(Международная конференция, посвященная 50-летию Петербургской типологической
школы: Материалы и тезисы докладов. - СПб., 2011. - С. 17-20)
В какой-то степени всё развитие мировой науки о языке можно представить как
два процесса, связанных друг с другом и некоторым образом противостоящих друг
другу. Во-первых, идет процесс расширения знаний о том, что бывает в языках,
накопления фактов разного рода. Этот процесс идет и через введение в научный
оборот данных ранее не изучавшихся языков, и через совершенствование методов,
позволяющих обнаружить что-то новое в уже известных языках. Во-вторых, развиваются
и совершенствуются те или иные способы упорядочения имеющегося знания, появляются
разного рода объяснительные теории и модели. Всё это упорядочение знаний проходит
проверку на материале новых фактов. Как отмечал еще В. фон Гумбольдт, «всё это
многообразие явлений, которое, как его ни классифицируй, всё же предстает перед
нами обескураживающим хаосом, мы должны возвести к единству человеческого духа».
Открытие новых фактов увеличивает хаос, разработка способов их упорядочения
уменьшает его.
Преодоление хаоса происходило всегда. Так, в области фонетики еще в глубокой
древности множество звуков сводили к ограниченному числу звукотипов, что отразилось
в создании алфавитов. Позднее в «экзотических» языках обнаруживали звуки, не
вписывавшиеся в прежние представления, а создание экспериментальной фонетики
показало, что звуковых различий гораздо больше, чем это кажется на слух. Хаос
временно увеличился, но его преодолением стало создание фонологии, упорядочившей
и развившей традиционные представления. То же мы видим и в истории синтаксиса,
где, разумеется, сам объект намного сложнее и абстрактнее. Весь хаос конкретных
связей между словами еще в древности стали сводить к ограниченному набору отношений,
прежде всего, субъектно-объектных и атрибутивных; к XVI в. окончательно сформировалась
теория членов предложения, дожившая до ХХ в. Затем, однако, расширение знаний
о языках разного строя поставило под сомнение многие пункты этой теории. При
этом самым ее слабым местом оказалось то, что долго казалось наиболее существенным:
понятие подлежащего. Начиная с античности, считалось, что подлежащее - самый
важный из членов предложения; многие философские теории и традиционная европейская
логика основаны на этом представлении. Как показал Э. Бенвенист, сама эта логика
была упрощенным и иначе интерпретированным синтаксисом древнегреческого языка,
где сказуемое согласуется с подлежащим и только с ним. Но анализ самых разных
языков за пределами «европейского стандарта» показал неуниверсальность традиции.
Сложности могли увеличиваться и в связи с более детальным изучением явлений
«наших» языков, например, при обсуждении вопроса о применимости понятия подлежащего
к так называемым безличным предложениям. И здесь мы видим увеличение хаоса,
отразившееся и в некоторых теоретических высказываниях, свойственных, например,
дескриптивистам: они говорили, что универсален лишь дистрибутивный метод, а
в языках можно обнаружить всё, что угодно.
Тем не менее, стремление разобраться в хаосе и выявить то единство, о котором
писал Гумбольдт, по-видимому, неустранимо из науки и совершенно естественно.
А процесс накопления знаний неизбежно приводит к некоторому качественному скачку.
Становятся ясными (по крайней мере, с точки зрения современного состояния науки)
некоторые границы возможного и допустимого, ограничения, накладываемые на то,
что внешне представляется хаосом. «За последние десятилетия было получено много
результатов первостепенного значения, в первую очередь эмпирических обобщений,
ограничивающих допустимое разнообразие языков. Гипотеза о том, что языки могут
по своему строю отличаться друг от друга неограниченным образом по неограниченному
множеству параметров, ныне повсеместно оставлена» (Я. Г. Тестелец).
В разных областях лингвистики ученые приходили к аналогичным выводам в разное
время. В области изучения звуковых единиц это произошло еще в первой половине
ХХ в., что отразилось в известной теории дифференциальных признаков. В синтаксисе
(как и в морфологии) соответствующий этап развития был достигнут лишь в последней
четверти ХХ в. и далеко еще не завершен.
Например, традиционная концепция членов предложения имплицитно исходила из
идеи об «универсальной модели», упорядочивающей хаос. Однако она слишком была
ориентирована на типологические особенности тех языков, которые входят в так
называемый «среднеевропейский стандарт», по выражению Б. Уорфа. Этот стандарт,
отвергаемый рядом лингвистов, все-таки существует, что проявилось и в том, что
ее основные понятия, восходящие к античности, продолжали жить и после того,
как европейская традиция распространилась на новые языки Европы (типичный пример
- понятие подлежащего). Но сейчас создаются новые, более универсальные теории.
Например, понятия синтаксического и семантического актанта - шаг вперед по сравнению
с понятиями подлежащего и дополнения.
Весь ХХ век в мировой лингвистике шел под знаком борьбы с европоцентризмом.
Эта борьба еще далеко не закончена, особенно трудно она идет (и не только в
России) в тех областях лингвистики, которые входят в комплекс наук о «своей»
культуре. В отечественной науке именно русистам по вполне объективным причинам
труднее всего отрешиться от представлений о том, что слову положено быть оформленным,
в каждом языке значения качеств четко отделены от значений состояний, глагол
имеет категорию времени, а сказуемое согласуется с подлежащим. На другом полюсе
находятся типологи, уже владеющие разнообразным материалом, который всё более
поддается обобщению. При этом гипотезы, высказанные в разные эпохи от античности
до ХХ в. на ограниченном языковом материале, постоянно проверяются. И нельзя
сказать, что все они только опровергаются. Такой проверкой занимаются представители
обоих ведущих направлений современной лингвистики - функционализма и генеративизма,
пусть их теоретические посылки различны. В частности, первому из них свойственно
изучение тех или иных явлений языка в направлении от значения к форме, исследование
разнообразных способов выражения тех или иных значений в языках.
Одним из направлений мировой лингвистики, стремящихся к упорядочению разнородных
языковых феноменов, является Ленинградская - Петербургская типологическая школа,
основанная А. А. Холодовичем. В каждой из изданных за более чем сорок лет коллективных
монографий отражаются оба упомянутых выше процесса. С одной стороны, везде в
научный оборот вводится много новых фактов различных, иногда мало изученных
языков. С другой стороны, эти факты сразу же рассматриваются в рамках единой
теоретической концепции, изучаемые явления классифицируются по ограниченному
множеству параметров, которые оказываются применимы к внешне различным явлениям.
Важно, что школа формировалась, прежде всего, на основе традиций ленинградского
востоковедения, которому и ранее был свойствен отказ от европоцентризма. Любой
лингвист, занимающийся языком, по строю отличным от родного, всегда так или
иначе сопоставляет изучаемый и родной язык (не обязательно эксплицируя это сопоставление);
при этом важно уметь избегать рассмотрения изучаемого языка в не свойственных
ему, но привычных для лингвиста категориях. Ленинградская - Петербургская типологическая
школа всё время своего существования стремится это делать.
