Следите за нашими новостями!
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

В. Б. Касевич

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ОТРАЖЕНИЯ В ЯЗЫКЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ

(Третья конференция по типологии и грамматике. Материалы. - СПб., 2006. - С. 174-177)


 
Левинсон [Levinson 2003] показывает, что существуют разные системы ориентации. Не излагая всю его систему, упомянем лишь об относительных и абсолютных координатах. Более точно следовало бы говорить, что абсолютные системы координат - это несменяемые, постоянные ориентиры, в отличие от относительных, которые, в якобсоновской терминологии, выступают как шифтеры. Типичный пример последнего типа - местоимения здесь, там. Точка отсчета для этих местоимений ситуативна, постоянно меняется. В отличие от этого, «несменяемые ориентиры» стабильны. Типичный пример - стороны света.
Интересно проиллюстрировать и дополнить схемы Левинсона дальневосточным материалом. В этом ареале принято при описании дороги (в ответ на вопрос вроде «куда идти, чтобы попасть туда-то?») ссылаться на стороны света. В отличие от западного городского жителя, который может и не знать, где север, восток и т. д., бирманец, например, всегда укажет вам, что идти надо на запад, а потом свернуть на северо-восток (характерно, что жестикуляция в типичном случае не используется).
При такой важности «географических» координат, неудивительно, что их система у бирманцев более сложная. Вообще говоря, считается, что есть девять сторон света - 4 за счет включения промежуточных плюс центр системы.
Последнее особенно интересно. Ведь север, восток и т. д. указывают на направления, а всякое направление - это направление относительно «чего-то». Бирманец и вводит центр, относительно которого располагаются север, восток и т. п. И если восток и т. д. определяются, надо полагать, по Солнцу, то центр, скорее всего, это сам человек.
К этому надо еще прибавить, что в бирманском языке слова перед и восток, запад и зад соответственно совпадают. Это объясняется исторически. Протобирманские племена шли в Бирму из Ганьсу, т. е. с запада на восток: запад у них был сзади, за спиной, а восток - спереди. Все это, вместе взятое, указывает на возможность своего рода интерференции абсолютных и относительных систем ориентации (о чем, впрочем, говорит, в другой терминологии, и Левинсон).
Разумеется, склонность к использованию той или другой системы пространственной ориентации - это культурно обусловленный феномен. По данным некоторых авторов, дети овладевают соответствующими навыками в возрасте 4-6 лет.
Еще один пример интерференции экологических (в широком смысле), культурных и языковых характеристик - это различия в способах указания ориентации у равнинных и горных жителей.
Базовые пространственные оппозиции типа «верх - низ», «(с)перед(и) - (с)зад(и)» несомненно относятся к когнитивным примитивам. Как таковые, они предопределены генетически и не подвержены влиянию опыта и языка. Очевидна релятивность части параметров такого рода. «Верх» и «низ» пространства в нормальных условиях - абсолютные координаты, заданные направлением гравитации и прямохождением; «верх» и «низ» предмета, как и оценки «выше» «сзади» и т. п., суть всегда характеристики по отношению к некоторой точке отсчета: при изменении точки отсчета меняются и соответствующие оценки. (Частичное исключение должно быть сделано для ингерентно асимметричных объектов. Так, у человека верх неизменно ассоциирован с головой, а перед - с лицом вне зависимости от пространственной ориентации; аналогично у зеркала «передней» всегда будет отражающая поверхность, опять-таки безотносительно к реальному расположению в пространстве.)
Обосновывая свои взгляды на невозможность недискурсивного «мышления образами», Дж. Фодор [Fodor 1980] ссылается, среди прочего, на пример Л. Витгенштейна [1995]: изображение человека, карабкающегося в гору, неотличимо от изображения человека, спускающегося с горы «задом наперед» Пример призван продемонстрировать, что образ как таковой не является самодостаточным для интерпретации - он нуждается в уточнении с помощью дескрипции (image-under-description), что мы не будем сейчас обсуждать (см. [Касевич 1995]). Нас больше интересует другой аспект проблемы, связанный с самой равновозможностью, если следовать названным авторам, противоположных пространственно-динамических осмыслений для зрительного образа, как бы предданного его когнитивно-языковой интерпретации.
Хотя рассуждение Витгенштейна-Фодора обладает известной убедительностью, обращение к реальной человеческой деятельности - практической, когнитивной, речевой - должно показать, думается, что ситуация сложнее, нежели она представляется. Так, для многих ареалов - в частности, Китая и Юго-Восточной Азии - существенно деление этносов на горные и равнинные, или долинные (где признак «цивилизованности» обычно ассоциируется с последними). В соответствии с традиционным местом обитания, для горцев спуск выступает как «уход», а подъем - как «приход, возвращение», для долинных же насельников соотношение обратное. Иначе говоря, спуск и подъем в обоих случаях - притом по-разному - оказываются асимметричными, где асимметричность обусловлена своего рода геокультурными факторами.
Свою лепту в установление типа пространственной ориентации может вносить и язык. В наших опытах [Касевич, Кротов 1994], в которых модифицированный «рисунок Витгенштейна» описывали носители китайского языка, было обнаружено, что описание процесса как спуска или подъема зависело от пометки персонажей (модификация заключалась в расположении на склоне горы двух фигурок) с помощью литер «А» или «В»: если литерой «А» помечался более высоко по склону изображенный персонаж, то ситуация описывалась как подъем, если то же обозначение получала ниже расположенная фигурка, то ситуация воспринималась как спуск.
Одновременно описанные результаты показывают действие своего рода «принципа иерархической кооперативности»: испытуемые всегда воспринимали персонажей рисунка как идущих вместе, в одну сторону, причем «гуськом», а не рядом (последнее, впрочем, провоцировалось и самим рисунком). Соответственно, если из двух идущих вместе путников «верхний» помечался литерой «А», то он и воспринимался как «лидер», за которым следовал второй - причем, естественно, ситуация расценивалась как подъем. При противоположном распределении буквенных обозначений ситуация трактовалась как спуск.
 

Источник текста - сайт Института лингвистических исследований.