек - это студенты разных специальностей с родным языком русским в возрасте от 17 до 25 лет, проживающие в разных
регионах Российской Федерации, эксперимент проводился в конце ХХ века. (см. сайт
в Интернете: http://trytoimagine.org:3001, на
котором можно ознакомиться с электронной
версией Русского ассоциативного словаря и
возможностями его анализа). Для Русского
ассоциативного словаря 2, экспериментальный материал для которого мы начали собирать в 2008 году, данные получены уже
от 15000 испытуемых - носителей русского
языка примерно того же возраста и той же
социальной группы.
Почему полученную таким способом
ассоциативно-вербальную сеть можно рассматривать в качестве модели языковой картины мира носителя того или иного языка/культуры?
Во-первых, это модель, описывающая
опыт носителя языка как создателя и потребителя текстов и отражающая структуру «разумно-человеческого общения» (А.Ф.
Лосев). По нашему мнению, тем самым она
отражает и весь предыдущий речевой и неречевой опыт носителя языка.
Во-вторых, эта модель имеет системно-целостный характер, общий с языковой
картиной мира носителя языка, поскольку
организована с точки зрения значимости/ценности тех или иных элементов в общей
их иерархии. Для анализа этого аспекта модели вводится понятие ядра языкового сознания, в котором выделяется центр ядра и
указывается ранг каждого входящего в него
элемента.
В-третьих, ассоциативно-вербальная
сеть строится на материале любого языка
при наличии достаточно большого количества данных, полученных в ассоциативных
экспериментах.
В-четвертых, ассоциативно-вербальная сеть не строится искусственно,
она просто «выводится» из материала, в
котором имплицитно содержится, а значит,
отражает структуру, объективно присущую
языковой картине мира наивного (профанного) носителя языка, культуре как системе сознания, поскольку мир презентирован
отдельному человеку через систему предметных значений, как бы «наложенных» на
восприятие этого мира. И каждой культуре
свойственна своя система организации элементов опыта, которые сами по себе не всегда являются уникальными и повторяются во
множестве культур. Уникальной же является именно система организации элементов
опыта, т.е. их значимость.
Организующим для такой модели в
целом и для каждого ее отдельного фрагмента является принцип значимости Ф. де
Соссюра. Каждый элемент ассоциативно-вербальной сети имеет и значение и значимость одновременно. Именно это свидетельствует о том, что он входит в систему,
и его значимость (ценность) определяется
исходя именно из системы как целого. Впервые лингвист имеет возможность реально
наблюдать взаимодействие и взаимозависимость значения и значимости как в пределах
всей ассоциативно-вербальной сети, так и в
рамках отдельного ассоциативного поля и
их изменения в зависимости от изменений,
происходящих в социуме.
Приведем несколько примеров.
Ассоциативное поле слова-стимула
Я в Русском ассоциативном словаре [РАС
2002, материалы собирались в 1988-1998 гг.]
включает следующие слова-реакции (указаны все кроме единичных):
Ты 77, человек 62; студент 21; я 18;
мы 17; личность, он 16; сам 13; люблю, студентка, это я 11; и ты, учусь 8; иду, хороший 7; женщина 6; девушка, дурак, живу,
кто, не я, никто, пишу, сама, свинья, устал,
хорошая, хочу 4; знаю, умница, учитель 3;
большая, вопрос, вселенная, гений, думаю,
жду, инженер, и она курсант, Люда, май,
могу, молодец, не люблю, нечто, одна, они,
оптимистка, пришел, самая, Света, семья, сижу, смотрю, такой, ушел, хороший человек, эгоист 2.
Ассоциативное поле того же слова-стимула Я. (Электронная База данных для
Европейской части РФ, РАС 2, материалы
собирались в 2008-2011 г.г.).
человек 59; личность 33; девушка, ты
13;студент 10; студентка, я 7; люблю, он,
хороший 6; хорошая 5; лучшая, мы, самая
4; лучший, молодец, умный 3; бог, буква, десантник, добрый, друг, есть, живу, жизнь,
и всё, индивидуальность, король, красавица,
крут, я, кто, курсант, лучше всех, любимая,
мама, пришел, сам, сок, такая, умная 2.
Как мы видим, ассоциативное значение слова Я изменилось, и это изменение
есть изменение прежде всего значимости
отдельных его элементов, таких как человек,
личность и ты и других. Ты с первой позиции переместилось на четвертую, потеряв
в частотности (с 77 в РАС до 13 в РАС 2),
а слово-реакция личность повысило свой
ранг, переместившись с шестой позиции на
вторую, и удвоило свою частоту (с 16 до 33).
Посмотрим, связаны ли эти изменения
в структуре ассоциативного значения слова-стимула Я с его позицией в ядре языкового
сознания носителей русской культуры. Рассмотрим часть ядра, условно названную
нами «Персоналии».
Русские (РАС)
Русские (РАС 22)
1 человек 1404
1 человек 510
9,5 друг 565
8 друг 244
9,5 дурак 565
10 я 216
12,5 мужчина 438
15 мужчина 182
19 ребенок 413
19,5 ребенок 172
27 парень 368
28 парень 160
36 я 347
35, 5 люди 147
42 женщина 321
42,5 дурак 132
46,6 мальчик 308
56 враг 120
49 девушка 302
66 мальчик 114
50 мужик 301
70 студент 111
62 муж 272
70 народ 111
71,5 он 258
75,5 девушка 108
Изменения, которые произошли в
структуре ассоциативного поля слова-стимула Я, не случайны, и являются отражением тех изменений, которые произошли в
структуре самого ядра языкового сознания
носителей русской культуры за последние
10-12 лет. Ранг Я изменился с 36-го в РАС
на 10-й в РАС 2, следовательно, его значимость повысилась и, скорее всего, это связано с повышением ценности личности в картине мира современных носителей русской
культуры. Вместе с тем упала и значимость
ДУРАКА, который переместился с 9,5 места
в ядре языкового сознания на 42,5. Эти изменения не зависят от языка, они с помощью
языка лишь фиксируются.
Рассмотрим еще одни пример - ассоциативное поле (АП) слова-стимула
ДОКТОР, представленное в виде отдельного графа. Как мы видим, в АП выделяются
два крупных фрагмента, соответствующих
определенным значениям: доктор - 1) врач
(медицина), 2) человек, занимающийся
наукой и наука, ее конкретные области и ее
атрибуты. Опираясь на указанные частоты
слов-реакций можно определить значимость того или иного значения в пределах
ассоциативного поля для носителя языка.
Эти примеры показывают нам, что
именно системно-целостный принцип является плодотворным при анализе языковой
картины мира, поскольку реальные значение и значимость можно выявить только
применительно к некоторой системе как целостности. И только в отечественной психолингвистике накоплен достаточно большой
экспериментальный материал, чтобы плодотворно применять системно-целостный
принцип к анализу языковой картины мира.
Проделанный нами анализ основных
идей Ф. де Соссюра показывает их значимость и для современной психолингвистики
и возможность их использования в исследованиях языковой картины мира.
Список литературы
Вдовиченко А.В. Расставание с языком. Критическая ретроспектива лингвистического
знания. - М.: Издательство ПСТГУ, 2008. - 289 с.
Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М.: Наука, 1982. - 157 с.
Караулов Ю.Н., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Уфимцева Н.В., Черкасова Г.А. Русский
ассоциативный словарь. Т.1, 2, - М.: АСТ-Астрель, 2002. - 782 с., - 991 с.
Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. - М.: Наука, 1965.
Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей. -М.: УРСС, 2004. - 294 с.
Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с французского языка по ред.
А.А.Холодовича. - М.: Прогресс, 1977. - 695 с.
Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение // Семиотика. - М.:
Радуга, 1983, - С. 90-101.
Тарасов Е.Ф. Межкультурное общение - новая онтология анализа сознания //
Этнокультурная специфика языкового сознания. Под ред. Н.В. Уфимцевой. - М.: Институт
языкознания РАН, 1996. - С. 7-22.
Уфимцева Н.В. Лингвистический и психолингвистический анализ структуры падежной
системы. Дис. на соискание уч. ст. канд. филол. наук. - М., 1976.
Уфимцева Н.В. Языковое сознание: динамика и вариативность. - М.: Институт
языкознания РАН, 2012. - С. 81-107.
Холодович А.А. О «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра // Ф. де Соссюр. Труды
по языкознанию. Переводы с французского языка по ред. А.А. Холодовича. - М.: Прогресс,
1977. - С. 9-29.
Piaget J. Shemès d’action et l’apprentissage du language// Théories du language. Théories
de l’apprentissage. Paris, 1979, - p. 247-251..
