Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Х. Томмола

СНИЖЕННАЯ ПЕРЕХОДНОСТЬ И УПРАВЛЕНИЕ: АКЦИОНАЛЬНО-АСПЕКТУАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА ГЛАГОЛА

(Проблемы типологии и общей лингвистики. - СПб., 2006. - С. 154-158)


 
В историческом развитии глагольного управления отмечается тенденция к упрощению набора форм управляемых сирконстантов. Крайним примером можно назвать почти тотальную утрату падежной системы в английском языке.
The man hit the dog. (ср. ?The dog hit the man)
The lady gave the man the pen. (ср. ?The pen gave the lady the man)
В известном смысле противоположной является другая - хотя и связанная с первой - тенденция к аналитическому обозначению дистинктивных признаков, потерявших флективные средства выражения. В английском языке эта тенденция привела, в частности, к выражению получателя/бенефициента с помощью предлога (взамен исчезнувшего дательного падежа).
I said to the lady on the phone…
The lady gave the pen to the man.
 
Устранение неоднозначности
Можно предполагать, что в предписьменный период истории финского языка произошло своего рода упрощение старого отделительного падежа (своего рода аблатива), ставшего современным партитивом, который во многих своих функциях соответствует русскому родительному падежу. В современном финском языке (а также в эстонском) отмечается некоторая тенденция распространения именно партитива за счет генитива и номинатива (функционального аккузатива) в роли прямого объекта. Вытеснение аккузатива может показаться странным с точки зрения истории индоевропейских языков, но оно не представляет никакой аномалии; ведь его можно толковать как естественное стремление к однозначному различению субъекта и объекта, если помнить, что во многих случаях аккузатив совпадает с номинативом.
Результат подобного эволюционного процесса представляет собой категория одушевленности в славянских языках. Такое же развитие однозначного оформления прямого объекта имеет параллель, например, в испанском языке - не в материальном осуществлении, а в функциональном плане. В современном испанском языке грамматикализовалось обозначение личного объекта с помощью частицы a, причем опущение ее создает особую интерпретацию неопределенности [Garcia & van Putte 1989]).
a. Busco una secretaria. ‘Ищу секретаршу’
b. Busco a una secretaria. ‘Ищу (одну, свою) секретаршу’.
Вытеснение родительного падежа в русском языке, имевшее место в аналогичном случае, создало возможность такой же дифференциации.
a. Ищу места.
b. Ищу (одно, свое) место.
 
Аналогия или давление системы?
Как показал В. Б. Крысько [1994], возникновение категории одушевленности в русском языке первоначально восходит не к понятийной категории одушевленности, а к необходимости формально различать главные актанты предложения (причем субъект действия обычно является одушевленным существом, чаще всего человеком). Один из дальнейших эволюционных процессов в сфере объекта заключается в вытеснении родительного падежа винительным: вместо ждать автобуса - ждать автобус; вместо бояться бабушки - бояться бабушку и т. д.
Рассматривая «отмирание родительного падежа в функции прямого объекта» В. Б. Крысько почему-то совсем не обращает внимания на вид глаголов, по традиции управляющих генитивом. Среди обсуждаемых им глаголов [Крысько 1994: 174] есть один глагол СВ (хватиться; упомянут также глагол ослушаться); кроме того, что важнее: одни из глаголов являются несоотносительными по виду (imperfectiva tantum), другие соотносительны с глаголами СВ. Кроме того, в некоторых случаях падеж прямого объекта (более или менее) зависит от вида глагола. Здесь проявляется в системном плане самая любопытная общая черта аспектуальности финского и русского языков. Соответствующие финским иррезультативным глаголам русские глаголы НСВ управляют родительным падежом, тогда как глаголы СВ тяготеют к аккузативному управлению, а в финском языке требуют особого обозначения.
 
Сниженная переходность
Глаголы, которые в финской аспектологии принято называть иррезультативными управляют партитивным объектом (как и двойственные глаголы в иррезультативной функции). Показательно, что, иррезультативным глаголам во многих других языках соответствуют глагольные фразы с непрямым объектом (ср. управление с дательным падежом как в немецком, так и русском языке: jdm stören, мешать кому/чему при партитивном управлении в финском (häiritä jkta); или с предложным падежом: нем. auf jdn schießen, рус. стрелять, выстрелить в кого/во что). Таким образом, в данных случаях возможно говорить о «сниженной транзитивности» (reduced transitivity, см. [Hopper & Thompson 1980]).
Крайним случаем сниженной переходности можно в некотором смысле считать употребление переходного глагола без объекта. Известно, что в теории сниженной переходности относительно высокой степенью переходности обладают перфективные глаголы; поэтому вполне закономерно, что переходные глаголы СВ не употребляются, или неестественно употребляются без объекта (кроме явно эллиптических фраз).
Партитив как падеж прямого объекта мотивируется в финском языке несколькими признаками формально-синтаксического и семантического порядка. Во-первых, за немногими исключениями (которые имеют семантическое объяснение) объект отрицательного предложения стоит в партитиве (что также легко объясняется естественной нерезультативностью действия, не имеющего места). Во-вторых, действие, которое охватывает денотат объекта не полностью, маркируется в объектном слове партитивом (в данном случае можно различать несколько подтипов, от парциальности объекта до имперфективной аспектуальности, т. е. до действий, представленых в процессе своего осуществления, когда они, конечно, еще не могут охватывать денотат объекта полностью). Если в этих двух типах действия, обозначаемые глаголом, ингерентно не противоречат результативной (перфективной) семантике, то в третьем случае мы можем говорить о переходных глаголах, семантика которых исключает полную транзитивность, что отражается в управлении партитивом.
Среди глаголов сниженной транзитивности находим, во-первых,
1) разного рода состояния (эмоционального rakastaa ‘любить’, реляционного: vastata ‘соответствовать чему’, когнитивного отношения: pitää ‘считать кем/чем’, и др.); во-вторых,
2) деятельности, которые непосредственно не влияют на состояние объекта (с инструментальным значением прямого объекта: käyttää ‘пользоваться, обращаться чем’, pelata ‘играть во что’, играть на чем; со «внутренним» объектом: leikkiä ‘играть во что’, ajatella ‘думать о чем’, и др.).
С аспектуальной точки зрения партитив с этими глаголами нетрудно объяснить, можно ссылаться, например, на соответствующие русские глаголы, которые в идентичных значениях являются глаголами imperfectiva tantum.
Кроме предыдущих, партитивом в финском языке управляют, например, глагол auttaa ‘помочь/помогать кому’, и другие, которые потенциально обозначают событие: seurata ‘(по)следовать кому/за кем’, koskea и koskettaa ‘(при)касаться, коснуться (до) кого/чего’, katsoa ‘(по)смотреть на кого/что’. Все эти глаголы характеризуются тем, что действие не направляется конкретно на объект, денотат объекта не испытывает никакого прямого влияния со стороны субъекта.
 

Литература

Крысько В. Б. Развитие категории одушевленности в истории русского языка. Москва: Lyceum, 1994.
Garcia E. C. & van Putte, F. Forms are silver, nothing is gold // Folia Linguistica Historica VIII, 1-2, 1989. pp. 365-384.
Hopper P. J. & Thompson S. A. Transitivity in Grammar and Discourse. Language, 56. 1980. pp. 251–299.


Источник текста - сайт Института лингвистических исследований.