Следите за нашими новостями!
Philology.ru - Русский филологический портал
Твиттер      Google+
Русский филологический портал

Т.В. Гамкрелидзе

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ И ПРАЯЗЫКОВАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ

(Сравнительно-историческое изучения языков разных семей. Теория лингвистической реконструкции. - М., 1988. - С. 145-157)

 
После безраздельного господства в языкознании первой половины XX в. проблематики синхронной лингвистики вторая его половина ознаменовалась возрастанием интереса к диахронической лингвистике, к проблемам языковых изменений и преобразований во времени. Это явилось некоторым возвратом, уже на новом методологическом уровне, к разработке проблем, возникших в классическом, сравнительно-историческом языковедении прошлого века. Такой интерес к проблемам языковых изменений и диахронической лингвистики обусловлен общим развитием лингвистической мысли последних десятилетий: преодолевая соссюровскую антиномию между синхронной и диахронической лингвистикой, она стремится к построению такой лингвистической теории, которая обладала бы большей объяснительной силой по сравнению с сугубо синхронными теориями описательной, таксономической грамматики, строящейся строго на основе эмпирической языковой данности.
В этом отношении лингвистическая наука не стояла особняком. Возврат к некоторому историзму, ранее характерному для науки конца XIX в., является, как известно, одной из общих тенденций развития научной мысли второй половины нашего столетия, пришедшей на смену строго синхронному структурализму и антиисторизму в науке первых десятилетий XX вв.
Однако лингвистическая наука вернулась к разработке старых, традиционных проблем обогащенная новыми методами лингвистического анализа, разработанными в недрах системной, синхронной лингвистики. Новизна этих методов в применении к традиционным идеям заключается не только в использовании разработанных в синхронной лингвистике точных операционных приемов лингвистического анализа, но и в глобальном подходе к феномену развивающегося, постоянно меняющегося во времени языка как к явлению сугубо системному, поддающемуся последовательному системному анализу.
Одним из основных условий праязыковой реконструкции и всего сравнительно-исторического языкознания вообще является положение о языковом развитии, понимаемом не как движение языка от простого к сложному или более совершенному, а как диахроническая изменчивость, вариабельность языка, способность его к преобразованиям на всех уровнях языковой структуры.
На звуковом уровне подобные диахронические преобразования языка выражаются в изменениях определенных фонем в другие фонемы, представляющих собой по существу "расщепление" или "слияние двух фонем", характерных для более раннего состояния языка. Такие фонемные преобразования осуществляются в условиях избыточности языковой системы, которая и определяет возможность звуковых изменений языка. Избыточность языка как "неполной системы" и является тем структурных фактором, который делает возможной звуковую изменчивость языка. Вследствие этого языковая система не является застывшей структурой в отношении звуковых изменений и диахронического "движения" фонем. Однако характер подобных преобразований системы зависит уже не от степени избыточности системы, варьирующейся от языка к языку, а от более глубинных характеристик языковой структуры. Одной из таких характеристик языковой системы является иерархическое отношение "маркированности" или "доминации" между лингвистическими, в частности фонологическими, единицами.
Существуют универсальные модели сочетаемости, совместимости фонетических дифференциальных признаков в одновременной ("вертикальной") последовательности - в единовременных пучках, представляющих определенные фонемы. Одни признаки сочетаются друг с другом на оси одной временной плоскости, что проявляется в высокой системной и текстуальной частотности фонемы, в состав которой входят эти признаки; другие признаки совмещаются в едином пучке ограниченнее, что проявляется в более низкой частотности фонемы, в состав которой входят данные дифференциальные признаки. К этому второму случаю относятся и пустые клетки - пробелы в парадигматической системе, которые можно рассматривать как случаи "трудной" сочетаемости признаков.
В этом смысле можно говорить о двух основных типов сочетаемости признаков: о "маркированной", или "рецессивной", и "немаркированной", или "доминантной". "Рецессивной" является сочетаемость признаков, характеризующаяся необычностью, редкостью, что проявляется в более низкой частотности фонемы, в состав которой входит данное сочетание признаков, и ее дистрибутивной ограниченностью. Подобная сочетаемость признаков, объясняемая их трудной совместимостью в одновременной последовательности, может вовсе отсутствовать в определенных языковых системах, что выражается в наличии пустых клеток-пробелов в парадигматической системе. "Доминантной" является сочетаемость признаков, характеризующаяся обычностью, естественностью, что проявляется в более высокой частотности и в большей дистрибутивной свободе фонемных единиц, в состав которых входят такие сочетающиеся друг с другом признаки. Подобная "естественная" сочетаемость признаков объяснима их свободной артикуляторной и акустической совместимостью в одновременной последовательности, в результате чего возникает более сильная в функциональном отношении фонема.
"Функционально сильные", стабильные пучки дифференциальных признаков (resp. фонемы), определяемые обычно как "немаркированные" в противопоставление "маркированным", "функционально слабым" и нестабильным пучкам признаков (resp. фонемам), переименованы тут в "доминантные" пучки в противовес "рецессивным". Такое переформулирование иерархического отношения "маркированности" в отношение парадигматической "доминации" с соответствующими "доминантным" и "рецессивным" членами оппозиции представляется целесообразным ввиду многозначности традиционных терминов "маркированный / немаркированный", все еще употребляемых в их первоначальном смысле для обозначения соответственно "признакового" (merkmalhaltig) / беспризнакового (merkmallos)" членов отношения. Термины "доминантный / рецесивный" заимствуются из современной молекулярной биологии, для которой характерно, как известно, широкое применение лингвистических терминов при определении понятий генетического кода (Gamkrelidze, 1979. 283-240).
Наличие иерархических зависимостей в системе между отдельными фонологическими единицами - пучками дифференциальных признаков, сказывающееся в отношениях "доминации", свидетельствует о существовании в языковой системе строгой стратификации фонологических ценностей.
В соответствии с такими универсально значимыми соотношениями и происходят диахронические фонемыне преобразования в языке. Целый ряд диахронических фонемных изменений в системе, кажущихся на первых взгляд разрозненными и не связанными друг с другом, может быть осмыслен как взаимозависимые, взаимообусловленные преобразования, регулируемые подобной иерархией фонологических значимостей. В частности, выявляемая доминантность переднего ряда звонких смычных и фрикативных по сравнению с задним рядом и, наоборот, доминантность заднего ряда незвонких смычных и фрикативных по сравнению с передним, общая доминантность смычных согласных по отношению к соответствующим фрикативным и т.д. позволяют определить последовательность фонемных изменений в конкретных языковых системах и установить универсально значимые модели диахронических фонемных преобразований.
Универсально значимая иерархия фонологических единиц предполагает, как было отмечено выше, наличие фонем и с низкой частотностью, доходящей до нуля (пустые клетки в системе). Эти парадигматические закономерности системы должны постоянно учитываться как при синхронном описании языка, так и в языковой диахронии, в частности при рекнструкции языковых систем. Наличие пустой клетки с точки зрения теории доминации не является аномалией и, следовательно, при отсутствии данных внешнего сравнения не предопределяет необходимости ее заполнения при внутренней реконструкции древнего состояния языка, как это часто практикуется в диахронической лингвистике (ср. случаи с заполнением так называемых "cases vides" у Мартине).
Другой основной предпосылкой сравнительно-генетического языкознания является тезис о "произвольности" языкового знака. Хотя "произвольность" языкового знака следует трактовать несколько иначе, чем это представлено у Соссюра, и можно утверждать в свете "принципа дополнительности" о мотивированности связи между означаемым и означающим на уровне "горизонтальных отношений", однако "вертикальные" отношения между означаемым и означающим можно считать "произвольными" в смысле Соссюра, и на этом принципе строится по существу вся система сравнительно-исторического языкознания [ср.: Гамкрелидзе, 1972, 33-39; Gamkrelidze, 1974, 102-110].
При обнаружении формально-смыслового сходства между двумя или несколькими языками, т.е. сходства в двух планах одновременно, как означающих, так и означаемых знаков этих языков, естественно встает вопрос о причинах возникновения такого сходства в знаках различных языков. Исходя из тезиса об ограниченности (в указанном выше смысле) произвольности знака, такое формально-смысловое совпадение знаков различных языков (т.е. фонетическое сходство двух или более знаков при их смысловой близости или тождестве) можно было бы истолковать как факт случайного совпадения двух или более знаков различных языков. Вполне возможно допустить, что по совершенно случайным факторам комбинаторики совпали в двух или даже более языках несколько слов, схожих по фонетическому звучанию и по значению. Можно даже вычислить с некоторым приближением вероятность случайного совпадения в двух или более языках двух или более совпадающих или сходных слов определенной длины. Вероятность гипотезы о случайном совпадении для объяснения такого сходства будет уменьшаться в соответствии с увеличением количества языков, в которых обнаруживаются такие сходные знаки, и в еще большей степени с увеличением количества знаков в этих языках, обнаруживающих такие сходства или совпадения.
Другой более вероятной гипотезой для объяснения подобных совпадений в соответствующих знаках двух или более языков должно считаться объяснение этого сходства историческими контактами между языками и заимствованием слов из одного языка в другой (или в несколько языков) либо в оба эти языка из третьего источника.
Но не все виды формально-семантического сходства знаков двух или более языков могут быть истолкованы как результат заимствования. Существует тип сходства между знаками различных языков, который выражается в наличии регулярных фонетических соотношений между сходными знаками; этот тип сходства не объясняется в общем случае заимствованием слов одних языков в другие. Сходство этого типа между знаками предполагает наличие таких звуковых соотношений между языками, при которых каждой фонеме /х/ языка А соответствует в формально-семантически сходном знаке языка В фонема /у/, в таком же знаке языка С - фонема /z/ и т.д. Такие звуковые соотношения между языками обнаруживаются обычно в группах слов и морфем, отражающих базисные понятия человеческой деятельности и среды. Последний вид сходства, обнаруживающий регулярные соотношения между звуковыми единицами рассматриваемых языков, нельзя удовлетворительно объяснить ни случайным совпадением слов различных языков в звучании и значении, ни тезисом о заимствовании слов из одного языка в другой или обоими этими языками из третьего. Единственным вероятным объяснением сходства этого типа в соотносимых знаках различных языков является допущение общего происхождения рассматриваемых языковых систем, т.е. их происхождение от какой-то общей исходной языковой системы, преобразовавщейся в различных направлениях. Такое объяснение фонемных соответствий между языками предполагает необходимость реконструкции этой системы с целью изучения возникновения и путей преобразования исторически засвидетельствованных родственных языковых систем.
Сравнение языков, ориентированное на установление закономерных фонемных соответствий, должно привести логически к реконструкции той языковой модели, преобразование которой в разных направлениях и дало нам исторически засвидетельствованные языковые системы. Сравнение родственных языков, не имеющее целью реконструкцию праязыковой системы, не может считаться завершающим этапом исследования истории рассматриваемых языков. Бесписьменная история родственных языков восстанавливается лишь в том случае, если удается свести к общим исходным моделям все разнообразие исторически засвидетельствованных языковых структур. В таком случае удается восстановить пути возникновения и развития этих систем, начиная с исходного состояния вплоть до исторически засвидетельствованных событий.
Установление генетического родства языков ставит естественным образом вопрос о реконструкции исходной, так называемой праязыковой, системы и о ее лингвистических методах. Реконструкция праязыковой системы достигается путем сопоставления исторически засвидетельствованных родственных языковых систем и ретроспективного движения от одного языкового состояния к другому, более раннему. Ретроспективное движение должно продолжаться до тех пор, пока не будет достигнуто языковое состояние, из которого могут быть выведены все исторически засвидетельствованные родственные языковые системы при допущении определенного множества последовательных трансформаций, которые и определяют "диахроническую выводимость" системы. Подобные трансформации предполагают установление исходной языковой системы и более поздних языковых состояний, являющихся результатом ее структурных преобразований. С помощью таких диахронических трансформаций и постулируются исходные структурные модели.
По своей объяснительной силе диахронические трансформации, выводящие исторически засвидетельствованные формы языка из определенных теоретических конструктов, которые считаются более ранними в хронологическом отношении ступенями этих форм (их "архетипами"), могут быть сопоставлены с "трансформациями" порождающей грамматики, выводящими наблюдаемые элементы поверхностной структуры из теоретически постулируемых базисных конструкций, составляющих глубинную структуру языка. Описание диахронических изменений языка через правила трансформации представляет собой в сущности последовательное перечисление дискретных шагов, каждый из которых отражает одно из синхронных состояний в развитии языка. Чем меньше хронологическое расстояние между такими "шагами", тем точнее и адекватнее описание развития языка, отражающее последовательные переходы трансформации, начиная с исходного состояния.
Постулирование исходной системы языка-основы представляет собой в то же самое время реконструкцию и восстановление предыстории и путей становления и развития исторически засвидетельствованных родственных языковых систем, начиная с исходного вплоть до документально фиксированного исторического состояния этих языков. Поэтому логическим завершением всякого сравнительно-исторического изучения языков и установления фонемно-структурных соотношений между ними следует считать реконструкцию их праязыкового состояния, отражающего общую для всех этих языков исходную языковую систему, и постулирование определенных правил преобразования, или трансформаций, позволяющих вывести исторически засвидетельствованные родственные системы из теоретически постулированной языковой модели. По меткому замечанию Соссюра, генетическое сравнение языков "стерильно", если оно не приводит к реконструкции исходной языковой модели.
В зависимости от того, в какой форме постулируется система языка-основы, какие звуковые и грамматические структуры ей приписываются, и восстанавливается предыстория родственных языковых систем, реконструируются пути их становления и развития, начиная с их исходного общего состояния, отраженного системой языка-основы, вплоть до исторически фиксированных состояний.
Вместе с тем к постулируемой системе языка-основы следует предъявлять эмпирические требования типологической реальности, непротиворечивости и полноты. Под типологической реальностью и непротиворечивостью понимается такая совокупность языковых структур, которая не противоречит типологически устанавливаемым языковым закономерностям. Установлением синхронных универсальных языковых структур занимается одно из основных направлений в современной лингвистике - типологическая лингвистика и лингвистика универсалий. Тем самым на современном этапе развития лингвистической науки можно с высокой степенью вероятности судить о типологической реальности и непротиворечивости теоретически постулируемой исходной языковой системы. Критерий типологической реальности резко сужает круг теоретически возможных языковых систем, постулируемых в качестве исходной для систем исторически засвидетельствованных родственных языков. Действительно, реконструируемые лингвистические модели исходной языковой системы, если они претендуют на отражение реально сущетсвовавшего в пространстве и времени языка, должны находиться в полном соответствии с типологически выводимыми универсальными закономерностями языка, устанавливаемыми индуктивно или дедуктивно на основении сопоставления множества различных языковых структур.
Но критерий типологической непротиворечивости не является единственным эмпирическим мерилом реальности постулируемой исходной языковой системы. Не меньшее значение, чем соответствие системы синхронным типологическим данным, имеет при оценке реальности постулируемой системы соответствий ее диахронической типологии, т.е. типологическое соответствие допускаемых в такой системе правил структурных трансформаций моделям языковых изменений, устанавливаемым при изучении изменений и преобразований в структурах исторических языков самых различных типов. Установлением и изучением подобных универсальных моделей преобразований языковых структур и должна заниматься диахроническая типология, которая в противовес синхронной типологии интересуется преимущественно универсально значимыми схемами изменений и преобразований языковых структур во времени.
Таким образом, соответствие теоретически постулируемой системы языка-основы как синхронной типологии, так и типологии диахронической является тем основным критерием теоретически постулируемой системы, который позволяет оценить степень реальности системы и отдать предпочтение одной определенной системе среди типологически возможных систем, постулируемых в качестве языка-основы для группы родственных языков. Типологическая верификация реконструируемых лингвистических моделей (как синхронная, так и диахроническая) становится, таким образом, одной из основных предпосылок постулирования исходных языковых структур, необходимой для проверки их вероятности и реальности.
По поводу методологических вопросов, связанных с применением типологических данных в лингвистических реконструкциях, можно особо отметить то, что типология должна выступать не как основа для реконструкции, против чего справедливо возражает ряд исследователей [Dunkel, 1981, 559-565], а как эмпирический индикатор для выбора конкретной реконструированной языковой структуры из нескольких возможных структур, получаемых путем сравнительной и внутренней реконструкции; она должна выступать как верифицирующий фактор для конкретной реконструкции, которой именно в силу этого отдается предпочтение перед другими возможными реконструкциями, не находящими типологического оправдания. В таком понимании типология выступает как бы в функции существенного эмпирического критерия для оценки предполагаемых реконструкций, которые должны основываться на сравнительно-историческом анализе языковых фактов. Поэтому неоправданно называть этот метод "типологической реконструкцией" и противопоставлять его "сравнительной реконструкции", как это делает Дж. Дункель [там же, 568], легко "разделывающийся" со всей типологической проблематикой в диахронической лингвистике, что объясняется недостаточным пониманием автором соответствующей проблемы.
Принятие тезиса о реальности предлагаемых реконструкций, на необходимость чего указывал Р.О. Якобсон в своем ставшим классическим еще при жизни ученого докладе на VIII Международном конгрессе лингвистов в Осло в 1957 г., определяет целый ряд методологических принципов сравнительно-генетических исследований, и в первую очередь их тесную связь с принципами лингвистической типологии. В этом смысле генетическая (сравнительно-историческая) лингвистика, т.е. лингвистика, устанавливающая родственные отношения между группами языков и дающая путем сравнения и сопоставления этих языковых структур реконструкции их исходных моделей, составляет в приниципе единую дисциплину со структурно-типологической лингвистикой и лингвистикой универсалий.
Односторонность и ограниченность классического сравнительно-исторического индоевропейского языкознания заключалась в том, что реконструируемая модель общеиндоевропейского праязыка являлась тут лишь результатом внешнего сравнения отдельных родственных систем и в некоторых теориях дополнялась внутренними реконструкциями на основании анализа определенного типа отношений в пределах одной системы. При этом не учитывалась эксплицитно лингвистическая вероятность полученной модели в смысле ее типологического соответствия потенциально возможным языковым структурам. Это привело в классическом индоевропейском языкознании к постулированию такой исходной языковой системы, которая, будучи в противоречии с синхронными типологическими данными, не может считаться лингвистически реальной.
В частности, при оценке традиционно постулируемой системы общеиндоевропейского консонантизма с применением критерия эмпирической реальности языковой системы выясняется, что система консонантизма, принимаемая в классическом индоевропейском языкознании в качестве исходной для всех исторически засвидетельствованных индоевропейских языков, внутренне противоречива и не соответствует синхронной типологии языков. Более того, она противоречит универсальным языковым закономерностям, устанавливаемым в лингвистике универсалий. Следовательно, такая теоретически постулируемая модель не может считаться системой, отражающей реально существовавший язык, который преобразовался в дальнейшем в системы родственных индоевропейских языков. Соответственно не могут считаться реальными и те фонетические изменения и преобразования, которые допускались в классической индоевропейской сравнительной грамматике при объяснении и описании трансформаций исходной системы в исторически засвидетельствованные индоевропейские языки.
Уже с самого начала сравнительных штудий в области индоевропейских языков, т.е. фактически со времени основания сравнительно-исторического языкознания выдающимися представителями лингвистической науки XIX в., общеиндоевропейская система консонантизма, из которой выводились системы всех исторически засвидетельствованных индоевропейских языков, постулировалась в виде определенных фонемных рядов, совпадающих в основном с системой древнеиндийского - древнейшего представителя из известных в то время индоевропейских языков. Такая система общеиндоевропейского консонантизма (в частности, подсистема смычных фонем) с незначительными изменениями и уточнениями, внесенными в ходе дальнейших исследований, постулируется в современной индоевропейской компаративистике в виде трех фонемных серий, определяемых как: I звонкие ~ II звонкие придыхательные ~ III глухие. Из постулируемой в таком виде системы общеиндоевропейского консонантизма выводятся все исторически засвидетельствованные системы индоевропейских языков путем допущения определенных фонемных преобразований исходной системы, в результате которых должны были возникнуть конкретные индоевропейские языки с различными системами консонантизма.
Само собой разумеется, при подобном постулировании исходного общеиндоевропейского консонантизма, смоделированного в основном по образцу древнеиндийского, последний выступает как система, в которой исходный общеиндоевропейский консонантизм претерпел наименьшие преобразования. Незначительные преобразования допускаются при постулировании подобной общеиндоевропейской системы и для греческого и италийского (оглушение и спирантизация серии II индоевропейских смычных), славянских языков и кельтского (дезаспирация серии II индоевропейских смычных). Самые значительные фонемные преобразования реконструируются при постулировании подобной исходной индоевропейской системы для германских языков и армянского, в которых предполагается так называемое передвижение согласных, т.е. сдвиг каждой из трех серий общеиндоевропейской системы на один шаг, один фонемный признак: серия I (звонкие (b), d, g) передвигается в глухие (p), t, k,; серия II (звонкие придыхательные bh, dh, gh) передвигается в звонкие чистые b, d, g; серия III (глухие) передвигается в глухие придыхательные ph, th, kh, давшие в дальнейшем спиранты. Такое передвижение согласных в германских языках, известное в сравнительно-историческом языкознании под названием "закон Гримма", рассматривается традиционно как классический образец системных фонемных преобразований в языке и приводится обычно во всех учебных пособиях по лингвистике в качестве иллюстрации подобных преобразований.
Вся история формирования и развития конкретных индоевропейских языков (таких, как индоиранские, греческий, италийские, славянские, германские и др.) строится в классическом индоевропейском языкознании в зависимости от характера и структуры постулируемой исходной общеиндоевропейской системы. Весь огромный корпус языковых фактов и открытий, накопленный классическим сравнительным индоевропейским языкознанием на протяжении более чем 150-летнего существования, интерпретируется в диахроническом плане на фоне традиционно постулируемой исходной системы общеиндоевропейского консонантизма. Все без исключения сравнительные грамматики и сравнительные словари индоевропейских языков строились и строятся до самого последнего времени с учетом традиционно установленной системы общеиндоевропейского консонантизма. Постулируемая исходная система определяет, таким образом, самый характер предполагаемых фонемных преобразований, которые должны были привести к формированию исторических индоевропейских языков; она определяет весь ход доисторического фонетического развития этих языков. Для объяснения подобных доисторических фонетических процессов, которые должны были предположительно иметь место при таком допущении в конкретных индоевропейских диалектах, и были сформулированы в классическом индоевропейском языкознании так называемые фонетические законы: упомянутый ранее закон Гримма, а также закон Грассмана, закон Бартоломэ и др.
По значимости исходной языковой модели в системе сравнительно-исторической грамматики родственных языков такая модель сравнима с системой аксиом в логико-дедуктивной теории. В зависимости от характера и состава аксиом меняется основывающаяся на них теория. Но если в отношении системы аксиом в логико-дедуктивной теории не ставится вопрос об истинности системы аксиом, об их соотношении с эмпирической реальностью, в отношении исходной языковой системы критерий реальности имеет существенное значение, поскольку он определяет степень вероятности постулируемой исходной языковой модели, долженствующей отражать языковую систему, некогда существовавшую в пространстве и времени и давшую начало конкретным исторически засвидетельствованным родственным языка.
Методологически оправданным представляется подход австрийского ученого Хайдера к проблеме соотношения типология и праязыковой реконструкции в связи с вопросом о праиндоевропейской системе смычных [Haider, 1983, 79-92]. Хайдер считает возможным в принципе приписать общеиндоевропейской системе смычных отмечаемые типологические слабости, которые и явились якобы причиной фонологических изменений системы и превращения ее в "стабильные" системы исторически засвидетельствованных индоевропейских языков. Тезис Хайдера допускает возможность фонемных преобразований только в типологически "нестабильных" системах, что принципиально неверно (сами "стабильные", по Хайдеру, древние индоевропейские языки претерпевают в процессе исторического развития не менее существенные фонемные изменения). Если бы традиционно постулируемая праиндоевропейская система смычных была исторически засвидетельствованным языковым фактом, пришлось бы искать объяснений такой типологической исключительности в редкости данной языковой системы. Но поскольку в случае праиндоевропейской "языковой системы мы имеем дело с языковой моделью, которую необходимо теоретически реконструировать в качестве исходной для исторически засвидетельствованных родственных языковых систем, то ее следует постулировать именно в виде структур, наименее уязвимых в отношении синхронной и даихронической типологии. Лишь такой подход к праязыковой реконструкции может соответствовать методологическим требованиям современной диахронической лингвистики. Рассматривая точку зрения Хайдера, мы имеем, очевидно, дело с наблюдаемым у некоторых исследователей стремлением "спасти" традиционную индоевропейскую систему смычных, которая сама по себе является лишь реконструированной языковой моделью, постулированной в результате теоретического осмысления соотношений исторически засвидетельствованных родственных языков, а не исторически засвидетельствованной системы индоевропейского праязыка, являющейся поэтому такой же гипотезой, как и любая другая. Представляется, что даже такой теоретический конструкт, как классическая система праиндоевропейского консонантизма, может быть пересмотрен в постулированием приемлемой в свете новейших данных альтернативной модели, если подобная процедура оправдана всем ходом развития сравнительно-исторических и типологических языковых штудий на современном уровне.
Приведение традиционно постулируемой системы консонантизма индоевропейского языка в соответствие с языковой типологией, как синхронной, так и типологической, при полном учете данных сравнительного анализа исторически засвидетельствованных индоевропейских языков, заставляет полностью пересмотреть реконструируемую праиндоевропейскую систему и интерпретировать ее как модель с тремя фонемными сериями, противопоставленными как: I глоттализованная ~ II звонкая (придыхательная) ~ III глухая (придыхательная), но со звонкими и глухими смычными фонемами, появляющимися позиционно в форме аспирированных и соответствующих неаспирированных вариантов.
 
Традиционная система
Реинтерпретированная система
I
II
III
I
II
III
(b)
bh
p
(p')
b[h]
p[h]
d
dh
t
t'
d[h]
t[h]
g
gh
k
k'
g[h]
r[h]
g^
g^h
k^
k^'
g^[h]
k^[h]
gw
gwh
kw
k'o
g[h]o
k[h]o
 
При этом неправомерно считать, что постулируемая нама система праиндоевропейского консононтизма не различает противопоставления смычных по признаку "звонкости / глухости" [Erhart, 1984, 405]. Интерпретация традиционных "звонких" в качестве "незвонких глоттализованных" вовсе не устраняет оппозицию по звонкости / глухости в системе индоевропейских смычных фонем, а преобразует ее, оставляя в качестве собственно звонких смычных серию II, противостоящую двум остальным, незвонким сериям.
В такой интерпретации трех серий общеиндоевропейских смычных получает естественное функционально-фонологическое объяснение целый ряд фактов языковой структуры, непонятных и типологически необъяснимых с точки зрения традиционной модели общеиндоевропейского консонантизма, как, например, отсутствие или слабая представленность звонкого лабиального *b в фонологической системе, отсутствие глухих придыхательных, ограничения, накладываемые на структуры корня.
Попытка оспаривать дано установленное в индоевропеистике положение об отсутствии или, во всяком случае, слабой представленности в праиндоевропейской системе смычных звонкого лабиального *b (точнее, той фонемы, которая в традиционной системе рассматривается как лабиальный член звонкой серии смычных), предпринимаемая рядом исследователей [Джаукян, 1982, 59-67], объясняется, как нам кажется, не вполне корректным пониманием некоторыми лингвистами [Erhart, 1984] связанной с праязыковой реконструкцией типологической проблематики. Вопрос касается не отсутствия в праиндоевропейском вообще звонких смычных фонем, в том числе и звонкой лабиальной смычной (таковыми в праиндоевропейской системе были, очевидно, так называемые звонкие придыхательные), в фонологической интерпретации в нашей системе той серии смычных, которая в классической индоевропейской теории восстанавливается как "чистая звонкая серия".
В новой интерпретации общеиндоевропейская система смычных оказывается более близкой к системам, традиционно определявшимися как системы с "передвижением согласных" (в германских, армянском, хеттском), тогда как системы, считавшиеся в отношении консонантизма близко стоявшими к общеиндоевропейской системе (и в первую очередь древнеиндийская) оказываются результатом сложных фонемных преобразований исходной языковой системы. Таким образом возникает картина доисторического развития индоевропейских диалектов, прямо противоположная той, какая была принята в классическом индоевропейском языкознании. В зависимости от этого меняются и традиционно устанавливаемые "траектории" преобразования общеиндоевропейских смычных фонем, приобретающие при новой интерпретации общеиндоевропейской системы противоположную традиционной направленность. Соответственно переосмысляются и основные "фонетические законы" классического индоевропейского языкознания, такие, как закон Гримма, закон Грассмана, закон Бартоломэ и др., приобретающие в свете новой фонологической интерпретации индоевропейской системы смычных иное содержание [Гамкрелидзе, Иванов, 1972, 15-18; Gamkrelidze, 1981, 571-689].
Система этих новых взглядов на праиндоевропейский консонантизм стала именоваться в зарубежной литературе "глоттальной теорией" и сравниваться по своей значимости для индоевропейской сравнительно-исторической фонологии с "ларингальной теорией" [Bomhard, 1979, 66-110].
Новая модель индоевропейского праязыка, в определенном смысле новая индоевропейская "система отсчета", заставляет коренным образом пересмотреть всю систему постулатов классического индоевропейского языкознания и предложить соответственно новую картину возникновения и доисторического развития индоевропейских языков.
По этому поводу американский лингвист-индоевропеист Ф. Больди отметил: "Ясно, что глоттальная теория представляет собой новую парадигму в индоевропейском языкознании, сравнимую по масштабам с ларингальной теорией, и принятие этой теории приведет к необходимости полного пересмотра всех основ индоевропейского языкознания... Тот факт, что это потребует радикальной переработки всех словарей и руководств, так же как и отмены таких освященных временем общепринятых положений, как "закон Гримма" и армянское передвижение согласных, не может служить оправданием для того, чтобы от этой теории отказаться" [Baldi, 1981, 52-53].
Все эти проблемы, связанные с общим прогрессом типологических и сравнительно-исторических штудий и в соответствии с этим с методологическим переосмыслением процедуры праязыковой реконструкции, заставляет пересмотреть традиционные схемы классической индоевропейской компаративистики и предложить новые сравнительно-исторические построения, в сущности новую систему сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков.
 

Литература

Гамкрелидзе Т.В. К проблеме "произвольности" языкового знака // ВЯ, 1972, № 6.
Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Лингвистическая типология и реконструкция системы индоевропейских смычных // Конференция по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков (12-14 декабря). Предварительные материалы. М., 1972.
Джаукян Г.Б. Индоевропейская фонема *b и вопросы реконструкции индоевропейского консонантизма // ВЯ, 1982, № 5.
Baldi Ph. [Рецензия] // General Linguistics, 1981. Vol. 21, № 1. - Рец. на кн.: Festschrift for Oswald Semerenyi: On the occasion of his 65th birthday... [s.a.]. Vol. 17. Pt. 1.
Bomhard A. The Indo-European phonological system: New thoughts about its reconstruction and development // Orbis, 1979. Vol. 28, № 1.
Dunkel G. Tipology versus reconstruction // Bono Homini Donum: Essays in historical linguistics. In memory of J. Alexander Kerns / Ed. by Y.L. Arbaitman, A.R. Bomhard. Amsterdam: John Benjamins B. V. 1981. Pt. 2.
Erhart A. Nochmals zum indoeuropaischen Konsonantismus // ZPhSK, 1984, Bd. 34.
Gamkrelidze Th. V. The problem of "L'arbitraire du signe" // Language, 1974. Vol. 50, № 1.
Gamkrelidze Th. V. Hierarchical relationships of dominance as phonological universals and their implications for Indo-European Reconstruction // Festschrift for Oswald Szemerenyi: Current Issues in Linguistic Theory. Amsterdam, 1979, Vol. 2.
Gamkrelidze Th. V. Language typology and language universals and their implications for the reconstruction of the Indo-European stop system // Bono Homini Donum: Essays in historical linguistics. In memory of J. Alexander Kerns / Ed. by Y.L. Arbaitman, A.R. Bomhard. Amsterdam: John Benjamins B. V. 1981. Pt. 2.
Haider H. Der Fehlschluss der Typogie: Bemerkungen zur Rekonstruktion im allgemeinen und den indoeuropaischen Mediae aspiratae im besonderen // Philologie und Sprachwissenschaft. Innsbruck, 1983.