(Языковая политика и языковые конфликты в современном мире. - М., 2014. -
С. 95-101)
The paper
highlights the need to design an adequate language policy to protect the
status and integrity of European languages in globalized world. The authors
describe common tendencies in the development of European languages
under the influence of Global English and massive migration,
examine pro-and anti-globalism stance in academic and ‘popular’ discourses
on language development, and state the emergence of a new —
politics-sensitive — language philosophy.
Теоретическая база языковой политики нуждается сегодня в обновлении
с учетом процессов, вызванных глобализацией и новыми
геополитическими условиями. Актуальность этой задачи выявлена
эмпирически в ходе выполнения в 2010–2012 гг. НИР «Глобализация
и язык: анализ современной социолингвистической ситуации
на материале русского, английского и немецкого языков» в
рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной
России на 2009–2013 годы» (Государственный контракт
№ 14.740.11.0777). Проект реализован на материале трех языков —
русского, английского (как осуществляющего широкую экспансию)
и немецкого (как одного из ведущих европейских языков, обнаруживающего
тенденции, сходные с русским, и значимого для сопоставительной
составляющей НИР). В результате исследования
предложена трехкомпонентная модель лингвистического измерения
глобализации, включающая социолингвистический, лингвоантропологический
и социоконструктивистский параметры описания;
уточнены научные представления о языке (дискурсе) как семиотической
составляющей глобализации; обобщены и систематизированы
теоретические представления о свойствах языка в глобальном
мире; обозначены некоторые аспекты новой философии языка в
контексте глобальных социокультурных и политических трансформаций
с учетом динамики представлений о нациях, национальности
и национальном языке; заложены основы категориальнопонятийной
сети, отражающей формирование новой зоны знания
вокруг проблемной области «глобализация и язык», систематизированы
подходы к изучению взаимосвязи языка и глобализации и
поставлен вопрос о создании новой модели языка, соответствующей
ускоренной динамике его развития в эпоху глобализации и
смены технологий [Гриценко, Кирилина, 2010, 2011; Гриценко,
2011; Кирилина, Гриценко, Лалетина, 2012; Кирилина, 2013].
Одним из важных итогов проекта стал вывод о том, что в новых
геополитических условиях, характеризующихся глобализационными
сдвигами и транснациональной экспансией, а также ростом локальных
национализмов, риску подвергается культурный и языковой
суверенитет крупных государств, коммуникативно мощных
региональных неанглийских языков; происходит теоретическое
дезавуирование культур и этносов через ослабление позиций языка
и политизацию его концепций.
Необходимо, таким образом, теоретическое обоснование и разработка
основ протекционистской языковой политики по отношению
к европейским неанглийским языкам в условиях глобализации
и новых геополитических вызовов. В пользу такого вывода говорят
и сходные черты, которые характеризуют социолингвистическую
ситуацию в крупных, экономически и культурно развитых странах
Европы, государственные языки которых обладают высоким коммуникативным
рангом, разработанным письменным стандартом,
богатым литературным наследием, большим количеством говорящих
и сфер функционирования. К числу таких черт относятся: широчайшая
экспансия глобального английского и его воздействие на
языки стран, в которых он распространяется; противопоставление
этих языков глобальному английскому, что выражается в появлении
термина неанглийские языки (non-english languages) и оппозиции
английский — все остальные языки, появлении пессимистических
метафор язык-убийца, язык-тиранозавр; кукушонок в гнезде
языков; языковой империализм и даже языковой геноцид (linguicide)
[Phillipson, 2004], а также в пристальном внимании не только научного
сообщества, но и «простых» граждан к языковому контакту
«родной язык — английский» и росте недовольства засильем
англоамериканизмов.
1. «Сокращение языка» (submergence) [Huppauf, 2004: 4] — вытеснение
языков с высоким коммуникативным статусом из ряда
сфер (например, науки и международной коммуникации); усиление
сходства в развитии языковых контактов языков с низким и языков
с высоким коммуникативным статусом.
2. Изменение условий и появление новых форм существования
языков [Караулов, 1991; Мустайоки, 2013]; ускорение темпов их
развития, а также появление новых технических возможностей для
научной фиксации и анализа скоротечных явлений жизни языка.
3. Мощные миграционные процессы, диаспоризация и этнизация
социальных групп; интенсификация языковых контактов; изменение социальной
базы носителей ведущих языков; рост их негомогенности; гибридизация.
4. Рост языковой рефлексии, новое социально-философское
осмысление языка и дискуссия о роли и месте языка в «постнациональном
мире»; политизация вопроса о языке.
5. Рост стихийных (неинституциональных) мер по защите ведущих
языков Европы, вызванных интуитивной тревогой граждан и
их озабоченностью состоянием родных языков.
Исследователи подчеркивают, что «крупные» европейские языки
утрачивают свои функции в бизнесе, международных отношениях,
торговле, спорте, в сфере моды, досуга и развлечений [Ammon
2010; Braselmann 2004; Phillipson 2004; The Handbook, 2010 и
др.]. Около 80% коммерческих переговоров по всему миру ведутся
на английском, делая его необходимой предпосылкой для участия в
международной торговле [Braselmann, 2004: 100].
Значительную сложность представляют вопросы языкового законодательства.
Законы о языке в крупных европейских странах
нередко имеют более низкий социальный престиж по сравнению с
новыми государственностями Литвы, Латвии, Польши и т.д., чаще
нарушаются, или меняются в сторону смягчения, в том числе в
угоду рынку, как это произошло в 2002 г. с законом Тубона во
Франции, или вообще отсутствуют, как в Германии.
Особый интерес представляет наблюдаемое в разных странах
несовпадение в оценке современных тенденций развития языка
различными «агентами глобализации» [Fairclough, 2006]. Прежде
всего это расхождение в оценках научного сообщества и неинституциональных
кругов (от негосударственных структур до частных
лиц), иначе говоря, несовпадение «официальной» научной интерпретации
и восприятия «обычных» носителей языка. Следствием
этого становятся инициативные неинституциональные меры по защите
родных языков — создание общественных союзов по защите
языка (например, Verband Deutsche Sprache в Германии), рост сетевых
инициатив, создание Интернет-проектов (например, проект
Б. Мроцека (http://www.bedrohte-woerter.de) или проект Л. Лемнитцера
«Wortwarte» (www.wortwarte.de).
Недостаточность языковой политики европейских государств
также способствует сокращению европейских языков. Обеспечение
многоязычия в рамках ЕС «на удивление мало подвергается научной
рефлексии и крайне редко становится предметом академических
исследований» [Phillipson, 2004: 51]. Этот же автор с 1992 г.
указывает на феномен языкового империализма [Phillipson, 1992],
разрушительно воздействующего как на «малые» языки, так и на
«крупные», развитые языки Европы.
С начала 90-х гг. различные учреждения и ассоциации в странах
Европы выступают в поддержку многоязычия [см. Европейская
хартия,1992]. Концепция современного владения двумя и более
языками представлена в «Тутцингских тезисах» [Tutzinger Thesen,
1999] в которых сформулирована программа сохранения европейских
языков с высоким коммуникативным рангом. Однако существующие
меры оказывают слабое влияние на ситуацию. Языковая
политика непоследовательна и небрежна, что усугубляет риски для
неанглийских языков Европы: «Предоставление языковой политики
силам рынка — национальным или наднациональным — это шаг
в сторону большей доли английского и меньшей — национальных
языков» [Phillipson, 2004: 543]. Английский теснит коммуникативно
мощные национальные языки и служит также выражению отчуждаемого:
подобная философия языка весьма часто явочным путем превращается
в основу для языковой политики, даже если таковая не провозглашается. Так, в России в 2012 г. обнародован
факт отсутствия перевода на русский язык такого значимого для
страны документа, как протокол о вступлении в ВТО:
МОСКВА, 13 марта (2012) — РИА Новости. Центризбирком РФ
счел невозможным проведение в стране референдума о присоединении
России к ВТО, согласившись с отрицательным заключением
на соответствующую инициативу экспертной группы комиссии…
В заключении также говорится, что протокол о присоединении
РФ к ВТО подписан на официальных языках Всемирной торговой
организации: английском, французском и испанском. Приложения
составлены на английском языке. «На русском языке — государственном
языке России — протокол не подписывался, так как он не
является официальным языком ВТО. В связи с изложенным, в
настоящее время гражданин РФ не имеет возможности ознакомиться
с положениями указанных условий и обязательств в целях
совершения осознанного выбора, таким образом, действительная
воля народа РФ в ходе референдума может быть искажена», — отмечается
в заключении. Перевод был осуществлен лишь через два
года после подписания договора.
Вопреки установкам Тутцингских тезисов происходит взаимное
сокращение изучения европейских языков и культур: «…за последние
несколько лет закрылись или закрываются кафедры славянской
филологии в Билефельде, Свободном Берлинском университете,
Мангейме, Марбурге, Ростоке, Франкфурте-на-Майне, Эрлангене.
В конце года будет закрыта боннская славистика — признанный
центр в изучении истории славянских языков и библейской переводческой
традиции…» [Жданова, 2013: 153]. Сокращается число
изучающих немецкий язык в России и русский — в Германии.
Сказанное представляется достаточным основанием для того,
чтобы не подходить к описанию глобализации лишь оптимистически.
Необходимо осмыслить проблемы языковой политики с позиции
изменившихся условий и форм существования языка, которые
характеризуются множественностью объекта и динамичностью.
Следует учесть несовпадение взглядов на язык и тенденции его
развития у разных агентов глобализации; принять во внимание новые
возможности фиксации языковых событий и языковой рефлексии.
Нуждается в обобщении международный опыт защиты и сохранения
т.н. неанглийских языков; ждут научной фиксации новые
неинституциональные явления в области сохранения и защиты
языков, затем необходимо соотнести с ними задачи языковой политики.
Все это выражает потребность в обновлении теоретикометодологических
основ языковой политики России в соответствии
а в создании также учебно-методической базы для подготовки
социолингвистов, специализирующихся в области языковой политики,
— новой профессии, востребованность которой сегодня очевидна.
Нужны обобщение опыта языковой политики других стран,
которые раньше России столкнулись с проблемами глобализации
(речь идет прежде всего о странах, где функционируют языки с
высоким коммуникативным статусом), а также анализ законов о языке
разных стран и динамики языкового законодательства в условиях
глобализации.
В научной литературе отмечается рост критического отношения
к влиянию глобализации на функционирование языков; с этим связано
появление ряда крупных трудов и проектов, еще не осмысленных
в применении к отечественной языковой политике — это труды
[Phillipson, 1992, 2004, 2013 и др.], посвященные вопросу наднациональной
языковой политики; разработка проблем языковой витальности
и лингвоэкологии [Globalization and language vitality,
2008]; мало известен проект Стефенсона [Stevenson, 2008],
посвященный актуальным вопросам функционирования немецкого языка
в международных организациях и ряд других важных трудов и
проектов, меняющих представления о нормах и задачах языковой
политики.
Наконец, нужна разработка научной аргументации отвечающей
насущной необходимости противостоять антироссийскому
дискурсу в политической и, к сожалению, академической среде за
рубежом, а отчасти и в нашей стране (например, расистским идеям
И.Г. Яковенко [Яковенко, 2008]).
О роли языка как средства идеологической и политической
борьбы свидетельствуют украинские события в начале 2014 г., когда
одним из первых актов сместивших президента сил стала попытка
отменить закон «О государственной языковой политике»,
предоставлявший русскому и другим языкам региональный статус.
Еще пример — явная идеологическая ангажированность ряда зарубежных
концепций, рассматривающих вытеснение русского языка
английским в ряде бывших республик (Латвия, Литва и др.) как
проявление «демократизации и свободы» [Braselman, 2004].
Методологически важным при разработке новой языковой политики
является осознание того, что, вторгаясь в иноязычное коммуникативное
пространство, глобальный английский не только изменяет
лексический состав и коммуникативные нормы принимающего
языка [Cameron, 2002], но, задавая идеологический вектор
концептуализации процессов и явлений, становится катализатором
культурных и ценностных трансформаций.
Литература
Гриценко Е.С. Язык и безопасность в контексте глобализации // Власть. 2011.
№ 11. С. 9–11.
Гриценко Е.С., Кирилина А.В. Язык и глобализация: задачи и направления социолингвистического
анализа // Вестник Минского государственного
лингвистического университета. Серия Филология. 2010. № 6. С. 14–21.
Гриценко Е.С., Кирилина А.В. «Язык и глобализация» в контексте лингвистического
образования: конструктивистский подход // Высшее образование в
России. 2011. № 3. С. 69–75.
Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств от 5 ноября 1992: http://www.terralegis.org/terra/act/e474.html.
Жданова В. Величие и... немощь... // Вопросы психолингвистики. 2013. № 1 (17). С. 152–154.
Караулов Ю.Н. О состоянии русского языка современности / Доклад на конф.
«Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики
»и материалы почтовой дискуссии). М., 1991.
Кирилина А.В. Лингвофилософская рефлексия в эпоху глобализации // Вопросы
психолингвистики. 2013. № 2 (18). С. 36–45.
Кирилина А.В., Гриценко Е.С., Лалетина А.О. Глобализация в аспекте лингвистики
// Вопросы психолингвистики. № 1. 2012 . С. 18–37.
Мустайоки А. Разновидности русского языка: анализ и классификация // Вопросы
языкознания. 2013. № 5. С. 3–27.
Яковенко И.Г. Познание России. Цивилизационный анализ. М., 2008. 341 с.
Ammon U. World languages: trends and Futures // The Handbook of Language and
Globalization / ed. by N. Coupland. Blackwell Publishing Ltd., 2010. P. 101–122.
Braselmann, P. Language Policies in East and West. National Language Policies as
a Response to the Pressures of Globalization // Globalization and the future of
German / A. Gardt, B. Huppauf (eds.). Berlin; Mouton de Gruyter, 2004. S. 99–118.
Cameron D. Globalization and the teaching of “communication skills” // Globalization and
the Language Teaching / D. Block, D. Cameron (eds.) Routledge, 2002. P. 67–82.
Fairclough N. Language and Globalization. Routledge, 2006. 167 p.
Globalization and language vitality: perspectives from Black Africa /
C.B. Vigouroux, S.S. Mufwenе (eds.). Continuum International Publishing
Group Ltd., 2008. 292 p.
Hüppauf B. Globalization — Threats and Opportunities // Globalization and the future of
German / A. Gardt, B. Huppauf (eds.). Berlin: Mouton de Gruyter, 2004. P. 3–25.
Phillipson R. English as Threat or Resource in Continental Europe // Globalization
and the future of German / A. Gardt, B. H¨ppauf (eds.). Berlin: Mouton de
Gruyter, 2004. P. 47–64.
Phillipson R. Linguistic Imperialism. Oxford University Press, 1992. 367 p.
Phillipson R. Colonialism and Language Policy and Planning // The Encyclopedia of
Applied Linguistics // ed. by C.A. Chapelle. Hoboken, N.J.: John Wiley & Sons
Ltd, 2013. P. 730–735.
Stevenson P. The German language and the future of Europe: towards a research
agenda on the politics of language // Special issue of German Life and Letters /
W. and S. Davies (eds.) 61/4, 2008. P. 483–496.
The Handbook of Language and Globalization / ed. by N. Coupland. D. Blackwell
Publishing Ltd., 2010. 662 p.
Tutzinger Thesen, Erarbeitet auf der Tagung “Euro-Deutsch” des Deutschen Germanistenverbandes
in und mit der Evangelischen Akademie Tutzing am
3./4.6.1999: http://www.germanistenverband.de/aktiv/tutzing.html.
